XXXII. Как нужно охранять сон

 

Екатерина Медичи постояла еще немного за дверью, хотя в спальне короля, кроме кардинала и Марии Стюарт, никого не было и подслушивать, в сущности, было нечего. Мария Стюарт дала Франциску успокоительное снадобье, и он, как обещал Амбруаз Парэ, погрузился в спокойный сон.

Наконец в спальне настала глубочайшая тишина: кардинал, размышляя, сидел в кресле, Мария, преклонив колени, молилась.

Тогда Екатерина Медичи потихоньку вернулась к себе, чтобы, как и кардинал, поразмыслить о делах.

А между тем, если б она задержалась хоть на несколько мгновений, то узнала бы некоторые вещи, поистине достойные ее внимания. Помолившись, Мария Стюарт обратилась к кардиналу:

– Вам, дядя, стоит хоть немного отдохнуть, а если будет нужно, я вас позову.

– Нет, – возразил кардинал, – герцог де Гиз сказал мне, что перед отъездом лично проведает короля, и я обещал подождать его здесь. Кстати, не он ли идет?

– О, только бы он не разбудил короля! – воскликнула Мария и бросилась к двери.

Герцог де Гиз вошел бледный, возбужденный. Даже не поклонившись королеве и не спросив о здоровье короля, он сразу же подошел к брату, отвел его к окну и начал без предисловий:

– Ужасная новость!

– Что случилось? – забеспокоился Карл Лотарингский.

– Коннетабль де Монморанси во главе полутора тысяч всадников покинул Шантильи! Чтобы скрыть свое продвижение, он миновал Париж, и от Экуэна и Корбейля двинулся на Питивье через Эссонскую долину. Завтра он будет со своим отрядом у ворот Орлеана.

– Это и в самом деле ужасно! – произнес ошеломленный кардинал. – Старый проходимец хочет спасти своего племянника! Держу пари, что его вызвала Екатерина Медичи.

– Нужно думать не о ней, а о себе, – зло усмехнулся герцог. – Что теперь делать?

– Выступить с нашими силами навстречу коннетаблю!

– И вы сможете удержаться в Орлеане, если меня не будет?

– Увы, на это трудно рассчитывать. Жители Орлеана – народ грубый, да, кстати, еще и гугеноты. Они тянутся к Бурбонам… Хорошо, что хоть за нас Генеральные штаты.

– Но против нас л’Опиталь, имейте в виду. Трудное положение! А как король? – спросил герцог, вспомнив в минуту опасности о последней своей надежде.

– Королю худо, – ответил кардинал. – Но Амбруаз Парэ прибыл в Орлеан по приглашению королевы и берется завтра утром произвести какую‑то отчаянную, но совершенно необходимую операцию, которая может привести к счастливому исходу. Будьте здесь к девяти часам, чтобы поддержать Амбруаза, если понадобится.

Герцог кивнул головой:

– Конечно, это единственная наша надежда: наше влияние кончится вместе с жизнью Франциска Второго! А для нас было бы неплохо отправить навстречу коннетаблю прелестный подарок – голову его племянника Конде. Это бы его устрашило, а может, и заставило бы пойти на попятную.

– Да, это было бы весьма убедительно, – поразмыслив, заявил кардинал.

– Но проклятый л’Опиталь всему мешает!

– Если бы вместо его подписи на приговоре стояла подпись короля, – продолжал Карл Лотарингский, – все бы стало на свои места! Приговор был бы приведен в исполнение завтра же утром, еще до прибытия Монморанси.

– Это было бы не слишком законно, но вполне реально.

И Карл Лотарингский горячо подхватил:

– Тогда, брат, вам нечего здесь делать, а отдохнуть вам необходимо. Скоро пробьет два часа. Идите! Я попытаю счастья!

– Что вы затеяли? – спросил герцог. – Вы, любезнейший братец, не делайте ничего непоправимого, не посоветовавшись со мной.

– Не беспокойтесь! Если я добьюсь своего, то еще до света разбужу вас, чтобы все уладить!

– В час добрый, – произнес герцог. – Если вы так обещаете, я, пожалуй, пойду, потому что действительно чертовски устал. Но будьте осторожны!

И на сей раз, обратившись к Марии Стюарт, произнес несколько соболезнующих слов и вышел, стараясь ступать как можно тише.

Тем временем кардинал, подсев к столу, написал копию судебного приговора, встал и направился к постели короля.

Но Мария Стюарт стала перед ним и остановила его жестом.

– Куда вы идете? – тихо и властно спросила она.

– Государыня, необходимо, чтоб король подписал вот эту бумагу…

– Единственное, что необходимо, – это дать покой королю!

– Требуется только его имя на краю бумаги, и я не стану больше его тревожить.

– Но для этого вам придется его разбудить, а этого я не допущу!.. Притом в таком состоянии он не удержит пера в руке.

– Я подержу перо за него!

Но Мария Стюарт властно оборвала:

– Я уже сказала: я не позволю!

Кардинал был поражен: такого препятствия он никак не предвидел, но тем не менее вкрадчиво продолжал:

– Выслушайте меня, государыня. Тут дело идет о вашей и нашей жизни! Слушайте хорошенько: нужно, чтобы эта бумага была подписана королем до восхода солнца, иначе мы все погибнем!

Но Мария спокойно возразила:

– Это меня не касается.

– Наоборот! Наша гибель – это ваша гибель, поймите же!

– Не все ли мне равно? Ваши честолюбивые расчеты меня не волнуют! У меня один расчет: спасти того, кого я люблю! Мэтр Парэ доверил мне охранять покой короля, и я запрещаю вам его нарушать! Я запрещаю! Пока в короле теплится еще дыхание, я буду оберегать последний его вздох от ваших коварных придворных интриг! Я содействовала укреплению вашей власти, дядюшка, пока Франциск был на ногах, но я готова лишить вас этой власти теперь, когда нужно беречь его покой. И никто в мире ни под каким предлогом не лишит его благодатного отдыха!

– Но если основания столь важны…

– Нет на свете такого предлога, чтобы нарушить сон короля!

– И все‑таки нужно! – воскликнул Карл Лотарингский. Ему стало в конце концов досадно тратить столько времени на препирательства со своей юной племянницей. – Интересы государства превыше вашей чувствительности, мне нужна подпись короля незамедлительно, и я ее получу!

– Вы ее не получите, кардинал!

Кардинал сделал еще один шаг к постели короля, и тогда Мария Стюарт стала перед ним вплотную, преграждая дорогу.

Охваченные гневом, королева и министр смотрели друг другу в глаза.

– Я пройду, – глухо бросил Карл Лотарингский.

– И вы осмелитесь поднять руку на меня!

– Но вы моя племянница!

– Я не ваша племянница. Я – ваша королева!

Это было сказано так твердо, с таким достоинством, что кардинал отступил.

– Да, ваша королева, – повторила Мария, – и если вы посмеете сделать хоть шаг, хоть движение, я тут же позову стражу, и вы, дядя, будете по моему приказу арестованы! Я, королева, обвиню вас в оскорблении величества!

– Какой позор! – пробормотал потрясенный кардинал.

– А кто из нас его вызвал?

Огненный взгляд, раздутые ноздри, прерывистое дыхание Марии – все показывало, что она приведет свою угрозу в исполнение.

Но вместе с тем она была так прекрасна, так благородна и в то же время так трогательна, что даже каменное сердце кардинала дрогнуло.

Государственные интересы были сломлены голосом сердца. Кардинал глубоко вздохнул:

– Ну что ж, я подожду, когда он проснется.

– Благодарю вас, – грустно сказала Мария.

– Но только лишь он проснется… – начал было Карл Лотарингский.

– Если он сможет выслушать и отвечать вам, дядюшка, я не стану противиться.

Кардиналу пришлось довольствоваться этим обещанием. Он вернулся к столу. Мария же снова подошла к аналою. Он ждал, она надеялась.

В течение долгих часов бессонной ночи Франциск ни разу не проснулся. Амбруаз Парэ не обманул. Первый раз за время болезни король провел всю ночь в глубоком и спокойном сне. Правда, время от времени он ворочался, жалобно стонал, бормотал что‑то и снова впадал в забытье… Кардинал каждый раз торопливо поднимался с места и каждый раз разочарованно усаживался в кресло. И, сжимая в руке бесполезный приговор, он смотрел, как тускнеют и догорают свечи, как холодный декабрьский рассвет уже белеет в окнах.

Наконец, когда пробило восемь часов, король очнулся, открыл глаза и позвал:

– Мари? Ты здесь, Мари?

– Я здесь, – ответила Мария.

Карл Лотарингский подошел с бумагой в руке.

Время еще было: долго ли поставить эшафот? Но в это же время вошла в королевскую спальню Екатерина Медичи.

«Слишком поздно! – подумал кардинал. – Судьба от нас отвернулась! Теперь, если Амбруаз не спасет короля, нам смерть!»