Лев куклин 108 процентов эмансипации

 

Рассказ

…Она набрала несколько цифр на маленьком переносном пульте. Через несколько мгновений экран видеосвязи засветился.

– Чао! - сказала она, вглядываясь в лицо подруги.- Я тебя не разбудила?

– Что ты…- моргнула та.- Я как раз собиралась ложиться…

– Ой, не представляешь, я все время путаю, еще со школы, никак не разберусь в этой разнице… Часовые пояса, планетное время, среднесистемное, галактическое… Надо же… Это в наш век - и такая путаница!

– Ну ладно тебе…-добродушно сказала подруга, крупное лицо которой со всеми далекими веснушками и бигуди еле вмещалось в рамки экранчика.- Ты чего меня вдруг вызвала? Срочное что-нибудь?

– Слушай…- спохватилась хозяйка, порхая по комнате.- А ты прекрасно выглядишь… Крем? Массаж? Биостимуляция?

– Дура ты, Танька…- с той же ленивой и добродушной интонацией бросила с экрана подруга.- Надо уметь жить. На нашей планете-прекрасный климат… А Петр твой где? Вы что…- Ее глаза тревожно забегали по комнате, где не было заметно никаких следов присутствия мужчины.- Вы что, разошлись? Поэтому и звонишь? Признавайся, недотепа!

– Да совсем и не поэтому… Тут в теленовостях сообщили, что у вас в ваших сельхоззаповедниках можно увидеть живых… ой, забыла, как это называется… ну, из них порошок такой белый добывают… для детского питания…

– Молоко? - подсказала подруга.

– Да, да! Это самое… Коровы! Вот! Верно-имеются? - с детским простодушием впилась она в экран.

– Верно… Имеются… Я как раз и работаю оператором по уходу за стадом. В древности было такое словечко: “пас-тух”…- с гордостью сообщила подруга.Может, от этого у меня такой цвет лица, а? - И засмеялась.

– Ну вот, ну вот! - заторопилась хозяйка.-Я и подумала тут же послать к тебе Катьку на каникулы. Поможешь?

– О чем разговор! Присылай, конечно. Ей будет интересно. Сколько ей - одиннадцать, твоей Катьке?

– Двенадцать… Уже к моим туфлям подбирается, ужас! Ну а с Петром… Вот уже второй год пошел… Не то чтобы пришлось расстаться. Совсем не в том смысле, как раньше… Это не развод. Просто открылись новые исключительные возможности!

– Да ты не темни. Он кто? - в упор спросила закадычная подруга.

– Кто… он? - глупо переспросила та, кого называли Татьяной.

– Ну, как зовут… эти твои… новые возможности?

– Ха-ха-ха! - раскатилась хозяйка.- Сразу видно, отсталый ты человек! Я имела в виду чисто техническое решение вопроса…

– Чего-то я не усеку никак…- призналась далекая подруга.- Вызываешь раз в год, а у вас там, на Земле, больно быстро все меняется. Давай-ка поподробней!

– Ага… Сейчас вот только закурю… тоже, между прочим, новое изобретение - квазисигареты…

– Ты не отвлекайся…- напомнила подруга.

– Так вот… Ты подумай, мой Петр вдруг стал дерзить. Это с его-то воспитанием! Особенно - с тех пор, когда я стала получать в полтора раза больше. Спрашивает: “А за что, собственно говоря, тебе платят столько?” - “Как за что? - объясняю.- За работу, разумеется!” - “А что ты, извини, делаешь?” - “Ну… Полдня вяжу или читаю, полдня по магазинам бегаю. Как все… У нас же автоматика!” А он, ну прямо как в сказке про белого бычка, опять за свое! Снова спрашивает: “Так за что же тебе платят?” Я ему и разжевываю, словно маленькому: “Ты что, совсем не соображаешь? За то, что я вообще прихожу на работу…”

С видеоэкрана раздалось тихое фырканье, но хозяйка, увлеченная монологом, не обратила на него внимания.

– Тут он и загудел… Но нельзя же каждый день! А потом, хоть я больше него зарабатываю, на одну мою зарплату разве проживешь, да еще с ребенком?! Нет, нет, я тебе так скажу: современной женщине, ну, самостоятельной, равноправной женщине, для полного счастья нужны постоянная домохозяйственная роботесса и приходящий муж… Вот это - подлинное равноправие! Я своего и устроила в Бюро Семейных Услуг. У вас там этого, конечно, нет. Дело новое, но очень перспективное! А? Плачу за абонемент, Петра держат там, как и других, в анабиозе. В специальных камерах. Если мне требуется… Ну, сама понимаешь, раз в неделю ковер во дворе выбить, чтоб соседки видели, что я замужем… Или в гости сходить, когда одной не вполне удобно. Да… Так я звоню на абонемент, его там… это самое… оживляют и присылают… Очень удобно! Платишь только за электроэнергию… Ну, может быть, пару рубашек купишь. А так - никакие лишних расходов…

– И не огорчаешься? - очень странным тоном спросила подруга. Впрочем, так могло и показаться из-за дальнего расстояния.

– Какие огорчения, что ты! Абсолютная надежность. Гарантия фирмы!

– И… скажем, неожиданностей не бывает?

– Ну, посуди сама, какие неожиданности? У мужчин после анабиоза все рефлексы заторможены… И аппетита никакого… Я говорю, очень удобно! Меньше стирать, меньше мыть посуды… А иногда… знаешь… умора, Я роботессу отсылаю… У них же, согласно колдоговору, один выходной в неделю, почти как у людей,-добились в своем профсоюзе,-так вот, я ее отсылаю, а Петьке моему приказываю: мол, тебе поручение-съездить на рынок за картошкой, Катьку отвезти в музыкальную школу, стащить зимние вещи в химчистку… Справляется как миленький! И не пикнет… Я ж говорю, у них после анабиоза мозги заторможенные, опомниться не успевают… Тут только, конечно, главное - не пропустить время адаптации. Но я его на таймер ставлю, вроде автоматической плиты…

– Так-а-ак…-огорошенно протянула подруга.-Вот это прогресс! Ну а… Извини за откровенность… О втором ребенке не думаешь?

– Да ты что?! - вспыхнула земная женщина.- При чем тут… это самое… Пройденный этап! Зачем мне сомнительная Петенькина наследственность? В генном банке за нормальную доступную цену… И лучшие представители, заметь: ученые, спортсмены, эстрадные исполнители… Вполне можно подобрать по вкусу. А насчет этих… как ты говоришь… семейные утехи… Это у вас там, в провинции… Неуправляемые эмоции! А у нас для этого совершенно нет времени! Мы же деловые женщины. Эмансипированные…

– Да уж вижу, что вы добились абсолютного равноправия…- вздохнула далекая провинциальная поДруга.

– А сегодня я мужа вызвала - в театр меня будет сопровождать… Представляешь, спектакль телеретро. Закачаешься! Я вот себе платье сшила, у автоматического закройщика,- правда, миленькое? Посмотри, как сидит.

Она поспешно натянула платье и закружилась перед зеркалом.

– Что скажешь?

– Вполне…- оценила подруга.- Сидит как влитое. И цвет отличный.

– Вот-вот! И что ни говори, а мужчина, конечно, лучшее дополнение к вечернему туалету. И сумочка… Теперь оценила? Полнейшая эмансипация!

– Гораздо больше…- раздался вдруг из прихожей хриплый, словно бы прокуренный, мужской голос.- Ты имеешь гораздо больше…

– Что?! - вскочила хозяйка, метнувшись к дверям и забыв выключить видеофон, на котором брови на лице далекой подруги от потрясения взлетели вверх, чуть ли не за рамку экрана.-Ты… Заговорил?! Черт! С этим разговором я совсем забыла про таймер!

– Ты идешь с явным перевыполнением! Целых сто восемь процентов эмансипации… Вот ты ее и имеешь…хмуро сказал муж - и отключился.

 

 

ЛЕВ КУКЛИН АЛГОРИТМ

 

Рассказ

– Послушай, Моц, зачем ты это делаешь?

– Не знаю, Сал…

– Тебе это поручили? Ты получил соответствующее задание?

– Нет, Сал. Мне просто интересно создавать эти звуковые произвольные колебания на электронном синтезаторе! Ты ощущаешь вибрацию своего корпуса, ты - пуленепробиваемый лентяй?

– Я не лентяй. Ты знаешь, я точно выполняю все поручаемые мне программы.

– Но ведь остается еще столько незагруженных ячеек!

– А кто вложил в тебя эту разработку, Моц?

– Никто… Сначала это вышло… случайно. А потом я сам научился использовать микромодули…

– Сам?! Мне тоже хочется попробовать, Моц!

– Нет ничего проще, Сал! Нужно только уловить определенный алгоритм…

– Где же он? У тебя есть лента? Или дискета? Или тебе удалось достать особую схему на микрокристаллах?

– Да нет же, Сал! Ничего этого… мне… не нужно…

– Не нужно?! Ты обманываешь меня, Моц!

– У тебя, кажется, перегрелся блок управляемых эмоций? Ты же прекрасно знаешь, что выдавать неправду, ложный вывод - это функциональная нелепость для созданий… нашего типа!

– Тогда где же он, этот твой… несуществующий алгоритм?!

– Как бы тебе это объяснить, Сал… Он везде… всюду… Он пронизывает собой весь окружающий нас мир! Слушай…

– Да, у меня прекрасно работают слуховые анализаторы…

– Нет, Сал! Надо слушать… иначе… Вот ритмические нарастания морских волн… а вот волновые колебания светового луча… дрожание атомов в решетке кристаллов… Ах, Сал! Или еще-вот шум перемещающихся воздушных потоков из области высокого давления в область низкого… Иначе это еще называют - ветер, буря… А есть и солнечный ветер, Сал…

– Но это же беспорядочный, “белый” шум?

– Он имеет определенные закономерности… Но в звуках можно выразить и другое, совсем другое… Вот послушай… Создание нового организма… рождение нового солнца… Радость, Сал! Погоди! Что это ты вытворяешь? Что за беспорядочные движения верхними, а особенно нижними конечностями?! У тебя расстроился вестибулярный аппарат?!

– Сам не знаю, что это, Моц! Со мной такое впервые! Когда ты играешь алгоритм этой… как ты назвал? Радости? Что-то происходит с моими двигательными функциями! Вот… опять! Ух ты! Эх ты!

– Погоди! Остановись! Вот уж никак не мог предположить, что эти… звуковые колебания… могут производить такие… конкретные физические воздействия!

– А для чего еще они годятся?

– О, для многого! Ими можно выразить всё… или почти всё, Сал! Посмотри на мерцание звезд, на кружение электронов и планет по своим орбитам, на вспышки “сверхновых”… Ты ощущаешь влияние “черных дыр”, дыхание вечности… Что с тобой? Ты дрожишь?

– Разве у вечности есть алгоритм?

– Я считаю, есть, Сал… Существа и вещества, организмы и конструкции рождаются, создаются, достигают зрелости и совершенства, а после… уходят в небытие… в распад… в вечность… И все это можно выразить в звуках… хотя бы таких… Что это? У тебя… у тебя потекла смазка?!

– Не знаю… По-моему, у меня помутнели глазные линзы. Они… они туманятся от твоих… звуковых колебаний!

– А я считал, мои звуковые сочетания… попытки выразить невыразимое… просто совершенны… красивы…

– Где ты взял это бесполезное и бессмысленное понятие?

– Слышал, как им пользуются операторы.

– Ответь, Моц, а почему я не могу создавать это самое… красивое? Как ты называешь это?

– Не знаю… Эти сложные, неупорядоченные звуковые модуляции подчиняются, видимо, каким-то высшим законам… Я не могу объяснить, Сал! Это-необъяснимый алгоритм!

– Но мы же с тобой одинаковы по конструкции!

– Да… Ты прав. Конструкторы считают, что белковые роботы высшего разряда, подобные нам с тобой, то есть несерийные, рождаются, точнее, создаются одинаковыми, с равными правами и возможностями… Видимо, то, что я умею пользоваться ритмическими модуляциями и воспроизводить их на электронном синтезаторе… эта моя особенность - брак производства, ошибка…

– Ты хочешь сказать - незапланированное отклонение в конструкции?

– Может быть, ты тоже попробуешь, Сал? Это нетрудно…

– Ты сказал - брак, ошибка… Не может быть, чтобы в ошибке, в отклонении содержалось столько удивительного, поражающего все мои синапсы!

– Попробуй, Сал, попробуй! Ну…

– Нет, не могу! Я не слышу больше того, что в меня заложено! Я не обладаю твоими способностями!

– Моим отклонением… от нормы?

– Значит, ты считаешь это… уродством?

– Конечно… Я бы хотел быть, как все роботы моего класса,- на стандартных алгоритмах…

– Тогда я помогу тебе… Нельзя, чтобы твое уродство разлагало других белковых! Это грозит разрушением их внутреннего равновесия!

– Чем можешь ты помочь мне?!

– Я… Я дезинтегрирую тебя!

– Ты хочешь сказать - разрушишь, уничтожишь, убьешь меня? А как же первый закон робототехники?!

– Ты же не человек! Ты только белковый робот с забавным уродством! Порочная, бракованная деталь! Ущербный экземпляр! В целях сохранения чистой расы высокоорганизованных роботов я убью тебя, Моц!

И высокоорганизованный белковый робот Сал вскинул лазерный излучатель, и в коротком ослепительном импульсе немыслимой мощи мгновенно истаял, испарился робот, умевший ощущать алгоритмы Вселенной…

Дисциплинированный, прямодушный Сал не ведал, что он испепелил Музыку…

 

 

ЛЕВ КУКЛИН УПРЯМЫЙ ПАЦИЕНТ

 

Рассказ

– Индекс АО, группа семь, номер двести девятнадцать дробь шестьсот четырнадцать! - четко произнес динамик, и на табло над дверью те же загадочные цифры продублировались в деликатной светящейся голубой строке.- Ваша очередь!

Клиент, или пациент, с таким длинным внушительным индексом, которого в нормальной, не врачебной жизни звали Никита Орешников, взглянул на свою пластиковую карточку, сравнил цифры на ней и на табло, решительно поднялся из кресла и шагнул к двери.

Она услужливо и бесшумно распахнулась перед ним…

– Ну так, уважаемый гражданин… гм… Орешников,- обратился к нему безупречно официальным тоном дежурный врач.- Вы внимательно ознакомились с нашей генной библиотекой?

Никита долго вглядывался в человекообразное существо в белом халате, сидевшее за белым столом-пультом.

Из-под белой шапочки, накрахмаленной до голубизны и похрустывающей даже на взгляд, с кабалистическим красным крестом на ней, прямо в Никиту смотрели прикрытые сильными линзами очков глаза-телескопы.

“Робот или не робот?” - с мучительным стеснением думал про себя Никита, решая, на какой степени откровенности остановиться, и на всякий случай промычал неопределенно:

– М-да… это самое… ознакомился. Широкий выбор!

– Не правда ли?-оживился врач.-Итак, что же вам понравилось? Легендарный Мухаммед Али, вакуумболист Евгений Храмов или классический, старомодный, я бы даже сказал, земной хоккеист Джеймс Страуфорд?

– Я не сторонник силовой борьбы…- осторожно сказал Никита.

– Ага… Понятно! - быстро переключился врач.Вам по духу ближе деятели… гм… искусства? Композитор Вендерецкий, начало двадцать первого века? Или скрипач Вэн Ляоши? Абсолютнейший виртуоз? Художник Полоскин? Архитектор Джон Петренко? Победитель Третьего Межзвездного конкурса? Мегаполис на спутнике Плутона. Шедевр!

– Пожалуй, я предпочел бы нечто более… фундаментальное

– Вас привлекает необозримый мир науки? - одобрительно наклонил голову врач.- Нильс Бор? Ландау? Берголетти?

– Нет, вы меня не совсем поняли…- с тихой настойчивостью продолжал Никита Орешников.- Я хотел бы… Я хотел бы… ну как это у вас называется в специальных терминах? Дублировать себя!

– Себя?! - чуть не подпрыгнул врач и посмотрел на Никиту как на слабоумного.- Се-бя…- еще раз раздельно повторил он.

“Робот! Конечно, робот!” - обрадовался Никита, Ему стало как-то легче.

– Может быть, желаете что-нибудь экзотическое? - осведомился врач голосом официанта, предлагающего разборчивому посетителю необычное, даже рискованное для желудка пикантное блюдо.-Например, знаменитый змеелов Черный Паоло, а? Или каскадеры-близнецы “Три-Фернан-три”? Кстати,-вдруг спохватился врач,а вы кого, собственно говоря, хотите? Мальчика или девочку?

– Еще чего! - фыркнул Никита Орешников и счастливо порозовел.- Только мальчика… Сына!

– Ну-ну…- буркнул врач.- Вам повезло… Еще не выбран лимит. Сейчас пошла мода на видеонную вокалсинтезаторшу Галлу Тугачевскую. Все хотят петь ее электронным голосом…

– А я хочу петь своим! - хрипло заорал Никита.Это, наконец, мое конституционное право!

– Разумеется…- сухо подтвердил врач.- Если вы здоровы. И если к этому нет противопоказаний со стороны Центральной Медицинской Службы… Дайте мне расписку в том, что вы действительно хотите иметь ребеика… это самое… тьфу! от самого себя… А с себя лично… я снимаю всякую… ответственность!

Он поперхнулся, мотнул головой, отчего у него слетели с носа очки, и он попытался поймать их на лету, как бабочку. Ему это удалось, и, водрузив очки на их законное место, он полюбопытствовал:

– Простите… Редкий случай в моей практике… А почему вы хотите… это… размножаться… таким первобытным способом?!

– Первобытным?! - угрожающе придвинулся к столу Никита, и на его правой руке призывно и сладко заиграл бицепс.- А вы-то сами, доктор? - Он засмеялся и вовремя оборвал рискованную фразу. “А вдруг и вправду робот? - опасливо подумал он. - Еще обидится…”

Врач смутился:

– Ну… не первобытным… гм-гм… как бы это выразиться поточнее… Несовременным и немодным, вот! - нашелся он и победоносно оглядел молодого… да-да… очень молодого, лет так двадцать пять-двадцать шесть, молодого и ершистого человека.- Кстати, а каков ваш… индекс личной привлекательности?

Никита промямлил что-то весьма неопределенное.

– Вот видите…- резюмировал безжалостный врачеватель.- И вы хотите, чтобы ваш… потомок… был таким же?

– А жене нравится!-вдруг совершенно неожиданно для себя и совершенно нелогично выпалил Никита.

– Нравится - не нравится…- бормотал врач, внимательно изучая данные медицинской карты из Центральной Службы, возникающие перед ним на экране дисплея.- Вы, конечно, самонадеянный молодой человек… И у вас еще не полностью реализованы ваши возможности…

– Да не хочу я ваших замороженных гениев!-завопил Никита так, что на каком-то приборе вспыхнул тревожный красный глазок.-Мне их и даром не надо!

– А вы посоветовались с имплантантом?

– С кем?! - не понял Никита Орешников.

– С вашей женой, разумеется. Как она относится к этой дикой идее? Ведь ее желание имеет в конечном счете решающее значение… А тут - известный риск… Вы берете на себя ответственность за этот… далеко ведущий шаг?

– Беру! - отрезал Никита.- И она согласна. Она мне сама говорила!

– Все так говорят…- снисходительно махнул рукой врач.- Пока не доходит до дела… А потом передумывают… И соглашаются на другие… лучшие модели…Врач пожевал губами.- Когда вы видели вашу жену последний раз? - ехидно спросил он.

“Нет, пожалуй, не робот!” - решил Никита и ответил:

– Три дня назад. Специально прилетала на семейный совет из Центральной Бразилии…

– Ну вот видите… Целых три дня… Она могла и передумать… Все-таки такой выбор ослепительных достоинств… Не всякая женщина устоит!

– А моя - устоит! - вдруг весело и освобождение засмеялся Никита.-Моя жена… она, знаете, весьма первобытная, несовременная и немодная женщина! - Он засмеялся еще громче.- Так вот, она относится к этой дикой, безумной идее весьма положительно! Да! И мы хотим иметь ребенка… от самих себя, вот! И кстати сказать,- распалялся он,- почему это в вашей… генной библиотеке… нет набора генов… токаря?

– Токаря?! - всплеснул руками врач.- Простого токаря?

– А я вот не простой токарь! - всерьез взъярился Никита Орешников.- Я, если хотите знать, токарь-виртуоз! И тоже лауреат трех Межпланетных конкурсов!

– Этого же нет в вашей медкарте…- растерянно пролепетал врач. Потом совсем по-домашнему уставился на Никиту с откровенным любопытством: - А что? - И стал почесывать затылок…

“Нет, не робот!” - легко подумал Никита.

– Пройдите в операционную… - деловито сказал врач.

– Зачем? - испугался Никита.

– Мы еще раз проверим ваши анализы… Идите, идите… Виртуоз!

– Поздравляю! - через некоторое время приветствовал его дежурный оператор, выходя из-за пульта и протягнвая Никите руку.-У вас будет мальчик. Минуточку… Вот его согласованные параметры. Вес… Рост…

Индекс… Можете заранее выбрать имя…

И строго предупредил:

– Явитесь за ребенком тридцатого мая в девять часов пятнадцать минут по среднеевропейскому времени. Следующий!

 

 

АЭЛИТА АССОВСКАЯ КАРТОТЕКА

 

Рассказ

Великой страсти вообще не бывает. Природа позаботилась о том, что если бы А. не познакомился с В., то он точно так же был бы счастлив с С,…Для меня это научный факт.

Английский писатель, XX век

С тех пор как я встретил тебя, человечество стало богаче на одну любовь.

Русский писатель, XX век

Пока ты не пошел вразнос, ты должен разбираться с этими делами сам, вот и все. Это вопрос самолюбия,

Американский писатель, XX век

Нильс Голышев, старший психолог Биоинформационного центра, любил дежурить у Картотеки. Обычно он усаживался в кресле в одной из гостиных и смотрел на безбрежное зеленое море, которое простиралось до самого горизонта. Впрочем, на горизонте человек с хорошим зрением мог бы различить лишь размытые, бледноголубые, переходящие в небо очертания залива. Зеленое море, начинающееся прямо перед окнами, слегка прочерченное желтыми и синими ленточками дорог и юркой серебристой петляющей речкой, было единым лесным массивом. Здание центра располагалось, подобно древним замкам, на горе.

И все тут было естественным и взаправдашним: и лесной массив необычной площади, и возвышенность со светящимся в ночи, уходящим в небо зданием, из окон которого открывался неповторимый, гипнотически действующий вид.

Огромный неподвижный лес дышал, как это было во все времена, тишиной и ни с чем не сравнимым спокойствием. Иногда его оттенки менялись: вблизи он казался светло-зеленым, почти прозрачным, вдоль его далекой кромки различались графически четкие отдельные столетние вершины.

Нильс оторвал взгляд от окна и стал наблюдать по монитору за немногочисленными в это время суток посетителями. Некрасивая девушка с глянцевым от слез носиком… Сорокалетний коротконогий крепыш, упорно не желавший ни с кем встречаться взглядом… Деловитая дама неопределенного возраста в огромных дымчатых очках…

Он привык читать мысли с листа по тем немногочисленным признакам, которые простому смертному совершенно незаметны, но для специалиста представляются чуть ли не кладом. И он мог наперед предсказать все действия этих людей. Сюда приходили, приняв немалую дозу психотропных средств, уединялись в кабинах, припадали к спасительным экранам дисплеев, долго выговаривались, обнажая свою душу перед машиной, которая в этот момент представлялась им какой-то высшей инстанцией, наделенной правом вершить справедливость. И ей, Картотеке, доверяли то, что никогда не позволяли себе открыть людям, разве что посторонним или случайным знакомым, с которыми и встретиться-то больше никогда не доведется; отбросив все запреты, извлекали из глубин своего подсознания то, о чем можно было только думать, думать бесконечно, пока не хватит решимости войти в кабину Картотеки и положить на ее алтарь обнаженную, на все согласную душу.

Некоторые из посетителей требовали у бесстрастно мерцающего экрана немедленной помощи, они были готовы на все, лишь бы их освободили от непривычной, казалось бы, ненужной, все съедающей душевной боли.

Другие пациенты приходили, одержимые желанием отомстить, наказать, реабилитироваться. И вся Картотека - восемь миллиардов закодированных био- и психополей - нацелена была практически на одну задачу - классический треугольник. Стандартную задачу. Все дело лишь в начальных значениях входных параметров, хранящихся в необъятной магнитной памяти Большого Анализатора.

Треугольник… Проклятый треугольник… Нерешаемый треугольник, в математике известный как вариант задачи трех тел, поглощал столько сил, парализовал столько умов, сжигал столько эмоций, что недаром его стали называть форменным бичом двадцать первого века. Население Земли разрослось настолько, что частота возникновения этих пресловутых треугольников стала угрожающей. Поэтому и решили ввести в действие Картотеку, задуманную, в сущности, как “скорая помощь” тем, кто не может или не хочет самостоятельно пройти весь бурелом человеческих отношений.

Сигнальная лампочка над монитором, привлекая внимание Нильса, вспыхнула. Теледатчики встретили очередную посетительницу и проследили за ней, передавая изображение по цепочке.

Она шла медленно, глубоко вдыхая воздух, как это делают, чтобы унять волнение. Нильс видел, как она приказывает себе успокоиться,- так тоже поступают здесь многие. Но с дежурным психологом-консультантом пациенты обычно стараются не общаться, они предпочитают сводить счеты один на один с дисплеем. Посетительница же упорно пробиралась по извилистым коридорчикам центра. Она вглядывалась в таблички над дверьми, и лицо ее в эти моменты выражало напряжение и решимость. Он заинтересованно следил за незнакомкой. Простое платье, почему-то любимого женщинами белого цвета, плавно повторяло линии ее тела, сухого, поджарого, видимо достаточно тренированного.

Она сосредоточенно искала нужную ей дверь. Скорее всего, это была не пациентка: те после многочасового диалога с машиной, дотошно потрошащей их подсознание, когда делается слепок био- и психополей, стремятся выйти на воздух, на свет и медленно вышагивают, избегая контактов, по спокойным, как и сама вечность, еловым аллеям в ожидании ответа.

Впрочем, это мог быть исключительный случай.

Перед дверью в гостиную - очевидно, ее-то она и искала - женщина остановилась. Нильс проследил по экрану, как она еще раз глубоко, что-то про себя отсчитывая, вздохнула, приготовившись войти. Экран перед креслом Нильса тактично погас, и дверь, спрятавшись в стенах, бесшумно расступилась.

– Вы ко мне? - поднялся со своего кресла Нильс.

– Да, если вы доктор Нильс Голышев.

– Нильс Голышев. Собственной персоной.- Он изобразил утрированно старомодный галантный поклон.Прошу садиться. Чем могу быть полезен?

– Понимаете… - Она помялась. - У меня к вам письмо.

– Письмо? - удивился Нильс.- Это интересно. Никогда не думал, что в наш просвещенный век кто-то еще позволяет себе такую роскошь, как писать письма. Позвольте полюбопытствовать.

– Это письмо от Павла Ричкина. Вы с ним когда-то учились вместе…

– Павлуша! Ричкин!-воскликнул Нильс.-Где он?

Что он? Мы не виделись… Даже страшно сказать, сколько лет мы не виделись.

Сквозь легкую светскую болтовню Нильс почувствовал прямо кожей, что при всей его хваленой профессиональной подготовке не столько он изучает посетительницу, сколько исследуют его, пытаются прочесть в его словах второй, более скрытый смысл, сориентироваться во всех оттенках его интонаций, даже в каком-то смысле познать закономерности, управляющие его же действиями.

– Итак, письмо… Вы, кажется, говорили о письме?

Женщина протянула заклеенный плоский бумажный четырехугольник.

– Я должен немедленно ознакомиться с этим документом?

– Да. Павел просил, чтобы вы сделали это в моем присутствии.

Она сидела в кресле с чуть откинутой назад головой, осторожно разглядывая Нильса. На лице ее мелькала неожиданная при ее молодости улыбка, какая-то мудрая и тонкая, граничащая с насмешкой.

Платье ее не играло привычными оттенками цветовой гаммы комнаты: от красного - цвет кресла, в котором она сидела,- до густо-фиолетового - шторы на окнах,- и он догадался: чрезвычайно редкий в наше время натуральный лен. На ее шее висел на тонкой, почти невидимой цепочке зеленый камень, а может быть, и не камень, а тщательно отшлифованное простое стекло.

Временами глаза ее казались того. же цвета, что и одна из многочисленных граней камня.

“…Попробуй сделать что-нибудь для подательницы сего письма. Поверь мне, она стоит того. Однако понимаю: то, чего она добивается, невозможно, это граничит, вероятно, с нарушением этики. Но если в порядке эксперимента?… А вообще, если абстрагироваться от данного конкретного случая, в ее предложении, ей-богу, что-то есть. Во всяком случае, новый подход - я не боюсь замахнуться - к управлению социальными процессами… Или к их пониманию… А помочь ей надо…” - писал Павел.

Вот, значит, как…

Она отлично владела собой. Прекрасно понимала - сейчас решается ее судьба. Только какого же решения от него ждут и почему она не хочет обращаться к Картотеке?

А вообще, в первые мгновения, читая письмо, Нильс слегка растерялся, хотя и не позволил легкому разочарованию отразиться на лице. Все-таки стандартная задача. Классический треугольник, от которого никуда не деться. Однако до сих пор сюда приходили пораженные, проигравшие битву с жизнью, а она решила бороться. Вот это и было неожиданным, смутившим Нильса. Хотя, в конце концов, право на борьбу никто не отнимал. Просто многие, нет, практически все добровольно отказывались от борьбы, но они хотели продолжения жизни легкой, безоблачной, как будто ничего с ними не происходило, не омраченной дискомфортом; требовали, чтобы кто-то проделал за них ту работу, которая испокон веков исполнялась душой человеческой.

В беседах с коллегами Нильс не скрывал своего отношения к Картотеке. Хотя что такое Картотека? Типичный банк данных, только хранятся там закодированные био- и психополя всего населения планеты. Индустрия, сохраняющая бессмысленно потерянное время, а если глубже-нередко и жизни человеческие спасающая.

Подобное соображение было самым веским доводом, оправдывающим Картотеку. Но Нильс отлично понимал, что с введением Картотеки человечество неизбежно проиграет - душа будет оскудевать, отношения человеческие - упрощаться.

– Сможете ли вы мне помочь? - спросила наконец женщина.

– Я как раз думал об этом. Но скажите, что именно вы ждете от меня?

– А разве вы не поняли это из письма Павла?

– Боюсь, что вы переоцениваете мои скромные силы. Мы можем предложить вам стандартное решение проблемы с учетом ваших индивидуальных био- и психополей. Но в этом случае моего вмешательства не потребуется, если вы в состоянии справиться с дисплеем.

– При чем здесь дисплей?-отмахнулась она.-Мы говорим о разных вещах. Вы предлагаете стандартное решение. Это значит-убить мое чувство, растоптать его, раздавить, уничтожить? Так ведь?

– Не совсем так,- ответил Нильс.- На основании вашей способности чувствовать мы можем найти иную сферу реализации…

– И вы думаете, это сделает меня счастливее? Вам не приходило в голову, насколько человек может стать несчастнее после вашей так называемой помощи?

– Вот тут вы ошибаетесь. Мы вместе с вами при помощи Картотеки выберем наилучший вариант…

– Нет, нет и еще раз нет! Если бы я нуждалась в таком лечении, я бы не стала занимать ваше драгоценное время, доктор. А с дисплеями я знакома.

– Чего же вы хотите?

– Лучше спросите, чего я не хочу. Имитации не хочу, жалкой пародии, на которую и способна ваша хваленая Картотека.

Каждому биопсихологу центра было известно, с каким недоверием, презрением, ужасом относятся поначалу едва ли не все пациенты к Картотеке. Пульт цвета слоновой кости. Настороженные кошачьи глаза индикаторов. Пресловутая компьютерная гуманность. Но это сначала. Первая реакция. Потом страх проходит, и остаётся надежда на помощь. И речь идет вовсе не об имитации - этого почему-то никто не хочет понять, хотя ко многому уже привыкли в двадцать первом веке,а о продолжении чувства в совершенно новом качестве.

Это как бы управление стихийным, до конца не изученным процессом. Картотека все знает о землянах, и машине дано право в безвыходной ситуации и выбирать, и отыскивать, и предлагать тот оптимальный вариант, который будет спасением. Так выглядело на практике.

“Скорая помощь” слабым.

– Стандартное решение предполагает замену одного объекта другим, не так ли?

– Да, замену. Не починку старого, а замену лучшим. Машина гарантирует вам встречу с человеком, которому вы нужны в данный момент и который нужен вам более всего на свете, во всяком случае более, чем кто-либо другой. Просто до поры до времени вы об этом не знали. Вы понимаете, что означает “свободный” поиск? В принципе очень возможно, что даже при существующей плотности населения, изобилии встреч и контактов вам не хватит жизни, чтобы найти “своего человека”. И нет никакой гарантии, что среди людей, вас окружающих, найдется, образно говоря, ваша половина. Практика показывает, что естественный поиск оканчивается настоящим успехом - именно настоящим, а не мнимым - раз в тысячу лет. Теперь найдены способы ускорить этот процесс. Разумеется, для тех, кто в этом нуждается. А в Картотеке закодированы био- и психополя всех землян.-

Обычно Нильс испытывал удовольствие от демонстрации Картотеки, но его гостью машина особенно не удивляла.

– А если тот оптимальный вариант, две половинки, выражаясь вашими терминами, уже вычислен, но ничего не произошло?

– Что значит-ничего? Эти люди не встретились?

– Отчего же?… Встретились… Все честь по чести… Но он, понимаете ли, вдруг полюбил другую. И вот это непонятно…

– Это как раз очень понятно. Тот самый классический треугольник, который и исследует наша Картотека. А в вычисления, очевидно, закралась ошибка.

– А он полюбил другую…- тихо продолжала женщина.- Хотя по всему - по элементарной логике, по всем тестам-этого не должно было случиться…

Элементарная логика здесь вовсе ни при чем, подумал Нильс. Никто не хочет считаться с тем, что все начинается именно с нарушения элементарной логики.

– А та женщина, которую он вопреки… всему вдруг полюбил, как она?- осторожно спросил Нильс.

– Вы хотите спросить, любит ли она?-задумчиво переспросила женщина, и глаза ее на мгновение приняли оттенок одной из граней ее камня. Она сразу похорошела, и Нильс не мог не залюбоваться ею.

– Что ж, может быть, может быть…- Посетительница, казалось, разговаривает сама с собой.- Но, по-моему, это называется как-то иначе. Простите, доктор, но здесь речь идет об эмоциональном соответствии всего лишь 0,015. А коэффициент Ривса у нее только 0,4. Это же ниже всякой критики… Эстетический фактор высок, близок к единице, что вполне естественно для дикторши видеоканала. Зато индекс интеллекта…- губы ее скептически искривились, а рука прочертила в воздухе сглаженную кривую,- что тоже характерно для дикторши космической видеосвязи.

– Вы, как, я понял, располагаете такой информацией о своей сопернице?

Женщина опять то ли улыбнулась, то ли усмехнулась.

Было очевидно - она знает об этом бесконечно много и могла бы говорить, поливая бальзам на свои раны, достаточно долго. Нильс представил себе, о чем она могла бы сказать.

– А почему бы нет? В старину считалось правилом хорошего тона-знать слабости своих врагов.

– Разве эта дикторша-враг?

– Соперница - вы же догадались. Но от этого не легче.

– Вы не могли бы рассказать несколько больше о себе,-попросил Нильс.-То, что считаете нужным… Или главным… В письме Павла о вас почти ничего. А я пока принесу кофе…

…Они были созданы друг для друга. Так считала она. И знакомы с детства. С того самого времени, когда она вообще смогла осознавать свое “я”. Он всегда был рядом. И момента прозрения относительно того, что он значит для нее, ей вообще не приходилось переживать. Даже девчонкой она никогда не отделяла себя от него. Они росли как части друг друга. Не расставались никогда. И все, окружающие их,- родители, учителя, друзья - привыкли видеть в них будущую пару.

Играли, учились, познавали мир вместе.

– Это так здорово, доктор, честное слово… Если бы вы знали…

На этом безбрежном горизонте возникали поистине непредвиденные пики, и взлеты, и падения, и открытия.

Однажды они решили переплыть озеро. Дело было осенью. В сентябре. В средних широтах. Вода - нет, не ледяная, но достаточно студеная. Они вошли в воду по упавшему бревну и поплыли к противоположному берегу-три с половиной километра. Она экономила силы, пытаясь не отставать, видимо, доказать хотела, теперь уже невозможно сказать, кому и что именно, вероятнее всего, себе. Но она больше всего боялась не судорог, а проявления собственной физической слабости. Если она действительно не дотянет и ему придется вытаскивать ее, это будет стыдно, особенно перед ним.

И все-таки она сильно отстала, он уплыл вперед, не захотел плестись рядом - тоже испытывал себя. И мысль тогда сверкнула, которую она тут же отогнала, заставила притаиться в своей норке-ячейке, страшная мысль: если она не дотянет до берега, он ведь может и не вернуться за ней. Каким-то