Владимир Семеныч из мягкой секции

 

 

Владимир Семеныч Волобцов здорово пил, так пил, что от него ушла жена.

В один горький похмельный день он вдруг обнаружил, что его предали. Ужасное

чувство: были слова, слезы, опять слова, и вот -- один. Нет, конечно,

род-ные в городке, знакомые есть, но мы знаем, что все эти род-ные и

знакомые -- это тоже слова, звуки: "Петр Николаич", "Анна Андреевна", "Софья

Ивановна..." За этими звука-ми -- пустота. Так, по крайней мере, было у

Владимира Семеныча: никогда эти люди для него ничего не значили.

Владимир Семеныч не на шутку встревожился, очутив-шись в одиночестве.

Что делать? Как жить? Но когда пер-вый ошеломляющий вал прокатил над

головой, муть, поднятая в душе Владимира Семеныча, осела, осталось одно

едкое мстительное чувство.

"Так? -- думал Владимир Семеныч. -- Вы так? Хорошо! Посмотрим, как ты

дальше будешь. Как говорится, посмот-рим, чей козырь старше. Не прибежишь ли

ты, голубушка, снова сюда да не попросишь ли Вовку-глота принять тебя".

И Владимир Семеныч бросил пить. Так бывает: вошел клин в сознание --

стоп! Вся жизнь отныне сама собой подчинилась одной мысли: так поставить

дело, чтобы пре-подобная Люсенька (жена) пришла бы и бухнулась в ноги --

молить о прощении или, чтобы она там, где она обитает, с отчаяния полезла бы

в петлю.

"Ты смотри! -- с возмущением думал Владимир Семе-ныч. -- Хвост дудкой

-- и поминай как звали! Нет, милая, так не бывает. Не тебе, крохоборке,

торжествовать надо мной победу!"

Владимир Семеныч работал в мебельном магазине, в сек-ции мягкой мебели.

Когда он давал кому-нибудь рабочий телефон, он так и говорил:

-- Спрашивайте Владимира Семеныча из мягкой секции.

Работать Владимир Семеныч умел: каждый месяц имел в кармане, кроме

зарплаты. Люди бросились красиво жить, понадобились гарнитуры, гарнитуров не

хватало -- башка есть на плечах, будешь иметь в кармане. Владимир Семенович

имел башку на плечах, поэтому имел в кармане. Но раньше он много денег

пускал побоку, теперь же стал впол-не бессовестный и жадный: стал

немилосердно обирать по-купателей, стал сам покупать ценности, стал богато

одевать-ся. Он знал, что Люсенька никуда из городка не уехала, живет у одной

подруги. То обстоятельство, что она не пода-вала на развод и не делила

квартиру, вселяло поначалу уверенность, что она вернется. Но проходили

недели, месяцы... Два с половиной месяца прошло, а от нее ни слуху ни духу.

А ведь слышала же, конечно, что Владимир Семеныч бро-сил пить, ходит

нарядный, покупает дорогие вещи. Зна-чит?..

"Значит, нашла любовника, -- горько и зло думал Влади-мир Семеныч. --

Зараза. Ну ладно!"

И Владимир Семеныч решил тоже показать, что он не лыком шит, решил

показать, что его козырь старше. Он был человек расторопный.

Сперва появилась Валя с сырзавода, белозубая, с голубы-ми глазами. Она

была из деревни, почтительная, это по-нравилось Владимиру Семенычу. Раза два

они с Валей хо-дили в кино, потом Владимир Семеныч пригласил ее к себе

домой. В воскресенье. Прибрался дома, расставил на столе шампанское (для

Вали), конфеты, грецкие орехи, яблоки... И поехал за Валей.

В общежитие к ней он доехал на трамвае, а обратно по-шли пешком: чтобы

все видели и передали Люське.

Шли с Валей под ручку, нарядные, положительные.

-- Меня тут некоторые знают, -- предупредил Владимир Семеныч, -- могут

окликнуть... позвать куда-нибудь...

-- Куда позвать? -- не поняла Валя.

-- В пивную. Не надо обращать внимания. Ноль внима-ния. Я их больше не

знаю, оглоедов. Чужбинников. Злятся, что я бросил пить... А чего злиться?

Нет, злятся. Могут провокацию устроить -- не надо обращать внимания.

-- А самого-то не тянет больше к ним? -- спросила Валя.

-- К ним?! Я их презираю всех до одного!

-- Хорошо. Молодец! -- от всего сердца похвалила Ва-ля. -- Это очень

хорошо! Теперь -- жить да радоваться.

-- Я и так пропустил сколько времени! Я бы уж теперь завсекцией был.

-- Еще пока опасаются?

   -- Чего опасаются? -- не понял Владимир Семеныч.

-- Завсекцией-то ставить. Пока опасаются?

-- Я думаю, уже не опасаются. Но дело в том, что у нас завсекцией --

старичок, он уже на пенсии, но еще работает, козел. Ну, вроде того, что --

неудобно его трогать. Но, ду-маю, что внутреннее решение они уже приняли:

как только тот уйдет, я занимаю его место.

Пошли через городской парк.

Там на одной из площадок соревновались городошники. И стояло немного

зрителей -- смотрели.

Владимир Семеныч и Валя тоже минут пять постояли.

-- Делать нечего, -- сказал Владимир Семеныч, трогаясь дальше в путь.

-- А у вас, Владимир Семеныч, я как-то все не спрошу: родные-то здесь

же живут? -- поинтересовалась Валя.

-- Здесь! -- воскликнул не без иронии Владимир Семе-ныч. -- Есть дяди,

два, три тетки... Мать с отцом померли. Но эти... они все из себя строят,

воображают, особенно ко-гда я злоупотреблял. У нас наметилось отчуждение, --

Вла-димир Семеныч говорил без сожаления, а  как бы даже по-смеивался над

родными и сердился на них. -- Обыватели. Они думают, окончили там... свои...

Мещане! Я же не мальчик им, понимаешь, которого сперва можно не допускать к

себе, потом, видите ли, допустить. У меня ведь так: я мол-чу-молчу, потом

как покажу зубы!.. Эта моя дура тоже дума-ет, что я за ней бегать стану.

Шутить изволите! Если у меня в жизни вышел такой кикс, то я из него найду

выход, -- Вла-димир Семеныч очень гордился, что бросил пить, его пря-мо

распирало. -- Посмотрим через пару лет, как будут жить они, а как я.

Крохоборы. Я через месяц себе "Роджерс" (гар-нитур такой, югославский)

приволоку: обещали завезти штук семь. Мы уже распределили, кому первые три

пойдут... Две тысячи сто семьдесят рэ. Через месяц они у меня будут. Видела

когда-нибудь "Роджерс"?

-- Нет. Мебель такая?

-- Гостиная такая, особенно стенка шикарная. А "Россарио" видела?

-- Нет.

-- У меня стоит "Россарио", счас посмотришь. Всего де-вять штук в

городе.

  -- Гляди-ка! -- удивилась Валя.

-- Им во сне не снились такие гарнитуры. От "Роджерса" они вообще

офигеют. Жить надо уметь, господа присяжные заседатели! -- воскликнул

Владимир Семеныч, ощутив прилив гордого чувства. -- Меня почему и пить-то

повело: чего ни возьмусь сделать, -- все могу! Меня даже из других горо-дов

просят: "Достань холодильник "ЗИЛ", или "Достань дубленку". Ну, естественно,

каждый старается угостить... У меня душа добрая: я уважительный тон хорошо

чувствую. И вот это сознание -- это я все могу -- привело меня к

зло-употреблению. Я и работал, как конь, и пил, разумеется.

Валя засмеялась.

-- А? -- сказал довольный Владимир Семеныч. -- Что смеешься?

-- Да вы прямо уж... всю правду про себя.

-- А чего?! -- опять воскликнул Владимир Семеныч. Ему было легко с

Валей. -- Я всегда так. Если я хочу Люське фитиля вставить, я не скрываю:

вставлю. Она надеется, что комнату у меня оттяпает? Пусть. Я все равно себе

коопера-тивную буду строить, но пусть она попробует разменять двухкомнатную

на две однокомнатные. Я же в коопера-тив-то не подам, пока нас не разделят,

а как разделят, сразу подаю в кооператив. Вот тогда она узнает: подселят ей

ка-ких-нибудь пенсионеров, они ей покажут тинь-тили-ли. Будь спок, милая: я

все сделаю по уму.

Дома у себя Владимир Семеныч чего-то вдруг засуетил-ся, даже как будто

заволновался.

-- Ну-с... вот здесь мы и обитаем! -- шумно говорил он. -- Не хоромы,

конечно, но, как говорит один мой кол-лега, я под этой работой подписываюсь.

Как находишь?

-- Хорошо, -- похвалила Валя. -- Очень даже хорошо!

Владимир Семеныч снял с нее плащ-болонью, при этом почему-то не смотрел

ей в глаза (может, грех затевал), уса-дил в креслице, к креслицу пододвинул

журнальный сто-лик... На столике было много разных журналов с картин-ками.

-- Прошу... полистай пока. Как тебе "Россарио"?

-- Какой "Россарио"?

-- На чем сидишь-то! -- воскликнул Владимир Семеныч со смехом. --

Кресло-то из "Россарио". А вот -- стенка. Гарнитур "Россарио". Финский.

Тысяча двести.

-- Так, а зачем же еще какой-то?

-- Надо дожимать. Но "Роджерс" здесь не появится, по-ка нас с Люськой

не разделят: нема дурных. Посиди, я пока кофе себе сготовлю, -- и Владимир

Семеныч поспешил на кухню готовить кофе. Но и оттуда все говорил. Громко. --

У тебя родных много в деревне?

-- Много, -- отвечала Валя.

-- Вот эти родственнички!.. -- кричал из кухни Владимир Семеныч. --

Да?! Как грибов!.. А коснись чего-нито -- нико-го! Да?

Валя ничего на это не сказала, листала журнал.

-- Как находишь журналы?! -- опять закричал Владимир Семеныч.

-- Хорошие.

-- По тематике подбирал! Обрати внимание: все жмут на уют.

-- А?

-- Уют подчеркивают!

-- Да... -- сказала Валя.

-- Не находишь, что в квартире, -- кричал Владимир Се-меныч, -- не

хватает заботливой женской руки?!

Валя не знала, что на это говорить.

-- Да бог ее знает...

-- А?!

-- Не знаю!

-- Явно не хватает! -- Владимир Семеныч появился в комнате с подносом в

руках. На подносе -- медный сосудец с кофе, малые чашечки. -- Жить тем не

менее надо краси-во, -- сказал он. -- Прошу: сядем рядком, потолкуем

лад-ком.

Сели к столу, где стояла бутылка шампанского, стояли вазы с конфетами,

с орехами, с печеньем. Владимир Семе-ныч нагнулся вбок куда-то и что-то

такое включил -- щелк-нуло. Музыку, оказывается: в комнату полились грустные

человечнейшие звуки.

-- "Мост Ватерлоо", -- сказал Владимир Семеныч тихо. И смело посмотрел

в глаза девушке: -- Как находишь?

-- Хорошая, -- сказала Валя. И чуть покраснела от взгля-да Владимира

Семеныча.

Зато Владимир Семеныч осмелел вполне. Он говорил и откупоривал

шампанское, наливал шампанское в фужер и говорил...

-- Я так считаю: умеешь жить -- живи, не умеешь -- пе-няй на себя. Но,

кроме всего прочего, должен быть вкус, по-тому что... если держать,

например, две коровы и семна-дцать свиней -- это тоже считается хорошо.

Должен быть современный уровень -- во всем. Держи, но пока не пей: мы на

брудершафт выпьем. Я себе кофе налью.

-- Как это? -- спросила Валя.

-- На брудершафт-то? А вот так вот берутся... Дай руку. Вот так берут,

просовывают... -- Владимир Семеныч пока-зал. -- Так? И -- выпивают.

Одновременно. Мм? -- Влади-мир Семеныч близко заглянул опять в глаза Вале.

-- Мм? -- губы его чуть дрожали от волнения.

-- Господи!.. -- сказала Валя. -- Для чего так-то?

-- Ну, происходит... тесное знакомство. Уже тут... со-знаются друг

другу. Некоторый союз. Мм?

-- Да что-то мне... как-то... Давайте уж прямо выпьем.

-- Да нет, зачем же прямо-то? -- Владимир Семеныч хо-тел улыбнуться, но

губы его свело от волнения, он только покривился. И глотнул. -- Мм? Зачем

прямо-то? Дело же в том, что тут образуется некоторый союз... И скрепляется

поцелуем. Я же не в Карачарове это узнал, -- Владимир Се-меныч опять

глотнул. -- Мм?

-- Да ведь неспособно так пить-то!

-- Да почему же неспособно?! -- Владимир Семеныч придвинулся ближе, но

у него это вышло неловко, он рас-плескал кофе из чашечки. -- Вовсе даже

способно. Почему неспособно-то? Поехали. Музыка такая играет... даже жал-ко.

Неужели у тебя не волнуется сердце? Не волнуется?

-- Да бог ее знает... -- Вале было ужасно стыдно, но она хотела

преодолеть этот стыд -- чтобы наладился этот со-временный уровень, она

хотела, чтобы уж он наладился, черт с ним совсем, ничего не поделаешь --

везде его требу-ют. -- Волнуется, вообще-то. А зачем говорить-то про это?

-- Да об этом целые тома пишут! -- воскликнул ободрен-ный Владимир

Семеныч. -- Поэмы целые пишут! В чем де-ло? Ну? Ну?.. А то шампанское

выдыхается.

-- Да давай прямо выпьем! -- сказала Валя сердито. Ни-как она не могла

развязаться. -- Какого дьявола будем косо-бочиться?

-- Но образуется же два кольца... -- Владимир Семеныч растерялся от ее

сердитого голоса. -- Зачем же ломать традицию? Музыка такая играет... Мы ее

потом еще разок за-ведем. Мм?

-- Да не мычи ты, ну тя к черту! -- вконец чего-то обозли-лась Валя. --

Со своей музыкой... Не буду я так пить. Ото-двинься. Трясется сидит, как...

-- Валя сама отодвинулась. И поставила фужер на стол.

-- Выйди отсюда, -- негромко, зло сказал Владимир Се-меныч. -- Корова.

Дура.

Валя не удивилась такой чудовищной перемене. Встала и пошла надевать

плащ. Когда одевалась, посмотрела на Владимира Семеныча.

-- Корова, -- еще сказал Владимир Семеныч.

-- Ну-ка!.. -- строго сказала Валя. -- А то я те пообзываюсь тут!

Сам-то... слюнтяй.

Владимир Семеныч резко встал... Валя поспешно вышаг-нула из квартиры.

Да так крепко саданула дверью, что от стены над косяком отвалился кусок

штукатурки и неслыш-но упал на красный коврик.

-- Корова, -- еще раз сказал Владимир Семеныч. И стал убирать со стола.

После этого Владимир Семеныч долго ни с кем не знако-мился. Потом

познакомился с одной... С Изольдой Вик-торовной. Изольда Викторовна покупала

дешевенький гар-нитур, и Владимир Семеныч познакомился с ней. Она тоже

разошлась с мужем, и тоже из-за водки -- пил мужик. Вла-димир Семеныч

проявил к ней большое сочувствие, помог отвезти гарнитур на квартиру. И там

они долго беседовали о том, что это ужасно, как теперь много пьют. Как

взбеси-лись! Семьи рушатся, судьбы ломаются... И ведь что удиви-тельно: не с

горя пьют, какое горе! Так -- разболтались.

Изольда Викторовна, приятная женщина лет тридцати трех -- тридцати

пяти, слушала умные слова Владимира Се-меныча, кивала опрятной головкой... У

нее чуть шевелился кончик аккуратного носика. Она понимала Владимира

Се-меныча, но самой ей редко удавалось вставить слово -- го-ворил Владимир

Семеныч. А когда ей удавалось немного по-говорить, кончик носа ее заметно

шевелился, на щеках образовывались и исчезали, образовывались и исчезали

ямочки, и зубки поблескивали белые, ровные. Владимир Семеныч под конец очень

растрогался и сказал:

-- У меня один родственничек диссертацию защитил -- собирает банкет:

пойдемте со мной? А то я тоже... один, как столб, извините за такое

сравнение.

И Владимир Семеныч поведал свою горькую историю: как он злоупотреблял

тоже, как от него ушла жена... И так у него это хорошо -- грустно -- вышло,

так он откровенно все рассказал, что Изольда Викторовна посмеялась и

согласи-лась пойти с ним на банкет. Владимир Семеныч шел домой чуть не

вприпрыжку -- очень ему понравилась женщина. Он все видел, как у нее

шевелится носик, губки шевелятся, щечки шевелятся -- все шевелится, и зубки

белые поблески-вают.

"Да такая умненькая! -- радостно думал Владимир Семе-ныч. -- Вот к

ней-то "Роджерс" подойдет. Мы бы с ней организовали славное жилье".

Было воскресенье. Владимир Семеныч шел с Изольдой Викторовной в

ресторан. Хотел было взять ее под ручку, но она освободилась и просто

сказала:

-- Не нужно.

Владимир Семеныч хотел обидеться, но раздумал.

-- Я вот этого знаю, -- сказал он. -- Только не огля-дывайтесь. Потом

оглянетесь.

Прошли несколько.

-- Теперь оглянитесь.

Изольда Викторовна оглянулась.

-- В шляпе, -- сказал Владимир Семеныч. -- С портфе-лем.

-- Так... И что?

-- Он раньше в заготконторе работал. Мы как-то были с ним в доме отдыха

вместе, ну, наклюкались... Ну, надо же что-то делать! Он говорит: "Хочешь,

сейчас со второго эта-жа в трусах прыгну?" Струков его фамилия... вспомнил.

-- Ну?

-- Прыгнул. Разделся до трусов и прыгнул. На клумбу цветочную. Ну,

конечно, сообщили на работу. Приходил потом ко мне: "Напиши как свидетель,

что я случайно со-рвался".

-- И что вы?

-- Что я, дурак, что ли? Он случайно разделся, случайно залез на

подоконник, случайно закричал: "Полундра!" Я говорю: "Зачем "полундру"-то

было кричать? Кто же нам после этого поверит, что "случайно"?" По-моему,

перевели куда-то. Но ничего, с портфелем ходит... Мы, когда встре-чаемся,

делаем вид, что не знаем друг друга. А в одной ком-нате жили.

-- Дурак какой, -- сказала Изольда Викторовна. -- Со второго этажа...

Мог же голову свернуть.

-- Не дурак, какой он дурак. Это, так называемые, духари: геройство

свое показать. Я, если напивался, сразу под стол лез...

-- Под стол?

-- Не специально, конечно, но... так получалось. Я очень спокойный по

натуре, -- Владимир Семеныч, сам того не замечая, потихоньку хвалил себя, а

про "Роджерс" и "Россарио" молчал -- чуял, что не надо. Изольда Викторовна

ра-ботала библиотекарем, Владимир Семеныч работу ее ува-жал, хоть понимал,

что там платят гроши.

В ресторане для банкета был отведен длинный стол у сте-ны.

Приглашенные, некоторые, уже сидели. Сидели чинно, прямо. Строго и

неодобрительно поглядывали на малые столики в зале, за которыми выпивали,

кушали, беседова-ли... Играла музыка, маленький толстый человек пел на

воз-вышении песню не по-русски.

-- Вон та, в голубом платье... -- успел сообщить Влади-мир Семеныч,

пока шли к столу через зал, -- с ней опасай-тесь насчет детского воспитания

спорить: загрызет.

-- Что такое? -- испугалась Изольда Викторовна.

-- Не бойтесь, но лучше не связывайтесь: она в детском садике работает,

начальница там какая-то... Дура вооб-ще-то.

Владимир Семеныч широко заулыбался, с достоинством поклонился всем и

пошел здороваться и знакомить Изоль-ду Викторовну.

На Изольду Викторовну смотрели вопросительно и стро-го. Некоторые даже

подозрительно. Она смутилась,  расте-рялась... Но когда сели, Владимир

Семеныч горячо зашептал ей:

-- Умоляю: выше голову! Это мещане, каких свет не ви-дел. Тут одна

показуха, один вид, внутри -- полное убоже-ство. Нули круглые сидят.

-- Может, нам уйти лучше?

-- Зачем? Посидим... Любопытно.

Получилось вообще-то, что они сидят напротив на-чальницы из детсадика,

а по бокам от них -- пожилые и то-же очень строгие, больше того --

презирающие всех, кто в тот вечер оказался в ресторане. Они смотрели в зал,

перего-варивались. Делали замечания. Не одобряли они все это, весь этот шум,

гам, бестолковые выкрики...

-- А накурено-то! Неужели не проветривается?

-- Дело не в этом. Здесь же специально сидят, одурмани-вают себя --

зачем же проветривать?

-- А вон, во-он -- молоденькая!.. Во-он, хохочет-то. Заливается!

-- С офицером-то?

-- Да. Как хохочет, как хохочет!.. Будущая мать.

-- Почему будущая? У них теперь это рано...

-- Это вы меня спросите! -- воскликнула полная жен-щина в голубом. -- Я

как раз наблюдаю... результаты этого смеха.

-- А где же наш диссертант-то? -- спросил Владимир Семеныч.

-- За руководителем поехал.

-- За генералом, так сказать?

Не поняли:

-- За каким генералом?

-- Ну, за руководителем-то... Я имею в виду Чехова, -- Владимир Семеныч

повернулся к Изольде Викторовне: -- У него руководитель -- известный

профессор в городе, я ему "Россарио" доставал. Я его называю -- генерал, в

перенос-ном смысле, разумеется. Вам не хочется поговорить с кем-нибудь?

Может, пошутили бы... А то как-то неудобно мол-чать.

-- Я не знаю, о чем тут говорить, -- сказала Изольда Вик-торовна. --

Мне все же хочется уйти.

-- Да ничего! Надо побыть... Можно алкоголиков покри-тиковать -- они

это любят. Медом не корми, дай...

-- Нет, не сумею. Надо уйти.

-- Да почему?! -- с сердцем воскликнул Владимир Семе-ныч. -- Ну, что уж

так тоже: уйти, уйти! Уйти мы всегда успеем, -- Владимир Семеныч

спохватился, что отчитывает милую женщину, помолчал и добавил мягко, с

усмешкой: -- Не торопитесь, я же с вами. В случае чего я им тут фитиля

вставлю.

Изольда Викторовна молчала.

А вокруг говорили. Подходили еще родственники и зна-комые нового

кандидата, здоровались, усаживались и вклю-чались в разговор.

-- Кузьма Егорыч! -- потянулся через стол Владимир Се-меныч к пожилому,

крепкому еще человеку. -- А, Кузьма Егорыч!.. Не находите, что он слишком

близко к микрофо-ну поет?

-- Кто? -- откликнулся Кузьма Егорыч. -- А, этот... На-хожу. По-моему,

он его сейчас скушает.

-- Кого? -- не поняли со стороны.

-- Микрофон.

Ближайшие, кто расслышал, засмеялись.

-- Сейчас вообще мода пошла: в самый микрофон петь. Черт знает что за

мода!

-- Ходят с микрофоном! Ходит и поет. Так-то можно петь.

-- Шаляпин без микрофона пел!

-- Ну, взялись, -- негромко, с ехидной радостью сказал Владимир Семеныч

своей новой подруге. -- Сейчас этого... с микрофоном вместе съедят.

 -- То -- Шаляпин! Шаляпин свечи гасил своим басом, -- сказал пожилой.

Так сказал, как если бы он лично знавал Шаляпина и видел, как тот "гасил

свечи".

-- А вот и диссертант наш! -- заволновались, задвигались за столом.

По залу сквозь танцующих пробирались мужчина лет со-рока, гладко

бритый, в черном костюме и в пышном галсту-ке, и с ним -- старый, несколько

усталый, наверно, профес-сор.

Встали навстречу им, захлопали в ладоши. Женщина в голубом окинула

презрительным взглядом танцующих без-дельников.

-- Прошу садиться! -- сказал кандидат.

-- А фасонит-то! -- тихо воскликнул Владимир Семе-ныч. -- Фасонит-то!..

А сам небось на трояки с грехом попо-лам вытянул. Фраер.

-- Боже мой! -- изумилась Изольда Викторовна. -- Отку-да такие слова!..

Зачем это?

-- Тю! -- в свою очередь, искренне изумился Владимир Семеныч. -- Да

выпивать-то с кем попало приходилось -- набрался. Нахватался, так сказать.

-- Но зачем же их тут произносить?

Владимир Семеныч промолчал. Но, как видно, затаил досаду.

Тут захлопали бутылки шампанского.

-- Салют! -- весело закричал один курносый, в очках. -- За

новоиспеченного кандидата!

-- Товарищ профессор, ну, как он там вообще-то? Здо-рово плавал?

Профессор неопределенно, но, в общем, вежливо пожал плечами.

-- За профессора! За профессора! -- зашумели.

-- За обоих! И -- за науку!

Кандидат стоял и нахально улыбался.

-- За здоровье всех наших дам! -- сказал он.

Это всем понравилось.

Выпили. Придвинулись к закуске. Разговор не прекра-щался.

-- Грибки соленые или в маринаде?

-- Саша, подай, пожалуйста, грибочки! Они соленые или в маринаде?

-- В маринаде.

-- А-а, тогда не надо, у меня сразу изжога будет.

-- А селедку?.. Селедку дать?

-- Селедочку? Селедочку можно, пожалуй.

-- Вам подать в маринаде? -- спросил Владимир Семе-ныч Изольду

Викторовну

-- Можно.

-- Сань, подай, пожалуйста, в маринаде! Вон -- в мари-наде!

-- А танцуют ничего. А?

-- Слышите! Сергей уже оценил: "Танцуют ничего"!

Засмеялись.

-- Подожди, он сам скоро пойдет. Да, Сергей?

-- А что? И пойду!

-- Неисправимый человек, этот Сергей!

-- Дурак неисправимый, -- уточнил Владимир  Семеныч Изольде Викторовне.

-- Дочка в девятый класс ходит, а он все на танцах шустрит. Вон он, в

клетчатом пиджаке.

Изольда Викторовна интеллигентно потыкала вилочкой маринованные

грибочки, которые она перед тем мелко порезала ножиком... Но Владимир

Семеныч не давал ей как следует поесть -- все склонялся и говорил ей

что-нибудь. Она слушала и кивала головой.

Поднялся во весь рост курносый Сергей.

-- Позвольте!

-- Тише, товарищи!..

-- Дайте тост сказать! Товарищи!..

-- Товарищи! За дам мы уже выпили... Это правильно. Но все же,

товарищи, мы собрались здесь сегодня не из-за дам, при всем моем уважении к

ним.

-- Да, не из-за их прекрасных глаз!

-- Да. Мы собрались... поздравить нового кандидата, нашего Вячеслава

Александровича. Просто -- нашего Сла-ву. И позвольте мне тут сегодня

скаламбурить: слава наше-му Славе!

Засмеялись и захлопали.

Курносый сел было, но тут же вскочил опять:

-- И позвольте, товарищи!.. Товарищи! И позвольте так-же приветствовать

и поздравить руководителя, который на-правлял, так сказать, и всячески

помогал... и является орга-низатором и вдохновителем руководящей идеи,

которая заложена в основе. За вас, товарищ профессор!

Дружно опять захлопали.

-- Трепачи, -- сказал Владимир Семеныч Изольде Вик-торовне.

Изольда Викторовна тоскливо опять покивала головой.

Со всех сторон налегали на закуски и продолжали актив-но разговаривать.

Пожилой человек и человек с золотыми зубами налади-ли через стол

дружеские пререкания. А так как было шумно и гремела музыка, то и они тоже

говорили очень громко.

-- Что не звонишь?! -- кричал пожилой.

-- А?

-- Не звонишь, мол, почему?!

-- А ты?

-- Я звонил! Тебя же на месте никогда нету!

-- А-а, тут я не виноват! "Не виновата я!"

-- Так взял бы да позвонил! Я-то всегда на месте!

-- А я звонил вам, Кузьма Егорыч! -- хотел влезть в этот разговор

Владимир Семеныч, обращаясь к пожилому, к Кузьме Егорычу. -- Вас тоже не

было на месте.

-- А? -- не расслышал Кузьма Егорыч.

-- Я говорю, я вам звонил!

-- Ну и что? А чего звонил-то?

-- Хотел... это... Нам "Роджерсы" хотят забросить...

-- Кузьма! А, Кузьма!.. -- кричал золотозубый. Кузьма Егорыч повернулся

к нему. -- Ты Протопопова встречаешь?

-- Кого?

-- Протопопова!

-- Каждый день!

-- Ну как? -- спросил Владимир Семеныч Изольду Вик-торовну. -- Скучно?

-- Ничего, -- сказала она.

-- Видите, какой разгул мещанства! Взял бы всех и облил шампанским.

Здесь живут более или менее только вот эти два, которые кричат друг другу...

Остальные больше пока-зуху разводят.

-- А я уж думал, тебя перевели куда-нибудь! -- кри-чал Кузьма Егорыч

золотозубому. -- Куда он, думаю, про-пал-то?!

-- Куда перевели?

-- Может, думаю, повысили его там!

-- Дожидайся -- повысят! Скорей -- повесят!

-- Ха-ха-ха!.. -- густо, гулко засмеялся Кузьма Егорыч.

-- Ну что, Софья Ивановна? -- обратился Владимир Се-меныч к женщине в

голубом. Его злило, что ни его, ни его подругу как-то не замечают, не хотят

замечать. -- Все воюе-те там, с малышами-то.

Софья Ивановна мельком глянула на него и постучала вилкой по графину.

-- Товарищи!.. Товарищи, давайте предложим им нор-мальный вальс! Ну что

они... честное слово, неприятно же смотреть!

-- В чужой монастырь, Софья Ивановна, со своим уста-вом...

-- Да почему?! Мы же в своей стране, верно же! Давайте попросим сыграть

вальс. Молодежь!..

-- Не надо, -- остановил Кузьма Егорыч. -- Не наше де-ло: пусть с ума

сходят.

-- А вот это в корне неправильное решение! -- восстала Софья Ивановна.

-- Да хорошо танцуют, чего вы! -- сказал человек с золо-тыми зубами. --

Был бы помоложе, сам пошел бы... подрыгался.

-- Именно -- подрыгался! Разве в этом смысл танца?

-- Ну, еще тут смысла искать! А в чем же?

-- В кра-соте! -- объяснила Софья Ивановна.

-- А смысл красоты в чем? -- все хотел тоже поговорить Владимир

Семеныч. -- А, Софья Ивановна? Если вы, допус-тим, находите, что вот этот

виноград...

-- Одну минуточку, Алексей Павлыч, вы что, не соглас-ны со мной? --

требовательно спрашивала Софья Ивановна золотозубого.

-- Согласен, согласен, Софья Ивановна, -- сказал Алек-сей Павлыч

недовольно. -- Конечно, в красоте. В чем же еще!

-- Да, но в чем смысл красоты?! -- вылетел опять Влади-мир Семеныч.

-- Так в чем же дело? -- Софья Ивановна упорно не хоте-ла замечать

Владимира Семеныча. -- Алексей Павлыч!

-- Ау?

-- В чем же дело?!

Владимир Семеныч помрачнел.

-- Пойдемте домой, -- предложила Изольда Викторовна.

-- Подождите. А то поймут, как позу... Ну, кретины! Кро-хоборы.

-- Саша, Саш! -- громко говорили за столом. -- У тебя Хламов бывает?

-- Вчера был.

-- Как он?

-- В порядке.

-- Да? Устроился?

-- Да.

-- Довольный?

-- Ничего, говорит. А чего ты о нем?

-- Пойдемте домой, -- опять сказала Изольда Викторов-на. Владимир

Семеныч вместо ответа постучал вилкой по графину.

-- Друзья! -- обратился он ко всем. -- Минуточку, дру-зья!.. Давайте

организуем летку-енку! В пику этим...

-- Да что они вам?! -- рассердился Алексей Павлыч, золотозубый. --

Танцуют люди, нет, надо помешать.

Владимир Семеныч сел.

Помолчал и сказал негромко:

-- Ох, какие мы нервные! Ах ты, батюшки!.. -- взял фу-жер с вином и

выпил один.

-- Что это вы? -- удивленно спросила Изольда Викто-ровна.

-- Какие ведь мы все... культурные, но слегка нервные! -- не мог

успокоиться Владимир Семеныч. -- Да? Зубы даже из-за этого потеряли.

Никто не слышал Владимира Семеныча, только Изольда Викторовна слышала.

Она со страхом смотрела на него. Владимир Семеныч еще набухал в фужер и

выпил.

-- Какие мы все нервные! Да, Софья Ивановна?! -- повы-сил голос

Владимир Семеныч, обращаясь к Софье Иванов-не. -- Культурные, но слегка

нервные. Да?

Софья Ивановна внимательно посмотрела на Владими-ра Семеныча.

-- Нервные, говорю, все! -- зло сказал Владимир Семе-ныч, глядя в глаза

строгой женщины. -- Все прямо изнерв-ничались на общественной работе! --

Владимир Семеныч искусственно -- недобро -- посмеялся.

-- Что, опять? -- спросила Софья Ивановна значительно и строго.

-- Да вы только это... не смотрите на меня, не смотрите таким...

крокодилом-то, -- сказал Владимир Семеныч. -- Не смотрите -- мы же не в

детсадике. Верно? Имел я вас всех в виду!

К Владимиру Семенычу повернулись, кто был ближе и слышали, как он

заговорил. Повернулись и смотрели.

-- Имел, говорю, я вас всех в виду! -- повторил для всех Владимир

Семеныч. -- Очень уж вы умные все, как я погля-жу! Крохоборы...

-- Володька! -- предостерегающе сказал курносый Сер-гей.

-- Что -- "Володька"? Я тридцать четыре года Володька. Я вас всех имел

в виду, -- Владимир Семеныч еще налил в фужер и выпил. -- Вот так, -- он

оглянулся -- Изольды Викторовны рядом не было. Сбежала. Владимира Семеныча

пуще того злость взяла. -- Я вам популярно объясняю: вы все крохоборы. Во

главе с Софьей Ивановной. А она просто дура набитая. Мне жалко ребятишек,

которыми она там командует... Вы все дураки!

Теперь все за столом молчали.

-- Ду-ра-ки! -- повторил Владимир Семеныч. И встал. -- Мещане! Если вас

всех... все ваши данные заложить в кибер-нетическую машину и прокрутить, то

выйдет огромный нуль! Нет, вы сидите и изображаете из себя поток

информа-ции. Боже мой!.. -- Владимир Семеныч скорбно всех огля-дел. -- Нет,

-- сказал он, -- я под такой работой не подпи-сываюсь. Адью! Мне грустно.

Он вышел на улицу и стал звать:

-- Изольда Викторовна! Изольдушка!.. -- он думал, она где-нибудь близко

-- ждет его. Но никто не отзывался. -- Изольдушка!.. -- еще покричал

Владимир Семеныч. И за-плакал. Выпитое вино как-то очень ослабило его. В

голове было ясно, но так вдруг стало грустно, так одиноко! Он хо-тел даже

двинуть к подруге жены, чтобы поговорить с же-ной... Но одумался.

-- Нет, -- говорил он сам с собой, -- нет, только не это. Этого вы от

меня не дождетесь, крохоборы. Нули. Этой ра-дости я вам не сделаю.

Он шел по неосвещенной улице, как по темной реке плыл, -- вольно

загребал руками, и его куда-то несло. От го-ря и одиночества хотелось орать,

но он знал и помнил, что это нельзя, это, как выражаются кандидаты, чревато

послед-ствиями.

Принесло его как раз к дому. Он вошел в опостылевшую квартиру и, не

раздеваясь, стал ломать "Россарио". Откры-вал дверцы и заламывал их ногой в

обратную сторону: двер-цы с хрустом и треском безжизненно повисали или

отвали-вались вовсе. И этот хруст успокаивал растревоженную душу, это как

раз было то, что усладило вдруг его злое, мсти-тельное чувство.

-- Вот так вот... крохоборы несчастные, -- приговаривал Владимир

Семеныч. -- Пр-рошу!..-- хр-р-ресть -- еще одна дверца отвалилась и со

стуком упала на пол. -- Пр-рошу!.. Мещане! -- и еще одна гладкая, умело

сработанная доска валяется на полу. -- Нулики! Пр-рошу!..

Но что удивительно: Владимир Семеныч ломал "Россарио" и видел, как это

можно восстановить. В мебельном ма-газине, где работал Владимир Семеныч,

работал же золотой краснодеревщик, дядя Гриша, он делал чудеса с

изуро-дованной мебелью. И опытный глаз Владимира Семеныча отмечал, где надо

будет поставить латку и пустить под мо-рилку, где, видно, придется

привернуть металлические по-лоски, чтобы было куда крепить шарнирные

устройства. Но все же дверцы Владимир Семеныч выломил все. И после этого лег

спать.

 

 

OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского

 

Внутреннее содержание

 

 

В село Красный Яр из города (из городского Дома моделей) приехала

группа молодых людей. Демонстрировать моды.

Было начало лета. По сельской улице пропылил красный автобус,

остановился возле клуба, и из него стали выходить яркие девушки и молодые

парни с музыкальными инструментами.

Около автобуса уже крутился завклубом Николай Дегтярев, большой

прохиндей и лодырь. Встретил. И повел устраивать молодых людей по

квартирам.

На щите у клуба -- ДК, как его упорно называл Дегтярев, -- появилось

объявление:

 

 

ОБЪЯВЛЕНИЕ!

 

   Сегодня в ДК будет произведена демонстрация молодежи мод

весенне-летнего сезона. Нач. в 9 час. Потом кинофильм. Плата за демонстрацию

не берется.

 

Народу в клуб пришло много. Большинство -- молодежь, девушки. Дегтярев

толкнул речь.

-- В наш век, -- сказал он, -- в век потрясающих по свое-му восхищению

достижений, мы, товарищи, должны оде-ваться! А ведь не секрет, товарищи, что

мы еще иногда пуска-ем это дело на самотек. И вот сегодня сотрудники

городского Дома моделей продемонстрируют перед вами ряд достиже-ний в

области легкой промышленности.

Закончил Дегтярев так:

-- И если когда-то отдельные остряки с недоверием гово-рили: "Русь,

культуришь?", то сегодня мы смело можем ска-зать: "Да, товарищи, мы за

высокую культуру села!"

Потом на сцену вышли парни с инструментами, стали полукругом и заиграли

что-то веселое, легкое. На сцену вы-шла девушка, одетая в красивое,

отливающее серебром белое платье... Прошлась легкой поступью, повернулась,

улыбну-лась в зал и еще прошлась.

-- Это вечернее строгое платье, -- стала объяснять пожи-лая

неинтересная женщина, которую сперва никто не заме-тил на сцене. -- Фасон

его довольно простой, но, как видите, платье производит впечатление.

Девушка в платье все ходила и ходила, поворачивалась, улыбалась в зал.

Музыканты играли. Особенно старался ударник: подкидывал палочки, пристукивал

ногой. Аккордеонист тоже пристукивал ногой. И гитарист тоже пристукивая

ногой.

Девушка в серебристом платье ушла. Тотчас на сцену вышла другая -- в

другом платье. Это была совсем еще молоденькая, стройненькая, с красньми

губками. Она тоже прошлась по сцене мелкими шажками, повернулась... Да с

таким изяществом повернулась, что в зале одобрительно загудели.

-- Это платье на каждый день. Оно очень удобно и недо-рогое. Его можно

надеть и вечером...

Братья Винокуровы сидели в первом ряду и все хорошо видели.

Иван, старший, сидел, облокотившись на спинку стула, и поначалу

снисходительно смотрел на сцену. Но все веселее играли музыканты, выходили

другие девушки, в других платьях, улыбались... Иван сел прямо.

Младший, Сергей, как сел, так ни разу не шевельнулся -- смотрел на

девушек.

Вышла полненькая беленькая девушка в синем простень-ком платьице. Стала

ходить.

-- Это платье удобно для купания. Оно легко снимается...

Полненькая девушка остановилась как раз против бра-тьев и стала

расстегивать платье. Иван толкнул коленом Сер-гея; тот не шевельнулся.

Девушка сняла платье, осталась в одном купальни<