Как Андрей Иванович Куринков, ювелир, получил 15 суток

 

 

Андрей Иванович -- это такой попрыгунчик, резиновый человек, хороший

ювелир, изобретатель... Правда, хороший ювелир и изобретатель, но он думает,

что он единственный в своем роде ювелир и изобретатель, неповторимый, везде

об этом трещит, но вечно ему чего-нибудь не хватает, чтобы сделать такое,

чтобы все ахнули. То материала нет подходя-щего, то инструмент не тот. Чаще

всего -- материал не тот.

-- Ты дай мне настоящий янтарь! -- говорит он с вызо-вом и значительно.

-- Дай мне кусок настоящего янтаря -- я тебе сделаю.

Может, он и сделает, если получит в руки "кусок настоя-щего янтаря", но

он ужасно много говорит об этом, разд-ражает всех, и тогда кто-нибудь

языкастый заявляет:

-- Тебе, как тому танцору, -- что-нибудь да мешает.

-- Нет, ты дай мне кусок настоящего янтаря! -- волнует-ся Андрей

Иванович. И начинает всех разить знаниями; го-ворит он складно, и если бы не

много, то, наверно, было бы даже интересно послушать его. Вся беда -- много

говорит. -- Сидела мушка на веточке много-много миллионов лет на-зад, на нее

капнула капля смолы, ее сшибло с веточки, даль-ше, на эту капельку упала

другая... Ну, и так далее.

-- Ты дай мне этот кусок, я уберу лишнее, сделаю тебе та-кую иголку к

галстуку -- все будут не на тебя смотреть, а на эту иголку с мушкой.

-- У нас один карат бриллианта -- это горошина со все-ми накладными, со

всеми налогами -- тысяча рублей. Так? Но у нас -- тридцать шесть

характеристик бриллиантов, гру-бо говоря, тридцать шесть сортов. И вот ты

дай мне...

Это он в пивной разглагольствует, и на это "ты дай мне" ему часто

говорят: "На!"

Андрей Иванович очень не любил своего соседа по жи-лью, Трухалева Илью

Георгиевича, закройщика ателье но-мер какого-то. Этот Илья Георгиевич

откровенно называл Андрея Ивановича трепачом. Андрей Иванович на это

вы-пячивал нижнюю челюсть, зло смотрел на закройщика, не-которое время

молчал, потом начинал говорить:

-- Чем отличается граненый бриллиант от бриллианта, который не побывал

в руках мастера? Граненый играет. А тебя, когда делали, чуть-чуть только

тронули -- чтобы вес не потерять: ты дурак. Тяжелый, но дурак.

Опять, на беду свою, много, долго и одинаково -- про бриллианты,

гранения, игру... И дожидался, что Трухалев ему на все это кратко говорил:

-- Трепач. Барахло, -- и уходил.

И получалось, что это он говорил последние слова, слова тяжкие,

обидные, а Андрей Иванович оставался со множеством точных, образных слов --

не высказанных; он злился и на малейшие шумы, звуки в квартире Трухалева,

сладострастно, с ожесточением садил черенком половой щетки в потолок

(Трухалев жил над ним). Трухалев на это стукнет пару раз, точно скажет:

"трепач", "барахло" -- и жизнь в его квартире идет так же, как и шла: ходят,

постукивают, передвигают стулья.

За время, пока они жили так -- друг над другом, -- юве-лир Куринков

накопил на закройщика много зла и обиды. Тот отвечал тем же, кроме того,

кажется, куда-то писал на ювелира, что он не дает соседям покоя: всем стучит

в стены щеткой. Если им случалось вместе ехать в лифте или зимой

выколачивать рядом ковры на снегу, они оскорбляли друг друга.

-- Опять вас продернули, -- начинал ювелир. -- Сшили пиджак, а рукава

-- вот по этих пор. Не видал по телеви-зору?

-- Мы такие специально для ювелиров шьем, чтобы брил-лианты было видно.

А нормальным людям мы шьем нор-мально.

-- Но про ювелиров ни разу не было передачи, а про вас -- то и дело.

-- Делать-то нечего, вот и показывают. Если ты мне еще будешь стучать в

пол, я спущусь и надену тебе мусорное вед-ро на голову. И буду тоже стучать

по нему. Молотком.

-- Попробуй. Я те алмазным резцом вырежу на лбу: "Ду-рак".

-- От дурака слышу. Трепач. Барахло.

И закройщик уходил.

И вот как-то в воскресенье к ювелиру Куринкову заехал брат, военный.

Брат ехал в отпуск на юг, по пути завернул на сутки к брату. Домашних

Куринкова -- жены и доче-ри-студентки -- дома не было, братья взяли винца,

посиде-ли, повспоминали немного, потом брат сказал, что очень ус-тал, и

пошел соснуть. А ювелир остался один. Он задумался чего-то... Жизнь идет

себе, неопределенно, с тоской думал он. Идет себе и идет. И в душе ювелира

назревал какой-то тоже не вполне определенный протест, что жизнь -- идет и

идет. Тут, как на грех, над ним опять задвигали стульями, стали ходить...

Ювелир вполне определенно обозлился опять на закройщика, вспомнил все его

обидные слова... Взгляд его упал на военный мундир брата, мысль в голове

вспыхнула и ясно высветила картину: вот он, военный, вхо-дит к закройщику...

Дальше он даже додумывать не стал -- дальше как-то все было понятно.

Почему-то он враз сооб-разил, что делать дальше.

Закройщик с женой собрались как раз ужинать, когда в дверь к ним резко,

требовательно позвонили.

-- Кто это? -- удивился закройщик.

Жена пожала плечами:

-- Телеграмма?..

-- Ну, иди, -- велел закройщик.

Хозяйка открыла дверь... В квартиру стремительно во-шел ювелир Куринков

в форме капитана.

-- Именем уголовного кодекса, -- сказал он. -- Собирай-тесь.

У закройщика и у его жены вытянулись лица... Они оша-лели.

-- А чего такое? -- нерешительно спросил закройщик. -- Как это?

-- Ста-ать! -- заорал ювелир.

Закройщик встал...

-- А чего такое-то? -- опять спросил он, во все глаза гля-дя на... на

кого? Кто это? Что это?

Ювелир меж тем прошелся по комнате, бегло оглядел ее всю... Четко

развернулся, подошел к закройщику, прон-зительно и трезво глядя ему прямо в

глаза.

-- Мне надоели ваши шорохи, -- сказал ювелир. -- Что у вас за возня

каждую ночь?

-- Ты же ювелир, чего ты... -- начал было закройщик.

-- Молчать! -- приказал ювелир. Закройщик потом рас-сказывал, что он

потому так ошалел и растерялся, что юве-лир очень все делал "натурально". --

Для ВАС я был юве-лир... поэтому терпел все ваши шорохи. И оскорбления --

так надо было. Кстати, сколько вы на меня заявлений напи-сали?

-- Да я... это...

-- Сколько?

-- Два.

Ювелир посмеялся:

-- Обои эти бумажки попали ко мне же -- я сходил с ни-ми в одно место.

За каждое ваше заявление я получал благо-дарность -- что хорошо притворяюсь.

Ясно? Вы думали, с вами тут в бирюльки играют?

Ювелир стал опять раздражаться. Опять прошелся по комнате... Заглянул

мимоходом в книжный шкаф.

-- А чего я такое сделал? -- вдруг осмелел закройщик. -- Куда это

собираться-то?

Ювелир остановился перед закройщиком, заложив руки за спину, качнулся

несколько раз с носков на каблуки, с каблуков на носки, все это время в упор

глядя на него, заго-ворил тихо, четко, значительно:

-- Нам известно про всю вашу деятельность.

-- Какую дея...

-- Молчать! Сядьте! Сесть!

Закройщик сел.

-- Нам все известно, даже чего вам неизвестно.

Ювелир тоже сел. Но тотчас встал и стал снова ходить по комнате -- ему,

как видно, особенно нравилось ходить в форме. Он ходил долго. Он думал.

-- С арестом я, кажется, подожду, -- сказал он. -- Вы знаете армянина,

на углу тут сидит... чистильщик. Здоровый такой.

-- Знаю, -- сказал закройщик.

-- Каждое утро будете подходить к нему и спрашивать: "У вас продается

славянский шкаф из карельской березы?" Он будет ругаться и кричать -- не

обращайте внимания. Даже если полезет драться -- терпите. Нам его надо

расколоть.

-- Я с такими делами не связываюсь, -- решительно зая-вил закройщик. --

Я не умею.

-- Что значит "не умею"? Научим! Никто сперва не уме-ет -- научим. Я

терпел все ваши выходки -- это, думаете, легко? -- расчет у ювелира, надо

признать, был жесто-кий: вспыльчивый армянин показал бы такой "славянский

шкаф", что закройщик всю жизнь потом помнил бы эту таинственную игру в

разведчиков. -- Спрашивать надо ка-ждый день, но об этом ни-ко-му. Ясно?

Пока ювелир инструктировал закройщика, тому вдруг бросилось в глаза вот

что: китель на ювелире явно не с его плеча. Профессиональный глаз портного

не подвел.

-- А попрошу документы! -- сказал он. И встал.

-- Молчать! -- заорал ювелир и стукнул ладонью об стол.

-- Нина, закрой дверь на ключ! -- крикнул закройщик.

Ювелир хотел уйти со словами:

-- Хорошо, мы потолкуем в другом месте, -- и пошел бы-ло, но большой

закройщик прыгнул на него, легко подмял под себя и заорал жене:

-- Звони в милицию!

Маленький ювелир отчаянно боролся с закройщиком, но все напрасно.

...Ночь Андрей Иванович провел в вытрезвителе. Утром еще кое-как

крепился, а когда их, человек двенадцать, по-везли в закрытой машине в суд,

сильно затосковал. Дру-гие -- хоть бы что, а он молчал. Особенно он боялся,

что нарисуют его на доске "Не проходите мимо", напишут фа-милию, имя... А у

него дочь студентка. Хорошо ей будет смотреть на такого папашу?

Судили три женщины...

Кто был тут не первый раз, выходили из комнаты, где вершился суд,

изумленные.

На вопрос: "Сколько вломили?" -- только махали рукой:

-- Под завязку.

-- Что-то они сегодня... не в настроении, что ли, -- си-дели,

толковали.

-- Они в понедельник всегда так, -- сказал один мрач-ный.

-- Куринков! -- вызвали.

-- Эгей? -- подскочил ювелир. -- Иду.

Он вошел в большую комнату и, слегка поклонившись, вежливо сказал:

-- Здравствуйте.

-- Садитесь, -- велели ему.

Куринков скромненько присел на краешек скамьи с высокой спинкой,

устремил взор на судей -- весь внимание.

-- Вчера, восемнадцатого июня, вы, будучи в нетрезвом состоянии, надели

не принадлежащую вам военную фор-му...

-- Пошутил! -- воскликнул ювелир. И хотел даже посме-яться, но у него

вышло коротко и ненатурально. -- Я во-обще шутник большой. Бывает, соберемся

у нас в мастер-ской -- чего я только ни выделываю! Я в ювелирной мастер-ской

работаю. Я вот вижу у вас колечко... -- ювелир хотел встать и поближе

посмотреть кольцо на руке одной из жен-щин.

-- Сидеть, -- сказал ему старшина.

-- Господи, чего тут такого? -- негромко сказал юве-лир. -- Просто

смотрю: неважно сделано...

-- Вы признаете факт шантажа и запугивания с вашей стороны?

-- Только не шантаж! -- вскочил ювелир и даже протянул руку к судье. --

Только не... это... не надо разных слов. Шут-ка -- да, юмореска...

-- Вы угрожали Трухалеву Илье Георгиевичу арестом?

-- Ну, шутка, шутка!.. -- ювелир прижал руку к сердцу: -- Ну, Трухалев

шуток не понимает, но вы-то!..

-- Сядьте, -- опять сказал ему старшина...

Ювелир сел... И вдруг ему стало противно, что он трусит, юлит и

суетится. Он как-то сразу устал и успокоился.

-- Угрожал, -- сказал он спокойно.

-- Вы сознаете, что это... неумно по крайней мере? Что за мысль вам

пришла -- пойти арестовывать? Почему?

-- Не знаю, -- сказал ювелир. -- Мне не нравится этот Трухалев. Вообще,

чего тут много говорить? Давайте мне пятнадцать суток... и разойдемся, как в

море корабли, -- ювелир смело посмотрел на старшину и даже подмигнул ему.

Что на него такое нашло, непонятно. -- Чего тут дол-го-то?

Женщина-судья серьезно смотрела на него.

-- Только не надо, -- сказал ювелир.

-- Что "не надо"?

-- Не надо меня пугать строгим взором. Прошу дать мне пятнадцать суток.

Я все понимаю, всю карикуляцию.

-- Почему вы решили, что именно пятнадцать?

-- Вы же всем сегодня по пятнадцать даете.

Женщины тут же, не сходя с места, негромко посовеща-лись, и судья

объявила:

-- Пятнадцать суток.

-- О'кей! -- сказал ювелир. И вышел в коридор к другим.

-- Сколько вломили? -- спросили.

-- Пятнадцать, -- сказал ювелир.

В эту минуту ему было все равно, даже хорошо, что пят-надцать, а то

перед другими было бы неудобно. Он сел в пестрый рядок тех, кто уже получил

свои "сутки".

-- В понедельник к ним лучше не попадать, -- опять ска-зал мрачный

человек. Он тоже получил пятнадцать суток.

 

 

OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского