Старый вторичный лес близ Уту, выросший в районе некогда заселенным людьми и покинутом около сорока лет назад

Проводник кинулся назад и стал делать мне отчаянные знаки, чтобы я отступил. Примерно в сотне футов справа от меня с дерева слезла самка гориллы. Я тихонько взобрался на другое дерево и стал за ней наблюдать. Группа, к которой она принадлежала, разбрелась по местности, и только изредка в зарослях мелькали фигуры животных. Другая самка влезла на дерево мириантус, сорвала спелый желтый плод и надкусила его. К несчастью, одна самка заметила меня и, издав пронзительный визг, метнулась в подлесок. Вся группа собралась и несколько минут наблюдала за мной, прячась за кустами, потом снова принялась кормиться. Спустившись с дерева, я обнаружил, что мой проводник исчез. По дороге обратно к машине, уже в миле от того места, где были гориллы, я нашел проводника. Он сидел на верхних ветвях дерева и смотрел на меня расширенными от ужаса глазами.

Все же, в конце концов, если верить местной легенде, человеческая хитрость побеждает даже самое сильное животное.

«Давным-давно люди посадили прекрасную банановую рощу. Огромный самец гориллы увидел, что женщина собирает плоды; он подбежал, схватил и женщину и бананы и уволок их в свое логово. Пока он сидел и ел бананы, женщина принялась кричать, и самец гориллы ее задушил. На следующее утро горилла снова проголодалась и снова пришла на плантацию, затем зашла в пять хижин и передушила там всех людей. В живых остались только один мальчик и его мать. Они спрятались в перекрытиях под потолком хижины. В эту хижину горилла принесла несколько охапок бананов. „Ха, — сказала горилла, — сколько бананов, и все мои!“ „Ха!“ — повторил мальчик из-под потолка. Горилла принялась смотреть, откуда раздался голос, но так ничего и не нашла. Всякий раз, когда горилла отворачивалась, мальчик крал бананы и отдавал их матери. Это продолжалось несколько дней; горилла приносила все больше и больше бананов, но они все исчезали. Горилла стала очень голодной и пришла в полную ярость, потому что не могла обнаружить, откуда раздаются таинственные „ха“ всякий раз, как она собирается есть. Наконец, ее живот обвис, как пустой мешок, она свалилась на землю и околела от слабости» (Генри Стэнли, «Мои темнокожие спутники и их странные рассказы», 1893).

Хотя в низинных районах африканцы в течение года убивают много горилл, примитивное вооружение ограничивает их охотничьи возможности, и поголовье обезьян, видимо, не уменьшается. Я могу только надеяться, что предстоящие в будущем усовершенствования в области ведения сельского хозяйства не уничтожат метод залежного земледелия, а ввоз и продажа огнестрельного оружия не увеличат число убиваемых горилл. Мне сообщили, что в 1948 году был организован отстрел шестидесяти горных горилл в районе Ангумы лишь для того, чтобы добыть одиннадцать детенышей для зоопарков. А один из служащих рудников около Уту похвастался мне, что «ради спортивного интереса» он застрелил девять горилл, охота на которых строжайше запрещена. Разумеется, это отдельные случаи, но если сюда добавить число горилл, убиваемых ради мяса, будущее этих обезьян представляется весьма мрачным.

Мы убедились в том, что значительное количество горилл может сосредоточиться у некоторых естественных преград, непреодолимых для лесных человекообразных обезьян, например около участков регулярно обрабатываемой земли, у границ степей и, что важно, по берегам широких рек. Гориллы, очевидно, не могут плавать, они боятся заходить даже в мелкую воду. Шарль Кордье рассказал нам об одной группе горилл, которая не решилась пересечь ручей менее двух футов глубиной, хотя обезьян преследовали охотники с копьями и сетями. Африканцы несколько раз показывали мне естественные мосты, образованные упавшими деревьями. Гориллы все время пользуются ими, чтобы перебираться с берега на берег. Пересечь широкую реку обезьяны могут только у ее истоков, опять-таки по случайным естественным мостам. Подтверждение этому мы нашли у реки Лугулу. В одном месте ширина этой реки достигает двухсот пятидесяти футов, а перед впадением в Улинди, приток Луалабы, река становится еще шире. На ее южном берегу никто еще не встречал горилл, но в пятидесяти милях вверх по течению, где узкое ложе потока усеяно валунами, гориллы заселили и противоположный берег.

При обследовании местности вдоль дорог около города Лубуту (то есть в северо-западной оконечности района обитания горилл) Док обнаружил, что отдельные группы обезьян живут в обширной гилее. Такие изолированные группы животных были нами замечены еще в горах Итомбве и приводили нас в полнейшее недоумение: свободу передвижения этих горилл не ограничивали большие реки, лес тянулся сплошным массивом, высота над уровнем моря и характер местности были такими же, как и в других районах. Одинокие самцы — бродяги или маленькие группы иной раз встречаются в двадцати милях, а то и дальше от ближайшего большого скопления горилл. Вероятно, такими бродячими животными и заселяются новые территории. Маленькая группа может обосноваться в отдалении от основного стада и положить начало новой колонии. С другой стороны, не исключена возможность, что в прошлом гориллы были более многочисленны в лесах и эти изолированные группы всего лишь остатки обширного поголовья.

10 июля, закончив в основном наше обследование, мы вернулись в Румангабо. После того как Док 16 июля уехал домой, мы с Кей провели здесь еще месяц, делая небольшие вылазки в те места, где не успели побывать. Мы убедились в том, что горных горилл было больше, чем это предполагалось ранее, и что живут они на значительно более обширной территории. Из тридцати пяти тысяч квадратных миль леса животные сосредоточены примерно на восьми или девяти тысячах квадратных миль. Сколько же всего горных горилл существует в наши дни? Раньше предполагалось, что общее количество этих животных составляет от одной до двух тысяч голов. Разумеется, и наш подсчет был приблизительным, так как в условиях леса обезьян сосчитать нелегко. После тщательных обследований мы пришли к выводу, что в районе вулканов Вирунга на одну квадратную милю приходится примерно три гориллы, а в Недоступном лесу — меньше двух на квадратную милю. И все же в этих двух изолированных и охраняемых районах нам чаще встречались гориллы и следы их пребывания, чем в других обследованных лесах. Надо думать, что в среднем на квадратную милю приходится одно животное и общее число горилл составляет восемь или девять тысяч голов. Пока еще не проделана дальнейшая работа по уточнению этой цифры, я бы предположил, что существует от пяти до пятнадцати тысяч горилл, то есть меньше, чем зрителей, заполняющих средних размеров стадион во время игры в бейсбол. История показывает, что столь редкие животные, как горные гориллы, совершенно беззащитны и нужна постоянная забота о них, чтобы чаша весов не качнулась в сторону их полного уничтожения.

Среди горилл

Носильщики ждали нас в Кибумбе, у глинобитного здания школы. Отсюда обычно начинался наш поход в Кабару. Пришло пятьдесят пять человек, готовых нести нашу поклажу в горы, и еще десять человек для Мориса Хайне, ботаника из Руинди, который должен был проделать вместе с нами часть пути. Хайне намеревался провести три дня, поднимаясь на Карисимби для проверки гидрометрических приборов на вершине этой горы.

Носильщики собрались, чтобы нести в горы наш багаж. Парковый сторож (справа) пьет пиво из тыквенной бутылки

Мы захватили с собой продовольствия на пять месяцев, надеясь в течение этого времени быть независимыми от внешнего мира. Носильщиков нагрузили ящиками мясных, фруктовых и овощных консервов, мешком картошки, несколькими мешками муки, плетеной корзиной, полной живых кур, и мешком кукурузы — их кормом, теплой одеждой, постельными принадлежностями, непромокаемым снаряжением на случай дождя, книгами и аптечкой. Список наших припасов казался бесконечным, но каждый предмет был необходим или, вернее, мог понадобиться. Мы наняли Андреа Батинихирва, двадцатитрехлетнего африканца, для колки дров и стирки. Сторож заповедника, которого полагалось сменять каждые три недели, должен был остаться с нами в Кабаре, чтобы быть связным в случае какого-либо несчастья, если понадобится — сопровождать нас в походах в лес, а также быть товарищем для Андреа.

Вереница носильщиков пробиралась вверх по краю каньона Каньямагуфа, через зону бамбука, в заросли хагении, по тому самому пути, по которому Док и я проходили полгода назад. Недавние дожди превратили тропинку в болото, растоптанное еще копытами буйволов и ногами слонов. Проливной дождь промочил насквозь лес и нашу одежду, дав почувствовать, какова обычная погода в этих горах. Мы были рады добраться до Кабары. Пока носильщики толпились вокруг огня под навесом, стараясь согреться перед обратной дорогой в Кибумбу, Кей и я уныло бродили среди груд мокрых ящиков, мешков и другой поклажи, разбросанной в полном беспорядке вокруг хижины. Прежде всего нужно было распаковать вещи и превратить эту примитивную хижину в настоящий дом.