Глава 16 таинственный наблюдатель

 

Едва за клиентами закрылась дверь, как завибрировал телефон, лежавший на столе. Посмотрев на экран, фотограф невольно поморщился, будто от зубной боли. Однако пренебрегать сигналом было нельзя. Нажав на кнопку приема, он негромко произнес:

– Слушаю.

– Ты не забыл?

– О чем это ты, Валера?

– Послушай, Костя, может мне прямо сейчас к тебе приехать и напомнить? – голос собеседника прозвучал угрожающе.

– Тут такое дело… Я сейчас немного на мели. Ты не мог бы обождать хотя бы пару дней?

– Знаешь что, Костик, каждому терпению приходит конец, а я не из тех людей, кто умеет долго ждать. Если ты не умеешь играть в карты, тогда не садись совсем!

Неожиданно Константина осенила мысль. От пришедшей идеи на душе малость полегчало.

– У меня к тебе есть одно предложение… Деловое.

– Мне не нужны предложения, мне нужны мои деньги!

– Я не договорил до конца, это предложение тебя точно заинтересует.

– Что там у тебя? – с явным неудовольствием отозвался абонент.

– Я тебе могу подогнать человека, у которого полно «капусты».

– Откуда ты это знаешь?

– Я сам это видел!

– Вот как, что это за человек?

– Он заходил ко мне в лабораторию.

– И сколько же у него было? – в голосе Валеры прозвучали заинтересованные нотки.

– Трудно сказать, но пресс был солидный. Может, десять тысяч баксов, а может, даже и поболее… Так тебе интересно?

– Как его найти?

– Спишешь долг?

– Если все действительно так, как ты говоришь, то я могу скостить тебе пару штук.

– Давай три!

– Хорошо, пусть будет три! – рявкнул Валера раздраженно. – Повезло тебе, что ты попал на мягкого человека, да и уговаривать умеешь. Так, когда я могу увидеть твоего купца?

– Он ко мне придет через три дня. Как только заявится, я тебе позвоню. Пусть твои люди будут в это время поблизости, а там сам проследишь за ними. Только ты это… того… поаккуратнее с ним…

– Что с ним делать, я сам придумаю. Не переживай! И вот тебе мой совет, по старой дружбе: держался бы ты от карт подальше. Тебе еще повезло, что ты напал на такого добряка, как я; а что было бы, если бы на моем месте оказался кто–то другой? Молчишь… Вот то–то и оно!

– Валера, у меня к тебе дельце одно небольшое есть.

– Что там еще за дело, выкладывай.

– Ты меня тогда с паспортами очень серьезно выручил; может, у тебя еще имеются?

– Когда будут, я тебе дам знать.

В телефоне прозвучали короткие гудки. Константин почувствовал облегчение. Такой разговор надо было как следует запить. Открыв холодильник, он достал бутылку «Столичной» и, приложившись к горлышку, сделал три больших глотка.

* * *

Через три дня, как и было назначено, Тимофей с Земфирой пришли уже в знакомую квартиру. В этот раз фотограф суетился больше обычного, и это Тимофею не понравилось. Открыв паспорт, он внимательно его пролистал. В нем не было ничего такого, что могло бы привлечь внимание, во всяком случае на первый взгляд. Фотография получилась очень удачной, словно и в самом деле была приклеена не здесь, в лаборатории, пропахшей реактивами, а в паспортном столе. По документам выходило, что теперь он Лысачев Иван Петрович. Фамилия, надо признать, так себе. Но в подобных случаях выбирать не приходится, как, собственно, и родителей, а потому надо смириться. Никаких подтеков, никаких размазанных печатей. Для сравнения Тимофей даже достал свой настоящий паспорт, но различия обнаружил разве что в номерах и в фамилии.

– Я тебе говорю, что сработано на двести процентов, – заверил его фотограф. – Ни один мент не придерется. С таким паспортом только в Кремль заявляться. Ха–ха!

– Хм… Действительно, сработано отлично. А у тебя как, Земфира?

Девушка пожала плечами:

– Сделано хорошо. Вот только фамилия не нравится.

– И какая?

– Гемадеева Наиля.

Фотограф откровенно рассмеялся.

– Девушка, вам по этому поводу как раз не следует расстраиваться; вот выйдете замуж и поменяете свою фамилию. А как вам Лысачева, а? Подходит? – Земфира слегка поморщилась. – Ничего, привыкнете. Ну, так что, если товар подходящий, тогда расплачиваемся.

– Вот здесь обещанная сумма, – протянул Тимофей небольшой пакет, стянутый шпагатом. – Пересчитайте.

– Обязательно, – кивнул фотограф. – Деньги счет любят.

Сорвав шпагат, он вытащил деньги и принялся старательно пересчитывать. Удовлетворенно кивнул, когда последняя банкнота аккуратно легла на стол.

– В расчете… Как говорят в таких случаях, счастливого пути.

– Надеюсь, что мы больше не встретимся.

– А вот это вы не скажите, – покачал головой фотограф. – Мне не раз приходилось слышать подобное, а потом люди прибегали ко мне и говорили: «Константин Семенович, а выправьте мне еще один паспорт». А если не повстречаемся, значит, судьба.

Выпроводив гостей за порог, фотограф прильнул к глазку и, убедившись, что молодые люди сошли по лестнице, вернулся в комнату.

Подняв телефонную трубку, он коротко произнес:

– Встречайте гостей, только что проводил.

Затем фотограф вышел на балкон и в просвете кроны густо разросшейся липы рассмотрел молодую удаляющуюся пару. Взявшись за руки, они пересекли двор и направились в сторону соседнего переулка. Молодые люди были так увлечены собой, что даже не заметили, как, отделившись от стены, за ними последовал худощавый веснушчатый парень. Держась на значительном расстоянии, он не упускал их из вида. Ускорил шаг лишь только в тот момент, когда они свернули за угол.

* * *

Дождавшись, когда парень с девушкой войдут в салон автобуса, наблюдатель тотчас вошел следом за ними, заняв место у окна, откуда можно было присматривать за этой парочкой. Парень с девушкой сошли на третьей остановке, причем парень даже слегка задел его рукой. Держась на значительном расстоянии, веснушчатый последовал за ними. Идти пришлось недолго: пройдя по центральной улице, они свернули в переулок и подошли к угловому дому. Подождав, пока пара поднимется на лестничную площадку, веснушчатый направился следом.

Парень шел немного впереди, мулатка немного поотстала, и веснушчатый не без удовольствия любовался ее крепкими ногами. Ограбление планировалось поздним вечером, когда половина города заснет, так что если расклад будет подходящим, он сумеет на ощупь почувствовать, насколько они аппетитны. Предстоящая перспектива подбрасывала соблазнительные картины. В какой–то момент он прибавил шаг, не заметив, что мулатка приостановилась. И в этот самый момент девушка неожиданно обернулась, смерив его встревоженным взглядом.

Изобразив на лице полнейшее равнодушие, веснушчатый уверенно зашагал вверх по лестнице и, уже оказавшись на последней площадке, услышал, как двумя этажами ниже хлопнула входная дверь.

Выкурив у окна сигарету, он воткнул «бычок» в консервную банку, полную окурков, и быстро сбежал вниз.

Дело сделано, осталось только терпеливо до–ждаться вечера.

* * *

– Тебе не показалось все это странным? – спросила Земфира, когда они вошли в квартиру.

– О чем ты? – обескураженно спросил Тимофей.

– Я о том молодом человеке, который поднимался за нами по лестнице….

– А что тебя смущает?

– Мне кажется, что я его видела около дома фотографа. Он стоял у стены, как будто бы прятался. А теперь объявился в нашем подъезде.

– Послушай, Земфира, так нельзя, скоро мы будем шарахаться от собственной тени.

– Но и пренебрегать опасностью тоже нельзя.

– Хорошо, что ты хочешь?

– Давай уедем сейчас.

В глазах девушки плескался откровенный страх. Воропаев поймал себя на том, что ее тревога ядовитым змеем проникает и в него, подтачивая недавнюю уверенностью.

– Хорошо. Давай уедем завтра. Нам нужно как следует выспаться. А там будет видно.

– Спасибо, что ты согласился. Тимоша, может, немного прогуляемся сейчас, такая чудная погода, – прижалась девушка к плечу Воропаева.

От Земфиры исходило мягкое тепло, а от волос пахло ромашкой. В душу понемногу возвращался покой.

– Хорошо. Давай прогуляемся. Куда ты хочешь пойти?

– Куда угодно. Мне везде с тобой хорошо. Хотя можно и в парк. Я люблю смотреть, как играют дети.

 

Глава 17 ДОМУШНИК

 

Развалившись на мягком кресле, Некрас слушал веснушчатого Аркашу. Тот сидел на высоком стуле и, немного подавшись вперед, живо рассказывал об очередных клиентах Константина. Рассказ его сбивался, когда он посматривал на стол, где на больших блюдах лежали тонко нарезанные колбаса и мясо. Немного сбоку, словно бы сиротливо, стояла бутылка водки.

– …Как только они из автобуса вышли, так я сразу за ними ломанулся…

Некрас слушал его и в то же время думал о своем.

Если ты настоящий лидер, так будь добр, позаботься о благополучии своих людей, чтобы они не страдали от отсутствия денег, не жаловались на бедное житье, не гундели, что им хотелось бы «жить по–человечески». В слово «по–человечески» каждый из них вкладывал свой определенный смысл. Одни желали проводить все свободное время в кабаках, где на сравнительно небольшой площади были предоставлены едва ли не все возможные удовольствия: музыка, вкусная жратва и, конечно же, женщины.

Других желание «жить по–человечески» уводило в загородную недвижимость или к дорогим иномаркам, с кожаного кресла которых можно было бы посматривать свысока на менее удачливых конкурентов.

Третьим деньги требовались на наркоту. Но так или иначе всем нужна была «капуста». А потому, когда копейка вдруг заканчивалась, на душе становилось кисловато и братва начинала искать новое прибыльное дело.

Каждый из них по своему недомыслию полагал, что Некрасу достаточно только выглянуть в окно, чтобы увидеть жирного гуся, которого можно не только изрядно пощипать, но еще впоследствии и поджарить.

В действительности дело обстояло гораздо сложнее: всюду требовалось иметь надежных информаторов, чтобы знать наверняка, где объявится «купец», или вовремя отследить поднявшегося бизнесмена.

В городе было немало залетных «купцов», с хорошими деньгами, которые, притворившись обыкновенными терпилами, могли ходить в потертых джинсах и стоптанных ботинках, раскатывать на «Жигулях» с проржавленными крыльями. Случалось, что «купцы», косившие под обыкновенных огородников, перетаскивали в рюкзаках целые состояния. А для того чтобы выловить их из однородной унылой безденежной массы обычных людей, требовался нешуточный нюх.

То, что дело будет выгодным, Некрас понял сразу, как только фотограф изложил суть дела. Этого фотографа он держал на примете уже не первый месяц, и тот не однажды подводил ему жирных «карасей». Ситуацию облегчало то, что к Константину наведывался в основном однотипный контингент, находящийся не в ладах с законом. Трясти их было нетрудно: напуганные перспективой угодить к «хозяину», они готовы были пойти на изрядные траты, чтобы сохранить свободу.

Так что Константин был для Некраса, что называется, «дойной коровой».

В этот раз куш обещал быть легким и весомым. У молодых людей водились деньги, это точно. Если это не так, тогда с какой стати им прятаться? Скорее всего, молодая пара была из числа мошенников, сорвавших нехилый куш, а когда стало понятно, что афера обнаружилась, то они решили укрыться и от правосудия, и от подельников. Если им действительно повезло и они сумели разбогатеть, то просто обязаны поделиться своей удачей с другими. Так уж устроен этот мир.

Молодые люди были интересны еще и потому, что, судя по их поведению, они были залетными, за которыми никто не стоял, а щипать таких терпил одно удовольствие.

… – Ну, я докурил сигарету и вниз спустился, – закончил свой рассказ Аркаша. – А потом сразу к тебе.

Погоняло веснушчатого было Гаденыш, но получил он его не за скверный характер, как нередко случается в жизни, а во время пребывания в камере предварительного заключения. А дело было следующим образом. Как выяснилось, в хате он был единственным, кто не имел погоняла, вот тогда и стали соображать всей хатой, каким «именем» окрестить первоходку. Однако первоходок оказался без особых примет, и ни одно прозвище к нему не липло. Тогда решили сделать так, как поступали заключенные во все времена: спрашивать погоняло у тюрьмы. Веснушчатый подошел к зарешеченному окну и громко выкрикнул: «Тюрьма, дай мне имя!» И тут кто–то с верхнего этажа кутузки громко прокричал: «Гаденыш!» Ответ тюрьмы – это все равно что глас самого Господа. Вот с тех пор Аркашу и стали кликать Гаденышем.

Погоняло явно не соответствовало ни его облику, ни тем более его характеру, да и понятия парень имел правильные. Но если в прежние времена его погоняло воспринималось братвой как язвительное, то сейчас они произносили его с некоторыми уважительными интонациями. А потом, погоняло – это далеко не всегда слепок внутренней составляющей человека. За пятнадцать лет, проведенных в «чалкиной деревне», Некрасу встречались погоняла и похлеще! А один и вовсе был Глиста. Однако подобное погоняло не помешало ему подняться до коронованной масти.

– Значит, они тебя не видели? – уточнил Некрас, откинувшись в кресле. – Ты давай налегай на закусь. Чего стесняешься?

Подцепив вилкой кусок селедки, Гаденыш помотал головой:

– Зуб даю, не видели!

На воле Гаденыш прохлаждался уже третий год, и воля уже сделала свое пагубное дело. Если бы подобный разговор состоялся на киче, то он крепко бы подумал, прежде чем раскидываться зубами, потому что в таком случае действительно можно было остаться без зубов; а так произнес с ясными глазами, будто выдохнул.

Подняв стопку, Аркаша лихо опрокинул ее в рот.

– Ты поумерь аппетит, – показал Некрас на водку. – Сегодня ты мне нужен трезвый, как стеклышко.

– Последняя, – заверил Гаденыш. – Сейчас пойду домой, отосплюсь как следует, а там все пройдет.

– С дверью справишься?

– Не впервой, – усмехнулся Аркаша. – А потом, кто мне там помешает?

Некрас вяло потянулся вилкой за куском колбасы, подцепил. Однако есть не торопился.

– Тут другое… Зайдем ночью, пусть они уснут.

Лицо Гаденыша застыло. Будучи профессиональным домушником, он старался избегать тяжелых «тем», а уж тем более никогда бы не пошел на убийство. Предпочитал работать в тот период, когда хозяев не оказывалось дома. Это не означало, что он напрочь чурался насилия, но оно могло проявиться лишь как крайняя мера, если вдруг неожиданно объявятся жильцы. А в таком случае и заяц способен проявить себя невиданным храбрецом и наброситься на лисицу. А тут, когда речь идет о том, быть ли человеку на свободе, он может запросто пойти на отчаянный шаг. Так что черта, отделяющая решительный поступок от нерешительного, весьма даже призрачная.

Но сейчас Некрас говорил совершенно о другом, он намеренно шел на насилие, а такое поведение было не в его правилах и заставляло задуматься. В какой–то момент Гаденыш даже захотел было отказаться от дела, но стальные глаза Некраса будто пригвоздили его к месту, смотрели прямо и требовали немедленного ответа.

– Зачем… Могут услышать соседи.

– Не услышат. – Некрас наконец откусил кусок колбасы и, судя по тому, как он одобрительно закачал головой, она ему весьма понравилась. – Поаккуратнее работай. Или ты не знаешь, как это делается?

Гаденыш выглядел слегка смущенным. В какой–то момент даже кусок селедки встал поперек горла, но он, совладав с собой, сделал вид, что ничего не произошло, запив его минеральной водой.

– Знаю… Но к чему идти на лишний риск? Прежде мы никогда так не делали.

– Верно, не делали. Но надо же когда–нибудь начинать, – добродушно улыбнулся Некрас. – Ладно, чего ты приуныл. Пошутил я… Попробуем сделать по–тихому. Уверен, что этот парень прячет где–то еще заначку, так что надо бы его потрясти. Расспросить. – И уже совсем весело добавил: – Чувствую, что на настоящего бобра наткнулись. Так что иди отсыпайся. А часов в двенадцать подходи сюда.

– Кто еще будет?

– Возьмем Фрола, – сказал Некрас, – думаю, что он будет полезен.

Гаденыш едва кивнул, вымучив слабую улыбку. Уж с кем действительно он не хотел идти, так это с Фролом. Пропарившись на зоне пятнадцать лет за убийство, тот на первый взгляд производил впечатление человека малоразговорчивого и уравновешенного, однако было известно, что на зоне он трижды выступал в качестве палача. Так что если копнуть его биографию поглубже, то можно было бы найти немало темных страниц.

Как бы то ни было, но Фрола побаивались даже свои. Его нередко привлекали для усиления.

– Что ж, пусть будет так. Только бы палку не перегнуть, – высказался Гаденыш. – Сам понимаешь… Если что–то не так пойдет, так нам менты житья не дадут.

* * *

Прогулка неожиданно затянулась. Сначала до глубокого вечера ходили по парку, просто разговаривали и строили планы на дальнейшую жизнь, а потом Земфира пожелала сходить в кино на последний сеанс. Фильм оказался длинным и на редкость скучным, но они сумели досидеть до конца, так что из кинотеатра вышли, когда стрелка часов приближалась к полуночи.

Ну а дальше был ресторан.

На этот раз инициатива принадлежала Тимофею, и оставалось только удивляться, с чего бы это в половине первого ночи на него напал невероятный жор. И за два часа, проведенных в ресторане, он съел столько, сколько обычно поглощал за целый день.

Машину поймали тоже не сразу, а таксист, который подвозил их, заломил такую цену, что на эти деньги можно было бы сходить в ресторан по второму заходу. Однако спорить в такой поздний час не хотелось (где еще искать машину!): было единственное желание добраться до квартиры и растянуться на кровати.

К дому подошли далеко за полночь. Вдоль трассы тускло горели уличные фонари. А во дворе и вовсе было темно, освещался только небольшой пятачок недалеко от подъезда – свет падал из окна первого этажа, расположенного рядом. Неожиданно свет погас, и теперь окно представлялось темным провалом, будто ощерившаяся беззубая пасть. Растворился в ночи и кусок освещенного асфальта. А под деревьями и вовсе сгустилась непроглядная тьма.

Тимофей вдруг поймал себя на полузабытом, почти детском ощущении тревоги, когда хотелось спрятаться от неведомой угрозы. Небольшой дворик с разросшимися деревьями представлялся ему идеальным местом. Выходить из него не хотелось.

Одно из окон третьего этажа вспыхнуло ярким светом, сложной паутиной на грязно–серую поверхность асфальта легла рассеивающаяся тень от кроны деревьев, а от мусорного бака отделилась широкая темная полоска и криво уперлась в высокий бордюр.

– Смотри, – тихо сказал Тимофей, указывая на окно.

– Ты о чем? – удивленно спросила девушка.

– В нашу квартиру кто–то вошел. Свет не может включиться сам по себе.

Земфира подняла голову. Сейчас, находясь в тени, она казалась немного старше, чем была в действительности. Губы ее вдруг дернулись, рельефно обозначив морщину у самого носа.

– Что же нам делать?

Инстинктивно, как это делают маленькие дети, когда ищут защиту, Земфира прижалась к его плечу.

Через полупрозрачные занавески было видно, что кто–то очень высокий прошел мимо окна. Можно было отчетливо рассмотреть его крупную голову и покатые плечи.

Девичьи пальчики больно впились в ладонь Тимофея. Земфира старалась подавить крик ужаса, рвавшийся из ее груди.

В глубине комнаты показался еще один человек. Именно там, у стены, стоял громоздкий старомодный шкаф, и Тимофей был уверен, что сейчас громила вытряхивает из его нутра содержимое.

– Что они ищут?

– А ты не догадываешься? – хмыкнул Тимофей. – Нагло действуют, сволочи! Ничего не боятся, даже свет включили. Знают, что мы жаловаться не станем.

– Но как они узнали?

– Понятия не имею. А может, этот фотограф их на нас навел? Как–то он очень странно себя вел.

Тимофей мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность: деньги хранились на железнодорожном вокзале в багажном отделении и лежали в неприметном небольшом чемоданчике, в котором обычно командированные держат смену белья да бритвенные принадлежности.

– Представляешь, что могло быть, если бы мы вдруг оказались в квартире?

От подобного предположения Тимофея бросило в жар, он едва удержался, чтобы не передернуть плечами.

– Скорее всего, они выжидали, когда мы выйдем из дома, – постарался успокоить он девушку. И понял, что прозвучало это не вполне убедительно.

В комнате оставались, конечно, некоторые вещи, которых было жаль, но все это было ничто по сравнению с тем, что в действительности могло произойти. В конце концов, все это можно будет купить.

– Ну что, пойдем, – сказал Тимофей.

– Куда? – не поняла Земфира.

– Куда–нибудь подальше от этих мест. Ты же мне сама предлагала.

– У меня там осталась любимая сумочка из оленьей кожи, – как–то неуверенно произнесла Земфира.

Тимофей невольно усмехнулся. С прошлой жизнью человека чаще всего связывают даже не воспоминания, а некоторые полюбившиеся вещи, к которым он бывает привязан. Для женщин это может быть косметичка, подаренная бывшим кавалером, или духи, которые, по ее мнению, создают ей неповторимый имидж. И если подобные вещи приходят в негодность или пропадают, для нее это все равно что перечеркнуть целую страницу своей жизни.

Девушку надо было как–то успокоить.

– В ней было что–то очень ценное?

– Не то чтобы ценное, но я к ней как–то привыкла. И вообще… Они же не собираются оставаться в квартире вечность. Когда–нибудь уйдут, а мы сумеем взять сумку.

– Послушай, Земфира, а не глупо ли подвергать себя риску из–за какой–то там старомодной…

– Почему же старомодной? – запротестовала Земфира.

– …сумки? Когда мы выберемся отсюда, я куплю тебе таких с десяток. А сейчас нужно идти! – потянул он девушку за руку.

Человек, находившийся в глубине комнаты, вдруг сделал в сторону окна несколько шагов. Теперь можно было отчетливо рассмотреть его крупную фигуру. Высокий, слегка сутулый; вот он поднял руки, и можно было заметить, насколько они у него длиннющие. Неожиданно занавеска дрогнула, и в просвете мелькнуло его худощавое вытянутое лицо. Ясно одно: оказавшись в чужой квартире, он совершенно ничего не опасался и действовал так, словно находился в собственной гостиной. Взгляд глубоко запавших глаз был направлен в глубину двора. У Тимофея невольно возникло ощущение, что он пытается разглядеть их через разросшиеся кусты сирени. Видно, нечто подобное почувствовала и Земфира: дыхание девушки участилось, а ее пальцы, всегда казавшиеся ему такими слабыми, вдруг неожиданно окрепли и с силой вцепились ему в запястье.

– Пойдем отсюда, – потянул Тимофей девушку в глубину двора.

Бандит простоял у окна недолго: каких–то несколько секунд, но этого времени вполне хватило для того, чтобы уложить его внешность в одну из ячеек памяти. Почему–то возникло ощущение, что им еще придется встретиться.

– Идем на вокзал и забираем деньги. И немедленно уезжаем отсюда!

– Куда?

– Неважно!

* * *

До вокзала добрались на попутке. Водитель, притормозив перед голосующими молодыми людьми, внимательно посмотрел на них, будто бы хотел «отсканировать» самые затаенные их мысли. И, видимо, не обнаружив ничего зловещего, дружески поинтересовался:

– Куда вас?

– На вокзал подбросите?

– Разумеется, – и распахнул дверцу для шагнувшего вперед Воропаева, объявил: – Триста рублей!

– Доберетесь по–быстрому, дам пятьсот! – пообещал Воропаев.

Водитель не подвел. Пустынные ночные улицы способствовали скоростному движению, так что уже через пятнадцать минут они были на привокзальной площади. Расплатившись, Тимофей с Земфирой направились в сторону красного здания вокзала.

– Сначала покупаем билеты. А потом забираем сумку.

– И куда мы?

– Движемся дальше, в Новосибирск.

– Я там никого не знаю, – с сомнением сказала девушка.

– Я тоже. Так что мы с тобой в одинаковом положении. Но так даже лучше, значит, никому в голову не придет разыскивать нас именно там.

Уже подходя к железнодорожным кассам, Тимофей вдруг неожиданно ощутил смутную, еще не вполне понятную тревогу. Он даже приостановился, чтобы повнимательнее вслушаться в себя. Учащенный пульс – пустяк! Нечто подобное может ощущать любой человек, отправляющийся в дальнюю дорогу. Так что же его тревожит?

Улыбнувшись строгой полноватой кассирше, сидевшей за толстым стеклом кассы, он поинтересовался:

– Билеты до Новосибирска имеются?

– На какое вам число? – равнодушно поинтересовалась женщина.

– Хотелось бы уехать прямо сейчас, – высказал пожелание Тимофей.

– Паспорта, пожалуйста.

Придется воспользоваться новым паспортом, отсюда и тревога. Вот и первая проверка их новых документов. Рядом, прижавшись к нему плечом, стояла Земфира. Посмотрев на девушку, он увидел на ее лице отсвет собственных раздумий.

– Возьми, – сказала она, протянув паспорт, словно хотела развеять сгусток сомнений, образовавшийся где–то в самой середине груди.

– Пожалуйста, – протянул Тимофей два новеньких паспорта.

Кассир раскрыла первый паспорт.

– Только хотелось бы уехать как можно быстрее, – пожелал Тимофей.

– Хорошо, молодой человек, сделаю все, что смогу.