Глава 8 похороны не терпят суеты

 

Старый Килимано был из племени масаев. В отличие от большинства своих соплеменников, не сумевших найти себя в городе, он устроился охранять дом богатого кенийца. В такой работе не было ничего зазорного: многие зажиточные кенийцы нанимали в охрану масаев. Они обладают воинственным характером. Однако сторожить чужое добро было делом скучноватым, и однажды он решил уйти от хозяина навсегда, прихватив при этом все ценности, которые только сумел отыскать. Впоследствии Килимано занимался тем, что обирал в городе туристов, а потом, скопив деньжат, купил старенькую машину и начал подвозить гостей столицы из аэропорта до города. Грабил их Килимано только в исключительных случаях, когда заведомо знал, что встречать их некому. Работал в паре, сообщая по рации своему сообщнику о выгодном клиенте. Тому оставалось только подкараулить незадачливого бедолагу на одной из улочек Найроби и обобрать до нитки.

Дело шло успешно. Килимано сумел скопить кое–какую сумму и рассчитывал стать преуспевающим человеком. Но три года назад его разыскал младший сын Мараби, заявив, что навсегда оставил саванну. А еще через несколько недель Килимано приобщил сына к своему ремеслу. Вскоре Мараби стал его надежным помощником.

В этот раз все шло как и обычно. В аэропорту Килимано подобрал высокого белого, который произвел на него весьма благоприятное впечатление. Решение созрело мгновенно: он высаживает его неподалеку от гостиницы, и тот будет вынужден идти до нее через заброшенную стройку. Именно в этом месте его должен будет ограбить Мараби.

Он так и сделал. Теперь надо было подождать. Время шло, но сын почему–то не давал о себе знать, и Килимано стали одолевать дурные предчувствия….

О смерти сына старик Килимано узнал на следующий день. Один из полицейских, оказывавший ему покровительство, позвонил на мобильный телефон и грустным голосом сообщил:

– У меня для тебя скверные новости, Килимано.

Предчувствие не обмануло.

– Что–то случилось с моим сыном? – дрогнувшим голосом спросил Килимано.

– Да… Его больше нет с нами. Он почему–то оказался в квартире, в которой не должен был быть. Ты можешь сказать, почему он там оказался?

– Могу… Его отправил туда один белый человек.

– Ты можешь сказать, как выглядел этот белый?

– Для меня все белые на одно лицо… Хотя нет, этот был какой–то особенный, он источал опасность. Прежде я не сталкивался с таким. Предупредил об этом и сына, но видно, не помогло.

– Ты можешь описать его поподробнее? – настаивал полицейский. – Это важно. Мы бы постарались отыскать его побыстрее.

– Я обязательно это сделаю, но сначала мне нужно похоронить сына, – твердо произнес Килимано.

Полицейский раздумывал, понимая, что у него вряд ли отыщутся убедительные доводы, чтобы отговорить упрямого масая.

– Хорошо. Так и быть. Но потом сразу явишься к нам. Дело безотлагательное.

* * *

Килимано решил похоронить сына сам, не обращаясь за помощью к кому–либо. Забрав тело из морга, он завернул его в красную клетчатую материю, а потом аккуратно, словно тот был еще живым, посадил на заднее сиденье автомобиля и, помолившись духам Лоя, поехал хоронить.

Отъехав от Найроби километров на двести, Килимано оказался в самом сердце саванны, куда не часто заглядывают даже любители заполучить охотничьи трофеи. Жизнь здесь оставалась неизменной на протяжении многих и многих лет. Неподалеку отсюда находилось поселение масаев, многих из которых Килимано знал. Этот район не был обозначен на путеводителях, так как старейшины племени не привечали чужаков.

Участок для захоронения был выбран удачно: в пятистах метрах расположилось львиное семейство. Глава клана, могучий лев с лохматой взъерошенной гривой, привстав, с настороженностью наблюдал за странными действиями человека. Забеспокоились и львицы; покидать полюбившееся место им не хотелось, и звери настороженно и с опаской поглядывали на человека.

Одна из львиц, сделав два шага вперед, утробно зарычала, предлагая чужаку убираться прочь. За ней, столь же грозно, зарычала другая. А затем протяжно и зло заревел лев, заявляя свои права на всю ближайшую округу.

Но Килимано не торопился. Похороны вообще не терпят суеты. Подняв на руки мертвого сына, он выбрал место поровнее и положил его на землю, подправив выбившуюся материю. А потом сел в машину и отъехал далеко в сторону, откуда можно было бы наблюдать за погребением.

Масаи рождались в саванне, в саванне они и умирали. Саванна была их единой общей могилой. А многочисленные звери и птицы–падальщики завершали обряд погребения. Так было всегда, многие тысячи лет кряду, так будет и впредь.

Ждать пришлось недолго.

Из глубины зарослей показался одинокий исхудалый облезший старый лев, видно изгнанный из прайда более молодым и удачливым соперником. Возможно, что через несколько дней он просто обессилел бы от голода и подох, а его дряблое тело порвали бы на куски гиены, но сейчас ему предоставлялся шанс прожить еще пару недель, наполнить свои одряхлевшие мускулы силой за счет его мальчика.

Килимано невольно поджал губы. Ему представлялось, что похороны пройдут как–то иначе – ведь неподалеку находился крепкий прайд с молодым здоровым выводком, и тело погибшего сына наверняка пошло бы им впрок. Но что тут поделаешь, если так распорядились боги, сидящие на горе Килиманджаро.

Старый лев действовал не торопясь и с большим достоинством, присущим только этим красивым и грозным животным. Ничто не свидетельствовало о том, что последнюю неделю он заглушал голод полевками, что иной раз попадались ему. И, видно окончательно определившись, с какого именно места следует приступать к трапезе, он вцепился в труп зубами…

Килимано, не отрывая взгляда, следил за похоронами сына и лишь молил о том, чтобы в погребении приняли участие и львы прайда, расположившегося неподалеку, только тогда можно будет считать, что погребение прошло удачно.

Молитвы были услышаны.

Скоро от прайда, увлекая за собой львят, отделились две львицы и неторопливым шагом, с грацией настоящих хозяек саванны, направились в сторону усопшего. Вот одна из них, та, что была покрупнее, приостановилась и, посмотрев на разнежившегося льва, утробно зарычала, приглашая его принять участие в похоронах. Тряхнув косматой гривой, лев громко отозвался, отказываясь от приглашения, но уже в следующую минуту он бодро поднялся, сбрасывая с себя дрему, и зашагал следом.

Старый лев, приподняв голову, прервал трапезу и принялся настороженно наблюдать за приближающейся троицей. Поняв, что расклад сил не в его пользу, зверь фыркнул, недовольно махнул хвостом и, протяжно зарычав, степенно направился в глубину саванны.

Несколько минут трапезы позволят сохранить ему силы в течение дня, но уже следующее утро он встретит еще более ослабленным. За львом, поджав куцые хвосты, засеменили четыре гиены. Звери чувствовали, что силы царя саванны на исходе, и согласны были подождать до следующего дня.

Первым к Мараби подошел самец. Львицы стояли немного позади, а подле них терся беспокойный выводок. Некоторое время лев стоял у трупа, принюхивался, как бы решая, а стоит ли принимать участие в погребении и достоин ли чести маленький Мараби быть погребенным царем зверей. А потом, видно, что–то для себя решив, с громким рыком воткнул рыжую морду в разодранный труп. Продолжительное время он не поднимал головы, слышно было лишь его утробное рычание и довольное чавканье; потом, насытившись, он лениво отошел от покойника, предоставляя принять участие в погребении львицам и беспокойному выводку.

Окружив тело со всех сторон, они принялись яростно рвать его на части. И отошли только тогда, когда от Мараби остались лишь кости.

Не прошло и пяти минут, как налетели грифы; их было так много, что они закрыли от взора то, что осталось от Мараби. Птицы громко галдели и, высоко подняв длинные шеи, проглатывали остатки плоти. А когда от Мараби остались только кости да клок черных волос, они разом взлетели, поставив последнюю точку в погребении.

Мараби родился в саванне, саванна его и забрала. На какой–то момент старый Килимано почувствовал себя почти счастливым: теперь душа мальчика обретет вечный покой.

 

Глава 9 СПАСИБО ЗА ДОВЕРИЕ

 

– Вот что, Фарух, – начальник полицейского участка грустно посмотрел на подчиненного. – Я понимаю, что ночные смены требуют определенной концентрации и нужен стимул, чтобы как–то не уснуть. Но уверяю тебя, он не должен быть столь кардинальным.

Фарух невольно сглотнул, вспомнив прошедший день.

Очнувшись от удара, он понимал, что ротозейства ему не простят, и решил скрыть факт проникновения в квартиру. Он даже убрал с пола рассыпавшийся пепел, подмел площадку. Единственное, чего он не мог скрыть, так это срезанных с двери печатей. В этот же день было проведено короткое разбирательство, в ходе которого были выявлены все детали происходящего; узнали даже о проститутке, которая доставляла ему удовольствие.

– Виноват, господин начальник, – выдавил Фарух, стараясь держаться бодрее.

– Я, конечно, и сам не без греха и тоже был молодым, – развел начальник руками, – и не чурался разного рода удовольствий. Но во время службы никогда не позволял себе ничего подобного. – Хмыкнув, добавил: – Может, поэтому я и сижу в этом кресле. А соблазнов, надо сказать, у меня тоже было немало.

Ко всему прочему Фаруху досаждала зудящая боль в области паха. Девочка оказалась не столь аккуратной, как ему представлялось, и когда он вскочил, она серьезно его поцарапала. Так что раненое место ему пришлось прижигать йодом и надеяться на то, что инфекция не проникнет в кровь.

– Я виноват, господин….

– Я бы простил тебе все твои удовольствия на рабочем месте, – ровным и бесстрастным тоном продолжал начальник участка, – если бы ты задержал этого белого. Но ты даже не заметил, как он вошел в квартиру, ты даже не запомнил его лица.

– Господин начальник, я прекрасно помню его! – возразил Фарух, вытянувшись. – Я не позабуду его даже на смертном одре.

Начальник участка призадумался:

– Запомнил, говоришь… Ну что ж, я даю тебе шанс. Отыщи его! У тебя ровно три дня. Если тебе этого не удастся, нам с тобой придется распрощаться.

– Я вас понял, господин начальник, – отвечал Фарух. – Спасибо за доверие.

– Ну, чего ты стоишь? Иди! – повел бровями начальник полицейского участка. – Время пошло.

Фарух вышел из здания полиции. Вообще–то, он должен был благодарить судьбу – полицейские лишаются работы и за меньшие провинности, но ему был предоставлен шанс, и он должен воспользоваться этим.

Весь следующий день Фарух разъезжал по городу, пристально всматриваясь в каждого белого. Но никто из них даже отдаленно не напоминал взломщика. Фарух не лукавил, когда говорил, что сумел его запомнить. Возможно, что на дежурстве он занимался не тем, чем обычно занимаются полицейские, но на память не жаловался никогда. Она была у него фотографическая, и, прикрыв глаза, Фарух мог восстановить внешность преступника чуть ли не до последней поры на лице. Собственно, за это его и ценили.

Поколесив по городу несколько часов кряду, он хотел уже было отправиться домой, чтобы перекусить и немного передохнуть, как вдруг на одном из перекрестков заметил того самого белого. С небольшим кейсом в руке тот напоминал обыкновенного делового человека, приехавшего в Найроби с коротким служебным визитом. В нем не было ничего зловещего – вполне открыт и дружелюбен. Остановив взмахом руки машину, белый что–то сказал таксисту через приоткрытое окно, и тот, коротко кивнув в ответ, приветливо распахнул дверь.

Притопив газ, Фарух развернул автомобиль и подъехал к такси.

 

Глава 10 ПЛАЧУ ДВОЙНУЮ ЦЕНУ

 

Олег Невзоров пребывал в хорошем настроении. Центр дал добро на проведение операции «Небо Сомали». Теперь осталось «запаковать» новость самым правдивым образом и сообщить о ней Юсуфу Ахмеду.

Если не считать некоторых мелочей – несколько покушений и успешного побега от полиции, – то поездку в Найроби можно было считать вполне удавшейся. Но в следующий раз он воздержался бы от визита в этот город. Что–то ему подсказывало – одно из покушений было организовано Юсуфом Ахмедом. Где–то, выходит, он не укладывался в систему координат сомалийского пирата, и его просто хотели смахнуть с доски как ненужную фигуру.

Теперь следовало огорчить Юсуфа Ахмеда своим возвращением с того света.

Набрав номер Юсуфа, Невзоров принялся считать гудки, чувствуя, как в середине груди образовывается зловещий холодок.

– Слушаю, – прозвучал знакомый голос.

– Юсуф, у меня для вас есть хорошие новости.

– Это вы, уважаемый Джон? – в голосе Юсуфа Ахмеда послышались радостные нотки. Похоже, что он всерьез был обрадован тем, что его не прибили в какой–нибудь передряге. – А я думаю, почему вы не звоните, уж не случилось ли с вами что–нибудь скверного?

– Со мной все в порядке, Юсуф, чего и вам искренне желаю.

– Так что там за новости?

– Через своих друзей мне удалось выяснить, что русские организовывают выставку своих алмазов в Йемене и по всей Восточной Африке.

– Но какое отношение это может иметь ко мне?

– Самое непосредственное. Дело в том, что вместе с другими алмазами они привезут и алмаз «Небо Сомали».

Некоторое время в трубке раздавалось лишь тяжелое сопение, Юсуф переваривал услышанное.

– Насколько достоверна эта информация? – наконец спросил он.

– Ха–ха! – весело рассмеялся Невзоров. – Здесь совершенно не нужно подключать британскую разведку. Об этой новости трубят все газеты, в том числе и в Йемене.

– Когда будет проходить выставка?

– Она начнется через три недели.

– Вот даже как… Каким же образом русские собираются добраться до Йемена?

В районе селезенки опять сгустился холодок: Юсуф клюнул!

– Поначалу предполагалось, что алмазы доставят на самолете, но потом они отказались от этой идеи. Самолет может потерпеть катастрофу, и тогда вся коллекция может погибнуть. И было решено доставить алмазы на корабле. Так надежнее. В случае непредвиденных ситуаций камни могут эвакуировать, на борту судна будет даже вертолет.

– У русского судна есть охрана?

– Конечно, как же без нее.

– Насколько она серьезна? Это что – военное сопровождение?

– Из того, что пишут сейчас в газетах, я узнал, что никакого военного сопровождения не планируется. Вся охрана будет находиться на корабле.

– Вы могли бы мне сказать, на каком судне повезут алмазную коллекцию?

– У меня нет такой информации, но я могу узнать. Знаю, что русский корабль будет проходить через Суэцкий канал. Если у вас там имеются свои люди, то вы можете не только его сфотографировать со всех сторон, но даже подсчитать, сколько человек охраняют алмазы.

– Хорошо. Я подумаю над вашим предложением. Оказывается, вы весьма полезный человек, Джон. Когда вы планируете вернуться обратно? Ведь вы же не думаете улетать сразу в Лондон? Или я вас настолько напугал, что вы больше не пожелаете увидеть своего старого друга Юсуфа?

– Хочу сообщить вам по секрету: у меня аллергия на туманы, а африканский климат мне очень подходит. А потом, встречи с вами для меня всегда были очень насыщенными и запоминающимися.

– Кажется, в ваших словах я слышу иронию. А вот это вы напрасно, Джон. Я буду рад видеть вас вновь как своего лучшего друга. А потом, вы ведь мне обещали устроить встречу с моей дочерью. Неужели вы это позабыли?

– Хорошо, сделаю все, что от меня зависит. В Сомали я вылетаю сегодняшним рейсом.

– Буду ждать вас с нетерпением.

Сунув телефон в карман, Невзоров сложил вещи в кейс, посмотрел на часы; следовало поторапливаться, иначе самолет в Сомали отправится без него.

Спустившись к столику администратора, он увидел негритянку, что встречала его в день приезда. Сейчас она выглядела еще более нарядной. Видно, начальство балует ее зарплатой, если она меняет свои наряды по три раза в день.

– Вы уже уезжаете, мистер Костнер? – назвала она имя, под которым он зарегистрировался в гостинице.

– Да. Дела сделал, осталось возвращаться обратно.

– Вы очень немного погостили у нас, – произнесла она, забирая протянутый ключ. В ее голосе слышалось разочарование.

Все–таки в этом Найроби есть некоторые приятные вещи. Взять хотя бы эту самую негритянку, стоявшую у стойки регистрации. Видно, должно народиться немало пустой породы, чтобы появился такой кристалл, как эта девушка.

– Как вам понравился Найроби?

– Не буду лукавить, но у меня масса впечатлений от встречи с вашим городом, – вполне искренне ответил Олег.

Девушка улыбнулась, на этот раз в ее улыбке присутствовало нечто многообещающее, вот только очень жаль, что его командировка подошла к завершению.

– Сейчас немногие так говорят, как вы. Очень рада слышать.

– Просто они не видели всех тех достопримечательностей, с которыми посчастливилось познакомиться мне.

Для того чтобы расположить к себе такую красавицу, нужна искренность, чего у Невзорова всегда было в избытке.

– О, да! Вы планируете еще раз приехать в наш город?

Невзоров насторожился: «А это уже напоминает допрос».

– Как только надумаю, вы первая узнаете об этом.

– Возьмите визитку, – девушка протянула небольшой аккуратный прямоугольник плотной бумаги. – Здесь записаны адрес и номера телефонов нашей гостиницы. Мы может организовать для вас персональный трансфер.

– Я это учту, – Невзоров сунул визитку в нагрудный карман. – В Найроби это очень важно.

Покидая гостиницу, он почувствовал несказанное облегчение. Если все будет складываться так, как планировалось, то уже ближе к вечеру он окажется в поселке, где базируется Юсуф Ахмед. А в том, что им будет о чем поговорить, Невзоров не сомневался.

* * *

Он вышел на улицу и, подняв руку, остановил такси. Водителем был пожилой негр, с интересом всматривавшийся в потенциального клиента. В его глазах читался откровенный интерес: сколько же я могу слупить с этого белого франта?

Интуиция подсказывала водителю, что он оказался вовремя и в нужном месте.

– В аэропорт.

– Садитесь, – дружелюбно произнес негр, распахивая дверцу.

Олег, взявшись за ручку двери, уже хотел было сесть в салон, как позади, скрипнув тормозами, остановился старенький «Ситроен», откуда с перекошенной физиономией выскочил тот самый полицейский, с которым он столкнулся в квартире резидента. Жилистая рука потянулась под левую полу куртки, где у полицейских обычно висит кобура. Подняв кейс, Олег с размаху ударил его металлическим уголком в носовую перегородку и тотчас, как только противник потерял равновесие, пнул его носком в пах. Побелевшие глаза полицейского должны были вывалиться из орбит, пройдет долгих несколько минут, прежде чем он сумеет справиться с болью.

– Поехали! – прыгнул Невзоров в салон. – Побыстрее!

– Послушайте, мистер, – запротестовал водитель. – Мне не нужны разбирательства с полицией. Вы улетите к себе домой, а мне здесь еще жить.

– Это не полицейский, это бандит! Неужели не видишь, ведь это на его роже написано!

– Я не первый день живу на белом свете, и не надо меня обманывать! Мистер…

– Плачу двойную цену.

– Ну, хорошо, мистер, – сокрушенно кивнул головой водитель, давая понять, что доводы клиента не очень–то его убедили. – Но если все–таки полиция начнет меня спрашивать, я скажу, что это вы меня заставили.

Присев на карточки и вытаращив от боли глаза, полицейский тщетно пытался совладать с болью. Из разбитого носа обильно текла кровь, заливая белоснежную рубашку.

– Договорились. Только давай быстро!

Машина, рванув с места, тотчас отыскала себе местечко в плотном потоке транспорта.

* * *

Вернувшись из саванны, Килимано занял место у гостиницы, где остановился белый, и стал ждать. Следовало запастись терпением; этот человек не может находиться в ней до бесконечности, когда–нибудь он все равно из нее выйдет и тогда окажется в его власти.

Потянулся уже четвертый час ожидания, когда белый показался в дверях гостиницы с небольшим кейсом в руке и, подняв руку, остановил машину. Некоторое время он о чем–то говорил с водителем, очевидно, договариваясь о цене. Когда он уже собирался сесть в салон, прямо к таксисту с дороги свернул старый «Ситроен». Его дверь распахнулась, из салона выскочил худощавый негр и бросился к белому.

По всем приметам человек, подскочивший к машине, был полицейским. Килимано узнал бы его из тысячи. Действовали они напористо и нагло, отличаясь от преступников лишь наличием полицейского удостоверения и правом на ношение оружия. В какой–то момент Килимано испытал разочарование: вот сейчас он защелкнет на запястьях белого наручники и отведет его в полицейский участок, и Килимано так и не удастся поквитаться за сына. Но неожиданно белый проявил нешуточную расторопность: ткнув кейсом в лицо полицейскому, он разбил ему нос, а затем с размаху пнул ногой в пах.

Килимано невольно зажмурился, понимая, какую боль испытывает в этот момент полицейский. А белый, не теряя драгоценных секунд, уже запрыгнул в машину.

Такси устремилось по улице, теряясь в потоке транспорта. Килимано поспешил надавить на газ. Таксиста он нагнал только в конце улицы, когда тот остановился перед красным светофором, – дорога вела в аэропорт.

Вряд ли ему удастся перехватить автомобиль в городе, – слишком здесь оживленная трасса. Зато сразу за городской чертой, где, по существу, начинается саванна, имелся очень опасный участок дороги, рассеченный гористой местностью. Повороты на нем были столь крутые, что нередко автомобили, потеряв управление, скатывались в пропасть. Вытащив пистолет из–под сиденья, он положил его рядом с собой и улыбнулся. Остается только набраться терпения и не упустить автомобиль из вида.

* * *

Когда до аэропорта оставалось километров десять, неожиданно с левой стороны выскочил старенький «Пежо» и, загораживая движение, длинными гудками потребовал остановиться.

– А это еще кто? – удивился водитель, нажимая на тормоза. – Это явно не полицейский, но что ему нужно?

Невзоров нахмурился, узнав старого масая, который подвозил его несколько дней назад из аэропорта в город.

– Не останавливайся! Попробуй его объехать.

– Как это объехать, мистер?! – горячился водитель. – Неужели вы не видите, что дорога очень узкая. А рядом – пропасть!

Масай уверенно теснил таксиста к правой стороне дороги, где, ощетинившись острыми выступами, чернела пропасть. В какой–то момент водитель настолько близко подъехал к самому краю, что до аварии оставался всего лишь миг. Но нет! Ударив по тормозам и выкрутив руль влево, он сумел отъехать от опасного места.

Масай, прибавив скорость, не давал машине вырваться вперед: вилял по дороге, подставлял под удар высокий багажник.

– Мистер, у меня начались проблемы в тот самый момент, когда вы только сели в мою машину! – в отчаянии закричал таксист. – Я тридцать лет за рулем, но со мной ни разу не случалось ничего похожего!

– Уж не хочешь ли ты меня высадить?.. Попробуй обогнать его. Если ты не сделаешь этого, то он просто угробит нас обоих.

В какой–то момент справа образовался узкий просвет, в который можно было проскочить, и водитель, прибавив скорость, устремился в свободное пространство.

Едва он поравнялся с машиной масая, как тот резко подал вправо, стараясь столкнуть их автомобиль в пропасть.

– Держи руль прямо! – в отчаянии закричал Невзоров.

– Он разобьет мне машину!

– Это куда лучше, чем свалиться в пропасть.

– Мистер, если бы вы знали, как я жалею о том, что мне достался такой пассажир, как вы! Видно, я чем–то прогневал Всевышнего, и вот он решил послать на мою голову все испытания сразу! Но ведь…

Договорить негр не успел. Сильнейший удар с левой стороны едва не выбросил машину с дороги прямо в пропасть. Возможно, это и произошло бы, если бы водитель не проявил мастерство и не прибавил скорость, так что основная сила удара пришлась на заднюю часть салона.

– Дьявол! Он расколотит мне всю машину! – заорал водитель, не отрывая взгляда от дороги.

– Езжай! Я заплачу тебе за ремонт, даже еще останется….

Машина масая, не отставая, вновь принялась прижимать такси к обрыву. Через открытое окно Невзоров видел разъяренное лицо негра; тот что–то яростно кричал, очевидно, выкрикивая проклятия, и размахивал руками.

– Кажется, он меня разозлил! – закричал водитель.

Прибавив скорость, он попытался оторваться. Вырваться удалось всего–то на полкорпуса. Масай не отставал, мчался следом, будто привязанный. А впереди, обрываясь темно–голубой полоской неба, показался крутой поворот. Таксист, яростно сжав челюсти, вывернул руль влево. Удар пришелся по капоту «Пежо». Автомобиль масая, потеряв равновесие, выскочил на встречную полосу и, процарапав боковой стороной скальную поверхность, отрекошетил в противоположную сторону. Обернувшись, Невзоров увидел расширенные от ужаса глаза масая, когда его машина, потеряв управление, стремительно понеслась в сторону ограждения. Преодолев крутой поворот, таксист, не сбавляя скорости, устремился дальше. Невзоров еще успел заметить, как автомобиль преследователя, протаранив столбовые ограждения, пытался выскочить на свою полосу, а потом крутой поворот скрыл от него машину масая. Какой–то момент было тихо, ему даже показалось, что масаю удалось справиться с ситуацией, но уже в следующую секунду из глубины пропасти ахнул взрыв.

На лице водителя крупными каплями выступил пот, Невзоров выдохнул, стараясь снять напряжение. Вроде бы все обошлось.

Перед самым аэропортом на дорогу неожиданно вышел буйвол. Наклонив крупную голову, он слегка поводил тяжелыми длинными рогами, в полной решимости пободаться. Невзоров невольно скривился: возникшая неприятность по сравнению с той, что сейчас полыхала на дне пропасти, выглядела смехотворной.

Таксист, сбавив скорость, рассерженно надавил на клаксон. Буйвол недовольно замычал и медленно отступил с дороги, пропуская автомобиль. Следовало бы улыбнуться столь забавному приключению, вот только губы одеревенели.

Аэропорт предстал неожиданно, словно вырос посреди саванны. Поначалу показались два массивных здания, выложенных из белого кирпича, а потом потянулся корпус аэровокзала и взлетная полоса, огороженная высокой металлической изгородью.

Водитель вырулил на автостоянку и, как показалось Невзорову, произнес с явным облегчением:

– Приехали, мистер.

Невзоров вытащил деньги и, отсчитав положенную сумму, протянул водителю:

– Этой суммы тебе хватит, чтобы починить твою жестянку, и еще останется на то, чтобы отложить на новую машину.

Таксист, печально покачав головой, взял деньги:

– Мистер, не знаю, как вы оказались в Найроби и кто вы по профессии, но на вашем месте я бы давно поменял ее на более спокойную.

Распахнув дверь, Невзоров серьезно пообещал:

– Я последую твоему совету, приятель.

До отлета самолета оставалось немногим более часа.

 

Глава 11 ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ

 

О смерти своей невесты капитан военной разведки Гурий Мещерский узнал от ее приемного отца – имама Рахмана, когда прибыл в Чечню из отпуска. Рахман, не вдаваясь в подробности, сдержанно, как и подобает человеку его положения, рассказал о том, что Земфира была убита в результате спецоперации. Неделю Гурий провел без сна: все поломалась в одно мгновение, да и сама жизнь потеряла прежнюю ценность. На восьмой день он подал рапорт на увольнение, добавив, что уговаривать его остаться на службе не нужно и свое решение он принял взвешенно. А на десятый день к нему пришел имам и поведал о том, что дочь снится ему каждый день и просит, чтобы ее смерть не осталась безнаказанной. Вскоре Гурий поменял свое имя на Мухаджир, что означает «уехавший», и стал воином Аллаха. Именно тогда он был представлен Ибрагиму имамом Рахманом. С Ибрагимом он сотрудничал в последующие годы. Но об истинном положении этого человека в иерархии их организации он узнал гораздо позднее. Именно Ибрагим был одним из руководителей Аль–Каиды.

Пошел третий год со дня смерти невесты, но боль утраты не притупилась. Годы, проведенные без Земфиры, были какими–то сиротливыми; в душе образовалась пустота, которую невозможно было заполнить. Надо было в очередной раз ехать в Чечню, чтобы поклониться ее могиле. Мухаджир понимал, что подвергает себя большому риску, но ничего не мог поделать с собой.

Уже подходя к отъезжающему поезду, он услышал, как кто–то его окликнул:

– Мещерский… Гурий!

Внутри похолодело. Так его не называли уже давно. Может быть, это кто–то из его прежних сослуживцев?

Приостановившись, Мухаджир обернулся и, увидев незнакомого человека, спросил:

– Ну, я Мещерский, чего тебе?

– Гурий Афанасьевич?

– Он самый, так что у тебя там за дело?

– Я майор милиции.

Мухаджир цепко осмотрел перрон, выискивая группу захвата, и, не обнаружив таковой, глухо сообщил:

– Вот что, майор, предупреждаю тебя: у меня в правом кармане «лимонка». Мне терять нечего. Начнешь дергаться не по делу – угробишь себя, а еще и людей невинных погубишь. – Хмыкнув, продолжил: – Тактико–технические данные сообщить? Разлет осколков гранаты двести метров, так что можешь себе представить, какая здесь будет кровавая каша.

– Представляю…. Только я здесь один, – хладнокровно ответил майор. – Так что будь поспокойнее, а то и в самом деле наделаешь делов.

– Чего хотел?

– Я знаю, зачем ты едешь в Чечню.

– А тебе–то что за дело?

– Просто спросить хотел.

– О чем?

– У тебя часом нет знакомых, у которых на правом предплечье наколка в виде оскаленной пасти волка? А ниже надпись «Грозный». Причем буква «Г» немного кривая. Напоминает женский профиль.

– К чему ты меня это спрашиваешь, майор? – хмуро поинтересовался Мухаджир.

– А к тому, что именно этот человек отдал приказ на устранение Земфиры.

Какое–то время Гурий Мещерский молчал. Выглядел он совершенно спокойным.

– Откуда тебе это известно? – прозвучал наконец его потускневший голос.

– В то время, когда этот человек приходил к исполнителю делать заказ, в соседней комнате находился пленный солдат. Он видел гостя, слышал их разговор и сумел описать его внешность; он же рассказал о наколке.

– На милицейскую провокацию не похоже, – раздумывая, сказал Мухаджир. – Видно, так оно и было. Слишком многое теперь становится на свои места… У тебя все ко мне, майор?

– Нет.

– Выкладывай.

– Если наша следующая встреча состоится, она не будет такой мирной.

Мещерский скупо улыбнулся:

– Спасибо, что предупредил, буду знать. А теперь давай попрощаемся.

Уже оказавшись в поезде, Гурий с горечью подумал о том, что он был обманут и последние годы жил чужой жизнью, а человек, которому он доверился, оказался виновен в смерти Земфиры.

Добравшись до Чечни, он пришел к имаму.

Тот даже не удивился, когда увидел в руках гостя «макаров».

– Ты пришел, чтобы убить меня?

– Да. Ведь когда–то же надо отвечать перед Аллахом.

– Откуда ты узнал?

– Разве теперь это важно?

– Верно. Совершенно ни к чему. Чего же ты медлишь? Стреляй!

– Я хотел у тебя спросить……

– Спрашивай.

– Ты сделал наколку в армии?

– Хм, неожиданный вопрос…. В армии.

– Покажи мне ее.

Рахман завернул рукав на правом предплечье, обнажив оскалившегося волка.

– Почему буква «Г» кривая?

– Я никому не говорил об этом. Но сейчас, когда надо держать ответ перед Аллахом, врать как будто бы и ни к чему. Это буква не кривая. Если ты всмотришься, то она напоминает женский профиль. Тут двойной смысл: город, в котором я родился и начальная буква имени русской девушки, которую я когда–то любил. Ее звали Галина, она была матерью Земфиры… Видишь, как все переплелось в наших судьбах.

– Почему ты выбрал именно дочь? Ведь ты наказал не только меня, но и себя.

– Тебе этого не понять.

Не опуская пистолета, Мещерский подошел к столу, взял фотографию девушки и бережно положил ее в сумку.

– Теперь она тебе больше не понадобится.

– Пусть будет так, – согласился Рахман. – Думаю, что так даже лучше.

– Снимай куртку, – неожиданно приказал Мещерский.

– А это еще зачем?

– Снимай, говорю! – Мещерский шагнул ближе, чуть ли не уткнув ствол в лицо имама. Рахман повиновался. – Положи ее на стол.

Мещерский быстро снял свою куртку и кепи.

– А теперь надевай это!

– Ты хочешь сделать мне предсмертный подарок, я так понимаю? – хмыкнул имам. – А не будет ли твоя куртка мне тесновата?

– Не беспокойся, не будет.

Рахман оделся.

– Впору.

– А теперь подойди к окну и отодвинь занавеску.

Имам подошел к окну и слегка приоткрыл занавеску, и в этот момент голова его резко откинулась назад, получив сильнейший удар, и он поломанной куклой опрокинулся на пол. Осколки черепа брызнули в стороны, заляпав все вокруг.

Закинув сумку на плечо, Мещерский юркнул в небольшую дверцу, ведущую во двор. Пробежав огородами, он выскочил на соседнюю улицу и, стараясь не привлекать к себе внимания, зашагал размеренным шагом.

* * *

Из Грозного Мухаджир выбирался на попутных машинах. Он прекрасно знал, как умеют работать федералы, когда того требуют обстоятельства. Так что информация о нем, подобно волнам от брошенного камня, распространилась во все стороны далеко за пределы Чечни. На каждом блокпосту уже имелась его фотография, и пассажиров вытряхивали из салонов автомобилей безо всякого почтения.

В его распоряжении оставалось час–полтора форы, потом город и ближайшие окрестности могут просто перекрыть, и он останется в мышеловке; так что полученное преимущество Мухаджир собирался использовать в полной мере.

В зависимости от ситуации Гурий представлялся то офицером спецназа, отправляющимся в отпуск, то местным жителем, добиравшимся до своего района, а однажды даже назвался гостем, спешащим на свадьбу к свояку.

Выигрышность ситуации заключалась в том, что в отличие от ОМОНа, дежурившего на блок–постах, случайные попутчики не спрашивали у него документов, так что он, меняя обличье, мог представляться кем угодно. На третьи сутки пути он позволил себе расслабиться и купил билет в поезд на имя Ивана Гончарова.

Документы у него были безупречными. Предъявлять их приходилось не раз, в том числе и на блокпостах. Существовал даже реальный Иван Денисович Гончаров, проживавший где–то в Магаданской области – летом работавший в геолого–разведочных партиях, а зимой беспробудно попивавший водочку. Свой паспорт работяга потерял пять лет назад под Анадырем. Но похоже, что без документов он не особенно и бедствовал, даже не подал заявление о его пропаже. А в геологические партии зачастую брали даже беспаспортников.

Особенность ситуации заключалась в том, что даже внешне работяга был похож на Мухаджира, да и возраст подходящий, а вклеить фотографию для мастера не стоит большого труда.

Попетляв по железнодорожным перепутьям, Мухаджир затерялся в средней полосе России. Поначалу ему казалось, что едет он невесть куда, стремясь оторваться от преследователей. Но реальность заключалась в том, что ноги сами собой несли его на малую родину – в Средневолжск.

В какой–то момент защемило сердце: недалеко отсюда, в каких–то двухстах километрах, находилось его село, в котором он родился и рос. Там и сейчас жили его родители, до сих пор ругавшие патриарха Никона как самого заклятого своего врага, посмевшего покуситься на древние устои. Слушая их отчаянные ругательства, с трудом верилось, что они проклинают не вчерашний день, а давно ушедшую реальность, отставшую от них едва ли не на четыреста лет.

Не сумев перебороть в себе искушение и понимая, какому риску он себя подвергает, Мухаджир все–таки решил отправиться в родное село. Приклеив усы и нацепив седую бороду, он состарил себя лет на тридцать, а если к этому добавить еще и его ссутулившуюся спину с тяжеловатой походкой, то и вовсе выглядел неузнаваемым. Поначалу он даже хотел для пущей убедительности взять и трость, но потом решил, ч<