Иисус и жена его двоюродного брата Симона

      

  20 октября 1945

    Иисус с Симоном Зилотом и Марцианом идут через Назарет к открытой местности, простирающейся к Кане. Он пересекает Свой скептически враждебный город по самым центральным улицам, и переходит по диагонали рыночную площадь, которую в это раннее утро уже заполнила толпа. Многие оборачиваются, чтобы посмотреть на Него; очень немногие горожане приветствуют Его, женщины, особенно пожилые, улыбаются Ему, но за исключением нескольких детей, никто не подходит к Нему. Люди перешептываются за Его спиной. Иисус, конечно, все это видит, но делает вид, что не видит. Он разговаривает с Симоном или с мальчиком, который шагает между ними, и идет Своей дорогой.

    Сейчас они у последних домов. Женщина, примерно сорока лет, стоит на ступеньке у двери одного из них. По видимому, она кого-то ждет. Увидев Иисуса, она делает шаг, как бы желая подойти к Нему, но затем останавливается и, покраснев, опускает голову.

    «Она Моя родственница. Это жена Симона Алфеева», - говорит Иисус апостолу.

    Женщина, кажется, находится в состоянии беспокойства, обуреваемая противоположными чувствами. Цвет ее лица меняется, она то поднимает, то опускает голову, и выражение ее лица свидетельствует о сильном желании заговорить, которое сдерживается по каким-то причинам.

    «Мир тебе, Саломея», - приветствует ее Иисус, поравнявшись с ней.

    Женщина смотрит на Него, как если бы она была удивлена добротой в голосе своего Родственника, и отвечает, покраснев еще больше: «Мир…» Комок в горле не дает ей закончить предложение. Она прячет свое лицо в своих сложенных ладонях и безутешно плачет, прислонившись к дверному косяку.

    «Почему ты так плачешь, Саломея? Есть что-нибудь, что Я мог бы сделать, чтобы утешить тебя? Пойдем сюда, за угол, и скажи Мне, в чем дело…» - Он берет ее за локоть и ведет в узкий проход между ее домом и соседским огородом.

    Симон вместе с Марцианом, который очень удивлен, остаются у входа в проход.

    «В чем дело, Саломея? Ты знаешь, что Я всегда любил вас. Я всегда любил всех вас. И Я по-прежнему люблю вас. Ты можешь верить этому и довериться Мне…»

    Она то и дело перестает плакать, как если бы хотела выслушать эти слова и понять их истинный смысл, затем начинает плакать еще громче, произнося бессвязные слова: «Да, Ты… Мы, но не я…  И даже не Симон… Но он еще глупее, чем я. Я сказала: «Позови Иисуса»… Но все село против нас… против Тебя, меня… и мой мальчик…» Когда она коснулась это трагической точки, ее плач тоже стал трагическим. Она терзается и стонет, бьет себя по лицу, как бы обезумев от горя.

    Иисус хватает ее за руки со словами: «Не делай этого. Я здесь, чтобы утешить тебя. Говори, и Я все сделаю…»

    Женщина смотрит на Него широко раскрытыми от изумления и горя глазами. Но надежда дает ей энергию говорить и говорить связно: «Ты будешь милостив ко мне, даже если Симон виноват? Ты будешь?... О! Иисус… Ты спасаешь всех! Мой мальчик! Алфей, последний, болен… он умирает!... Ты любил Алфея, Ты вырезал для него игрушки из дерева… Ты поднимал его, чтобы он мог сорвать виноград и фиги с вашего дерева… и перед тем, как Ты ушел… чтобы путешествовать по стране, Ты научил его так многим хорошим вещам… Сейчас Ты не смог бы … Он при смерти… Он больше никогда не будет есть виноград или фиги. Он больше никогда ничему не научится…», - и она горько плачет.

    «Саломея, будь добра. Расскажи Мне, что с ним случилось?»

    «У него серьезная желудочная болезнь. Он кричит, ужасно страдает и бредит целыми днями. Сейчас он больше не разговаривает. Он похож на того, кого ударили в голову. Он стонет, но не отвечает. Он может только тяжко стонать. Он смертельно бледен и его тело стало холодным. Целыми днями я умоляла Симона пойти к Тебе. Но… О! Я всегда любила его, но сейчас я ненавижу его, потому что он глуп и ради глупой идеи позволяет моему сыну умереть. Но, если он умрет, я уйду. Я вернусь в свой дом. Вместе с другими детьми. Он неспособен быть отцом в нужный момент. И я защищу от него моих детей. Я уйду, Да, уйду. Люди могут говорить все что хотят. Но я уйду».

    «Не говори этого. Оставь свою идею об отмщении».

    «О справедливости. Я восстану против них всех. Видишь? Я ждала Тебя, потому что никто из них не позвал бы Тебя: «Приди». Но я зову. И я должна сделать это, даже если бы это было чем-то неправильным. Но я не могу сказать Тебе: «Войди», потому что родственники Симона в доме и…»

    «В этом нет необходимости. Ты можешь обещать Мне, что простишь Симона? Что ты всегда будешь для него хорошей женой? Если ты обещаешь Мне, то Я скажу тебе: «Иди домой, твой сын исцелен и улыбнется тебе». Можешь ты поверить в это?»

    «Я верю в Тебя. Против целого мира, я верю в Тебя».

    «А сможешь ли ты простить так же, как ты веришь?»

    «… Но… Ты действительно исцелишь его?»

    «Не только исцелю. Но Я обещаю тебе, что Симон перестанет сомневаться во Мне, и маленький Алфей, другие твои дети, ты и твой муж все вместе вернетесь в Мой дом. Мария так часто говорит о тебе…»

    «О! Мария! Мария! Она была здесь, когда родился Алфей… Да, Иисус. Я прощу. Я ничего не буду говорить ему… Нет. Я скажу ему: “Вот как Иисус ответил на твое поведение: вернул тебе твоего сына”. Я могу сказать это!»

    «Да, ты можешь… Иди, Саломея. Иди. Не плачь больше. До свидания. Мир тебе, добрая Саломея. Иди сейчас». Он подводит ее обратно к двери. Он смотрит, как она входит в дом, улыбается, когда она в своем страстном желании бежит через прихожую, даже не закрыв за собой двери, Он медленно прикрывает ее, а затем закрывает.

    Затем Он оборачивается к двум Своим спутникам и говорит: «А теперь давайте пойдем туда, куда мы направлялись…»

    «Ты думаешь, что Симон обратится?» - спрашивает Зилот.

    «Он не неверующий. Он только позволяет более сильным людям брать верх над собой».

    «Ну, следовательно! Более сильным, чем чудо!»

    «Ты видишь, что ответил сам… Я счастлив, что спас это дитя. Я видел его, когда ему было всего несколько часов от роду, и он всегда очень любил Меня…»

    «Как я? А он тоже станет учеником?» - спрашивает Марциан пылко и он смотрит несколько скептически на то, что кто-то может любить Иисуса как он.

    «Ты любишь меня как мальчик и как ученик. Алфей любит Меня только как мальчик. Но позже он будет любить Меня также и как ученик. Но сейчас он только маленький мальчик. Скоро ему исполнится восемь лет. Ты встретишься с ним».

    «Значит я единственный мальчик и ученик?»

    «Да, сейчас. Ты глава мальчиков-учеников Когда ты будешь мужчиной, помни, что ты был таким же хорошим учеником, как и мальчиком, и потому раскрой свои объятия для всех детей, которые придут к тебе в поисках Меня и скажут: “ хочу быть учеником Христа”. Ты сделаешь это?»

    «Я сделаю», - серьезно обещает Марциан…

    Теперь они на открытом солнечном пространстве и удаляются от меня в ярком солнечном сиянии…

 

Симон возвращается к Иисусу

 

    21 октября 1945

 

    Их приняли в бедном доме, где живет маленькая бабушка, окруженная небольшой стайкой детей от десяти до почти двух лет от роду. Дом находится среди полей, несколько заброшенных, многие из которых стали лугами с несколькими выжившими фруктовыми деревьями.

    «Мир тебе, Иоанна. Сегодня дела идут лучше? Они пришли и помогли тебе?»

    «Да, Учитель и Иисус. И они сказали мне, что вернутся, чтобы посеять. Это будет слишком поздно, но они сказали мне, что оно вырастет.

    Конечно, вырастет. То, что было бы чудом земли и семени, станет чудом Бога. Следовательно, совершенным чудом. Твои поля будут лучшими в этой местности, а эти маленькие птички, которые вокруг тебя, будут иметь достаток зерна для их ртов. Не плачь больше. В будущем году положение еще более улучшится. Но Я буду все еще помогать тебе. Или еще лучше: хорошая госпожа, которую зовут так же как тебя, и которая никогда не насыщается, делая добро, будет помогать тебе. Посмотри. Это для тебя. Этого будет тебе достаточно, чтобы свести концы с концами до времени сбора урожая».

    Старушка берет одновременно кошелек и руку Иисуса и плача целует ее. Затем она спрашивает: «Скажи мне, кто эта добрая госпожа, чтобы я могла упомянуть ее имя перед Господом».

    «Моя ученица и твоя сестра. Ее имя известно Мне и Отцу на Небесах».

    «О! Это Ты!...»

    «Я беден, Иоанна. Я даю то, что дают Мне люди. От Меня Самого – только чудеса. И Я сожалею, что не слышал о твоем несчастье раньше. Я пришел, как только Сусанна рассказала Мне. Слишком поздно сейчас. Но деяние Божье в этом случае просияет ярче».

    «Поздно! Да, уже поздно! Смерть была такой быстрой, придя сюда! И она забрала молодых. Не меня, уже бесполезную. Не их, незрелых. Но тех, кто был пригоден к работе. Будь проклят месяц Элул[13], отягченный влиянием зла!»

    «Не проклинай планету. Она с этим ничего не может поделать… Как дела у этих малышей? Идите сюда. Видите? У этого мальчика тоже нет отца и матери. И он не может жить даже со своей бабушкой. Но Бог не покинул его. И не покинет его до тех пор, пока он хороший. Верно, Марциан?»

    Марциан одобрительно кивнул головой и заговорил с малышами, собравшимися вокруг него. Они младше его, но некоторые из них значительно выше его. Он говорит: «О! Это верно, что Бог не покидает никого. Я могу так говорить. Мой дедушка молится обо мне. А ваши отец и мать, конечно, молятся о вас в следующем мире. И Бог слышит их молитвы, потому что Он очень Хороший, и Он всегда слышит молитвы праведных людей, живые ли они или умерли. Ваши покойные родители и ваша дорогая бабуля здесь, конечно, молятся о вас. Вы любите ее?»

    «Да, да…» - с энтузиазмом зачирикала стайка сирот.

    Иисус замолчал, чтобы послушать беседу Своего маленького ученика и сирот.

    «Это верно. Мы не должны заставлять стариков плакать. На самом деле мы никого не должны заставлять плакать, потому что те, кто печалит своих ближних, печалит Бога. Но старики! Учитель добр ко всем. Но Он более чем добр и любит стариков и детей. Потому что дети невинны, а старики страдают. Они уже так много плакали! Мы должны любить их вдвое, втрое, в десять раз сильнее, вместо тех, кто больше не любит их. Иисус всегда говорит, что тот, кто не почитает стариков, вдвойне грешен, подобно тому, кто плохо обращается с детьми. Потому что старики и дети не могут защитить себя сами. Поэтому будьте хорошими с вашей бабушкой».

    «Иногда я не помогаю ей…» - говорит один из тех, кто постарше.

    «Почему? В конце концов, ты ешь хлеб, который она добывает для тебя своим трудом! Разве в нем нет вкуса слез, когда ты расстраиваешь ее? А ты, женщина, (женщине от силы десять лет и это очень худенькая бледная девочка) ты помогаешь ей?

    Маленькие братья отвечают все вместе: «О! Рахиль хорошая! Она не ложится допоздна, чтобы прясть то небольшое количество шерсти, которое у нас есть. Когда наш папа умер, она стала лихорадочно работать в поле, чтобы приготовить его к севу.

    «Бог вознаградит тебя за это», - серьезно говорит Марциан.

    «Он уже вознаградил меня, освободив мою бабулю от ее беспокойства».

    Иисус вмешивается в разговор: «Ты больше ничего не хочешь?»

    «Нет, Господь».

    «Но ты здорова?»

    «Нет, Господь. Но это не имеет значения. Даже если я сейчас умру, моей бабушке помогут. Раньше я боялась умереть, потому что я помогала ей».

    «Но смерть ужасна, дитя…»

    «Как Бог помог мне в жизни, так же Он поможет мне и в смерти и я пойду к своей матери… О! Не плачь Бабушка! Я люблю и тебя тоже, дорогая бабушка. Я больше не скажу этого, если ты от этих слов плачешь. Нет, если ты этого желаешь, то я попрошу Господа исцелить меня… Не плачь, моя маленькая мама…» - и она обнимает опечаленную старушку.

    «Исцели ее, Господь, Ты осчастливил моего дедушку мною. Сделай теперь счастливой эту старую женщину».

    Милости приобретаются посредством жертвоприношений. Какое жертвоприношение ты совершишь, чтобы получить ее?» - серьезно спрашивает Иисус.

    Марциан думает…  Он ищет самую неприятную жертву, чтобы предложить ее… и затем он улыбается: «Я больше не буду есть меда целый месяц».

    «Это не много! Месяц Кислев[14] уже заканчивается…»

    «Когда я сказал “месяц”, то имел в виду четыре фазы луны. И только подумай, в эти дни состоится Праздник Светильников и медовых кексов…»

    «Это верно. Хорошо, Рахиль будет здоровой благодаря тебе. А теперь пойдем. До свиданья, Иоанна. Я приду еще, прежде чем уйду (из Назарета). До свидания, Рахиль. До свидания, Тоби. Будь хорошим. До свидания, малыши. Пусть Мое благословение покоится на всех вас, и Мой мир пребывает с вами».

    Они выходят сопровождаемые благословениями старой женщины и детей. Марциан, после того как стал «апостолом и жертвой» начал прыгать как маленький козлик и побежал вперед.

    Симон заметил с улыбкой: «Его первая проповедь и первая жертва. Он многообещающий мальчик, Ты так не думаешь, Учитель?»

    «Да, Я думаю. Но он проповедовал и раньше. Также и Иуде Симонову…»

    «… и Господь, кажется, заставил ребенка говорить с ним… Может быть, чтобы избежать мести с его стороны…»

    «Не мести… Я не думаю, что он мог бы зайти так далеко. Но сильной реакции, да… Тот, кто заслужил, чтобы его упрекали, не любит истину… Но она должна быть сказана…» - говорит Иисус со вздохом.

    Симон наблюдает за Ним, затем он спрашивает: «Учитель, скажи мне правду. Ты отослал его, и решил послать всех домой на праздник Посвящения, чтобы предотвратить пребывание Иуды в Галилее именно сейчас. Я не буду спрашивать Тебя и не хочу, чтобы Ты сказал мне, почему лучше, чтобы человек из Кериофа не должен быть с нами. Я только хочу знать, верна ли моя догадка. Мы все думаем так, Ты знаешь? Даже Фома. Он сказал мне: «Я пойду не возражая, потому что я сознаю, что за этим стоят серьезные причины». И он прибавил: «Учитель прав, делая это. Среди друзей Иуды так много Наумов, Садоков, Йохананов и Елеазаров…» Фома не глуп!... И он не плохой, хотя он слишком человек. Он очень искренен в своей любви к Тебе…»

    «Я знаю. И все, что ты подозреваешь, правда. Скоро ты узнаешь причину…»

    «Мы не просим Тебя сказать нам».

    «Но Я буду просить вас помочь Мне и потому должен сказать вам».

    Марциан прибежал обратно и говорит: «Учитель, там, у пересечения тропинки с главной дорогой, стоит Твой двоюродный брат Симон. Он весь в поту, как бежавший со всех ног. Он спросил меня: «Где Иисус?» Я ответил: «Он здесь, за мной, с Симоном Зилотом». Он сказал мне: «Они пройдут здесь?» «Конечно», - ответил я. «Он должен пройти здесь, чтобы вернуться домой, если только Он не поступит так, как поступают птицы, они летят со всех направлений, чтобы вернуться в свои гнезда. Ты хочешь встретиться с Ним?» - спросил я Его. Он не ответил ничего определенного. И все же я уверен, что он хочет встретиться с Тобой».

    «Учитель, он уже виделся со своей женой… Давай сделаем так. Марциан и я оставим Тебя одного. Мы пойдем в Назарет кружным путем. Во всяком случае… нам некуда спешить. А Ты пойдешь один к главной дороге».

    «Да, спасибо тебе, Симон. Я увижусь с вам позже».

    Они расстались, и Иисус быстро зашагал к главной дороге. Симон стоит, прислонившись к стволу дерева, тяжело дыша и утирая пот. Как только он увидел Иисуса, он поднял свои руки… затем он опустил их и уныло опустил голову.

    Когда Иисус подошел к нему, Он положил руку на его плечо и спросил: «Чего ты хочешь, Симон? Осчастливить Меня словами любви, которых Я ожидал много дней?»

    Симон опустил голову даже еще больше и молчит…

    «Говори, тогда. Может быть, Я для тебя посторонний? Нет, ты действительно и неизменно Мой добрый брат Симон, а Я твой маленький Иисус, Которого ты носил на своих руках, несколько с трудом, но с такой большой любовью, когда мы возвращались в Назарет».

    Мужчина закрывает свое лицо обеими ладонями и падает на колени: «О! Мой Иисус! Я виноват, но я был достаточно наказан…»

    «Давай, вставай! Мы родственники. Чего же ты хочешь?»

    «Мой мальчик! Он…» - комок в горле мешает ему говорить.

    «Твой мальчик? Что с ним?»

    «Он умирает. И любовь Саломеи умирает вместе с ним… и я остаюсь с двойным раскаянием: я теряю сына и жену одновременно… Прошлой ночью я думал, что он действительно умер и она выглядела как гиена. Она кричала мне: «Убийца своего сына!» Я молился, чтобы этого не случилось, и я поклялся самому себе, что я непременно пойду к Тебе, если мальчику станет немного лучше, даже ценою того, что буду изгнан вон, - что я действительно заслужил, - чтобы сказать Тебе, что только Ты один можешь предотвратить мою катастрофу. На рассвете мальчику стало немного лучше. Я побежал из моего дома к Твоему кружным путем, через предместья, чтобы избежать возможных помех… Я постучал в дверь. Мария открыла и была удивлена. Она могла бы плохо обойтись со мной. Но Она только сказала: «Что с тобой, бедный Симон?» И Она ласкала меня, как если бы я был ребенком… И это заставило меня заплакать. И моя гордость и неуверенность таким образом исчезли. То, что Иуда сказал нам, не могло быть правдой, я имею в виду Иуду, Твоего апостола, не моего брата. Я не сказал этого Марии, но я сказал это самому себе, бия себя в грудь и бросая с тех пор оскорбления самому себе. Я спросил у Нее: «Иисус дома? Это в связи с Алфеем. Он умирает…» Мария ответила: «Беги! Он пошел к Кане с мальчиком и апостолом. Он на дороге в Кану. Но ты должен поспешить. Он вышел на рассвете. Он скоро должен вернуться. Я буду молиться, чтобы ты смог найти Его». Ни одного слова упрека, ни даже одного, хотя я заслужил столь многих!»

    «И Я не буду упрекать тебя. Но Я раскрою тебе Мои объятия, чтобы…»

    «Увы! Чтобы сказать мне, что Алфей умер!...»

    «Нет. Чтобы сказать тебе, что Я люблю тебя».

    «Тогда пойдем! Быстрее!»

    «Нет. В этом нет необходимости».

    «Ты не придешь? Ах! Ты не простил меня? Или Алфей умер? Но даже если он умер, Иисус, так как Ты воскрешаешь мертвых, верни мне моего сына! О! Добрый Иисус! … Святой Иисус! Кого я покинул!... Иисус… Иисус…» Пустынная дорога залита слезами мужчины, стоящего на коленях, конвульсивно хватающегося за мантию Иисуса, мучимого скорбью, раскаянием и отеческой любовью…

    «Ты не заходил домой прежде чем прийти сюда?»

    «Нет. Я побежал сюда как сумасшедший… Зачем? Там еще больше страданий? Саломея уже ушла? Она сошла с ума? Она казалась сумасшедшей прошлой ночью…»

    «Саломея говорила со Мной. Она плакала, она поверила. Иди домой, Симон. Твой сын исцелен».

    «Ты!... Ты!... Ты сделал это, для меня, оскорбившего Тебя тем, что поверил той змее? О! Господь! Я не заслужил столь многого! Прости меня! Скажи мне, что Ты хочешь, чтобы я сделал, чтобы возместить Тебе, чтобы Ты узнал, что я люблю Тебя, чтобы убедить Тебя, что я страдал от того, что был холоден, чтобы сказать Тебе, что я хотел поговорить с Тобой с тех пор, как Ты здесь, даже прежде, чем Алфей так заболел!... Но… но…»

    «Забудь об этом. Все это кончилось. Я забыл об этом. То же самое сделай и ты. И забудь также слова Иуды из Кериофа. Он мальчик. Все, чего Я хочу от тебя, следующее: чтобы ты никогда не повторял этих слов Моим ученикам, Моим апостолам, и, тем более, Моей Матери. Это все. Сейчас иди домой, Симон. Иди и будь в мире… Не медли принять участие в радости, которая наполнила твой дом. Иди». Он целует Симона и мягко подталкивает его к Назарету.

    «Ты не пойдешь вместе со мной».

    «Я буду ждать тебя вместе с Саломеей и Алфеем в Моем доме. Иди. И помни, что нынешняя радость пришла к тебе благодаря твоей жене, которая поверила в истину».

    «Ты имеешь в виду, что я…»

    «Нет. Я имею в виду, что Я понял, что ты покаялся. И ты покаялся благодаря ее крику, обвиняющему тебя… Бог действительно кричит через уста хороших людей, упрекая и советуя!... И Я увидел твердую смиренную веру Саломеи. Иди, говорю Я тебе. Не медли больше, иди и поблагодари ее».

    И Иисус почти резко толкает его, чтобы вынудить его уйти. И когда Симон, наконец, уходит, Он благословляет его… а затем качает головой в немом разговоре с самим собой и слезы медленно стекают по Его бледным щекам… только одно слово намекает на общее направление Его мысли: «Иуда!»…

    Он идет по той же дороге, по которой пошел Зилот, за границами селения, к Своему дому.

 

Симон Петр в Назарете

 

22 октября 1945

Это было поздним утром, когда Петр, совершенно один и неожиданно, пришел в дом в Назарете. Он нагружен как швейцар корзинами и маленькими сумками. Но он так счастлив, что не чувствует ни груза, ни усталости.

Он блаженно улыбается Марии, Которая открыла ему дверь, и приветствует Ее с радостью и с благоговением одновременно. Затем он спрашивает: «Где Учитель и Марциан?»

«Они на насыпи над гротом, но со стороны дома Алфея. Я думаю, что Марциан собирает маслины, а Иисус, конечно, медитирует. Я позову их».

«Я сам пойду к ним».

«Сначала положи весь твой груз».

«Нет. Это сюрприз для мальчика. Я хочу увидеть, как он с широко раскрытыми глазами горячо и внимательно изучает это, он будет так счастлив, бедный мальчик».

Он выходит в огород, проходит под насыпью, скрывается в пещере грота, а затем кричит, слегка изменив свой голос: «Мир Тебе, Учитель», а затем своим натуральным голосом: «Марциан!...»

Высокий голос Марциана, который наполнял мирный воздух криками, стих… Наступила пауза, затем почти девчоночий голос мальчика спросил: «Учитель, но разве это не мой отец зовет меня?»

Иисус был, наверное, так погружен в мысли, что ничего не слышал, и Он открыто признал это. Петр снова позвал: «Марциан!» и засмеялся своим обычным сердечным смехом.

О! Это он! Отец! Отец! Где Ты?» Он высунулся (из зарослей), чтобы посмотреть в огород, но ничего не увидел…

Иисус тоже вышел вперед и смотрит… Он видит Марию, Которая улыбается на ступеньке у двери, Иоанна и Синтихию, которые тоже улыбаются из комнаты в конце огорода у каменного очага.

Но Марциан решился: он спрыгнул с насыпи прямо у грота, а Петр готов схватить его, прежде чем он коснулся земли. Трогательно видеть, как они приветствуют друг друга. Иисус, Мария и двое учеников, улыбаясь, наблюдают за ними, а затем подходят к ним.

Петр высвобождается, как только может, из цепкой хватки Марциана, чтобы поклониться Иисусу и еще раз приветствовать Его… Иисус обнимает его вместе с мальчиком, который еще крепко держится за апостола и спрашивает: «А Порфирия?»

Но Петр отвечает Иисусу, Который спрашивает его: «Почему ты пришел так скоро?»

«Ты думаешь, что я мог бы оставаться так долго вдали, не видя Тебя? И потом… там Порфирия, которая не оставляла меня в покое: «Пойди и повидай Марциана. Отнеси ему это. Отнеси ему то». Она, кажется, думает, что Марциан находится среди разбойников с большой дороги или в пустыне. Прошлой ночью она встала именно чтобы испечь медовые кексы и как только они испеклись, она отправила меня сюда…»

«Ах! Медовые кексы!...» - воскликнул Марциан. Затем он замолчал.

«Да. Они здесь вместе с фигами, высушенными в печи, оливами и красными яблоками. И она испекла для тебя каравай на оливковом масле, и послала тебе сыр, сделанный из молока твоих овец. Здесь есть еще непроницаемая для воды туника. И затем, и затем… Я не знаю, что еще здесь есть. Что? Ты больше не торопишься? Ты плачешь? Почему?»

«Потому что я бы предпочел, чтобы ты привел сюда ее, вместо всех этих вещей… Я очень люблю ее, ты знаешь?»

«О! Милость Божья! Кто бы мог подумать?! Если бы она была здесь и услышала тебя, она бы растаяла как масло…»

«Марциан прав. Ты мог бы прийти с ней. Она, конечно, хотела бы увидеть его после столь долгого времени. Мы, женщины, именно таким образом бываем со своими детьми…» - говорит Мария.

«Хорошо… Но она увидит его в скором времени, она увидит его, не так ли, Учитель?»

«Да, после Посвящения, когда мы снова начнем путешествовать… Нет… Когда ты вернешься, после Посвящения, ты придешь вместе с ней. Она останется здесь с ним на несколько дней, а затем они вместе вернутся в Вифсаиду»

«О! Как здорово! Я буду здесь с двумя матерями!» Мальчик вновь весел и счастлив.

Все входят в дом, и Петр начинает освобождаться от своей поклажи.

«Вот несколько сушеных, соленых и свежих рыб. Они будут полезны Твоей Матери. А вот несколько этих мягких сыров, которые Ты так любишь, Учитель. А вот несколько яиц для Иоанна. Я надеюсь, что они не разбились… Нет. Хорошо. И немного винограда. Я получил его от Сусанны в Кане, где я переночевал. Затем… Ах! Взгляни-ка сюда, Марциан! Посмотри, какой он прозрачный. Кажется, что он сделан из волос Марии»… И он открывает банку с паточным медом.

«Зачем так много продуктов? Ты взял на себя большой труд и беспокойство, Симон», - говорит Мария, глядя на узелки, свертки, вазы и банки на столе.

«Беспокойство? Нет. У меня был хороший улов, и я получил большой доход. Он ничего не стоит, но доставка его приносит так много радости. Во всяком случае… У нас скоро будет праздник Посвящения… Таков обычай. Разве не так? Ты не попробуешь этот мед?»

«Я не могу», - серьезно говорит Марциан.

«Почему? Ты нездоров?»

«Нет. Но я не могу взять его».

«Но почему?»

Мальчик краснеет, но не отвечает.  Он смотрит на Иисуса и молчит. Иисус улыбается и объясняет: «Марциан дал обет, чтобы получить милость. Он не может есть меда четыре недели».

«Хорошо. Ты будешь есть его после…  Все-таки возьми банку… Только вообразите! Я не думал, что он… такой…»

«Такой великодушный, Симон. Он, привыкший к епитимьям с детства, будет считать тропинку добродетелей легкой всю свою жизнь», - говорит Иисус, пока мальчик вышел с банкой в руках.

Петр смотрит ему вслед с изумлением. Затем спрашивает: «Зилота здесь нет?»

«Он пошел к Марии Алфеевой, но скоро вернется. Вы будете спать вместе этой ночью. Пойдем в соседнюю комнату, Симон Петр».

Они выходят из комнаты пока Мария и Синтихия наводят порядок в комнате, заставленной принесенными Петром узлами и банками.

«Учитель… Я пришел, чтобы увидеть Тебя и мальчика. Это верно. Но также потому, что я много думал в эти дни, особенно о вновь прибывших трех ядовитых шершнях… которым я сказал больше лжи, чем в море рыб. Они сейчас пошли в Гефсиманию, так как они думают, что Иоанн Эндорит находится там, а затем они пойдут к Лазарю, надеясь найти там Синтихию и Тебя. Пусть идут!... Но они вернутся и… Учитель, они хотят причинить тебе беспокойство из-за этих двух несчастных людей…»

«Я принял все необходимые меры месяцы тому назад. Когда они вернутся в поисках этих двух несчастных людей, то не найдут их нигде во всей Палестине. Видишь эти сундуки? Я сделал их для Иоанна и Синтихии. Ты заметил все эти сложенные одежды у ткацкого станка? Они для них. Ты удивлен?»

«Да, Учитель. Куда Ты их пошлешь?

«В Антиохию».

Петр многозначительно свистнул, а затем спросил: «К кому? И как они доберутся туда?»

«В дом, принадлежащий Лазарю. Его Лазарь приобрел, когда его отец правил от имени Рима. И они отправятся морем…»

«Ах! Я понял! Потому что, если бы Иоанн пошел туда пешком…»

«Морем. Я рад, что могу сказать тебе об этом. Я собирался послать Симона, чтобы он сказал тебе: «Пойдем», чтобы приготовить все. Слушай. Через два или три дня после Праздника Посвящения мы уйдем отсюда группами по нескольку человек за раз, чтобы не привлекать чьего-либо внимания. Группа будет состоять из Меня, тебя, твоего брата, Иакова и Иоанна, двух Моих братьев, Иоанна и Синтихии. Мы пойдем в Птолемаиду! Оттуда ты переправишь их на лодке в Тир. Там вы подниметесь на борт судна, плывущего в Антиохию, как если бы вы были прозелитами, возвращающимися домой.

Затем ты вернешься и найдешь Меня в Ахсибе. Я буду на вершине горы каждый день. Во всяком случае, Дух будет вести тебя…»

«Что? Ты не пойдешь с нами?»

«Я был бы слишком заметен. Я хочу даровать мир душе Иоанна».

«И что я буду делать, поскольку я никогда не был так далеко отсюда?»

«Ты не ребенок… и скоро ты пойдешь гораздо дальше, чем в Антиохию. Я верю тебе. Ты видишь, что Я очень высоко ценю тебя…»

«А что насчет Филиппа и Варфоломея?»

«Они встретятся с нами у Йотопаты и будут проповедовать Евангелие, пока будут ждать нас. Я напишу им, и ты отнесешь письмо».

«А… эти двое здесь, они уже знают о своей участи?»

«Нет. Я хочу, чтобы они отмечали праздник в мире…»

«Хм. Бедные… Подумать только! Люди, преследуемые преступниками и…»

«Не пачкай своего рта, Симон».

«Нет, Учитель… Послушай… Как мы будем нести эти сундуки? А Иоанн? Он мне кажется серьезно больным».

«Мы возьмем ослов».

«Нет. Мы возьмем повозку».

«А кто будет править ею?»

«Эх! Если Иуда Симонов научился грести, то Симон Ионин научится править повозкой. Должно быть нетрудно вести осла за уздечку. Мы положим сундуки в повозку и посадим в нее этих двоих… а сами пойдем пешком. Да, лучше сделать так, поверь мне».

«А кто даст нам повозку? Помни, что Я не хочу, чтобы наше отправление отсюда было заметным». Петр задумался… Он напряг свой ум: «Есть у Тебя деньги?»

«Да. Все еще много денег, которые мы получили за камни Мисаха».

«В этом случае это легко. Дай мне деньги. Я куплю осла и повозку у кого-нибудь и… да… мы подарим осла какому-нибудь бедняку, а повозку… мы посмотрим… Я рад, что пришел. А можно мне действительно вернуться за своей женой?»

«Да. Так лучше».

«Хорошо. Но эти двое бедных бедолаг! Мне жаль, что с нами больше не будет Иоанна. Правда, он бы недолго пробыл с нами… Но, бедный человек! Он мог бы умереть здесь, как Иона…»

«Они бы ему не позволили. Мир ненавидит тех, кто искупил себя».

«Он будет чувствовать себя униженным и оскорбленным…»

«Я найду довод, чтобы он ушел со спокойным умом»,

«Какой довод?»

«Тот же самый, который Я использовал, чтобы отослать прочь Иуду Симонова: служение Мне».

«Ах!... Различие в том, что в Иоанне оно будет святостью, тогда как в Иуде это только гордость».

«Симон, не злословь за спиной».

«Это труднее, чем заставить рыб петь. Это истина, Учитель, это не злословье за спиной… Но я думаю, что Симон пришел с Твоими братьями. Давай пойдем…»

«Давай пойдем. Ни слова никому».

«Ты это мне говоришь? Я не могу пренебречь упоминанием об истине, когда я говорю. Но я могу молчать, если желаю этого. И я желаю! Я поклялся в этом себе. Представь меня идущим в Антиохию. К окраинам земли! О! Я хотел бы, чтобы я уже вернулся (и все было бы позади)! Я больше не буду спать, пока все это не закончится…»

Они выходят из комнаты, и я больше ничего не вижу.

 

310. Иисус говорит о Святой Икономии Всеобщей Любви

 

23 октября 1945

Я не знаю, тот ли это самый день, но полагаю, что тот, потому что Петр сидит за семейным столом в Назарете. Трапеза почти закончена и Синтихия встала, чтобы поставить на стол немного яблок, орехов, винограда и миндаля, которые завершают ужин, потому что это вечер и светильники уже зажжены.

       Они говорят о светильниках, когда Синтихия принесла фрукты. Петр говорит: «В этом году мы зажжем дополнительный светильник, а затем еще один и еще один, для тебя, сын. Потому что мы хотим зажечь его для тебя, даже если ты рядом с нами. Это в первый раз, когда мы зажигаем его для мальчика…» - и Симон тронут, когда он заканчивает: «Это было бы, конечно, лучше, если бы ты был рядом…»

«В прошлом году, Симон, это Я вздыхала о Своем Сыне, Который был далеко, и вместе со Мной вздыхали Мария Алфеева, Саломея и также Мария Симонова в своем доме в Кериофе, и мать Фомы…»

«О! Мать Иуды! Ее сын будет с ней в этом году… но я не думаю, что ей будет от этого радостнее… Не обращайте внимания… Мы были у Лазаря. Какое множество светильников!... Это выглядело подобно небу из золота и огня. Лазарь будет со своими сестрами в этом году… Но я уверен, что говорю правду, что они будут вздыхать, потому что Тебя нет с ними. А где мы будем в следующем году?»

«Я буду очень далеко…», - шепчет Иоанн.

Петр обернулся, чтобы посмотреть на него, так как он сидит рядом с Иоанном, и он уже готов был сказать что-то, но, к счастью, он овладел собой под многозначительным взглядом Иисуса.

Марциан спрашивает: «Где ты будешь?»

«По милости Божьей я надеюсь быть на лоне Авраамовом…»

«О! Ты хочешь умереть? Ты не хочешь проповедовать Евангелие? Ты не жалеешь о том, что умрешь, прежде чем станешь проповедовать Евангелие?»

«Слово Господне должно проповедоваться святыми устами. Это было великой милостью, что Он позволил мне услышать его и благодаря ему освободиться. Я бы хотел… Но уже поздно…»

«И все же ты будешь проповедовать Евангелие. Ты уже делал это. Настолько хорошо, что привлек внимание людей. Поэтому ты будешь называться точно так же учеником- евангелистом, даже если ты не будешь странствовать повсюду, проповедуя Евангелие; и в следующей жизни ты получишь награду, приготовленную для Моих евангелистов».

«Твое обещание побуждает меня желать смерти… Каждая минута жизни может таить в себе ловушку, и такой бессильный человек как я, может не суметь преодолеть ее. Если Бог примет меня, будучи удовлетворенным тем, что я уже сделал, то разве это не будет величайшей милостью, которой я могу быть благословлен?»

«Я торжественно говорю тебе, что смерть будет высшей милостью для многих, которые будут знать, до каких пор простираются человеческие бредни, в том месте, где мир будет утешать их за такое знание, и превратит его в осанну, потому что оно соединится с несказанной радостью освобождения из Лимба».

«А где будем мы в будущие годы, Господь?» - спрашивает Симон Зилот, который внимательно слушал.

«Где будет угодно Вечному Отцу. Ты хочешь проникнуть в удаленное будущее, когда мы не уверены в той минуте, в которой мы живем, и будет ли нам даровано прожить ее до конца? Во всяком случае, где бы ни праздновались будущие праздники Посвящения, они будут всегда святыми при условии, что вы находитесь там для того, чтобы исполнить волю Божью».

«При условии что мы исполним?А где будешь в это время Ты?» - спрашивает Петр.

«Я всегда буду там, где находятся Мои возлюбленные».

«Мария ничего не говорит, но Она ни на мгновение не отрывает Своих глаз от лица Своего Сына…»

Ее отвлек от созерцания Марциан, который сказал: «Мама, почему Ты не положила на стол медовые кексы? Иисус их любит, они будут хороши на вкус и для Иоанна. И мой отец тоже любит их…»

«И ты тоже», - заключает Петр.

«Насколько они касаются меня…то их не существует… Я обещал…»

«Вот почему Я не положила их на стол, мой дорогой…» - говорит Мария, лаская его, потому что Марциан сидит между Ней и Синтихией, на одной стороне стола, тогда как четверо мужчин сидят на противоположной стороне.

«Нет, нет. Ты можешь принести их. Нет. Ты должна принести их. И я раздам их всем».

Синтихия берет светильник, выходит и возвращается с кексами. Марциан берет поднос и начинает раздавать их. Он дает Иисусу самый красивый, золотой и поднявшийся, как если бы он был испечен искусным кондитером. Следующий по совершенству был для Марии. Затем пришла очередь Петра, Симона и Синтихии. Но чтобы послужить Иоанну, мальчик встал и подошел к старому больному учителю и говорит ему: «Я даю тебе твой и мой, вместе с поцелуем, чтобы поблагодарить тебя за все, чему ты меня научил». Затем он возвращается на свое место, решительно кладет поднос в центр стола и складывает руки.

«Ты заставил этот очень вкусный кекс пойти по неправильному пути», -говорит Петр, увидев, что Марциан не взял ни одного. И добавляет: «В конце концов (возьми) хоть маленький кусочек. Вот, возьми немного от моего, так что ты не умрешь, взяв немного. Ты слишком сильно страдаешь, Иисус позволит тебе взять немного кекса».

«Но если бы я не страдал, я бы не имел заслуги, отец. Я приношу это жертвоприношение именно потому, что я знаю, что оно причинит мне страдание. В конце концов… я стал таким счастливым с тех пор, как я приношу его, что я, кажется, наполнился медом. Я чувствую его во всем, и даже, кажется, вдыхаю его вместе с воздухом…»

«Это потому, что ты умираешь от желания взять немного…»

«Нет. Это потому, что я знаю, что Бог сказал мне: “Ты правильно поступил, сын Мой”».

«Учитель удовлетв<