Научные дискуссии и их роль в общественной жизни страны

 

В послевоенный период были достигнуты крупные успехи и в других отраслях научных знаний, в частности, в геологии, минералогии, медицине, химии, биологии, филологии, лингвистике и истории. Однако поступательное развитие этих наук зачастую сопровождалось разгромными кампаниями, которые нанесли им относительный вред. При этом вопреки утверждениям наших доморощенных антисталинистов (А. Безбородов, Г. Костырченко, Е. Зубкова), многие из этих дискуссий стали результатом банальной вражды и клановой борьбы различных научных группировок, а не были инспирированы лично И.В. Сталиным или его «сатрапами от идеологии». Более того, ряд этих дискуссий и кампаний, в частности, «философская» и «литературная», напрямую были связаны с ожесточенной борьбой за власть, и имели опосредованное отношение к политике партии в области науки и культуры.

 

а) Дискуссии в сфере гуманитарных и общественных наук

 

В январе ― июне 1947 г. были проведены две известных дискуссии по книге начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) академика Г.Ф. Александрова «История западноевропейской философии» (1946), которая всего год назад была удостоена Сталинской премии. С самого начала было ясно, что эта «философская дискуссия» была гораздо больше связана с борьбой за власть и желанием убрать из аппарата ЦК одного из видных выдвиженцев А.А. Жданова, однако косвенно она имела далеко идущие последствия для всех общественных наук. В частности, эта работа была подвергнута жесткой, но вполне справедливой и обоснованной критике за идеалистический объективизм, терпимость к буржуазному идеализму и декадентству, а также за отсутствие «полемического задора» в критике философских буржуазных доктрин и «беззубом вегетарианстве», не способном вести беспощадную борьбу с буржуазным объективизмом. Естественно, что после такой разгромной критики Г.Ф. Александров был сразу отстранен от работы в ЦК ВКП(б), но неожиданно для всех, но отнюдь не для посвященных, назначен директором Института философии АН СССР, что лишний раз доказывало чисто политический аспект этой громкой дискуссии.

В мае 1947 г. состоялась новая дискуссия, но уже по книге известного советского экономиста академика Е.С. Варги «Изменения в экономике капитализма в итоге Второй мировой войны» (1946), где особой критике подверглись положения двух ее глав – «Возросшая роль государства в экономике капиталистических стран» и «Регулирование хозяйства и бесплановость в капиталистических странах во время войны». Как «крупная научная и политическая ошибка» маститого ученого были расценены его откровенно «немарксистские выводы» о возможности существования «организованного капитализма», о дальнейшем поступательном прогрессе его производительных сил, об ослаблении классовых противоречий и способности многих буржуазных государств к собственному реформированию, призванному сгладить самые вопиющие социальные антагонизмы буржуазного общества, и т.д.

Особенно уничижительной критике академик Е.С. Варга был подвергнут членом Политбюро ЦК и председателем Госплана СССР академиком Н.А. Вознесенским, который всего год назад, опираясь именно на эту работу опального академика, выступал за корректировку экономического курса страны при разработке плана четвертой пятилетки и в работе над новой партийной программой. Результатом этой дискуссии стало решение о закрытии Института мирового хозяйства и мировой политики, который академик Е.С. Варга возглавлял с 1927 г., и наложен запрет на публикацию его новых работ.

Аналогичным критическим нападкам подверглись и труды известного советского историка академика Е.В. Тарле, которые еще до войны и в годы войны опубликовал целый ряд блестящих научных работ – «Наполеон» (1936), «Нашествие Наполеона на Россию (1937), «Талейран» (1939), «Адмирал Ушаков на Средиземном море» (1943), «Нахимов» (1944) и ряд других. Ретивые партийные функционеры и их верные «шакалы от науки» всячески поносили маститого ученого за целый ряд методологических ошибок, в частности, идеалистический субъективизм, подмену классового анализа исторических фактов ревизионистскими установками об особых национально‑государственных интересах России и т.д. Особенно резкой и даже вульгарной критике академик Е.В. Тарле был подвергнут за ошибочное положение о справедливом характере Крымской войны, за оправдание войн Екатерины II и ее стремления вернуть Россию к ее естественным историческим границам, за неверную трактовку Заграничного похода русской армии в годы наполеоновских войн, за попытку отрицать жандармскую роль царской России при Николае I, за желание создать из ряда царских генералов, в частности, М.Д. Скобелева, М.И. Драгомирова и А.А. Брусилова, героев русского народа и т.д.

В те же годы, но с иных идейных позиций были раскритикованы и работы многих других советских историков, в частности, академиков Р.Ю. Виппера, К.А. Косминского, А.С. Ерусалимского и И.И. Минца, которых, напротив, обвиняли в умалении идей патриотизма и принижении роли русского народа в истории всего человечества и т.д.

По оценкам ряда современных авторов либерального толка (М. Зенина, А. Данилов, А. Пыжиков, А. Безбородов), дискуссии на гуманитарном фронте стали предвестниками ужесточения идеологического контроля и в других областях научных знаний, а также тщетности надежд на расширение научных контактов с зарубежными коллегами, свободы научных дискуссий и мнений, общей послевоенной либерализации и т.д. Однако подобного рода оценки во многом продиктованы исключительно конъюнктурой и не учитывают общего контекста нового витка идеологической борьбы на идейно‑политическом фронте, который резко обострился с началом «холодной войны» и возрождением идей мондиализма в головах многих западных политиков и идеологов космополитизма.

 

б) Дискуссии по вопросам биологии, кибернетики и физики

 

В послевоенные годы очень непростая ситуация сложилась в биологической науке, где в смертельной схватке вновь схватились две непримиримых группировки – академика Т.Д. Лысенко («мичуринцы») и академика И.И. Шмальгаузена («вейсманисты»). Хорошо известно, что незадолго до войны группировка академика Т.Д. Лысенко, который в 1938 г. занял должность президента ВАСХНИЛ, при активной поддержке И.В. Сталина получила де‑факто монопольное положение в агробиологии, что в итоге привело к фактическому отстранению от работы многих его оппонентов, в том числе крупных советских генетиков, физиологов, морфологов и почвоведов С.И. Алиханова, Б.М. Завадовского, П.Н. Константинова, А.А. Любищева, П.И. Лисицына и ряда других ученых. По личному указанию И.В. Сталина, который упорно искал различные способы решения зерновой проблемы в стране, академик Т.Д. Лысенко долгие годы проводил разнообразные опыты по селекции ветвистой пшеницы и всячески убеждал вождя, что в ближайшей перспективе его научные открытия совершат настоящую революцию в мировой селекции. И.В. Сталин не только уверовал в особую гениальность «народного академика», который в годы войны де‑факто накормил своим гибридным картофелем и просо полстраны, но и дал отмашку на окончательный разгром всех его научных оппонентов.

Дело в том, что еще марте 1947 г. на Второй генетической конференции МГУ, в которой приняли участие академик Н.В. Цицин, профессора Н.П. Дубинин, А.Р. Жербак, Я.Л. Глембоцкий, М.С. Навашин и ряд других противников «мичуринского» направления в биологической науке, академик Т.Д. Лысенко и его сторонники были подвергнуты уничижительной критике. В ответ на этот шабаш влиятельные покровители президента ВАСХНИЛ, в частности, министр земледелия СССР И.А. Бенедиктов, министр зерновых и животноводческих совхозов СССР П.П. Лобанов и министр животноводства СССР А.И. Козлов обратились в ЦК ВКП(б) с письмом на имя трех секретарей ЦК – А.А. Жданова, А.А. Кузнецова и Г.М. Попова, в котором обрушились с ответной критикой на оппонентов Д.Т. Лысенко. В личном аппарате А.А. Жданова его противники совершенно неожиданно получили мощную поддержку. Более того, в апреле 1948 г. его сын, Ю.А. Жданов, только что назначенный новым начальником Отдела науки Управления пропаганды ЦК ВКП(б), на семинаре лекторов крайкомов и обкомов партии в своем докладе «Спорные вопросы современного дарвинизма» поддержал советских генетиков.

В этой ситуации академик Т.Д. Лысенко срочно написал письмо на имя И.В. Сталина и А.А. Жданова, в котором указал, что ему «стало очень тяжело работать» и буквально «опустились руки» из‑за постоянных голословных обвинений сторонников «метафизического направления в биологии», которых всячески поддерживают ряд лиц из аппарата ЦК. В конце июля 1948 г. Т.Д. Лысенко был принят И.В. Сталиным, сначала только в присутствии Г.М. Маленкова, а затем и других членов Политбюро ЦК – Л.П. Берия, Н.А. Вознесенского, А.И. Микояна, Н.А. Булганина и Л.М. Кагановича. Результат этой встречи доподлинно неизвестен, но буквально через пару дней была созвана знаменитая августовская сессия ВАСХНИЛ, на которой с докладами выступили член Политбюро, секретарь ЦК Г.М. Маленков и сам академик Т.Д. Лысенко, которые жестко заклеймили хромосомную теорию наследственности и саму генетику как враждебную и буржуазную лженауку, основанную на пресловутом вейсманизме‑морганизме‑менделизме, не имевшим никакой методологической основы.

По итогам этой сессии в середине августа 1948 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «О мерах укрепления биологических учреждений Академии наук СССР», в котором ЦК ВКП(б) прямо «отметил неудовлетворительное руководство со стороны президиума Академии наук биологическими учреждениями академии» и указал, что «в целом ряде биологических институтов и лабораторий Академии наук СССР при поддержке Бюро отделения биологических наук третировалось передовое мичуринское направление в биологии и поддерживались метафизические концепции последователей реакционных теорий Вейсмана, Менделя и Моргана». Это постановление дало старт аналогичной кампании и в других отраслях биологической науки, где жертвами «гонений» стали многие видные ученые, в том числе академики Л.А. Орбели, А.Д. Сперанский, П.К. Анохин, И.С. Бериташвили и другие, которые лишись своих руководящих постов в академических институтах и возможности работать по специальности.

После смерти И.В. Сталина и печально знаменитого «письма трехсот», направленного в адрес ЦК КПСС в октябре 1955 г., а особенно в период «горбачевской перестройки» и «ельцинского лихолетья» стараниями таких «историков науки», как провокатор С.Э. Шноль («Герои, злодеи, конформисты российской науки» 2001) и сказочники В.Д. Есаков и Е.С. Левина («Сталинские "суды чести"» 2005), в широкое общественное мнение была вполне сознательно вбита абсолютно ложная матрица, что, дескать, сам Т.Д. Лысенко и все «мичуринцы» были отпетыми ретроградами и палачами, погубившими цвет советской биологической науки и уничтожившими всю советскую генетику. Но на самом деле ни Т.Д. Лысенко, ни «мичуринцы» отнюдь не отрицали самих законов генетики, а лишь выступали против их абсолютизации и утверждали, что

• условия жизни растений и животных влияют на их наследственность;

• изменения жизненных условий животных и растений могут вызывать вполне определенные изменения в их наследственности;

• путем сознательного изменения этих условий, то есть «воспитания» растений и животных можно получать направленные изменения их наследуемых признаков;

• ряд приобретенных признаков наследуются, а значит, вполне возможна внехромосомная передача наследственных признаков и т.д.

Все эти положения учения Т.Д. Лысенко были детально обоснованы как конкретными экспериментальными данными его личной многолетней практики и работой других известных селекционеров, так и теоретическими аргументами, взятыми из работ выдающихся русских ученых, в том числе К.А. Тимирязева.

Естественно, что основные положения «мичуринской биологии» находились в существенном противоречии с теориями А. Вейсмана, Т. Моргана и их наследников. Эти расхождения носили не просто научный, а методологический и мировоззренческий характер, поэтому совершенно неслучайно многие «вейсманисты» были сторонниками печально знаменитой «евгеники» – англосаксонской расовой теории Ф. Гальтона, основанной на открытиях его кузена Ч. Дарвина, взятой затем на вооружение германскими и европейскими нацистами.

В последнее время в либеральных научных кругах стали также утверждать, что в сталинский период аналогичной реакционной лженаукой была объявлена и кибернетика, становление и развитие которой было связано с работой известного американского философа и математика Н. Винера, который был автором знаменитой работы «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине» (1948). Якобы советские партийные пропагандисты по прямой указке вождя стали всячески отрицать наличие общих законов получения, хранения, передачи и переработки информации и утверждать, что эта лженаука была создана коварными империалистами с целью разжигания пожара новой мировой войны и дезинформации мирового общественного мнения. Между тем хорошо известно, что И.В. Сталин был энциклопедически образованным человеком, в отличие от нынешних полуграмотных либералов изучал труды великого Платона и изначально всю систему управления страной строил как кибернетическую, поэтому говорить о том, что он преследовал эту научную дисциплину, просто абсурд.

Именно при нем в СССР была создана эта новая мощная отрасль советской науки и построены десятки научно‑исследовательских институтов и заводов, производящих кибернетические устройства, созданы целые научные школы, подготовлены новые научные и инженерные кадры, написаны учебники, а во многих вузах страны стали готовить специалистов по кибернетике. В частности, уже в 1948 г. под началом доктора физико‑математических наук С.А. Лебедева в Киеве начинаются работы по созданию первой Малой электронной счетной машины (МЭСМ). В 1949 г., на базе Московского завода счетно‑аналитических машин имени В.Д. Калмыкова были созданы Научно‑исследовательский институт электронных математических машин (СКБ‑245) и Научно‑исследовательский институт «Счетмаш», а в Алма‑Ате открыты две лаборатории машинной и вычислительной математики. В 1950 г. сотрудники Энергетического института им. Г.М. Кржижановского доктор и кандидат технических наук И.С. Брук и Б.И. Рамеев получили авторское свидетельство на ЭВМ с общей шиной, и уже через год создали уникальные советские ЭВМ «Стрела» и «Урал», в которых впервые в мире вместо электронных ламп установили полупроводниковые (купроксные) диоды, и т.д. Можно не сомневаться, что в реальности делалось гораздо больше, просто многие работы были засекречены, а затем преданы забвению во времена Н.С. Хрущева, однако даже по этим фрагментарным сведениям можно вполне уяснить, что именно при И.В. Сталине был запущен единый мощный кибернетический проект, охвативший десятки научных учреждений и заводов страны.

В конце 1948 г. началась подготовка Всесоюзного совещания физиков для исправления допущенных ошибок в учебной физической литературе, в частности, отрыве физики от основ диамата и чрезмерного преклонения перед именами выдающихся зарубежных ученых в ущерб не менее выдающимся русским физикам. Более того, особо ретивыми партийными функционерами ставилась прямая задача полностью разгромить в советской физике «эйнштейнианство», поскольку именно тогда А. Эйнштейн стал одним из наиболее ярых проводников идей мондиализма и создания мирового правительства. Эта откровенно антисоветская позиция А. Эйнштейна нашла достойную отповедь в письме крупнейших советских физиков – академиков С.И. Вавилова, Н.Н. Семенова, А.Ф. Иоффе и А.А. Фрумкина, а также в статье «О беззаботности в политике и упорстве в заблуждениях», которая была опубликована в ноябре 1948 г. в журнале «Новое время».

Тем не менее, подготовка к совещанию активно продолжалось, и накануне его созыва был издан специальный сборник статей «Против идеализма в современной физике», в котором резкой критике были подвергнуты многие крупные ученые, в том числе академики Л.Д. Ландау, И.Е. Тамм, Ю.Б. Харитон, Я.Б. Зельдович, В.Л. Гинзбург, А.Ф. Иоффе и другие. К счастью, вся пагубность назначенного на март 1949 г. Всесоюзного совещания физиков была вскоре осознана и в Комитете по атомной проблеме, и по настоянию Л.П. Берия и И.В. Курчатова весь этот шабаш, грозивший непоправимыми последствиями для решения атомной проблемы, был сразу отменен.

 

в) Дискуссия по проблемам языкознания

 

В 1950 г. И. Сталин принял личное участие в известной дискуссии по проблемам языкознания. К этому времени известное учение академика Н.Я. Марра, созданное им еще в конце 1920‑х гг. и ставшее единственно верным марксистским учением в языкознании, явно обнаружило несостоятельность самих своих основ. Вопреки традиционным лингвистическим представлениям о постепенном распаде единого праязыка на отдельные, но генетически родственные языки, новое учение утверждало прямо противоположное, а именно то, что все языки возникали независимо друг от друга. Академик Н.Я. Марр полагал, что первичная звуковая речь состояла всего из четырех основных элементов – так называемых «диффузных выкриков», которые возникли в процессе эволюции трудового процесса. Затем эти примитивные языки претерпели процессы скрещивания, в результате которых два родственных языка превращались в третий, который в равной степени являлся потомком обоих языков, и т.д.

В момент своего возникновения теория Н.Я. Марра была очень созвучна тогдашним представлениям о близкой мировой пролетарской революции и идее создания единого мирового языка. Подобно тому «как человечество от кустарных разобщенных хозяйств и форм собственности идет к одному общему мировому хозяйству, так и язык от первоначального многообразия гигантскими шагами продвигается к единому мировому языку» – так предельно лапидарно сформулировал сам Н.Я. Марр основной тезис своей теории языкознания.

К началу 1950‑х гг. на волне борьбы с космополитизмом это учение приобрело явно антисоветский и даже русофобский характер. Более того, опираясь на только что опубликованную сталинскую статью «Ленинизм и национальный вопрос», написанную им еще в 1920‑х гг., ряд особо ретивых теоретиков от лингвистики стали срочно ваять новые теории в языкознании. Например, известный литературный флюгер Д.И. Заславский в одной из своих статей договорился до того, что подобно тому, как «латынь была языком античного мира и раннего средневековья, французский язык – языком господствующих классов феодальной эпохи, а английский язык – мировым языком эпохи капитализма, так и русский язык станет мировым языком эпохи социализма».

Вскоре дискуссия в языкознании приобрела ярко выраженный политический аспект, в который оказались втянуты не только видные советские лингвисты и филологи, в том числе академики В.В. Виноградов, А.А. Реформатский и А.С. Чикобава, но и ряд крупных партийных работников, в частности, второй секретарь ЦК Г.М. Маленков и первый секретарь ЦК ВКП(б) Грузии К.Н. Чарквиани. Точку в этом затянувшемся споре поставил лично И.В. Сталин, который летом 1950 г. опубликовал свою известную брошюру «Марксизм и вопросы языкознания». Основным пафосом этой новой теоретической работы вождя стало полное отрицание им основных положений лингвистической теории Н.Я. Марра. В частности, его положений о классовом и надстроечном характере языка, стадиальности его развития и другие «научные» открытия были прямо названы «антимарксистскими» и преданы остракизму. Кроме того, И.В. Сталин полностью отверг идеи трансформации русского языка в мировой язык и подчеркнул его особую значимость как одного из крупнейших зональных языков, который станет мощнейшим средством межнационального общения всех народов социалистического лагеря.

 

г) Дискуссия по проблемам политэкономии

 

В мае 1950 г. по личному указанию И.В. Сталина Политбюро ЦК ВКП(б) принято решение о написании нового учебника по политэкономии, который было поручено создать группе известных ученых‑экономистов во главе с К.В. Островитяновым, Л.А. Леонтьевым и Д.Т. Шепиловым. Через год макет этого учебника был представлен в Политбюро и одновременно разослан для обсуждения в различные научные, партийные и хозяйственные структуры, после чего в ноябре 1951 г. была созвана Всесоюзная экономическая конференция, работу которой возглавил Г.М. Маленков. В рамках работы этой конференции прошло более двадцати пленарных заседаний, в которых приняло участие 240 ученых, в том числе такие крупные экономисты, как И.А. Анчишкин, Е.С. Варга, В.С. Немчинов, А.Н. Ноткин, А.М. Румянцев и другие.

На основе материалов этой дискуссии авторы учебника подготовили и послали И.В. Сталину предложения по улучшению макета, устранению ошибок и неточностей, справку о спорных вопросах и т.д. В начале февраля 1952 г. И.В. Сталин откликнулся на прошедшую дискуссию и присланные материалы своей теоретической работой «Замечания по экономическим вопросам, связанные с ноябрьской дискуссией 1951 г.». Высказав ряд собственных замечаний по содержанию нового учебника, он не согласился с разносной критикой его макета, считая, что «проект этого учебника стоит на целую голову выше всех существующих учебников». Решением Политбюро его авторам был предоставлен еще один год для доработки этого учебника, а свою собственную роль в его подготовке И.В. Сталин свел к написанию замечаний к новому проекту и ответов на вопросы ряда экономистов. Именно тогда в центральной советской печати были опубликованы его письма «Ответ товарищу Ноткину Александру Ильичу», «Об ошибках товарища Ярошенко Л.Д.» и «Ответ товарищам Саниной А.В. и Венжеру В.Г.». Позднее, в начале 1952 г. содержание этих писем вошло в его книгу «Экономические проблемы социализма в СССР», ставшую последней теоретической работой И.В. Сталина.

В этом теоретическом труде вождя фактически полностью отвергалась рыночная экономика, обосновывались дальнейшее огосударствление всех экономических укладов в стране, приоритетное развитие отраслей тяжелой промышленности, превращение кооперативно‑колхозной собственности в государственную и сокращение сферы товарного обращения. Кроме того, эта работа содержала ряд важных политических положений, в том числе о неизбежности войн при капитализме и уничтожения империализма как главного носителя угрозы новой мировой войны. Существенно была переоценена и степень внутренних противоречий капиталистической системы и отвергнута ее способность к эффективной регуляции острейших социальных, финансовых и производственных конфликтов и проблем. И.В. Сталин также объявил явно устаревшими или несостоятельными ряд положений классиков марксизма‑ленинизма. Например, неверным было названо известное положение Ф. Энгельса о том, что именно ликвидация товарного производства должна стать первым условием социалистической революции. Сам И.В. Сталин утверждал, что законы товарного производства действуют и при социализме, однако их действие носит ограниченный характер. Устаревшим был объявлен и ленинский тезис об ускоренном росте капитализма в эпоху империализма и заявлено, что в современных исторических условиях рост производства в буржуазных странах будет происходить на суженной экономической базе, поскольку объем производства в них будет неуклонно сокращаться и т.д.

Однако самым значимым выводом последней теоретической работы вождя стало положение о возможности построения коммунизма в СССР даже в условиях капиталистического окружения. Для решения этой исторической задачи требовалось выполнить три обязательных условия:

1) обеспечить не только рациональную организацию производительных сил, но и непрерывный рост всего общественного производства с приоритетным развитием производства средств производства, что даст возможность осуществить расширенное воспроизводство всего народного хозяйства страны;

2) путем постепенных переходов поднять колхозную собственность до уровня общенародной, а товарное обращение постепенно заменить системой прямого продуктообмена и охватить им всю продукцию общественного производства и, наконец,

3) добиться существенно большего культурного роста советского общества, который смог бы обеспечить всем его членам всестороннее развитие их физических и умственных способностей.

Понятно, что эта последняя работа вождя сразу стала предметом безудержного восхваления на страницах всех печатных изданий, в работах многих ученых и на XIX съезде ВКП(б). Однако по свидетельству многих очевидцев, ряд членов Политбюро ЦК, в частности, В.М. Молотов и А.И. Микоян, довольно критически восприняли некоторые положения этой работы, а именно сталинский тезис о скорой ликвидации товарных отношений и переходе к прямому продуктообмену. Столь же критические оценки основных положений этой последней работы вождя были даны и значительно позже, причем не только в либеральной, но и патриотической литературе, в частности, известными экономистами Л.И. Абалкиным и В.Ю. Катасоновым.