Александра Михайловна Коллонтай

Александра Михайловна Коллонтай

Марксистский феминизм. Коллекция текстов A. M. Коллонтай

 

 

 

На фото: обложка дореволюционного издания книги А. М. Коллонтай «Социальные основы женского вопроса».

 

Предисловие и благодарности

 

«Московское время…

Начинаем передачу „Театр у микрофона“…»

 

Александра Коллонтай – имя из моего советского детства, из радиопостановки о героической женщине эпохи пролетарской революции, которая стала Послом Советского Союза – первой в мире женщиной‑послом. Кажется, пока я росла, то не пропустила ни одного радиоспектакля об этом человеке. Вместе с детской гордостью за страну (это в нашей истории была такая личность!) было желание узнать больше о жизни Александры Коллонтай. Где узнать? Особенно, если живёшь в маленьком городке? Правда, в этом маленьком городе были две библиотеки, где удавалось добывать информацию о жизни в пространстве и во времени. Так собирала, выписывая из газет и журналов, информацию о любимом с детства человеке. Вырезки из «Комсомолки», выписки из журнала «Октябрь» с воспоминаниями Майского. Позже – уже в Твери – коллекцию пополнили конспекты публикаций, найденных в дореволюционных и послереволюционных журналах из научной библиотеки Тверского государственного университета, а также те немногие книги, которые удалось купить ещё будучи студенткой. Одной из них была книга «Избранные статьи и речи», выпущенная Политиздатом в 1972 году к 100‑летнему юбилею Александры Михайловны[1]. Несмотря на то, что статьи и речи были уж очень избранные (70‑е годы: никакого феминизма и женского вопроса в стране!), книга стала редким источником междустрочной информации (особенно в сносках) и о самой А. Коллонтай, и о её времени, и – главное,– хоть частично, но источником информации по истории женского движения и феминизма в России (через примечания самой Коллонтай к своим текстам и благодаря комментариям издательства). Пожалуй, книга стала импульсом для подъёма новой волны интереса с моей стороны к этой женщине, её делу и феминизму, про который я в то время знала только из Малой Советской Энциклопедии 1926 г., что «все проявления феминизма (включая суфражизм) в отличие от пролетарской борьбы за женское равноправие носят печать реакционности и ограниченности…»[2]. Все проявления феминизма? Какие именно? Слова манили. Библиотека университета, сохранившая залежи литературно‑исторических ценностей, стала основным местом моего знакомства с неизвестной историей, в которой были не только партийные съезды, крестьянские и пролетарские революции, бесконечные войны, но и движение за женскую эмансипацию. Как это было? Какова роль моей «героини» в этом движении? Книги, в которой бы излагались идеи Александры Коллонтай – не пропагандиста ленинской школы, а теоретика женской эмансипации,– не было. Мне самой нужна была такая книга, поэтому захотелось её составить и издать, чтобы сделать доступными её тексты для читателей, изучающих историю и теорию феминизма.

Наверное, идея издать коллекцию текстов А. Коллонтай так и осталась бы только идеей, если бы не «вдохновительная» роль и поддержка моих коллег, моих друзей, моей семьи, которым говорю «Спасибо» в преддверии этой книги.

 

⁂

 

Возможность издать эту книгу стала вполне реальной благодаря моральной поддержке, а также щедрому пожертвованию моей американской подруги, профессора университета штата Нью‑Йорк (Баффало) Изабель Маркус, которая очень хотела, чтобы моя мечта опубликовать феминистские тексты А. Коллонтай на русском языке осуществилась.

Трудно представить, что я когда‑нибудь завершила бы сам процесс собирания и издания книги, но рядом были мои умные коллеги и строгие друзья – Наташа Козлова и Сергей Рассадин, главные помощники по издательским проектам Центра женской истории и тендерных исследований в Тверском государственном университете. Появление на свет этой книги во многом обязано именно их профессионализму и увлеченности проектом (помогая мне в работе над ней, они ждали появления на свет своей дочки Северины). Очень признательна нашим постоянным редакторам Лидии Васильевне Тарасовой и Светлане Васильевне Григорьевой, которые оказали бесценную помощь, тщательно вычитывая невероятно тяжелые для восприятия глазами тексты. Особое спасибо моему замечательному сыну Василию Успенскому, а также его жене Юлии Успенской за их неутомимую работу по поиску мест нахождения текстов, готовность ради них пойти и поехать «туда – не знаю куда». Бесконечна моя благодарность другу и мужу Григорию Успенскому (мужчине из будущего) за его неустанную заботу обо мне и нашем доме, за уважение к моим занятиям. И кошке Лизе спасибо: вечный скептицизм в её глазах я иногда относила к себе и… бралась за дело.

Валентина Успенская

 

Автобиография сексуально эмансипированной коммунистки [3]  

 

 

На фото: А. М. Коллонтай в 1913 г.

‹…› До крушения царизма в 1917 году я, как политическая эмигрантка, жила в Европе и Америке. По прибытии из эмиграции в Германию я вступила в немецкую социал‑демократическую партию, среди членов которой было много моих близких друзей, к которым я в особенности причисляю Карла Либкнехта, Розу Люксембург, Карла Каутского. Большое влияние на мою деятельность по созданию основ женского рабочего движения в России оказала и Клара Цеткин. Как делегатка от России, я уже в 1907 году принимала участие в первой международной конференции женщин‑социалисток в Штутгарте. Эта конференция проходила под председательством Клары Цеткин и чрезвычайно много привнесла в развитие движения женщин‑работниц с точки зрения марксизма. Я предоставила себя в распоряжение партийной прессы в качестве автора, пишущего на социальные и политические темы; я также очень часто была востребована партией в качестве оратора и работала как партийный агитатор от Пфальца до Саксонии и от Бремена до южной Германии. Но в это время я не занимала руководящих постов ни в немецкой, ни в российской партии. Главным образом я была «популярным оратором» и видной политической писательницей. В российской партии, в этом я сейчас могу признаться откровенно, я намеренно держалась на известном расстоянии от руководящего центра, что главным образом объясняется тем, что я всё же не была безоговорочно согласна с политикой моих товарищей. К большевикам же я не хотела или не могла перейти потому, что в то время мне казалось, они не уделяют достаточного внимания развитию рабочего движения «вширь и вглубь». Поэтому я работала по своему усмотрению, казалось, несколько на заднем плане, не претендуя на руководящие позиции. Здесь можно признаться, что я, несмотря на присущее мне как любому деятельному человеку известное честолюбие, тем не менее никогда не воодушевлялась желанием достичь «какого‑либо поста». Для меня всегда было менее ценным «что я такое», нежели «что я могу», что я в состоянии совершить. В этом смысле у меня тоже было честолюбие, и оно становилось особенно заметным там, где я «всем сердцем и душой» отдавалась борьбе и где это значило бороться против порабощения работающих женщин. Прежде всего я ставила перед собой задачу привлечь российских женщин‑работниц к социализму и одновременно стремиться к освобождению работающей женщины, её равноправию. Незадолго до моего вынужденного отъезда из России вышла в свет моя книга «Социальные основы женского вопроса» – дискуссия с буржуазными защитницами женских прав и одновременно требование к партии сделать жизнеспособным женское рабочее движение в России. Книга пользовалась успехом. Я писала тогда для легальной и нелегальной прессы, с помощью переписки сама пыталась влиять на товарищей по партии и женщин‑работниц, а именно в том, чего требовала от партии, то есть более активных действий по освобождению женщины от рабства. Подчас мне приходилось нелегко, много пассивного сопротивления, мало понимания и ещё меньше заинтересованности этой целью постоянно ложились препятствиями на моем пути. Лишь в 1914 году, незадолго до начала мировой войны, обе фракции – меньшевики и большевики – начали наконец серьёзно и практически рассматривать этот вопрос, факт, который подействовал на меня почти как личная похвала. В России было основано два женских рабочих журнала, с 8 марта 1914 года отмечался международный женский день. Но я всё ещё жила в изгнании и лишь издалека могла оказывать помощь так горячо любимому мною женскому рабочему движению на родине. Я даже издалека поддерживала тесные связи с российскими работницами и ещё несколько лет назад была избрана профсоюзом текстильщиков и швей официальной делегаткой на вторую международную конференцию женщин‑социалисток (1910), а в дальнейшем – на чрезвычайный международный конгресс социалистов в Базеле в 1912 году. В то время как в российский парламент (Думу) был внесён проект закона о социальном страховании, социал‑демократическая фракция Думы (меньшевистское крыло) поручила мне разработать проект закона об охране материнства. Не в первый раз думская фракция использовала мои силы для законодательной работы…

Порученная мне разработка проекта закона в области охраны материнства побудила меня подробнее изучить этот особый вопрос. Союз зашиты материнства, выдающаяся работа доктора Хелены Штекере прежде всего подали мне ценные идеи; и всё же я изучала этот вопрос и в Англии, и во Франции, и в скандинавских странах. Результатом стала моя книга «Материнство и общество», объёмная подробная работа на 600 страницах, посвящённая защите материнства и её законодательной базе в Европе и в Австралии. Основные определения и требования в этой области, которые я суммировала в конце своей книги, позднее, в 1917 году, осуществились советским правительством в первом законе о социальной защите.

 

 

Годы политической эмиграции были для меня бурными, действительно полными жизни годами. Из страны в страну я путешествовала как партийный оратор. В 1911 году я принимала участие в стачке домохозяек против подорожаний в Париже. В 1912 работала в Бельгии, подготавливая стачку горняков в Боринаже, и в этом же году левый Социалистический союз молодёжи Швеции направил меня укрепить антимилитаристские тенденции партии в Швеции. Несколькими годами раньше я с Дорой Монтфьор и фрау Кёльч в рядах Британской социалистической партии боролась против английских суфражисток за укрепление ещё молодого социалистического женского рабочего движения. В 1913 году я снова оказалась в Англии. На этот раз чтобы активно принять участие в акции протеста против знаменитого «процесса Бейлиса», развязанного русскими антисемитами, а весной того же года левое крыло швейцарской социал‑демократии вызвало меня в Швейцарию. Это в самом деле были бурные годы, наполненные самой разной деятельностью. ‹…›

‹…› Самым значительным делом нашего народного комиссариата, по моему убеждению, было законное основание Попечительского комитета для матерей и младенцев. Касающийся этого проект закона был подписан мной в январе 1918 года. Во втором распоряжении я преобразовала все акушерские заведения в безвозмездные Дома ухода за матерями и младенцами, чтобы таким образом создать основу для всеобъемлющей защиты материнства на государственном уровне. В этой работе мне очень помог доктор Королёв. Мы также планировали создать «Дворец защиты материнства», образцовое заведение с выставкой, в котором работали бы курсы для матерей и, кроме всего прочего, были бы созданы образцовые ясли. Мы как раз занимались организацией дворца в здании интерната, где раньше под патронажем одной графини воспитывались девочки из благородных семей, как пожар уничтожил наше едва начатое дело! Возможно поджог был умышленным?.. Среди ночи меня подняли с постели. Я поспешила к месту пожара; прекрасная выставка была уничтожена, остальные помещения лежали в руинах. Только на входной двери ещё висела большая вывеска «Дворец защиты материнства»…

Мои усилия по огосударствлению защиты материнства и детства дали повод для новых безрассудных выпадов против меня. Рассказывались всевозможные лживые истории о «национализации женщин», о моих проектах законов, обязывающих маленьких девочек в 12 лет становиться матерями, и т. д. …

 

 

В партии имели место разногласия. По причинам принципиального несогласия с текущей политикой я ушла в отбавку с поста народного комиссара. Постепенно меня освобождали от всех других поручений. Я снова читала доклады и выступала за свою идею о «новой женщине» и «новой морали». Революция шла полным ходом. Борьба становилась всё более непримиримой и кровавой, многое из происходящего не соответствовало моему мировоззрению. Но налицо была и другая нерешённая задача – освобождение женщины. По закону женщины получили все права, но на практике они всё ещё жили под старым игом. Неравноправные в семейной жизни, порабощённые тысячей мелочей домашнего хозяйства, несущие все тяготы и материальные заботы материнства, так как из‑за войны и других обстоятельств многие женщины содержали семьи в одиночку.

Когда осенью 1918 года я посвятила всю свою энергию введению во всех областях планомерных действий по освобождению работающих женщин, я нашла ценнейшую опору в лице ныне покойного первого председателя Совета Свердлова. Так, в ноябре 1918 года был созван первый конгресс работниц и крестьянок России; присутствовали 1147 делегаток. Этим была заложена основа для планомерной работы по освобождению от рабства женщин рабочего класса и крестьянства по всей стране. Меня ожидала пропасть новой работы. Это значило привлечь женщин на народные кухни, воспитать из их числа силы для детских садов и яслей, школ, домашних реформ и многого другого. Главной тенденцией всей этой работы была фактическая реализация равноправия женщины как единицы народного хозяйства и как гражданки в политической сфере, кроме того с особым условием: материнство как социальная функция должно было цениться и поэтому защищаться и поддерживаться государством.

Под руководством доктора Лебедевой государственные учреждения защиты материнства достигли наибольшего расцвета. Одновременно повсюду в стране создавались комитеты, задачей которых было освобождение женщин и привлечение их к советской работе…

Во время гражданской войны на Украине мне удалось специальным поездом вывести из угрожаемых областей под Киевом 400 коммунисток. И на Украине я делала всё возможное для женского рабочего движения…

Серьёзная болезнь на месяцы оторвала меня от активной работы. Едва вернувшись вновь в работоспособное состояние – я была тогда в Москве, я приняла руководство Женским отделом, и снова наступило горячее время созидания. Был создан коммунистический женский журнал, созывались конференции и конгрессы работниц. Была создана основа для работы с женщинами Востока (мусульманками). В Москве прошли две международные конференции коммунисток. Был принят закон о ненаказуемости абортов, и нашим комитетом было решено в пользу женщин и законодательно подтверждено несколько дел. Неслыханно много приходилось мне тогда писать и ещё больше говорить… Наша работа пользовалась полной поддержкой Ленина и даже перегруженный важными военными обязанностями Троцкий добровольно появлялся на наших конференциях. Энергичные одарённые женщины, двоих из которых уже нет в живых, жертвовали работе в Комитете все их силы.

На восьмом съезде Советов я как член исполнительного комитета (сейчас среди нас уже было много женщин) делала доклад, который гласил, что советы во всех областях содействуют тому, чтобы рассматривать женщину как равноправного товарища и в соответствии с этим привлекать её к государственной и общественной работе. Не без сопротивления удалось нам внести это предложение и добиться его одобрения. Это была большая, серьёзная победа.

Горячая дискуссия разразилась, когда я опубликовала свои тезисы о новой, морали, так как наше советское брачное законодательство было ненамного прогрессивнее других законов; институт брака был, правда, отделён от церкви, но в других прогрессивных демократических странах были другие законы. Брак, гражданский брак; несмотря на то, что внебрачный ребёнок по закону уравнивался в правах с рождённым в браке, в этой области было ещё много лицемерия и несправедливости. Когда говорят о «безнравственности», которую пропагандируют большевики, следует лишь подвергнуть пристальной проверке наши законы о браке, чтобы увидеть, что в вопросах о разводе мы находимся на уровне Северной Америки, а в вопросе о внебрачном ребёнке – не далее Норвегии.

В этом отношении я была самым радикальным крылом в партии. С моими тезисами, моими воззрениями в области сексуальной морали горячо боролись многие товарищи по партии, как мужчины, так и женщины; к этому добавлялись и другие разногласия в отношении политического курса. Личные и семейные заботы усугубили дело и несколько месяцев 1922 года прошли без плодотворной работы. По назначении в Норвегию… дипломатическая деятельность потребовала всех моих сил… поэтому я написала очень мало: три маленькие новеллы «Пути любви», моя первая попытка в новеллистике, социологическую статью «Крылатый эрос» и несколько других незначительных статей. «Новая мораль и рабочий класс» и социально‑экономическое исследование «Положение женщины в эволюции народного хозяйства» были написаны ещё в России. ‹…›

 

Первая революция 1905 г.

 

Картина резко меняется с того момента, как красный призрак революции впервые осенил Россию своими пламенеющими крыльями. Революционный 1905 г. глубоко всколыхнул рабочие массы; впервые русский рабочий почуял свою силу, впервые понял, что на плечах его держится и всё народное благосостояние. Проснулась тогда же и русская пролетарская женщина‑работница, неизменный сотрудник во всех политических выступлениях пролетариата в революционные 1905–1906 гг. Она – везде и всюду. Если бы мы захотели передать факты массового участия женщин в движении тех дней, перечислить активные проявления протеста и борьбы работниц, напомнить о всех самоотверженных поступках женщин пролетариата, об их преданности идеалам социализма, нам пришлось бы картина за картиной восстанавливать историю русской революции 1905 г.

Многим ещё памятны эти годы, полные романтики. Как живые встают в памяти образы «ещё серой», но уже пробуждающейся к жизни работницы, с пытливым, полным надежды взором, обращённым на ораторов в скученных собраниях, наэлектризованных зажигающим душу энтузиазмом. Сосредоточенные, торжественные бесповоротной решимостью, мелькают женские лица в плотно сомкнутых рядах рабочего шествия и в памятное воскресенье 9‑го января. Необычайно яркое для Петербурга солнце освещает это сосредоточенное торжественно‑молчаливое шествие, играет на женских лицах, которых так много в толпе. Расплата за наивные иллюзии и детскую доверчивость постигает женщин; среди массовых январских жертв работница, подросток, работница‑жена – заурядное явление. Перебрасываемый из мастерской в мастерскую лозунг – «Всеобщая забастовка» – подхватывается этими, вчера ещё несознательными, женщинами и местами заставляет их первыми бросать работу.

В провинции работницы не отстают от своих столичных товарок. Изнурённые работой, тяжёлым голодным существованием, женщины покидают в октябрьские дни свои станки и во имя общего дела стойко лишают своих малюток последнего куска хлеба… Простыми, за душу хватающими словами взывает оратор‑работница к товарищам‑мужчинам, предлагая бросить работу; она поддерживает бодрость бастующих, вдыхая энергию в колеблющихся… Работница неутомимо боролась, отважно протестовала, мужественно жертвовала собой за общее дело, но чем активнее становилась она, тем быстрее совершался процесс и её умственного пробуждения. Работница начинает отдавать себе отчёт в окружающем, в несправедливостях, связанных с капиталистическим строем; она начинает болезненнее и острее ощущать всю горечь своих страданий и бед. Рядом с общепролетарскими требованиями всё яснее и отчётливее звучат голоса женщин рабочего класса, напоминающих о запросах и потребностях работниц. Уже во время выборов в комиссию Шидловского, март 1905 г., недопущение женщины в число делегатов от рабочих вызвало ропот и недовольство среди женщин; только что перенесённые общие страдания и жертвы практически сблизили, уравняли женщину и мужчину рабочего класса. Казалось, особенно несправедливо в эти минуты подчёркивать женщине‑борцу и гражданке её вековое бесправие. Когда избранная в число семи делегатов от Сампсониевской мануфактуры, женщина была признана комиссией Шидловского неправомочной, взволнованные работницы, представительницы нескольких мануфактур, решили подать в комиссию Шидловского следующее своё заявление‑протест:

 

«Депутатки от женщин‑работниц не допускаются в комиссию под вашим председательством. Такое решение представляется несправедливым. На фабриках и мануфактурах Петербурга работницы преобладают. В прядильнях и ткацких мастерских число женщин с каждым годом увеличивается, потому что мужчины переходят на заводы, где заработки выше. Мы, женщины‑работницы, несём более тяжёлое бремя труда. Пользуясь нашей беспомощностью и бесправностью, нас больше притесняют наши же товарищи и нам меньше платят. Когда было объявлено о вашей комиссии, наши, сердца забились надеждою; наконец, наступает время,– думали мы,– когда петербургская работница может громко, на всю Россию и от имени всех своих сестёр‑работниц, заявить о тех притеснениях, обидах и оскорблениях, которых не может знать ни один работник‑мужчина. И вот, когда мы уже выбрали депутаток, нам объявили, что депутатами могут быть только мужчины. Но мы надеемся, что это решение не окончательно. Ведь указ государя не выделяет женщин‑работниц из всего рабочего класса».

 

Лишение работниц представительства, отстранение их от политической жизни казались вопиющей несправедливостью для всей той части женского населения, которая на своих плечах несла тяготу освободительной борьбы. Работницы неоднократно являлись на предвыборные собрания во время избирательной кампании в первую и вторую Думу и шумными протестами заявляли своё неодобрение закону, лишавшему их голоса в столь важном деле, как избрание представителя в русский парламент. Бывали случаи, например в Москве, когда работницы являлись на собрание выборщиков, срывали собрание и протестовали против производства выборов.

Что работница перестала относиться безразлично к своему бесправному положению, свидетельствует и то, что из 40 000 подписей, собранных под петициями, обращёнными в Первую и Вторую Государственную думу с требованием распространения избирательных прав и на женщин, огромное большинство подписей принадлежало работницам. Сбор подписей, организованный Союзом равноправности женщин и другими женскими буржуазными организациями, производился по фабрикам и заводам. То, что работницы охотно давали свою подпись под начинанием буржуазных женщин, свидетельствует также и о том, что пробуждение политической сознательности работниц делало лишь первый робкий шаг, останавливаясь на полпути. Работницы начинали ощущать свою обойдённость и своё политическое бесправие, как представительницы пола, но ещё не умели связать этого факта с общей борьбой своего собственного класса, не умели нащупать правильный путь, ведущий пролетарскую женщину к её полному и всестороннему освобождению. Работница ещё наивно пожимала протянутую буржуазными феминистками руку. Равноправки забегали к работницам, стараясь перетянуть их на свою сторону, закрепить работниц за собою, организовать в общеженские и якобы внеклассовые, а, по существу, всецело буржуазные союзы. Но здоровый классовый инстинкт и глубокое недоверие к «барыням», спасая работниц, от увлечения феминизмом, удержал их от длительного и прочного братания с буржуазными равноправками.

1905–1906 годы были годами, особенно изобиловавшими женскими митингами. Работницы их охотно посещали. Работницы внимательно прислушивались к голосу буржуазных равноправок, но то, что те предлагали работницам, не отвечало назревшим запросам рабынь капитала, не находило в их душе живого отклика. Женщины рабочего класса изнемогали под гнётом невыносимых условий труда, голода, необеспеченности семьи; их ближайшие требования были: более короткий рабочий день, более высокая оплата труда, более человеческое обращение со стороны фабричной и заводской администрации, поменьше полицейского ока, побольше свободы для самодеятельности. Все эти требования были чужды буржуазному феминизму. Равноправки шли к работницам с узко‑женскими делами и пожеланиями. Равноправки не понимали и не могли понять классового характера зарождающегося женского рабочего движения. Особенно огорчала равноправок прислуга. По инициативе буржуазных феминисток созваны были первые митинги прислуги в Петербурге и Москве в 1905 г. Прислуга отозвалась охотно на призыв «организуйтесь» и явилась в огромном количестве на первые же собрания. Но, когда Союз равноправности женщин сделал попытку организовать прислугу на свой лад, т. е. попробовал устроить идиллический мешаный союз из барынь‑нанимательниц и домашних служащих, прислуга отвернулась от равноправок и, к огорчению буржуазных дам, стала «спешно уходить в свою классовую партию, организуя свои особые профессиональные союзы». Таково положение дел в Москве, Владимире, Пензе, Харькове и ряде других городов. Та же участь постигла попытки и другой ещё более правой политической женской организации, «Женской прогрессивной партии», старавшейся организовать домашних служащих под бдительным оком хозяек. Движение прислуги перерастало рамки, которые предначертали для него феминистки. Загляните в газеты 1905 г. и вы убедитесь, что они пестрят сообщениями об открытых выступлениях служанок даже в далёких медвежьих уголках России. Выступления эти выражались либо в виде дружно проводимых забастовок, либо в форме уличных демонстраций. Бастовали кухарки, прачки, горничные, бастовали по профессиям, бастовали, объединяясь под общим наименованием «прислуга». Протест домашних служащих, как зараза, переносился с места на место. Требования прислуги обычно сводились к 8‑часовому рабочему дню, к установлению минимума жалованья, к предоставлению прислуге более сносных жилищных условий (отдельной комнаты), вежливого обращения со стороны хозяев и т. д.

Политическое пробуждение женщины не ограничивалось, впрочем, одной городской беднотой. Впервые в России настойчиво, упорно и решительно стала напоминать о себе и русская крестьянка. Конец 1904 г. и весь 1905 г.– это период непрекращающихся «бабьих бунтов». Толчком послужила японская война. Все ужасы и тяготы, все социальное и экономическое зло, связанное с этой злосчастной войной, тяжким бременем ложились на плечи крестьянки, жены и матери. Призыв запасных взваливал на её и без того обременённые плечи двойную работу, двойные заботы, заставлял её, несамостоятельную, страшившуюся всего, что выходило из круга её домашних интересов, неожиданно сталкиваться лицом к лицу с неведомыми до того враждебными силами, осязательно чувствовать все унижения бесправия, изведать до дна всю горечь незаслуженных обид. Серые, забитые крестьянки, впервые покидая насиженные гнезда, спешили в город, чтобы там, обивая пороги правительственных учреждений, добиваться вестей от мужа, сына, отца, хлопотать о пособии, отстаивать свои интересы… Всё бесправие крестьянской доли, вся ложь и несправедливость существующего общественного уклада, воочию, в живом, безобразном виде, предстали пред изумлённой крестьянской бабой… Из города она возвращалась отрезвлённой и закалённой, затаив в душе бесконечный запас горечи, ненависти, злобы… Летом 1905 г. на юге вспыхнул ряд «бабьих бунтов». С гневом, с изумительной для женщины смелостью громят крестьянки воинские и полицейские управления, отбивают запасных. Вооружаясь граблями, вилами, мётлами, крестьянки изгоняют из деревень и сёл отряды стражников. По‑своему протестуют они против непосильного бремени войны. Их, разумеется, арестовывают, судят, приговаривают к жестоким наказаниям. Но «бабьи бунты» не стихают. И в этом протесте защита общекрестьянских и «бабьих» интересов так тесно сливаются между собою, что отделять одно от другого, отнести «бабьи бунты» в рубрику «феминистского» движения – нет никаких оснований.

За «политическими» выступлениями крестьянок следует ряд «бабьих бунтов» на почве экономической. Это – эра повсеместных крестьянских волнений и сельскохозяйственных забастовок. «Бабы» зачастую являлись в этих волнениях зачинщицами и подбивали к ним мужчин. Бывали случаи, когда, не добившись сочувствия мужиков, крестьянки одни шли в помещичьи усадьбы со своими требованиями и ультиматумами. Вооружившись чем попало, выходили они впереди мужиков навстречу карательным отрядам. Забитая, веками угнетённая, «баба» неожиданно оказалась одним из непременных действующих лиц разыгравшейся политической драмы. В течение всего революционного периода, в тесном, неразрывном единении с мужчиной, стояла она бессменно на страже общекрестьянских интересов, с удивительным внутренним тактом напоминая о своих специально «бабьих» нуждах только тогда, когда это не грозило повредить общекрестьянскому делу.

Это не значило, будто крестьянки оставались равнодушны к своим женским запросам, будто они их игнорировали. Наоборот, массовое выступление крестьянок на общеполитическую арену, массовое их участие в общей борьбе укрепляли и развивали женское самосознание. Уже в ноябре 1905 г. крестьянки Воронежской губернии отправляют двух своих делегаток на крестьянский съезд с приговором от женского схода требовать «политических прав» и «волн» для женщин наравне с мужчинами[131].

Женское крестьянское население Кавказа особенно отчётливо отстаивало свои права. Гурийские крестьянки на сельских сходах в Кутаисской губернии выносили постановления, требуя уравнения их в политических правах с мужчинами. На совещании сельских и городских деятелей, происходившем в Тифлисской губернии по вопросу о введении земского положения в Закавказье, в число депутатов от местного населения были и женщины‑грузинки, настойчиво напоминавшие о своих женских правах. Разумеется, наряду с требованием политического равноправия, крестьянки повсеместно поднимали голос и в защиту своих экономических интересов; вопрос о «наделах», о земле волновал в той же мере крестьянку, как и крестьянина. Местами крестьянки, горячо поддерживавшие идею отчуждения частновладельческих земель, охладевали к этому мероприятию, когда возникало сомнение, распределять ли наделы и на «женскую душу». «Если землю отнимут у помещиков и отдадут её одним мужчинам,– озабоченно толковали бабы,– то нам, бабам, будет совсем кабала. Теперь мы хоть в экономии свои копейки зарабатываем, а там придётся работать всё на мужиков». Но опасения крестьянок были совершенно неосновательны; простой экономический расчёт заставлял крестьянство стоять за наделение землёй и «бабьих душ». Аграрные интересы мужской и женской части крестьянского населения так тесно сплетены между собою, что, борясь за уничтожение существующих кабальных земельных отношений для себя, крестьяне, естественно, отстаивали и экономические интересы своих «баб».

Но, с другой стороны, борясь за экономические и политические интересы крестьянства в целом, крестьянка научилась бороться одновременно и за свои специальные женские нужды и запросы. То же применимо и к работницам; своим бессменным участием в общеосвободительном движении она ещё больше, чем крестьянка, подготовляла общественное мнение к признанию принципа равноправия женщины. Идее гражданского равноправия женщины, ныне осуществлённой в Советской России, проложен был путь не героическими усилиями отдельных женщин, сильных личностей, не борьбой буржуазных феминисток, а стихийным натиском широких масс работниц и крестьянок, пробуждённых к жизни громовыми раскатами первой российской революции 1905 года.

Когда‑то, в 1909 г., в своей книге «Социальные основы женского вопроса», полемизируя с буржуазными феминистками, против которых целиком направлена моя книга, я писала:

 

«Если крестьянская женщина и добьётся в ближайшем будущем улучшения своего положения в бытовом, экономическом и правовом смысле, то, разумеется, лишь благодаря дружным, сплочённым усилиям крестьянской демократии, направленным к осуществлению тех общекрестьянских требований, какие, в той или иной форме, не переставая звучат в крестьянской среде. Усилия феминисток „прочищать дорогу женщинам“ тут не причём… Если крестьянка избавится от существующих кабальных земельных отношений, она получит больше, чем в состоянии дать ей все феминистские организации, вместе взятые».

 

То, что писалось десять лет тому назад, теперь оправдалось в полной мере. Великая Октябрьская революция не только осуществила основное, назревшее требование крестьянства обоего пола, передать землю в руки самих «землеробов», но и подняла крестьянку до почётного звания свободной, равноправной во всех отношениях гражданки, закабалённой пока ещё лишь устарелыми формами хозяйства и неизжитыми традициями и нравами семенного уклада.

То, о чём только начинала грезить работница и крестьянка в дни первой русской революции 1905 г., то провёл в жизнь великий переворот октябрьских дней 1917 г.

Женщина добилась политического равноправия в России. Но этому завоеванию она обязана не сотрудничеству с буржуазными равноправками, а слитной, нераздельной с товарищами‑рабочими борьбе в рядах собственного рабочего класса.

1919 г.

 

 

Задачи отделов по работе среди женщин [132]

 

Всего два года прошло со времени созыва Ⅰ Всероссийского съезда работниц и крестьянок. Но за этот краткий промежуток времени партийное строительство окрепло и обогатилось ещё одной самостоятельно‑творческой отраслью деятельности: вовлечением работниц и крестьянок в борьбу и строительство. Два года назад не было ещё ни определённого плана работы среди женщин, ни специального для этого аппарата. Работа велась случайно, кустарным способом.

Комиссии по агитации среди работниц существовали лишь в Москве с 1917 года, в Кинешме, в Самаре и некоторых других городах; в Петрограде с 1917 года работала секция работниц при партийном комитете. Всероссийский съезд положил основы планомерного вовлечения женских масс как в партийную жизнь, так и в строительство республики. Организационные принципы, намеченные съездом, легли в основу всей дальнейшей работы партии среди женского пролетариата города и деревни.

Два года назад перед партией ещё стояла задача взрыхлить почву, разбудить самосознание работниц и крестьянок, поставить перед ними практические цели, которые могли бы возбудить их самодеятельность. Эта задача более или менее выполнена.

Женские массы, особенно в городе, проявляют такую же сознательность, как и рабочие, не отставая от них и в смысле активности. В настоящий момент перед партией встаёт новая задача не столько расширять работу среди женского пролетари‑

Два года назад лучшим способом агитации среди женских масс являлись широкие беспартийные конференции, будившие мысль и намечавшие в общих чертах основные цели, стоящие перед работницей и крестьянкой. Сейчас конференции могут быть полезными там, где предстоит ещё взрыхление почвы, например, в деревне среди крестьянок (волостные и уездные конференции), в новозанятых Советской властью местностях, среди женщи<