Первый бой. Взятие Больших Дубовиц

 

 

Мая 1942 г.

 

Наша отдельная морская стрелковая бригада, сформированная на Южном Урале из моряков‑тихоокеанцев, прибыла на Северо‑Западный фронт, ночью 5 мая разгрузилась на станции Валдай и укрылась в лесу. Вражеские самолеты сбросили бомбы на уже пустую станцию.

Десять коротких майских ночей батальоны бригады походным порядком двигались к передовой по автостраде Москва – Ленинград. Наш путь освещали пожары: горели деревни и села, подожженные немецкой авиацией. Пушки, автомашины и повозки часто ныряли в воронки. С наступлением светлого времени бригадная колонна исчезала в лесах и оврагах.

Без потерь достигнув передовой, мы заняли исходное положение в лесу западнее деревни Кутилихи.

Накануне на этом участке черные гренадеры дивизии СС «Мертвая голова» внезапно атаковали позиции одной из дивизий нашей 11‑й армии, прорвали ее оборону и захватили село Большие Дубовицы.

Командование армии поставило перед бригадой задачу: восстановить положение, отбить у врага это село.

…В 20.00 над лесом описала стремительную дугу красная ракета. Начался артиллерийский налет на передний край противника. Батальоны первого эшелона, следуя за разрывами своих снарядов, ворвались на восточную окраину Больших Дубовиц. Кто‑то запел:

 

Пусть ярость благородная

Вскипает как волна…

 

Песню подхватили все. Лилась кровь, падали атакующие, но в смертельном разгуле боя не смолкала мужественная и грозная мелодия.

Еще сто метров – и моряки схватываются с фашистами в окопах. Не ожидавшие столь быстрой ответной контратаки, немцы готовились устроить в селе субботнюю баню. Ну что ж, хотя без пара и березовых веников, но баню они получили жаркую. Противник, бежав, оставил на поле боя более пятисот трупов своих солдат и офицеров.

Обычно по воскресеньям черные гренадеры «Мертвой головы» отдыхали от войны – пили шнапс, играли на губных гармошках и пели сентиментальные песни. В это воскресенье командиры погнали их в контратаки, чтобы вернуть потерянный выгодный рубеж. Шесть контратак успеха не имели, а стоили врагу недешево – еще около трехсот убитых.

 

Коварная «кукушка»

 

 

Мая 1942 г.

 

Группа командиров штаба бригады возвращалась с передовой после первой рекогносцировки переднего края противника.

Остановились у ручья, названного на карте Черным. Начальник разведки капитан Сергей Иванович Скворцов, переодевшийся, как и все, в форму красноармейца, выделялся из группы только тем, что жестикулировал, показывая ориентиры для движения батальонов. Неожиданно из густых крон елей, стеной выстроившихся в двухстах метрах слева от ручья, прозвучал выстрел. Капитан Скворцов упал как подкошенный. Из головы потекла кровь, оставляя красные капли на ярко‑зеленой траве.

Командиры бросились туда, откуда хлестнул выстрел. Долго искали фашистского снайпера, но не смогли обнаружить даже его следов.

Еще теплое тело капитана мы положили на плащ‑палатку и принесли на КП. Осмотрев его, начальник штаба бригады майор Крылатое сказал:

– Убит разрывной пулей…

На прочесывание ельника у Черного ручья отправилась рота разведчиков. Соблюдая правила маскировки, осторожно продвигаясь от дерева к дереву, разведчики на вершине одной из елей обнаружили «кукушку» – вражеского снайпера. Он не подчинился требованию спуститься с дерева и отстреливался. Пришлось «приземлить» его автоматной очередью…

Майор Крылатое собрал начальников служб и приказал подготовить по каждому отделению штаба бригады распоряжение на предстоящий бой за Большие Дубовицы. Распоряжение по разведке вместо капитана Скворцова написал я, его помощник.

Просмотрев составленные нами боевые документы, начальник штаба оценил их до удивления лаконично:

– Длинновато.

– Нас так учили…

– Тогда забудьте, чему вас учили, и пишите кратко, самое необходимое, на одной странице полевой книжки.

Мы вновь принялись за работу. И тут выяснилось, что писать кратко, «самое необходимое», куда труднее, чем длинно, многословно.

Гроб с телом капитана Скворцова двое суток стоял в пустой землянке, устланной хвойными ветками. Пока шел бой за Большие Дубовицы, бригада не могла отдать последних почестей командиру‑разведчику.

Утром третьих суток гроб под печальную мелодию похоронного марша был вынесен из землянки и на плечах провожающих медленно поплыл к могиле, вырытой на высоком берегу Полы, откуда открывался зеленый простор лугов и полей, пронизанный лучами солнца.

Встав с обнаженной головой на куче сырого песка, выброшенного из ямы, майор Крылатов произнес прощальную речь:

– Из наших рядов смерть вырвала боевого товарища – Сергея Ивановича Скворцова… Дорогой капитан, пусть родная земля будет для тебя пухом…

Четверо разведчиков закрыли гроб крышкой и на веревках опустили в могилу. Тишину утра разорвал трескучий троекратный залп из винтовок. Подходя к краю могилы, командиры и солдаты бросали в нее горсти земли, с мертвым стуком ударявшиеся о гроб…

В желтый песок могильного холмика была врыта деревянная пирамидка с пятиконечной звездой, вырубленной из гильзы снаряда, и фанеркой с надписью: «Капитан Скворцов С. И. 10 марта 1902 – 16 мая 1942».

А вокруг ликовала природа, пробуждая в людях радость весенними запахами, звуками, красками. Плесы реки играли золотистыми солнечными бликами. Под дуновениями ветра о чем‑то весело шепталась молодая листва берез и тополей. Из ближнего леса доносился крик кукушки, считавшей кому‑то долгие годы жизни…

Вечером я заступил на оперативное дежурство по командному пункту бригады. Звонок – и в телефонной трубке послышался гортанный голос лейтенанта Владимира Габуева, осетина:

– Запиши, товарищ дежурный! За капитана Скворцова уничтожили огнем минометов четырнадцать фрицев на дороге к Васильевщине.

Потом об уроне, причиненном противнику, докладывали артиллеристы, разведчики, снайперы. К исходу суток счет мести вырос до восьмидесяти убитых гитлеровцев.

 

Горячий Демянский котел

 

 

Августа 1942 г.

 

Мы воюем южнее озера Ильмень.

Линия фронта протянулась по дремучим лесам и кочковатым торфяным болотам с мелким березняком и осинником. Горизонт закрыт темной зубчатой стеной елей и сосен. Деревни и села прижались к полсотне впадающих в озеро рек со старинными поэтическими названиями – Ловать, Локня, Пола, Полисть, Редья, Шелонь… По Ловати проходил торговый путь Древней Руси «из варяг в греки»…

Под ногами прогибается и пускает пузыри болотистая почва.

Обычно блиндажи строят так: роют котлован, сколачивают в нем прочный каркас и накрывают яму накатом из одного или нескольких рядов бревен, опирающихся на стойки каркаса. На болоте, где котлован заливает вода, такая конструкция непригодна. Тут прямо на поверхности почвы рубят по три‑четыре сруба, вставляемых друг в друга, и прикрывают их вертикально установленными бревнами, собранными вверху в пучок и скрепленными металлическими скобами. Вокруг блиндажа и радиусе пятидесяти метров устраивается завал из валежника и сухих веток, через который невозможно пройти бесшумно.

Теплая желтая луна любопытно заглядывает в лес. В траве сверкают тысячи светляков. С лежневки – бревенчатой дороги – доносится рокот моторов. Через неровные промежутки времени стреляют пушки – и наши, и неприятеля. За летящими снарядами тянется эхо.

С полночи в звездном небе начинают стрекотать легкие бомбардировщики У‑2. Направление их полета немцы обозначают роскошным многоцветным фейерверком трассирующих пуль. Через одну‑две минуты в ночь врываются обвальные взрывы авиабомб. Их точные удары разрушают блиндажи врага на переднем крае, вбивают в трясину или рвут на куски десятки гитлеровцев.

Противник непрерывно несет потери. Его солдаты, оболваненные фашистской пропагандой, все яснее и яснее видят, что война с Россией – это не триумфальное шествие, обещанное фюрером, а беспощадная битва не на жизнь, а на смерть.

«Главное, чтобы окоп был достаточно глубок, чтобы были папиросы, иногда – водка и время от времени – почта, – писал родным в судетский город Аш унтер‑офицер. – Остальное – это комары, ночью – бомбы, мины и артиллерийский огонь. Часто над головой проносится очередь из пулемета. Кругом грязь. Свиньи чище нас. Мы – это ландскнехты, одна из многих боевых групп с постоянно меняющимися названиями и постоянно меняющимися командирами. Подобные группы – нередкое явление в Демянском котле. «Остальное уничтожено на земле» – такова наша жестокая поговорка».

Это письмо наши разведчики нашли в полевой сумке гитлеровца, убитого при захвате «языка» из немецкого боевого охранения.

Погибшие в котле, то есть во время бомбежки и артиллерийских обстрелов, и уничтоженные на земле, то есть убитые в боях на границах окружения, «переселились» на огромные кладбища. Однообразные кресты с подвешенными на них рогатыми касками, как засохшие сорняки, расползлись по всей древней новгородской земле, в которой нашли бесславную могилу жадные до чужого добра предки гитлеровцев – псы‑рыцари.

Что ж, все правильно! Фашисты, как и псы‑рыцари, хотели нашей земли. Они ее получили – сполна!..

Командующий 16‑й армией барон фон Буш, хотя и продолжает хорохориться в своих приказах, но уповает не на подчиненные ему изголодавшиеся, обовшивевшие и сильно поредевшие войска, а на промысел бога и фюрера.

Наши бойцы сочинили не очень благозвучную, но зато правильную частушку:

 

У фон Буша рожа бита –

Мы отметили бандита.

 

Знаменитый снайпер Северо‑Западного фронта Родион Давыдов, у которого на счету уже двести сорок продырявленных вражеских черепов, с сибирской основательностью говорит:

– Фашист, попавший в оптический прицел моей винтовки, через секунду мертв. Не терплю живых гитлеровцев…

А снайпер Василь Головня вчера рассказал мне о своей последней охоте за двуногими зверями:

– Сидел в засаде, поджидал фашистскую дичь… Было тихое утро. Вдруг вижу, что из‑за бугра вышел толстый фриц с тазом в руке. Зачерпнул воды из ручья и собрался умываться. Я пустил ему пулю в лоб, и он ткнулся головой в таз. Через минуту бегут к ручью еще двое. «Долго спите, господа, к туалету запаздываете», – подумал я. Один наткнулся на убитого и стал тащить его за ноги, но тут же свалился сам. Второго моя пуля настигла у самого бугра, за которым он пытался скрыться..

 

Августа 1942 г.

 

Канонада гремит и днем и ночью. Стальной ливень мин и снарядов хлещет по неприятельским блиндажам и траншеям. Чтобы помочь воинам Юго‑Запада, мы не даем фашистам ни часа покоя, уничтожаем их живую силу и технику.

 

Августа 1942 г.

 

Ночной атакой взяли высоту Пунктирную на подступах к одному из главных опорных пунктов Рамушевского коридора – деревне Васильевщине.

Утром я прошел на командно‑наблюдательный пункт второго батальона, расположившийся на вершине высоты.

С тяжелым чувством горечи глядел я на тела наших павших бойцов. Иные как будто спят после утомительного похода, спрятав голову в траву, осыпанную жемчужными каплями росы. Иные лежат на спине, широко раскинув руки и обратив лица к голубому небу с застывшими в вышине перистыми облаками.

Они дорого отдали свои жизни. Вот на восточном скате высоты четыре неподвижных неприятельских танка, еще курящихся бело‑желтым дымом и источающих тошнотворный запах гари. В одном из них – с багровым силуэтом Мефистофеля на башне, просвечивающим сквозь копоть, – за рычагами управления сидит человеческая головешка…

В девять часов утра Пунктирную бешено контратаковали черные гренадеры «Мертвой головы», но наши бойцы отразили их натиск. Младший лейтенант Павел Ваганов и бойцы его взвода, тихоокеанские моряки, с криком «Полундра!» бросились в рукопашную на цепь эсэсовцев, проникших с западной стороны к батальонному КНП, опрокинули их и преследовали отступавших до дороги на Васильевщину.

Над Пунктирной появились желтобрюхие «мессершмитты». Наши зенитки встретили их плотным заградительным огнем. Квадрат неба над высотой заполнили белые хлопья разрывов. Один стервятник вспыхнул факелом и, таща за собой дымный хвост, врезался в лес. Остальные самолеты, не пикируя, сбросили бомбы куда попало.

Гитлеровцы предприняли новую контратаку на Пунктирную. Пехоту поддерживали танки. Наши бойцы со связками гранат поползли навстречу идущим к траншее танкам и три из них пригвоздили к месту. Стрелки и пулеметчики метким огнем истребили роту пехоты. Враг опять был отброшен от высоты.

 

Августа 1942 г.

 

Трое суток длился бой за Пунктирную. Песок забил все механизмы. Винтовки, автоматы и пулеметы отказали у нас и у гитлеровцев. Дрались гранатами, штыками, прикладами. Фашисты не выдержали – отступили в беспорядке и прекратили контратаки…

 

Сентября 1942 г.

 

Из соседней землянки вырываются звуки патефона, красивый, бархатный тенор поет о том, что в парке Чаир распускаются розы. А в приильменских лесах с грустным шорохом осыпаются с деревьев багряные и желтые листья. На болотных кочках – красные горошины брусники. Осень!

Гитлер ввел новые награды – Восточную медаль и Зимний орден. У нас говорят: награжденный Зимним орденом не доживет до лета, а Восточной медалью – не вернется на запад, в свой фатерланд.

 

Сентября 1942 г.

 

Помогая защитникам Сталинграда, наш фронт усилил нажим на противника. Со сталинградцами нас связывает не только общая ненависть к фашистам, но и одна река: в лесу под Валдаем стоит обомшелая деревянная часовня над прозрачным родником – истоком великой русской реки Волги.

 

Как на сопке Заозерной…

 

 

Сентября 1942 г.

 

Высота «Три кургана», изрытая траншеями и воронками, преграждала путь к важнейшему опорному пункту противника – деревне Васильевщине. Десятки вражеских пулеметов и минометов плотной огневой завесой прикрывали деревню от наших атак.

К штурму высоты мы готовились ночью. Группа моряков‑тихоокеанцев, помнивших бои за сопку Заозерную у озера Хасан, предложила: когда курганы будут отбиты у немцев, поднять на одном из них, как на Заозерной, Красное знамя.

Рано утром наша артиллерия обрушила на высоту сокрушительный огонь. Два батальона морской пехоты ждали сигнал начала атаки.

Нести знамя выпала честь самому храброму матросу – Андрею Аникееву. Опустившись на колено и поцеловав край полотнища, он поклялся:

– Будет там!

В бледно‑розовом рассветном небе блеснула красная ракета.

Вот и сигнал!

Моряки ринулись в атаку, быстро преодолели триста метров пространства, отделявшего их от высоты, и ворвались в траншеи врага. Гранатами и штыками они уничтожили фрицев, уцелевших при артиллерийском налете.

Андрей Аникеев, дважды раненный, водрузил на вершине среднего, самого высокого кургана Красное знамя…

Каждая отбитая у врага высота, каждый труп фашиста это ступенька к большой Победе, к миру и счастью.

 

«Вралишен Тарабахтер»

 

 

Августа 1942 г.

 

На четвертой полосе газеты нашего фронта «За Родину» стала еженедельно печататься сатирическая подборка под названием «Вралишен Тарабахтер». Ее клишированный заголовок зло и остроумно пародирует готический шрифт и звуковую форму слов «Фелькишер Беобахтер», наименование фашистского официоза, издаваемого колченогим Геббельсом.

В сегодняшней подборке «Вралишена Тарабахтера» помещена басня «Ганс и комар».

«Покоритель Европы» Ганс лег отдохнуть под куст орешника.

 

Вдруг легкий гул бросает Ганса в жар.

«Советский самолет», – подумал он с испугом,

Но, голову подняв, увидел, что над лугом

Кружится маленький комар.

«Постой, комар, сдеру с тебя я шкуру! –

Воскликнул Ганс. Мне фюрер приказал.

Чтоб я не только русскую культуру,

А все, что здесь ни встречу, истреблял».

 

Комар, начихав на приказ фюрера, укусил воинственного Ганса в бровь, в глаз, и в нос, в ногу, в плечо. Последний, боясь нарушить маскировку, не шевелился… Но комар был настойчив и в конце концов заставил его по‑пластунски уползти в глубину леса.

 

Все отговорки Геббельса стары.

Про холод он писал, про грязь весною тоже.

Зато сейчас уж написать он сможет.

Что наступлению мешают… комары.

 

 

Сентября 1942 г.

 

«Братья‑пулеметчики» в очередном «Вралишене Тарабахтере» опубликовали «Дневник XIII века». Отрывки из него я выписал в полевую книжку.

 

«15 февраля

Итак, крестовый поход начался. Есть шанс поднажиться. Моя Матильда будет довольна: в Пскове я организовал для нее хорошие, почти новые туфли, которые по‑русски называются «лапти». Теперь уже можно скоро кончать поход.

1 марта

Проклятые русские! Что им только нужно?! Мы хотели обратить их в католическую веру, а они обращают нас в покойников. В начале похода обещал Матильде прислать шкуру русского медведя. Сейчас думаю о том, как бы уберечь свою собственную.

16 марта

Я окончательно завшивел. Эти зверьки завелись даже в кольчуге. Латы и доспехи мешают чесаться.

Вчера околела кобыла господина магистра, мне досталось копыто с подковой. Мы сытно поужинали.

1 апреля

Моя бедная Матильда! Я лишил ее последнего подарка. Сегодня весь день варил лапоть. Получилось довольно вкусно.

Русские мужики со своим князем Невским не дают нам покоя. Они засыпают нас стрелами. Вот погодите, погодите. Наступит весна, растает лед – тогда мы вам покажем…»

 

 

* * *

 

Через тридцать лет от своего старого друга Савелия Александровича Савельева, в 1931 году редактировавшего газету города юности «Сталинский Комсомольск», в годы войны работавшего ответственным секретарем газеты «За Родину», а в послевоенные годы до ухода на пенсию – ответственным секретарем журнала «Москва», я узнал, что под псевдонимом «Братья‑пулеметчики» писали Александр Исбах и Михаил Матусовский. Как известно, перу Михаила Матусовского принадлежит и знаменитая песня о Северо‑Западном фронте, которую положил на музыку композитор Матвей Блантер.

 

Пушки молчат дальнобойные,

Залпы давно не слышны…

Что ж мне ночами спокойными

Снятся тревожные сны?

Молнией небо расколото.

Пламя во весь горизонт.

Наша военная молодость –

Северо‑Западный фронт.

Где ж эти парни безусые,

С кем в сорок первом году

Где‑то под Старою Руссою

Мы замерзали на льду.

С кем по жаре и холоду

Шли мы упрямо вперед…

Наша военная молодость –

Северо‑Западный фронт…