Вы в Москву когда приехали, чтобы стать артистом?

Сразу после школы, в 17 лет. Я походил к разным продюсерам: они все сказали, что я необычный и внешность хорошая, только голос очень странный. Ну в смысле – слишком хорошо пою. Я тогда взял и уехал в Санкт‑Петербург. 1996 год это был.

 

Почему туда?

За любовью. Но шоу‑бизнеса там как такового не было – и я просто нашел студию, в которой писались «Отпетые мошенники». Приносил туда свои песенки, мы чего‑то делали. Где‑то подзарабатывал. Не шиковал, естественно.

 

А как тогда можно было заработать? Все были или бизнесменами, или художниками, или просто веселыми тусовщиками.

Ну я в таком случае был веселый художник, да. Мы тогда тусовались в «Тоннеле», в «Порту» – в общем, во всех модных клубах Питера. По трое суток не спали. Ну а чего ты хотела? 20 лет! Самое время тусить. На вечеринках я знакомился то с теми людьми, то с другими – и так дошел до диджея Грува, который отнес мои записи Юрию Шмильевичу Айзеншпису. Он стал моим единственным продюсером, больше я ни с кем не хотел работать.

 

Почему? Из‑за группы «Кино»?

Нет‑нет. Просто он единственный мной заинтересовался, не побоялся рискнуть. Через две недели после того, как песня «Улетели навсегда» вышла на всех радиостанциях и стала номер один, мне начали звонить многие наши продюсеры и предлагать свои услуги. Я отвечал: «Сорри, мама. Я уже подписан». Хотя на тот момент я мог бы легко его кинуть. Кто‑то бы, может, так и сделал, но я не стал. Я считаю, что поступил правильно.

 

Айзеншпис – он вообще какой из себя был?

Главный его плюс был в том, что он верил в то, что делает. Важнее этого ничего быть не может. Если ты веришь в то, что твоя музыка хорошая, ты пробиваешь все стены. Но разногласия у нас тоже случались. Он мне однажды принес одну песню, совершенно жуткую, которая называлась «С неба падала звезда». Это был натуральный кошмар. Он меня буквально через силу заставил ее петь. Я говорю: «Окей». Прихожу на студию к Володе Матецкому: «Ну чего, пишем?» Пишем. И начинаю петь с грузинским акцентом: «С нэба падала звэзда». Типа, я какой‑то армянин‑грузин. Матецкий говорит: «Это что вообще?» Я говорю: «Так нужно, Юрий Шмильевич специально попросил». Ему когда запись потом поставили, он просто: «Ва‑а!». Орал ужасно. Я его проучил тем самым: показал, что так не выйдет со мной. Из этой песни, кстати, родилась «С неба ты ко мне сошла», которую я написал. И Айзеншпис потом прыгал от счастья, когда ее услышал; он просто охренел. Но это один частный случай – а на самом деле я ему правда благодарен.

 

А почему вы перестали сотрудничать?

Я всегда хотел делать клубную музыку, а он старался сделать из меня поп‑артиста. Хотел какие‑то стадионные истории, как «Руки вверх!», а я понимал, что стадионы можно сделать, но не сейчас, не сразу. И поэтому в какой‑то момент сказал: «Юрий Шмильевич! Оревуар. Я вытираю руки и ухожу». Он ответил: «Ну хорошо. У меня есть Дима Билан, который будет петь поп‑музыку. Ту, которую я ему скажу». Ну и пойте. И молодцы, как говорится. Злые люди, наверное, скажут: «Ой, он захотел, наверное, больше зарабатывать». Нет! Я захотел большему научиться.

 

А песню «Улетели навсегда» он вам помогал сделать?

Нет, я ее сам полностью написал. Аранжировал ее один продюсер из Петербурга. Мог бы стать известным, если бы с головой дружил.

 

А она про что вообще, эта песня? Про поколение свободных 1990‑х?

Эта песня совершенно не из 1990‑х. Она не про конкретную эпоху.

 

И все‑таки – там про кого? Кто улетел – Карлсон?

Нормально так! Прикалываешься? Она вообще про отрыв – когда люди могли говорить, что думают, могли свободно тусить. Кто‑то мог сожрать чего‑нибудь, кто‑то – выпить и потом не пожалеть об этом. Были такие люди.

 

Не такие чистоплюйчики, как сейчас.

Конечно. Сейчас все стали такие – смешно смотреть. Я за всю историю этой песни сделал четыре версии. И честно скажу: каждый раз она все лучше, лучше и лучше. И мне даже становится страшно: песня заколдованная. И люди, которые сегодня приходят на мои концерты – они реально в шоке. Когда я вижу их глаза сумасшедшие – вот как твои сегодня, – я понимаю, что я не зря делаю ту работу, о которой мечтал с самых детских лет. Все, что нужно, – это хороший новый саунд, новая подача вокала, новые фишки. Я вот сейчас смотрю «ВКонтакте»: у людей на стене одни клубные треки. И я считаю, что любой уважающий себя артист должен на свои хиты делать как можно больше ремиксов. Собственно, то, чем я всегда и занимался.

 

А вы во «ВКонтакте» сидите?

Да, мне очень нравится. Там можно найти массу интересных продюсеров, музыкантов, диджеев. Я в интернете нашел своего автора, с которым делаю новые песни. Прекрасный поэт! Ну естественно, много шлака. Но есть и талантливые люди. Клубная музыка – это моя индустрия! Я чувствую себя в ней как рыба в воде. Я люблю двигаться, я люблю танцевать. И вообще, нашей стране давно бы пора танцевать. Мы совершенно разучились это делать. Русские люди умеют петь, каждый второй хочет быть певцом. А я своей музыкой людей заставляю двигаться. И когда‑нибудь я сделаю свой первый сольный концерт, где будут все с ума сходить и танцевать. Дробить так, что просто мама не горюй!

 

Интервью: Екатерина Дементьева (2011)

 

2000

 

Децл

Вечеринка

 

У российского хип‑хопа в 1990‑е случались взлеты – но в основном жанр находился в собственном гетто. Все изменилось, когда читать рэп стал подросток. 16‑летний Децл рассказывал под бит про вечеринки, проблемы в школе и первых девушек – и выяснилось, что это как раз и было необходимо подросшей постсоветской молодежи. Помогло и российское MTV, находившееся тогда на пике популярности и постоянно расширявшее поле звуковых возможностей поп‑музыки. Можно относиться к этому по‑разному, но русский рэп как полноправная часть мейнстрима начался именно с маленького мальчика в широких штанах, которого опекал и продвигал папа – крупный продюсер Александр Толмацкий.

В сущности, Децл предложил модель новой молодости – молодости, ориентированной скорее на потребление и гедонизм, чем на участие в общественной жизни. В еще одном хите молодой рэпер вместе с чуть более старшими товарищами из «Bad B. Альянса» читал про «Россию вне политики» и называл тех, кто голосует, дураками; спустя много лет характерным кажется и то, что в клипе на «Вечеринку» вместе с Децлом отрывался его ровесник Тимати. Все это раздражало так же сильно, как привлекало, – и в итоге Кирилл Толмацкий стал пленником своего юношеского образа на долгие годы. Разругавшись с отцом и взяв карьеру в свои руки, он мог сколько угодно пытаться сменить имя, сочинять песни протеста, читать про религию, записываться в Америке, делать пародии на самого себя вместе с Иваном Ургантом, осваивать дэнсхолл и пропагандировать легализацию легких наркотиков – большинство слушателей все равно ассоциировало его с вечеринкой у Децла дома. В феврале 2019‑го Децл умер в гримерке после концерта на частной вечеринке – и эта странная история навсегда превратилась в большую человеческую трагедию.