Деяния франков. Книга девятая.

21. Кербога, предводитель войска султана Персии оставался в Хорасане. Яги-Сиан, эмир Антиохии, как можно скорее отправил к нему послов с тем, чтобы тот, улучив момент, пришел ему на помощь, поскольку сильнейший народ франков держит его осажденным в Антиохии. В случае предоставления помощи он обещал передать ему город Антиохию, или, хотя бы, одарит его многочисленными дарами. И вот, поскольку у Кербоги уже было большое войско турок, собранное в течение долгого времени, то он, получив от Халифа, их апостолика, позволение убивать христиан, тотчас отправился в долгий путь к Антиохии. На помощь шел эмир Иерусалима со своим войском. Прибыл туда и король Дамаска с большим числом людей. Кербога собрал множество языческих народов, а именно турок, арабов, сарацин, павликан. азимитов, курдов, персов, агулан и многих других бесчисленных народов. Агулан было три тысячи. Они не боялись ни копий, ни стрел, ни другого оружия, ибо все были со всех сторон покрыты железом, как они сами, так и их лошади. И они желали сражаться в бою только мечом.

Все они выступили на осаду Антиохии, чтобы рассеять ряды франков. И когда они приблизились к городу, навстречу им вышел Сенсадол, сын Яги-Сиана, эмира Антиохии, и сразу бросился к Кербоге, со слезами умоляя и говоря: «О непобедейший государь, умоляю тебя как можно быстрее помочь мне, ведь франки отовсюду осаждают меня в Антиохийском акрополе, а город уже держат в свой власти. Они жаждут отрезать нас от Романии, Сирии, а затем от Хорасана. Они достигли всего, чего хотели и убили моего отца. Не останется ничего иного, кроме того, что они убьют меня, тебя и всех из нашего рода. Я уже давно ожидаю на помощь тебя, дабы ты помог мне в этой беде». Кербога ответил ему: «Если ты хочешь, чтобы я помог тебе от всего сердца и был верной подмогой тебе в этой беде, передай акрополь в мои руки. И тогда ты увидишь, насколько я буду тебе полезен. И я сделаю так, чтобы акрополь защищали мои люди». Сенсадол ответил ему: «Если ты сможешь уничтожить всех франков и передать мне их головы, я передам тебе акрополь и дам тебе оммаж, и буду в верности тебе охранять акрополь». Кербога ему ответил: «Да не будет так! Тотчас же передай в мои руки крепость!». И в конце концов он волей-неволей передал ему крепость.

На третий день после того, как мы вошли в город, их головной отряд был под его стенами. Их войско расположилось у моста через Оронт. Они взяли штурмом башню и убили всех, кого там нашли. Никого не осталось в живых, кроме их господина, которого мы нашли в железных оковах после большого боя. На следующий день, войско язычников приблизившись к городу, расположилось лагерем между двух рек, простояв там два дня. Приняв крепость, Кербога позвал к себе одного эмира из своих, такого, которого знал как правдивого, кроткого мирного и сказал ему: «Хочу, чтобы ты, храня верность мне, взял на себя охрану этой крепости, поскольку с давних пор я знаю твою преданность и потому прошу тебя, чтобы ты с величайшей осмотрительностью стоял на страже этого акрополя». Эмир ответил ему: «Я бы никогда не пожелал выполнять для тебя такое поручение. Но я, однако, это исполню, но с тем условием, что если франки в смертном бою выбьют вас и победят, я отдам им эту крепость». Кербога сказал ему: «Я знаю твою честность и благоразумие, а потому согласен со всем, что ты считаешь во благо исполнить».

Кербога вернулся к своему войску. Затем турки, надсмехаясь над франками, принесли на обозрение Кербоги какой-то ничтожнейший меч, покрытый ржавчиной, прескверный деревянный лук, и совершенно негодное копье, отнятое незадолго до этого у бедных паломников. Турки говорили: «Вот то оружие, с которым франки вышли с нами на бой». Тогда Кербога улыбнулся, говоря во всеуслышанье: «И это то воинственное и блистательное оружие, которое христиане обратили против нас в Азии, и которым они думают и надеются изгнать нас за пределы Хорасана и уничтожить все, что наше по ту сторону рек Амазонских. Они, которые выгнали всех наших отцов из Романии и из Антиохии, царственного города, по заслугам являющегося столицей всей Сирии?». Тотчас он призвал своего секретаря и сказал: «Пиши скорее множество писем, которые будут читать в Хорасане. А именно пиши так: «Нашему апостолику Халифу, а также нашему господину королю Султану, храбрейшему воину, а также всем благоразумнейшим воинам Хорасанским поклон и почет. Да возрадуются они в счастливом согласии, да будут сыты их животы, пусть они повелевают и вещают истину по всей той земле, чтобы все в ней резвились и всецело предавались роскоши. И да породят они в радости многих сынов, которые победят, сражаясь в битве против христиан. И пусть с радостью примут эти три оружия, некогда отнятые у франкского сброда. Пусть немедленно узнают, с каким оружием идет против нас народ франков. Кроме того, пусть все знают, что я держу всех франков запертыми в Антиохии, и что цитадель держу всецело в моей власти, а они находятся в городе внизу. Итак, все они теперь в моих руках. Я их всех заставлю либо погибнуть, либо они будут уведены в Хорасан в жестокий плен по той причине, что грозят они обратить нас в бегство силой своего оружия и изгнать нас из всех наших земель. Вот они уже изгнали наших отцов из Романии и Сирии. Отныне клянусь вам Магометом и именами всех богов, что не предстану вновь пред вашими очами до тех пор, покуда своей крепкой десницей не завоюю вновь царственный город Антиохию, всю Сирию и Романию, Болгарию и земли вплоть до Апулии ко славе богов и вашей, и всех кто принадлежит к роду турков»». Так он закончил свою речь.

. Мать Кербоги, которая была в Алеппо, явилась тогда к нему и со слезами сказала: «Сын мой, правда ли то, что я слышу?». Он ответил ей: «Что?». И она сказала: «Я слышала, что ты хочешь начать войну с народом франков». Он ответил: «Поистине, ты слышала правду». Она сказала: «Заклинаю тебя именами всех богов и твоей справедливостью, не начинай войну с франками, ведь ты воин непобедимый, и никто никогда не видел, чтобы ты бежал с поля боя побежденным. Всюду гремит слава о твоем воинстве, и всякий благоразумный воин трепещет, услышав твое имя. Мы знаем вполне, сын мой, что ты силен в бою и храбр, и что никто из рода христиан или язычников не в силах был сохранять мужество перед ликом твоим. Они бежали, только услышав твое имя, так, как овцы бегут перед яростью льва. Поэтому умоляю тебя, дражайший сын, принять мои советы, не колеблясь душой оставь свои помыслы начать войну с народом христиан». Кербога, выслушав увещевания своей матери, высокомерно ответил ей: «Что это ты мне рассказываешь, мать? Думаю я, что ты полна безумия и бешенства. У меня есть больше эмиров, чем христиан больших и малых». Мать ответила ему: «О, сладчайший сын! Христиане не в состоянии с вами воевать. И знаю также, что не в силах пойти на вас войной, но бог их за них ежечасно сражается, и днем и ночью держит их под своей защитой, неусыпно заботясь о них, подобно тому, как пастырь заботится о своем стаде. И он не позволит, чтобы им причинил вред или потревожил их другой народ. И кто бы ни захотел им противостоять, тот же самый бог сокрушит его, как сказал сам этот бог устами пророка Давида: «Рассыпь народы, желающие брани». И еще в другом месте: «Пролей гнев твой на народы, которые не знают тебя, и на царства, которые имени твоего не призывают». Еще до того, как они подготовятся к бою, их всемогущий и сильный в бою бог вместе со своими святыми уже разгромит всех врагов. А насколько больше он сделает вам, своим врагам, которые изготовились со всем мужеством противостоять ему. Узнай истину, дражайший, ведь эти христиане зовутся сынами Христа. И, согласно пророкам, они - дети усыновления и обетования. Следуя апостолу, они - наследники Христа, которым Христос подарил обещанное наследство, о чем говорится устами пророка: «От восхода к закату будут ваши пределы, и никто не устоит против вас». И кто может с этими словами спорить или противостоять им? Вне сомнений, если ты начнешь против них войну, величайший ущерб будет тебе и позор. Многих своих верных воинов ты погубишь, и всю свою добычу потеряешь, и побежишь в великом ужасе. В этой войне ты умрешь не сразу, однако в этом же году. Ибо сам бог не сразу, и в безудержном гневе вершит суд над согрешившим перед ним, но карает грешника зримой карой, когда хочет. Поэтому я боюсь, чтобы он не осудил тебя на суровое наказание. Ты не умрешь сразу, говорю я, но однако же потеряешь ты то, чем обладаешь сейчас».

Кербога, услышав эти слова матери, был огорчен в глубине души своей и ответил: «Дражайшая мать, скажи, кто рассказал тебе о народе христиан все это: что их бог их так любит, и что он сам обладает величайшим мужеством в бою? И что христиане победят нас в сражении при Антиохии, и что они захватят нашу добычу, и победоносно будут преследовать нас, и что в этом году я умру внезапной смертью?». Мать, печалясь, отвечала ему: «Дражайший сын, вот уже более сотни лет, как известно из нашей рукописи и языческих свитков, что народ христиан пойдет на нас войной, и что он победит нас повсюду, и будет править над язычниками, а наш народ будет повсюду им подчинен. Но я не знаю, произойдет ли это сейчас или в будущем. Как бы то ни было, я, несчастная, последовала за тобой из прекраснейшего города Алеппо. Там, созерцая и тщательно наблюдая, я изучала светила на небесах и проницательно исследовала ход планет, и двенадцать знаков, и многие предсказания. Из всего того я нашла, что народ христиан всюду нас разгромит, и потому я очень печалюсь и боюсь потерять тебя».

Сказал ей Кербога: «Дражайшая мать, скажи мне обо всем, во что мое сердце отказывается верить». Она ответила ему: «Дражайший, я охотно сделаю это, если я узнаю, что для тебя неясно». Он сказал ей: «Разве Боэмунд и Танкред - не боги франков и не спасают их от врагов? И правда ли, что они за один завтрак съедают две тысячи коров и четыре тысячи свиней?». Мать ответила: «Дражайший сын, Боэмунд и Танкред такие же смертные, как и остальные, но их бог отмечает их своей любовью перед другими и дает им в сражении мужество большее, чем прочим. Их бог, имя которому Всемогущий, создал небо и землю, создал моря и все, что в них. Его престол воздвигнут в небесах навечно и всюду трепещут перед его могуществом». Сказал сын: «Если причина в этом, то я не прекращу воевать с ними». Мать его, слыша, что сын не внял ее совету, в большой печали отправилась назад в Алеппо, унося с собой все, что смогла унести.

. На третий день Кербога вооружился, и с ним была большая часть турок. Они прибыли к городу с той стороны, где находилась цитадель. Мы же, считая, что в силах противостоять им, приготовились к сражению с ними. Но сила их была настолько велика, что мы не смогли им противостоять и вынуждены были отступить в город через ворота до такой степени тесные и узкие, что многие погибли, давя друг друга. Впрочем, одни сражались за городом, а другие внутри города в течение всего четверга вплоть до вечера. А Гильом де Гранмениль, его брат Альбрик, Гвидо Труссо, Ламберт Бедняк, все они, объятые страхом после вчерашней битвы, которая длилась вплоть до вечера, ночью тайно бежали через стену, впопыхах удирая к морю так, что до костей ранили себе руки и ноги. Многие другие, кого я не знаю бежали с ними. Придя к кораблям, которые были в гавани Св. Симеона, они сказали нашим морякам: «Несчастные, зачем вы здесь стоите? Все наши погибли, и мы едва избежали смерти, остальные же со всех сторон осаждены в городе войском турок». Моряки, услышав такое, были ошеломлены, а затем объятые страхом побежали к судам и ушли в море. Наконец, неожиданно явились турки и убили тех, кого нашли, а суда, которые остались в русле реки, ограбили и сожгли.

Мы, оставшись в городе и будучи не в силах выдерживать натиск их оружия, построили стену между нами и ними, где несли стражу день и ночь. Натиск же на нас был таков, что мы принуждены были питаться нашими лошадями и ослами.

. В один из дней, когда наши предводители, печальные и скорбящие, стояли наверху напротив цитадели, к ним подошел какой-то священник и сказал: «Сеньоры, если вам угодно, выслушайте, что явилось мне в видении». В одну из ночей я ночевал в церкви Св. Марии, матери Господа нашего Иисуса Христа, явился мне Спаситель мира со своею матерью и блаженным Петром, первым из апостолов, и став предо мною, и сказал мне: «Узнаешь меня?». Я ответил ему: «Нет». Когда я это сказал, вдруг непорочный крест явился на его голове. Еще раз спросил меня Господь: «Узнаешь меня?». Я сказал: «Все равно я тебя не узнаю, разве что вижу крест на твоей голове, как у нашего Спасителя». Он сказал: «Это я и есть». Я тут же пал к его ногам, смиренно моля, чтобы он пришел нам на помощь в тех бедствиях, которым мы подверглись. Господь ответил: «Я уже достаточно помог вам и буду помогать впредь. Я позволил вам завладеть Никеей, разгромить врагов во всех сражениях, довел вас до сюда и сострадал вашим несчастьям, которые вы претерпели, осаждая Антиохию. Помогая вам, я ввел вас целыми и невредимыми в город, и вот вы стали в изобилии творить грязную любовь с христианами и грязными языческими женщинами, отчего несказанный смрад поднялся в небо». Тогда благодетельная Дева и блаженный Петр пали к коленям его, прося и умоляя, чтобы он не оставил свой народ в этом горе. Блаженный Петр сказал: «Господи, столь долгое время народ язычников владел домом моим, в котором они содеяли много несказанного зла. Но вот уже враги изгнаны оттуда, Господи, и ликуют ангелы на небе». И сказал мне Господь: «Иди и скажи народу моему, чтобы он возвратился ко мне, и я тогда возвращусь к нему и в течение пяти дней окажу ему большую помощь. И пусть ежедневно поют Congregati sunt вместе со славословием». Сеньоры, если вы не верите, что это правда, позвольте мне подняться на эту башню, и я брошусь вниз. Но если я буду цел, верьте, что это правда, а если же я поврежу себе что-либо, обезглавьте меня или бросьте в огонь».

Тогда епископ Пюи приказал принести евангелие и крест, чтобы тот поклялся, что все это правда. Тогда наши предводители посовещались и решили, что все должны дать клятву в том, что никто из них не обратиться в бегство ни ради жизни, ни из-за страха перед смертью, доколе будут живы. Говорят, что первый поклялся Боэмунд, а затем граф Сен-Жилльский, Роберт Норманнский, герцог Готфруа и граф Фландрский. Танкред, в свою очередь, поклялся и дал обет такого рода, что до тех пор, пока с ним будет 40 воинов, он не только не покинет эту битву, но и не сойдет с пути Иерусалимского. И возликовало сообщество христиан, слыша эту присягу.

. Был там некий паломник из нашего войска по имени Петр, которому еще до того, как мы вошли в город явился св. апостол Андрей и сказал: «Что творишь, добрый муж?» Ему ответил он: «Кто ты?». Сказал ему апостол: «Я - апостол Андрей. Знай, сын мой, что как только ты войдешь в город, то придя в храм Св. Петра найдешь там копье спасителя нашего Иисуса Христа, которым был он ранен на кресте». Сказав все это, апостол тотчас исчез.

Сам Петр, не решаясь разглашать совет апостола, не захотел объявить о нем нашим паломникам. Он думал, что ему привиделось. И сказал апостолу: «Господи, кто в это поверит?» И в тот самый час св. Андрей, взяв его, доставил к тому месту, где в земле было спрятано копье.

И вот, когда мы находились уже в том положении, о каком сказано выше, снова явился св. Андрей, говоря Петру: «Отчего не вынул ты копье из земли, как я тебе велел? Знаешь ли, что всякого, кто идет с этим копьем на битву, врагу никогда не превзойти». И Петр тотчас разгласил апостольскую тайну нашим людям. Народ сомневался и упорствовал, говоря: «Как можно в это поверить?». Все трепетали и думали, что смерть близка. Тогда Петр явился и поклялся, что все это истинная правда, поскольку св. Андрей дважды представал ему в видениях и говорил: «Вставай, иди и скажи народу Божьему, чтобы он не боялся, но напротив неколебимо уверовал всем сердцем в единого истинного Бога. И они победят повсюду, и через пять дней Бог ниспошлет им то, что вселит в них радость и веселье. И если они захотят сражаться, то вскоре, как только выступят единодушно на бой, все враги их будут побеждены и никто более не устоит против них». Слыша, что они должны будут разгромить врагов, все оживились и ободряли себя и друг друга, говоря: «Очнитесь и будьте всюду храбры и благоразумны, ведь Бог скоро придет к нам на помощь. Он станет величайшим убежищем для народа своего, которого ныне видит пребывающим в печали».

. Тем временем турки, которые были наверху в цитадели, начали нас теснить отовсюду с такой силой, что однажды окружили трех наших воинов в башне, которая была перед цитаделью. Язычники выступили и устремились на них с такой яростью, что те не были в состоянии сдержать их натиск. Двое из воинов вышли из башни ранеными, а третий весь день мужественно защищался там от натиска турок и настолько благоразумно, что в тот самый день убил двух турков на подступах к стене сломанными копьями. Три копья сломались в его руках в тот день, но враг встретил свою смерть. Имя ему было Гуго Бешеный из войска Готфрида с Чесоточной горы.

Достопочтенный муж Боэмунд видел, что никоим образом не может собрать народ на штурм цитадели. Запершись в домах, одни страшились голода, другие турок. Боэмунд чрезвычайно разгневался и приказал немедленно пустить огонь по городу с той стороны, где был дворец Яги-Сиана. Видя это те, кто были в городе, оставив дома и свое имущество, бежали одни к цитадели, другие к воротам, которые держал граф Сен-Жилльский, третьи - к воротам, которые держал герцог Готфрид, каждый к своему народу. Тут неожиданно поднялась такая буря, что никто не мог найти правильную дорогу. Боэмунд, муж мудрый, сильно опечалился, боясь за церковь св. Петра и св. Марии, а также за другие церкви. Этот ужас длился с трех часов вплоть до полуночи, и было сожжено около двух тысячи церквей и домов. С наступлением полуночи вся огненная буря внезапно стихла.

Турки, занимавшие цитадель, бились с нами внутри города днем и ночью, и нас разделяло только оружие. Наши видели, что не смогут долго это выдерживать, ведь тем, у кого был хлеб невозможно было его съесть, а тем, у кого была вода, невозможно было пить. И они соорудили стену между собой и турками из камня и извести. А также построили осадную башню и машины, чтобы быть в безопасности. Часть турок осталась в цитадели, продолжая бой с нами, другая расположилась лагерем неподалеку от цитадели в одной долине.

Когда наступила ночь, явился небесный огонь с запада и, приблизившись, упал на войско турок. Этим были удивлены и наши, и турки. С наступлением утра потрясенные турки, все одинаково страшась огня, бежали к воротам, которые держал Боэмунд, где и расположились. Та их часть, что оставалась в цитадели, вела бой с нашими день и ночь нанося раны и убивая их с помощью стрел. Другие же со всех сторон осаждали город так, что никто из наших не решался выйти из него или войти, кроме как тайком ночью. Так они осаждали и теснили нас, и было их несчетное множество. Эти нечестивцы и враги Бога держали нас запертыми в Антиохии так, что многие из наших умерли от голода, поскольку маленький хлебец продавался за один бизант. О вине я и не говорю. Ели и продавали мясо лошадей и ослов. Курица продавалась за 15 солидов, яйцо за 2 солида, один орех за денарий. Все было очень дорого. Кипятили и ели листья смоковницы, виноградной лозы, чертополоха, и всех прочих деревьев. Такой сильный был голод. Другие брали сухие шкуры лошадей, верблюдов, ослов, а также быков и буйволов, отваривали и ели. Эти, а также другие ужасы и беды, которые я не в силах описать, мы претерпели во имя Христово и ради свободного пути ко Св. Гробу. Эти мучения, голод и ужасы мы претерпевали на протяжении 26 дней.

. Трусливый граф Стефан Шартрский, которого наши предводители сообща избрали своим главнокомандующим, притворился, что сражен болезнью и еще до того, как Антиохия была взята, постыдным образом бежал в другую крепость, что называется Александретта. Мы ежечасно ожидали, что он придет на помощь к нам, запертым в городе и лишенным спасительной поддержки. Он же, услышав, что народ турков окружил нас и осаждает, тайком поднялся на ближайшую к Антиохии гору и увидел бесчисленные шатры. Объятый сильным страхом, он подался назад и поспешно бежал вместе со своим войском. Вернувшись в свой лагерь, он взял, что можно и быстрым маршем повернул в обратный путь. Встретив императора у Филомелиума, он попросил его о разговоре с глазу на глаз и сказал: «Узнай же правду, что Антиохия взята, но крепость еще не пала. Наши же все едва держат осаду, и, я полагаю, уже истреблены турками. Возвращайся назад как можно скорее, дабы не разыскали они тебя и тот народ, который ведешь с собой». Император, объятый страхом, тайком призвал Гвидо, брата Боэмунда и еще нескольких других, и сказал им: «Сеньоры, что будем делать? Вот, все наши едва держатся под натиском турок и, возможно, в этот час все уже пали от их руки или уведены в плен, как рассказывает этот постыдно сбежавший несчастный граф. Если хотите, мы в скорости вернемся назад, дабы не погибнуть нежданной смертью, как погибли они».

Когда Гвидо, достойнейший воин, услышал такое, он вместе со всеми остальными тут же отчаянно зарыдал, громко завывая. И все говорили в один голос: «О, Господь истинный и триединый, отчего ты попустил всему этому случиться? Отчего ты допустил, чтобы народ, следующий за тобой, попал в руки врагов? Отчего столь быстро ты оставив тех, кто желал освободить путь к тебе и твоему гробу? Поистине, если правдивы те слова, что мы услышали от этих негодяев, мы и остальные христиане оставим тебя. И мы больше о тебе не вспомним, и никто из нас уже не осмелится упомянуть имя твое». И так говорили в величайшем унынии по всему войску так, и никто, будь это епископ или аббат, клирик или мирянин, не осмеливался призывать имя Христа в течение многих дней. Никто не мог успокоить Гвидо, который отчаянно рыдал и увечил себя так, что даже ломал себе пальцы, говоря: «Увы мне, о мой Господин Боэмунд, честь и слава всего мира! Ты, которого весь мир боялся и любил! Увы мне несчастному! Не заслужил я, к горю моему, чести увидеть твой достойнейший лик, хотя ничего я не желал увидеть так сильно. Кто мне даст умереть за тебя, дражайший друг и господин? Отчего я не умер сразу, как вышел из утробы матери? Отчего я дожил до этого злосчастного дня? Отчего не утонул в море? Отчего я не упал с лошади и не умер тотчас же, сломав себе шею? О, если бы я принял вместе с тобой счастливое мученичество, дабы видеть твой славнейший конец!». И когда все сбежались к нему с тем, чтобы убедить его перестать горевать, он, придя в себя, сказал: «Стало быть, вы верите этому полуседому трусливому воину? Я не слыхал чтобы говорили, что он совершил какую-либо доблесть, но однако он постыдно и бесчестно повернул вспять, как несчастный и негодяй. А по сему знайте - что бы этот негодный не возвещал, все это неправда».

Между тем, император приказал своим людям: «Идите и выведите всех людей из этой страны в Болгарию. Выведайте и уничтожьте все так, чтобы турки, когда придут, не смогли ничего найти». Волей-неволей наши повернули назад, горько скорбя и убиваясь. Многие из паломников умерли, изнуренные и не в силах следовать за войском. Они оставались умирать на дороге. Все остальные вернулись в Константинополь.

. Мы, услышав слова того, кто нам через слова апостола открыл Христово откровение, тут же спешно отправились к тому месту в церкви св. Петра, на которое нам было указано. И копали здесь тринадцать человек с утра до вечера. И Петр нашел копье, о котором говорил. Его извлекли они с великой радостью и трепетом. И поднялось безмерное ликование по всему городу. С этого часа мы приняли план военных действий. Наши предводители собрали совещание о том, чтобы послать вестника к врагам Христа туркам, дабы тот при помощи переводчика вопросил их в приватной беседе, отчего они с такой надменностью вступили в христианскую страну и стали в ней лагерем, и зачем убивают и угрожают рабам Христа. Когда окончили говорить, наши предводители нашли каких-то мужей, а именно Петра Пустынника и Герлуина, и сказали им все это: «Идите к треклятому войску турок и тщательно перескажите им все сказанное. Спросите их, отчего они с такой дерзостью и надменностью вступили в страну христианскую и нашу».

Когда это было сказано вестники удалились и пришли к этому богохульному сборищу, говоря все предназначенное Кербоге и прочим: «Наши сеньоры и предводители весьма удивляются тем, что вы столь дерзко и с такой надменностью вторглись в землю христианскую и их. Мы, тем не менее, считаем и верим, что вы пришли сюда по той причине, что хотите посредством всего этого стать христианами. Или потому вы пришли сюда, чтобы всячески изнурять христиан? Итак, все предводители наши равным образом просят вас как можно скорее уйти с Божьей земли и из страны христиан, которую блаженный Петр, проповедуя, уже давно обратил к почитанию Христа. Они разрешают вам увести с собой все, что ваше, а именно лошадей, мулов, ослов и верблюдов, а также овец и быков, и все остальное снаряжение, какое пожелаете унести.

Тогда Кербога, предводитель войска персидского султана, исполнившись гордыни, надменно ответил вместе с остальными: «Вашего Бога и вашего христианства мы не хотим и не желаем и вас вместе с ними отвергаем с презрением. Мы прибыли сюда затем, что весьма дивимся, по какой причине и почему сеньоры и предводители, которых вы упомянули, называют своей землю, которую мы отобрали у женоподобных народов? Вы хотите знать, что мы вам скажем? Поворачивайте назад как можно скорее и скажите вашим сеньорам, что если они жаждут посредством всего этого стать турками и если они хотят отвергнуть вашего бога, которого коленопреклоненно чтите, а также свои законы, то мы дадим им достаточно земли, городов и замков так, что никто из ваших не останется пешим, но все будут воинами, как и мы. И мы будем тогда в величайшей дружбе. Но если нет, то пусть знают, что они либо примут смерть, либо уведенные в оковах в плен в Хорасан будут служить нам и нашим детям во веки веков».

Наши вестники спешно вернулись назад, пересказав все, чем им ответил свирепейший из народов. Говорят, что Герлуин знал оба языка, и он был переводчиком Петра Пустынника. Между тем, наше войско было всюду поколеблено и не знало, что делать. С одной стороны, их снедал мучительный голод, а с другой их угнетал страх перед турками.

. По окончании трехдневного поста, когда был совершен крестный ход от одной церкви к другой, наши исповедовались в своих грехах, получив прощение. Они причастились телом и кровью Христовой, раздав милостыню и отправив мессы. Наконец, шесть их отрядов встали внутри города. Во главе авангарда был Гуго Великий с франками и графом Фландрским. Во втором - герцог Готфрид со своим войском. В третьем был Роберт Норманнский со своими воинами. В четвертом был епископ Пюи со своими людьми, который нес с собой копье Спасителя, и с ним войска Раймунда Сен-Жилльского. Тот остался наверху охранять цитадель, опасаясь турок, как бы они не спустились в город. В пятом отряде был Танкред со своими людьми. В шестом был Боэмунд со своим войском. Наши епископы, пресвитеры, клирики и монахи, облаченные в священные одежды, вышли с нами, держа в руках кресты, прося и моля Господа, чтобы он охранял нас, даровав нам спасение, и избавил от всякого зла. Другие стояли над воротами, держа святые кресты в своих руках, осеняя нас крестным знаменем и благословляя. Итак, мы, выстроившись в боевом порядке под сенью крестного знамения, выступили через ворота, те, что перед мечетью.

После того, как Кербога увидел, что франкские отряды, красиво выстроившись, выходят один за другим, он сказал: «Позвольте им выйти, чтобы нам было легче завладеть ими». Когда наши были за пределами города, Кербога, увидев многолюдство народа франков, очень испугался. Тотчас он поручил своему эмиру, который ведал стражей, чтобы тот, если увидит огонь, зажженный в головном отряде, немедленно возвестил отступление всему войску, зная, что турки проиграли битву.

Кербога сразу же начал понемногу отступать к горе, а наши же понемногу теснили их. Наконец, турки разделились: часть ушла к морю, а остальные держали позицию, думая взять наших в кольцо. Наши, видя это, поступили так же. При этом, был создан седьмой отряд из войск герцога Готфрида и графа Норманнского. Во главе его встал Райнольд. Они устремились навстречу туркам, которые шли с моря. Турки сразились с ними, стреляя из лука, и убили многих из наших. Другие силы турок стали строем от реки до горы, что лежала в двух милях отсюда. Турки начали наступать с обеих сторон и отовсюду окружать наших, метая копья, стреляя из лука и нанося раны.

И вот на горах появились бесчисленные войска с белыми лошадьми и белыми знаменами. Наши, увидев это войско, не знали точно, что это и кто это. Но затем они узнали, что это подмога, посланная Христом, и предводительствовали ей святые Георгий, Меркурий и Деметрий. Эти слова правдивы, ибо многие из наших видели это.

Турки, которые стояли со стороны моря, увидев, что те не могут более держаться, подожгли траву, дабы, увидев это, те, кто был в шатрах, обратились в бегство. Те, видя этот знак, взяли всю достойную добычу и бежали. Наши же постепенно продвигались к их главной силе, а именно, к их лагерю. Герцог Готфрид, граф Фландрский и Гуго Великий скакали рядом с водой там, где было их основное войско (virtus). Эти трое первыми напали на них, защищенные крестным знамением. Другие отряды, видя это, тоже устремились на них. Персы и турки громко закричали. Мы, призывая Бога, живого и истинного, скакали на них. Во имя Иисуса Христа и св. Гроба мы начали битву и с Божьей помощью разгромили их.

Турки, объятые ужасом, бросились в бегство, и наши преследовали их до шатров. Итак, воины Христа предпочли преследовать их, чем искать добычу. Они гнались за ними вплоть до моста через Оронт, а затем вплоть до цитадели Танкреда. Они бросили там свои шатры, золото, серебро и другое добро, а также овец, быков, лошадей, мулов, верблюдов, ослов, хлеб и вино, муку и многое другое, что было нам необходимо.

Армяне и сирийцы, жившие в этой стороне, услышав, что мы победили турков, спеша им навстречу, бежали в горы. И скольких турок они нашли, стольких они и убили. Мы, вернувшись к городу в великой радости, восхваляли и славили Бога, который дал своему народу победу.

Эмир, оборонявший цитадель, был объят страхом, когда увидел Кербогу и всех прочих бегущими с поля боя перед войском франков. Тотчас и в великой спешке он стал просить франские знамена. Граф Сен-Жилльский, который стоял у цитадели, приказал принести ему графское знамя. Эмир принял его и с тщанием поднял на башне. Лангобарды, стоявшие там, тотчас сказали: «Это знамя не Боэмунда». Эмир спросил: «А чье же оно?». Они ответили: «Графа Сен-Жилльского». Он подошел и, сняв знамя, вернул его графу. Но в тот самый час прибыл достопочтенный муж Боэмунд и дал ему свое знамя. Он принял его с великой радостью и заключил договор с господином Боэмундом, что язычники, которые захотят принять христианство, будут с ним, а тем, кто захочет уйти, Боэмунд позволит удалиться целыми и невредимыми. Боэмунд согласился со всем, что потребовал от него эмир, и тотчас отправил своих сержантов в цитадель. Через немного дней эмир принял крещение вместе с теми, кто пожелал познать Христа. Тех же, кто захотел держаться своих законов, господин Боэмунд приказал увести в землю сарацин. Эта битва случилась 28 июня, в канун праздника апостолов Петра и Павла, в правление господа нашего Иисуса Христа, которому честь и слава во веки веков. Аминь.

Заканчивается книга девятая. Начинается книга десятая.