Крестоносцы и византийцы: на чьей стороне божественная поддержка

Хроника «Деяния франков», равно как и другие хроники, показывают несовместимость двух идеологий: идеологии крестового похода и идеологии императорской власти в Византии. При этом византийцы не критикуются, как уже было сказано, с религиозной точки зрения, но, однако, они изображены как христиане, более низкие по своему статусу, чем крестоносцы.

Напомним, что византийская идеология власти предполагала translatio imperii, вследствие чего византийцы называли себя «ромеями». Термин «Византия» появился в последние века империи в ряде сочинений, тогда как широкое распространение он получил уже тогда, когда Византийская империя уже ушла в историю. С другой стороны, крестоносцы не признавали «ромейского статуса» империи. Для них византийцы никогда не были «ромеями», а были лишь греками. В тех же «Деяниях франков» фигурирует термин «Романия», но в контексте хроники это обозначает скорее бывшие малоазийские территории империи. О чем бы ни шла речь, имеется ввиду все же именно регион: «Таким образом, на четвертый день, 6 мая мы достигли Никеи, которая является столицей всей Романии, и там расположились лагерем». Когда хронист говорит о византийцах, он никогда не называет их «ромеями». Византийский император никогда не фигурирует как «император ромеев».

Часто византийцы именуются просто как «греки». Греки упоминаются в описании перехода армии Боэмунда в направлении Константинополя: «Греческий народ выходил и шел в радости на встречу с господином Боэмундом, вынося нам в изобилии продовольствие». Император всегда именуется именно как «император», возможно еще с прибавлением какого-либо прилагательного негативного характера.

Эта позиция характерна для хроник первого крестового похода в целом, и не выделяет «Деяния франков» из общего ряда хроник. Как пример можно привести хронику Гвиберта Ножанского. Он называет императора «греческим императором», тогда как народ тоже именуется «греческим». Когда Гвиберт рассказывает о мусульманских завоеваниях, он пишет: «Когда они (турки - В.П.), более боеспособные и более рассудительные в своей отваге, атаковали империю Константинополя, …император греков… отправил во Францию письмо, адресованное Роберту, графу Фландрскому». Во время осады Никеи было решено отправить посольство к «правителю Константинополя»: «Всеобщим решением, они постановили отправить посольство к правителю Константинополя, дабы сообщить ему, что нужно переправить сколь можно больше кораблей в Кивот, где имеется пристань». В хронике Роберта Реймсского пересказана речь папы на Клермонском соборе, где папа говорит: «Они («персидский народ - В.П.) уже раскололи царство греков, и властвуют территорией, которую нельзя преодолеть и за два месяца путешествия». В той же хронике крестоносцев из похода бедноты на обратном пути встречает «негоднейший император Константинополя». Рауль Каэнский в своей хронике пишет: «Во времена своего отца он (Боэмунд - В.П.) дважды обращал в бегство императора греков Алексея». Эккехард из Ауры пишет: «Во времена Генриха IV, императора римлян и Алексея Константинопольского, согласно евангельскому предсказанию, поднялся повсюду один народ против другого и царство против царства…». Под императором «римлян» здесь подразумевается Генрих IV, германский император в 1056-1106 гг. Таким образом, если империя и жива, то она находится на Западе. Многие хронисты, в том числе и Аноним, не признают translatio imperii в отношении византийцев.

Идея императорской власти в Византии, как уже было сказано, наряду с претензией на римское наследство предполагала сакральный характер этой власти. Однако, крестоносцы, как уже тоже было сказано, придавали сакральный характер себе самим, что вступало в противоречие с идеей императорской власти. Дело в том, что крестоносцы в своей картине мира не оставляли себе равных. Демонизируя арабов, они ставили и византийцев ниже себя. При этом византийцы являлись для крестоносцев христианами, но ниже по статусу, чем они сами. Тому, что «крестоносец всегда прав» имеется религиозное обоснование.

Текст «Деяний франков» показывает это на примере описаний тех же самых военных столкновений между крестоносцами и византийцами во время перехода через Восточную Европу. Как пример, стычка армии Готфрида Бульонского с наемниками императора, когда герцог отправлял своих подчиненных на поиски фуража. Оборонительные действия армии герцога описаны следующим образом: «Балдуин, брат герцога, услышав об этом, тайно сделал вылазку, и наконец нашел их, когда они убивали его народ. С крепкой душой Балдуин устремился на них, и превзошел их с Божьей помощью». Таким образом, Бог поддерживает крестоносцев в бою с византийцами. При этом, как мы уже заметили, виноваты в инциденте были крестоносцы. Затем в хронике описана еще одна атака войск императора на войска Готфрида Бульонского как развитие того же самого конфликта: «Вечером несчастный император вновь приказал своим войскам напасть на герцога и народ Христа. Гоня их, непобедимый герцог и Христово войско семерых из них убили, а других непрерывно преследовали до ворот города». Здесь мы видим, опять же, что армия крестоносцев поддерживается Богом против византийцев. Кроме того, здесь есть противопоставление какого-то «несчастного императора» и самого «войска Христа». Хронист ясно дает нам понять, на чьей стороне божественный статус. Французский переводчик хроники Луи Брейе переводит Christi gens как «христианский народ». На наш взгляд, этот перевод несколько неверен, ибо речь идет скорее о «народе Христа». Это важно, поскольку «христианами» (christiani) хронист иногда может именовать и византийцев, но именование «народом Христа» или «войском Христа» является монопольным для крестоносцев.

Эти эпизоды рассказаны и хронистами из «семьи Гесты». Петр Тудебод пишет, как ему свойственно, близко к тексту Анонима. Балдуин «нашел их, когда они убивали его народ, атаковал их всем своим сердцем и превзошел их с Божьей помощью». Затем император атакует еще раз: «Вечером несчастный император отправил свои войска, приказав им атаковать герцога и народ Христа. Гоня их, непобедимый герцог и Христово войско, семерых из них убили, преследуя остальных вплоть до ворот города». Гвиберт Ножанский пишет: «И когда он (Балдуин - В.П.) заметил, что нашим досаждает неистовство туркополов, он яростно атаковал их, как подобает, и с благоволения Бога, одержал такую победу, что захватил шестьдесят из них, часть убил, а часть отвел своему брату». Хроника Роберта Реймсского: «Сильный духом, он мужественным натиском напал на них, и с Божьей помощью превзошел их, убив многих из них и представив своему брату-герцогу пленных»; «На закате солнца, когда ночь уже покрыла поверхность земли, пособники императора предвкушали нападение на герцога. Однако, с помощью божественной благодати, с большим для них ущербом, они едва ушли от рук наших». В общем и целом, во всех этих хрониках мы видим ситуацию, сходную с хроникой «Деяния франков».

Аналогичная ситуация наблюдается и в описании Анонимом инцидента с крепостью еретиков, о которой также уже было упомянуто. Византийцы, которые, по сути, защищают свои земли, оказываются неправы. Выражено это, правда, не словами самого хрониста, а пересказанными им словами Боэмунда Тарентского. Это дает понять, может быть и не точку зрения хрониста, но все же того, кто участвовал в походе. Боэмунд спрашивает: «Почему вы, негодные, убиваете народ Христов и мой? У меня нет никакой распри с вашим императором». Наемники отвечают на это, что они здесь не при чем и лишь выполняют приказы императора. Эта фраза Боэмунда, опять же, на наш взгляд, предполагает, что в конфликте есть лишь одна сторона, которая пользуется поддержкой Бога, и речь идет о крестоносцах.

Петр Тудебод рассказывает все точно так же, как Аноним. Гвиберт Ножанский пишет несколько более категорично: «Отчего, сказал он, вы нападаете на народ Христов и мой? Я не замышляю свергнуть вашего императора». Роберт Реймсский в своей хронике больше упирает факт божественности крестоносцев: «О, маловразумительный народ! Почему вы пытаетесь убить наш народ, который еще и народ Бога? Мы - товарищи и слуги веры Христовой, и воины-паломники Святого Гроба. Мы никоим образом не пытаемся вам навредить, или отобрать что-либо у вашего императора». Хроника Роберта здесь достаточно примечательна: далее оказывается, наемники императора сами отдают себе отчет, у кого какой статус. Скорее всего, эта фраза придумана хронистом, но она многое проясняет для нашего исследования: «Господин! Мы - наемники императора желаем получить от него вознаграждение. Мы идем, куда ему захочется, мы делаем то, что он повелевает, повинуясь ему больше, чем Богу. Однако, мы признаем, что должно повиноваться Богу, а не людям… Во имя Господа, воинами и паломниками которого вы являетесь, удостойте нас своей милости». В принципе, факт признания врагами божественности крестоносцев не является в хрониках редкостью. Мусульмане это делают на примере диалога Кербоги с его матерью в хронике «Деяния франков».

В хрониках, не относящихся к «семье Гесты» тоже встречаются подобные моменты. В качестве примера можно привести то, как Раймунд Анжильский описывает, как епископа Пюи взяли в плен наемники императора: «Епископ Пюи... был захвачен печенегами. Они сбросили его с его мула, ограбили и сильно ударили по голове. Но поскольку епископ был столь необходим народу Бога, его жизнь была спасена». Похожая фраза имеется у Петра Тудебода. Рауль Каэнский рассказывает, как Алексей замышлял победить воинов Танкреда (речь идет о военных действиях уже после крестового похода, но до освобождения Боэмунда Тарентского из сарацинского плена), но у него это не получилось: «На земле решают люди, но судит Бог, который восседает в небесах над херувимами». Когда Эккехард из Ауры пишет о кознях императора по прибытии крестоносцев в Византию, он пишет: «Он (император - В.П.) уничтожил бы их обманом, если бы мастерство герцога Готфрида более надежно не охраняло бы стадо Господа». Бодри Дольский излагает сходные идеи, описывая одну из стычек крестоносцев с императорскими властями: «Император Алексей, услышав это, был в гневе и постоянно замышлял в своем сердце зло в отношении войска Христа». Хронист не предполагает здесь равенство статуса крестоносцев и императора. Подобную же дифференциацию мы видим в рассказе о том, как император, шедший на помощь крестоносцам, ушел обратно под влиянием слов Стефана Шартрского: «Если бы император Алексей тогда все же пришел и превзошел бы турок, триумф был бы приписан его народу, а не войску Бога». В его же хронике крестоносцы возмущаются, что им приходится присягать императору: «Франки утверждали, что должны клятву только Богу, воинами которого они были в пути».

Хроника Петра Тудебода содержит подобные идеи во фрагменте, не имеющем ничего общего с «Деяниями франков» и явно не перенятом у Анонима. Речь идет о пути войска Раймунда Сен-Жилльского через Восточную Европу: «Выйдя (из Склавонии - В.П.), он (Раймунд Сен-Жилльский - В.П.) достиг Диррахия, который был императорским городом. Он надеялся, что находится в своей земле, но вдруг был атакован вражескими подонками. Греческий народ, наблюдая за этими благоразумнейшими воинами Христа, тайно и скрытно не прекращали выслеживать день и ночь, как навредить им и причинить им вред». В хронике Гвиберта Ножанского также имеется фрагмент со сходной идеей, отсутствующий при этом: «Но Бог, вдохновением которого были движимы эти набожные толпы, защитил их так, что негоднейший (император) не нашел места, чтобы им навредить. Напротив, несчастный, он был повергнут в страх».

Таким образом, в «Деяниях франков» византийцы не поддерживаются Богом. На примерах других хроник мы видим то же самое, т.е. сам факт построения своеобразной «иерархии христиан» здесь не уникален. До сих пор мы не смогли выделить «Деяния франков» из общего ряда хроник. С другой стороны, ряд хронистов не останавливаются на иерархизации христиан и критикуют византийцев с религиозной точки зрения, чего Аноним не делает.

Гвиберт Ножанский довольно много внимания уделяет критике восточного христианства. Фактически он говорит о том, что восточное христианство погрязло в ересях (при этом Гвиберт дает понять, что речь идет именно о греках): «Этот вздор до сих пор процветает у них как в делах светских, так и в христианском вероисповедании. И у нас нет с ним практически ничего общего ни в причащении, ни в подчинении апостольскому престолу». Далее есть еще одно любопытное замечание касательно filioque, где хронист говорит о «damnatio» восточного христианства, которое чаще переводится как «проклятие». В основном, Гвиберт критикует византийцев по поводу разных способов причастия и по поводу filioque в символе веры. В итоге, византийцы были, по мнению хрониста, наказаны за свои отклонения от истины: «Отпав от веры в Троицу, они постепенно пришли к тому, что понесли большой ущерб от языческих народов, ибо те, кто в грязи, до сих пор покрыты грязью». Гвиберт, таким образом, говорит о том, что за их отступления от истины, византийцы были наказаны пришествием сарацинов. Он также выражает недовольство по поводу браков священников и якобы изданного императором закона, предписывающего отдавать одну из дочерей в проститутки, если всего их три или четыре.

Довольно строг по отношению к византийцам Рауль Каэнский: «Язычники вокруг нас стали сильнее. Греки и турки закрыли нам все пути. Мы ожесточили две наиболее мощные из сил мира - Константинополь и Персию». Он таким образом приравнивает греков к туркам и называет язычниками и тех, и других. Раймунд Анжильский намекает на то, что византийцы - это чуть ли не враги веры: «Первый дар, который дал нам Господь, а именно Никея, отвернулся от него. Бог дал вам свой город, отобрав его у ваших врагов, но потом не был там познан. Если кто-то упоминал имя Господа, то был бит плетьми а дела Божии там не творились». Намек сделан, вероятно, на византийцев, ибо город достался им.

В хронике Анонима нет столь жесткой критики, он вообще не обвиняет византийцев с точки зрения религии. Правда, как мы уже сказали, он косвенно говорит об иерархии среди христиан, ставя крестоносцев выше византийцев. Как воин, он мало интересуется вопросами, которые ставит Гвиберт Ножанский, а как «сосед» византийцев понимает, что они такие же христиане и не называет их при этом еретиками.

Аноним показывает, что, будучи ниже крестоносцев по рангу, византийцы вовсе не перестают при этом быть христианами. Когда армия Боэмунда проходит через европейскую часть Византии, Боэмунд отдает себе отчет в том, что он идет через землю христиан: «Здесь Боэмунд держал совет со своим народом, ободряя и увещевая быть добрыми и смиренными. И пусть они не разграбляют эту страну, ибо это страна христиан, и пусть никто не берет больше того, что будет ему достаточно для еды». В другом месте речь идет о переговорах Раймунда с императором: «Пока же император предлагал, граф (Раймунд Сен-Жилльский - В.П.) обдумывал, какому наказанию можно подвергнуть императорское войско. Но герцог Готфруа и Ротберт, граф Фландрский и другие вожди заявили ему, что несправедливо будет воевать против христиан». За императора тогда вступился и Боэмунд, которого автор хроники по этому поводу называет «мудрый муж». Здесь же можно упомянуть уже приводимую нами цитату о совместном крестном ходе греков и латинян после взятия Иерусалима: латиняне, таким образом, не отказывались и от совместных богослужений с греками.

Повествование обо всех этих событиях в хронике Гвиберта Ножанского, в целом, аналогичны Анониму: «Когда собрался весь народ, Боэмунд собрал предводителей и держал совет, посоветовавшись со своими товарищами, предписал всем, чтобы они действовали добро и честно по отношению к населяющим эту землю христианским народам и не опустошали родину тех, кого они пришли защищать». Об этом эпизоде говорит и Бодри Дольский: «Земля, по которой мы идем, христианская, и нельзя ее грабить». Гвиберт также говорит и о переговорах с Раймундом Сен-Жилльским: «Предводители, а именно герцог Готфрид, Гуго Великий, Роберт Фландрский и другие сказали, что никак нельзя нести оружие против кого-либо, кто считается христианином». Более того, Гвиберт, как мы уже упоминали, в описании похода бедноты говорит о греках как о людях «нашей веры». Петр Тудебод говорит только о переговорах с графом: «Пока же император предлагал, граф обдумывал, какому наказанию можно подвергнуть императорское войско. Но герцог Готфруа, граф Фландрский и другие вожди заявили ему, что несправедливо воевать против христиан». Раймунд Анжильский говорит о том же эпизоде; вожди говорят графу Сен-Жилльскому, что «безумно воевать с христианами, когда нам угрожают турки». Роберт Реймсский приводит эпизод, когда император боится, что крестоносцы могут причинить вред его землям; Аноним не пишет об этом эпизоде: «Он боялся, как бы столь большое войско не поднялось против него… Однако, наши совершенно не желали этого, не имея желания сражаться против христиан». Бодри Дольский, пишет, как крестоносцы впали в растерянность, узнав о том, что они должны присягать императору: «Что им (крестоносцам - В.П.) было делать? Они не желали воевать против христиан».

Некоторые хронисты даже упоминают о том, что одной из задач похода была помощь братьям-христианам на Востоке. Например, такова хроника Фульхерия Шартрского. Вначале он практически приравнивает западную и восточную ветви христианства, когда объясняет мотивы действий папы Урбана II по провозглашению крестового похода: «Услышав также, что внутренние области Романии захвачены у христиан турками и подвергаются опасным и опустошительным нападениям, папа, побужденный благочестием и любовью и действуя по мановению Божьему, перевалил через горы и с помощью соответствующим образом назначенных легатов распорядился созвать собор в Оверни в Клермоне». Под «Романией» в то время понимались малоазийские территории Византии. Далее хронист уже передает речь папы, который вновь говорит о Романии: «Именно, необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке, о чем они уже не раз просили вас. Ибо в пределы Романии вторглось и обрушилось на них, о чем большинству из вас уже сказано, персидское племя турок, которые добрались до Средиземного моря, именно до того места, что зовется рукавом св. Георгия. Занимая все больше и больше христианских земель, они семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство Богово… И вот об этом-то деле я прошу и умоляю вас, глашатаев Христовых, - и не я, а Господь, - чтобы вы увещевали со всей возможной настойчивостью людей всякого звания… позаботиться об оказании всяческой поддержки христианам и об изгнании этого негодного народа из пределов наших земель». При этом, правда, Фульхерий Шартрский ясно дает понять, что папство в любом случае стоит выше восточных христиан. В частности он дает понять это, когда пишет о распрях вокруг апостольского престола: «…поскольку если церковь римская, в которой есть первостепенный источник исправления для всего христианства, расстроена какой-либо смутой…». Хронист хочет сказать этим, на наш взгляд, что римская церковь превыше всех остальных. Кроме того, заявляя о проблемах восточных церквей как о мотиве, он мало говорит о византийцах по ходу хроники, в то время как союз с Византией является для него вынужденным.

Не только Фульхерий Шартрский упоминает Византию в декларации папы в Клермоне. Подобно ему, это делает Роберт Реймсский: «От пределов иерусалимских и из града Константинополя пришло к нам важное известие, да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства, иноземное племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, вторгся в земли этих христиан».

Эккехард из Ауры также пишет о бедах Византии: «Все области со всех сторон вплоть до этого болота или морской пазухи, которое называют рукавом святого Георгия, они (турки - В.П.) разрушили до основания, не пощадив ни одной христианской души, ни одной церкви или монастыря и даже изображения святых». Он же говорит о Никее как об оплоте христианства («catholicae quondam fidei turrim firmissimam»).

Некоторые хронисты воздают хвалы Константинополю. Например, когда Фульхерий Шартрский описывает подход армий крестоносцев к Константинополю, он пишет: «Сколь славный и красивый этот город! Сколько монастырей, сколько дворцов в нем, чудесным образом изготовленных! Сколь много можно созерцать прекрасных творений на его площадях и улицах». В пересказе клермонской речи папы, сделанном Гвибертом Ножанским, говорится о том, что мы должны почитать константинопольскую церковь, поскольку из нее исходит начало христианства. При этом в другом месте хроники, о чем уже было сказано, Гвиберт говорит об отходе восточных христиан от истинной веры.

Роберт Реймсский пишет в своей хронике, что Константинополь был построен Константином, вследствие его видения. Для него этот город - цитадель христианства: «Сейчас это - вместилище священнейших реликвий пророков, апостолов и многих святых… Царственный город Константинополь был создан таким, чтобы стать царственной и надежной резиденцией святых реликвий». Однако, византийцы в любом случае будут стоять ниже Рима: «И таким образом, он должен был быть приравнен к Риму по святости и по царственности, если бы в Риме не было папского престола, и если бы он не был головой и вершиной всего христианства».

Аноним в своей хронике воздерживается от столь хвалебных комментариев. Его отношение к византийцам - прежде всего, прагматическое. Однако Аноним умерен в своей критике, и не ругает византийцев с религиозной точки зрения. Это выделяет его из ряда хроник, рассмотренного нами.