Негативная терминология по отношению к византийцам и византийскому императору

 

Воздержанность Анонима в смысле религиозной критики хорошо просматривается на примере анализа негативной терминологии, используемой хронистами в отношении византийцев. Речь идет о прилагательных, которыми часто сопровождаются действующие лица хроник, и которые их характеризуют. «Деяния франков» не переходят здесь в религиозную плоскость, что, напротив, делают другие хронисты.

Разница между «Деяниями франков» и хроникой Петра Тудебода хорошо видна на примере негативных эпитетов, применяемых к императору и византийцам. В хронике Анонима их имеется достаточно много. Император «недоброжелателен» (iniquus): «Наконец, герцог Готфруа первым из всех сеньоров пришел с большим войском в Константинополь двумя днями ранее Рождества и остановился за городом, пока недоброжелательный император (iniquus) не приказал им расположиться вне городских стен. Расположившись, герцог каждый день осторожно рассылал своих оруженосцев, чтобы доставить солому и другое необходимое для лошадей. И хотя они считали, что могут с уверенностью выходить, куда хотят, недоброжелательный (iniquus) император Алексей приказал туркополам и печенегам нападать на них и убивать». Как известно, хроника Петра Тудебода, в основном, совпадает с «Деяниями франков», поэтому здесь он рассказывает аналогичный сюжет. «Iniquus» может переводиться по-разному: со ссылкой на библейские тексты указывается даже на значение «безбожный, нечестивый», однако, основными значениями являются все же значения, связанные с недоброжелательностью, несправедливостью и враждебностью. Ниермейер, в принципе, не приводит значений слова, связанных с религией. Аноним также называет императора «nequissimus» (негоднейший), когда дает свои комментарии по поводу принесения ему клятвы: «ввиду необходимости волей-неволей унизили себя перед негоднейшим из императоров». Петр Тудебод опускает эту фразу, зато в другом месте называет императора «exsecratus» (проклятый, гнусный, ужасный): «Армия проклятого императора пришла и атаковала графа, его братьев, и всех, кто был с ними». Стоит заметить, что эта фраза имеется и у Анонима, но Петр добавляет сюда свою терминологию, которая указывает на религиозную сторону. Кроме того, Петр пишет, что император есть «prophanus», что тоже указывает на религиозную нечистоплотность («лишенный святости», «нечестивый»): «Мы не можем делать что-либо иное. Мы находимся в милости нечестивого (prophanus) императора, и нам следует выполнять все, что он нам приказал». Здесь аналогично: фраза практически совпадает с «Деяниями франков», но эпитет «нечестивый» добавил Петр Тудебод. Иными словами, Тудебод, в отличие от Анонима, использует терминологию, которая, по всей вероятности, указывает на религиозную сторону дела.

«Вершиной антивизантинизма у Анонима» назвал исследователь Б. Скулатос единственное место в хронике, где Аноним критикует византийцев в целом. Прямо о византийцах не говорится, насчет них здесь скорее сделан тонкий намек, вставленный в речь мосульского атабека Кербоги: «Мы прибыли сюда затем, что весьма дивимся, по какой причине и почему сеньоры и предводители, которых вы упомянули, называют своей землю, которую мы отобрали у женоподобных (effeminatus) народов?». Аналогичный абзац имеется у Петра Тудебода, т.е. в этой критике два хрониста выступают на равных. Однако, речь здесь не идет о религии, и эта критика не сравнима с критикой императора Петром Тудебодом.

Раймунд Анжильский, как может показаться вначале, уделяет довольно мало внимания византийской тематике сравнительно с Анонимом. Однако это следствие оговорки, сделанной Раймундом в начале его хроники: хроника будет посвящена только графу Раймунду Сен-Жилльскому. Отношение хрониста к Византии, в целом, негативно, хотя и упоминается помощь императора при осаде Никеи. В «Деяниях франков» гораздо больше говорится о полезности византийцев, ибо неоднократно говорится о поставках провизии с их стороны еще до Никеи. Но важное всего в нашем сравнении одна из цитат с жесткой критикой византийцев: «Первый дар, который пожаловал вам Господь, т.е. Никея, отвернулся от него. Бог дал вам свой город, который отнял у врагов ваших, но затем не был там познан. И если кто-нибудь упоминал имя Господа, он был побит плетьми. Дела Божьи не имели там места». Как известно, Никея сразу же после ее сдачи была занята императорскими войсками. Таким образом, Раймунд Анжильский фактически говорит о религиозных недостатках византийцев, чего никогда не делает Аноним. Несмотря на конфликты церквей, Аноним знал византийцев в повседневной жизни и представлял их как христиан.

Фульхерий Шартрский за некоторыми исключениями в принципе не ругает византийцев. Критика не имеет религиозного характера: например, в повествовании о войне между Боэмундом и императором Алексеем Комнином уже после крестового похода, он называет императора возмутителем и тираном (perturbator et tyrranus). В письме папе от крестоносцев, греки фигурируют как еретики, но это не есть авторская критика, а, скорее, пересказ письма. Стоит, однако, заметить, что Фульхерий Шартрский фактически игнорирует в своей хронике византийскую тематику, что не дает нам до конца понять суть его взглядов. Аноним, напротив, придает важность этой тематике в своей хронике. Как справедливо замечает Джонатан Шепард, о чем уже было сказано, Боэмунд мог быть заинтересован в сотрудничестве с императором из карьерных целей, и на это есть ряд указаний в источниках. В таком случае неудивительно, что его хронист уделил византийским вопросам должное внимание.

Довольно резко критикует императора Гвиберт Ножанский. Мы уже объясняли значение слова «perfidus», которое активно используется и Гвибертом. В принципе, это соответствует общему духу хроники: хронист критикует византийцев с религиозной точки зрения, когда говорит об обрядах восточных церквей. Нами уже упоминался эпизод, в котором император радостно разоружает остатки похода бедноты. Там он назван «perfidus imperator». Император назван perfidus также и в других эпизодах хроники. Вот как описывает хронист прибытие в Константинополь герцога Готфрида Бульонского: «И вероломный император (perfidus), испуганный приходом знаменитейшего графа…». Еще один пример: «И вероломный Алексей (Alexius perfidus), который некогда просил помощи против турок, был жестоко зол на нас». Perfidus имеется в разных вариациях. В хронике фигурирует также «вероломный правитель» (perfido principe inferre praelium oportet) или «вероломнейший тиран» (cum perfidissimo hominum tyranno colloquium habuit). Когда граф Стефан Блуа отговаривает императора идти на помощь крестоносцам в силу критической ситуации, император разворачивает свои армии, что сопровождается соответствующими комментариями Гвиберта: «Сказав это, он, вероломнейший (perfidissimus), без всякого сомнения был рад, ибо он услышал о гибели тех, кого он ненавидел не меньше, чем турок».

Император также является «высокомерным» (mandabat haec tyranni insolentis astutia) и «алчным» (comes itaque quum principem cupidissimum obvium habuisset). Кроме того, император назван «sordidissimus tyrranus». Как правило это имеет значения «подлый», «грязный». Гвиберт применяет по отношению к императору уже упоминавшийся нами термин nequissimus.

Среди терминов, которые могут иметь религиозное значение, помимо уже упомянутого perfidus, можно встретить также impius. Например, когда хронист описывает столкновение императорских войск с крестоносцами Готфрида Бульонского, он пишет, что «нечестивый император узнал об этой новости». Граф Сен-Жилльский клянется «нечестивому императору не посягать на его жизнь и честь». Часто это слово имеет религиозный смысл и означает «нечестивый», «кощунственный». Кроме того, в хронике говорится, что у императора mens infida (Cujus infidae menti per omnia principalis in hoc opere subjacebat intentio…). Данное слово также может иметь религиозный смысл, означая «неверующий».

По поводу греческого народа в целом Гвиберт Ножанский не дает много информации. Так же, как и Аноним, Гвиберт делает намек, что греки женственны, пересказывая речь Кербоги. В ответ на претензии Петра Пустынника, Кербога заявляет, что эти земли принадлежат им, ибо они «отобрали их у народов, которых можно приравнять почти к женщинам» (praesertim quum eam nationi vix feminas aequiperanti mirifica virtute tulerimus). В своей хронике он также говорит, что «… греки, наиболее вялые из людей» (apud inertissimos hominum Graecos). В другой раз Гвиберт упоминает об этом же, когда рассказывает о клятве императору, и говорит, что позор клясться таким как греки, «самым вялым» (per Graeculos istos omnium inertissimos).

Роберт Реймсский, в отличие от Гвиберта, не дает указаний на религиозные вопросы. В принципе, в его хронике этих клише не очень много. Когда Роберт говорит о поражении похода бедноты, он называет императора «nequissimus»: «jubente nequissimo imperatore Constantinopolim regressi sunt». Кроме того, император «хитрый» (dolosus, subdolus). Это, правда, не оригинально, ибо хронисты часто в своих трудах представляют императора коварным и хитрым. В том числе и Аноним говорит об этом, когда рассказывает о приходе воинов к Константинополю: император с коварством строит замыслы против крестоносцев. Роберт Реймсский называет императора «императором Константинополя, подобным лису» (Constantinopolitanus autem imperator vulpinus). Роберт также, подобно Анониму и Гвиберту, говорит о женственной натуре греков: «женственные греки» (quia superaverunt effeminatam gentem Graecorum), «женственный народ» (pro effeminata gens contra nos arma sumpserunt). Последняя из цитат относится к тому самому эпизоду с ответом Кербоги Петру Пустыннику. В целом, типаж клише, которые дает Роберт Реймсский, сходен с хроникой Анонима.

Напротив, хроника Рауля Каэнского содержит гораздо более суровые клише по сравнению с Робертом Реймсским и Анонимом. В принципе, мы уже упоминали, как Рауль приравнял в одном из мест своей хроники греков к туркам. Клише вполне соответствуют этой цитате по своей строгости. Конечно, Рауль говорит об императоре как о хитром человеке, подобно многим хронистам, в том числе и Анониму. Он, например, называет императора «versutus», т.е. «хитрый, лукавый». Однако, подобно Гвиберту Ножанскому, хронист называет императора «perfidus», что может иметь и религиозное значение. Рауль Каэнский пишет, что император - это «вероломный король» (quibus viribus dolos perfidi regis valeat punire). Подобно Гвиберту Ножанскому, Рауль называет императора «тираном». Наконец, хронист делает императора «монстром, не менее жестоким, чем трехглавая химера» (at simul ad id quo triformis Chymera monstrum crudelius non fuit).

Не менее строг к императору и Эккехард из Ауры. Правда, его хроника богата на эпитеты в повествовании об арьергардном походе, в котором он, видимо, участвовал сам. Император назван «maledictus», что часто означает «проклятый». Кроме того, отчасти в связи с нарушением обещаний помощи императору, он назван «perjurus», что может означать «вероломный» в религиозном значении. Император также назван «tyrrannus», говорится о «perjuria» с его стороны. Императора обвиняют в предательстве и коллаборационизме, сотрудничестве с турками. Верх религиозной критики со стороны Эккехарда - это то, как он называет императора «ecclesiae persecutor Alexius» (гонитель церкви Алексей).

Таким образом, автор хроники «Деяния франков», используя критику по отношению к императору, не доходит до обвинений в религиозном ключе, в отношении императора или греческого народа, как это делают многие другие хронисты. Автор, в целом, негативно оценивает византийцев, но сдержан в критике, и не называет их императора «нечестивым», не говоря уже о религиозных разногласиях, как это делает, например, Гвиберт Ножанский.

При этом именно автор «Деяний франков» первый ввел в свою хронику идею о безусловной правоте крестоносцев, взятую затем на вооружение хронистами «семьи Гесты». Уже в «Деяниях франков» мы видим религиозное обоснование этой правоты. Проводится идея о том, что у христиан может быть различный статус и крестоносцы занимают среди них лидирующие позиции. Хронист признает полезность византийцев, но в то же время не воспевает Константинополь и его значение в истории христианства.

 

Заключение

 

Таким образом, хроника «Деяния франков» - это хроника в своем роде уникальная. В ней содержится свой особый взгляд на проблему роли византийцев в крестовом походе. В вопросе о разделе мира на своих и чужих, этот автор занимает особую позицию.

Хроника «Деяния франков», избранная нами для нашего исследования, является одной из хроник, написанной участником крестового похода. Есть вероятность, что ее автор не принадлежал к духовенству, но являлся светским воином, рыцарем средней руки. Об этом говорит стиль хроники и ряд указаний в тексте хроники. В историографии принято относить автора хроники к категории хронистов, принимавших личное участие в первом крестовом походе. В тексте имеются также указания на то, что принадлежал автор к армии итальянских норманнов под предводительством Боэмунда Тарентского. Кроме того, текст содержит указания на то, что сам автор мог быть итальянцем, из числа итальянских норманнов. Южная Италия была завоевана норманнами незадолго до первого крестового похода.

Учитывая это, мы попытались расставить в нашем исследовании точки над i в вопросе о первенстве между хроникой Анонима и хроникой Петра Тудебода. Хроника Петра Тудебода представляет собой хронику, очень похожую по своему сожержанию на хронику «Деяния франков». Речь идет об очень значительной степени сходства двух документов, что делает очевидным факт либо наличия общего источника, либо крупномасштабных заимствований, сделанных одним из хронистов у другого хрониста. Проведенный нами анализ показал, что хроника Петра Тудебода, пусть и в меньшей степени, но является пронорманнской. Хоть и в меньшей степени, но хронист восхваляет норманнского предводителя Боэмунда Тарентского. На наш взгляд, такая привязанность к итальянским норманнам вряд ли была бы характерна для священника из Пуатье, коим был Тудебод. В связи с этим, нами был сделан вывод о том, что первичной хроникой являются «Деяния франков», видимо, написанные норманном. Хроника Тудебода же была написана при активном использовании «Деяний франков». При написании своей хроники, Тудебод частично убрал, а частично и оставил хвалебные эпитеты в отношении Боэмунда Тарентского. Гипотеза об общем для всех источнике, не дошедшем до наших дней, остается пока лишь гипотезой.

Итальянские корни Анонима дали нам возможность сделать предположение о том, что его взгляды на византийцев будут отличны от других хронистов. Дело в том, что у итальянских норманнов существовала возможность узнать византийцев в повседневной жизни, чего не было у французских хронистов. Норманны завоевали Италию, которая до них была отчасти византийской. Завоевание византийской Италии происходило постепенно и закончилось незадолго до первого крестового похода. В результате, это означало постоянные контакты с греками в повседневной жизни. Под норманнским владычеством в Италии оставались общины греков, некоторые из которых существуют и в наши дни, и которые поныне сохраняют свой диалект. С другой стороны, византийцы активно использовали иностранных наемников, среди которых было достаточно много норманнских наемников. Привлечение таких наёмников могло иметь и отрицательные последствия, однако, это не останавливало византийцев. Отношения византийцев и норманнов в итальянском регионе были достаточно тесными и подчас конфликтными. Не в интересах византийцев было усиление папского влияния в регионе. Кроме того, можно вспомнить и о войне Роберта Гвискара в 80-х гг. как об одном из крупных конфликтов того времени. «Долгая история любви» могла спровоцировать хрониста на плохое мнение о византийцах. С одной стороны, это были конфликты, завоевание Италии, распространение папского влияния и войны Роберта Гвискара. Однако, с другой стороны, норманнское завоевание позволило норманнам узнать византийцев в повседневной жизни.

При этом итальянский хронист являлся представителем западного христианства, и на написание хроники могли повлиять взаимоотношения христианства Востока и Запада. Норманнское завоевание привнесло в регион усиление папского влияния. Меж тем, отношения двух церквей не были стабильными. С одной стороны, это улучшение отношений во времена папы Урбана II, а с другой стороны, это конфликт 1054 г. с взаимным отлучением патриарха Константинополя и папских легатов. Скорее эти отношения можно назвать как достаточно прохладные, ибо конфликты в отношении двух церквей происходили уже достаточно давно, уже начиная с первых веков христианства. Разногласия касались богословских вопросов, таких как проблема filioque, обрядовых вопросов и сфер влияния. Между Римом и Константинополем велась борьба за то, кто распространит свое влияние в церковной области в большей мере. Именно в преддверие первого крестового похода происходит существенное укрепление папской власти в Европе. Ряд специалистов полагает, что дальнейшим шагом должно было стать расширение влияния в Византии, как и в Восточной Европе в целом. Здесь же можно упомянуть и возможные обращения византийского императора за помощью на Запад, что могло отчасти спровоцировать намерения папы.

Столкновение также было и на уровне противоречия идеологии императорской власти в Византии и идеи крестового похода. С одной стороны была идея крестового похода, фактически являвшаяся результатом развития идеи оправданности и правомерности войны в западнохристианском мире. Война была признана уместной в случае, если она справедлива и имеет должное обоснование и священной, если она имеет божественное предписание. Затем, священный статус от самой войны как таковой начинает переходить и на ее участников. Фактически, крестовый поход добавил в идею войны лишь идею войны как паломничества и эсхатологические идеи. Как таковая, идея священной войны была сформирована на Западе еще до наступления эпохи крестовых походов. На страницах хроник, крестоносцы исполняли божественную волю, пользовались поддержкой Бога и святых, претерпевали мученичество и получали воздаяние. Это подразумевало, что их статус выше, чем у остальных христиан.

С другой стороны, в Византии власть императора была окружена священным ореолом, в связи с этим существовал сложный императоркий церемониал, и предполагалось, что «ромеи», которыми он правит, вправе считаться «главными христианами». Совместимость двух идеологий оказалась сомнительной. Кроме того, представления византийцев о себе как о «ромеях» не уживались с идеей трансляции Рима на Западе, вначале в виде империи Карла Великого, а затем империи германских императоров.

В итоге, войны норманнов с византийцами, конфликты между западным и восточным христианством, а также противоречия на идеологическом уровне, видимо, спровоцировали нашего хрониста на, в целом, плохое отношение к византийцам на страницах хроники.

Хроника «Деяния франков» оценивает византийцев, в общем, отрицательно. Это следствие как частных конфликтов Италии и Византии, так и отношений западных и восточных христиан в целом. В хронике неявно проводится мысль о том, что крестоносцы всегда правы, хотя из текста явствует, что виновниками ряда конфликтов были именно крестоносцы. Хронист не признает за греками статус «ромеев», считая их без сомнений христианами, но более низкими по статусу, чем крестоносцы. Хронист несколько раз говорит о божественной поддержке крестоносцев в конфликтах с византийцами. Помимо божественной поддержки крестоносцев в конфликтах с мусульманами, автор говорит также о божественной поддержке крестоносцев в конфликтах с греками, ставя их, таким образом, ниже по статусу в иерархии христиан. Это является своего рода оправданием для правила «крестоносец всегда прав». По сути, здесь против византийцев используется идея священной войны.

Однако хронист не критикует византийцев с религиозной точки зрения. Здесь, видимо, дал о себе знать факт тесного знакомства автора хроники с византийцами в процессе повседневной жизни. Он никогда не напоминает читателю о религиозных спорах, не называет императора «вероломным» или «нечестивым», подобно другим хронистам. Касаясь религиозных вопросов, автор лишь позволяет себе говорить о превосходстве крестоносцев над византийцами в религиозном отношении, об их более высоком статусе в христианстве. Отношение автора к византийцам скорее является прагматичным: он признает их полезность, признает их христианами, но не восхваляет их и подчеркивает их второстепенный статус.

Благодарности

 

Автор дипломной работы благодарит преподавательский состав кафедры всеобщей истории ГФ НГУ и лично канд. ист. наук, доцента Г. Г. Пикова за руководство дипломной работой. Отдельная благодарность выражается канд. филол. наук, доценту Т. Г. Мякину за неоценимую помощь в работе с латинскими текстами. Кроме того, автор выражает благодарность госпоже Николь Бериу (Университет Лион 2, Франция) за руководство в 2006-2007 гг. магистерской диссертации, вошедшей в основу настоящей дипломной работу.

Автор выражает благодарность сотрудникам Библиотеки Новосибирского государственного университета (Новосибирск), Межуниверситетской библиотеки по филологическим и общественным наукам (Лион), Библиотеки Дома Востока и Средиземноморья (Лион), Библиотеки университета Лион-2 (Лион), Межуниверситетской библиотеки Сорбонны (Париж) и Национальной университетской библиотеки (Страсбург) за помощь в организации исследований.

 

Remerciements.

remercie les professeurs de la chaire d’histoire mondiale et en personne Monsieur G. G. Pikov (candidat ès sciences historiques, chargé de cours) pour la direction du travail. Je remercie également Monsieur T. G. Miakin (candidat ès lettres, chargé de cours) pour son aide dans le travail avec les textes en latin. En outre, je remercie Mme Nicole Bériou, professeur d’histoire médiévale à l’Université Lumière Lyon 2, pour la direction de mon mémoire du Master 2 faite à Lyon en 2006-2007, sur la base duquel le travail présent est écrit.transmets mes remerciements au personnel de la Bibliothèque de l’Université d’Etat de Novossibirsk (Novossibirsk), de la Bibliothèque Interuniversitaire de lettres et sciences humaines (Lyon), de la Maison de l’Orient et de la Méditerrannée (Lyon), de la Bibliothèque de l’Université Lumière Lyon 2 (Lyon), de la Bibliothèque Interuniversitaire de la Sorbonne (Paris) et de la Bibliothèque Nationale Universitaire (Strasbourg) pour l’organisation de ma recherche.

 

Приложение

 

Текст перевода хроники «Деяния франков» (перевод Т.Г. Мякина, В. Л. Портных, комментарий В. Л. Портных)