Глава 3. Нравиться, чтобы управлять.

Смеясь над глупцом, никогда не забывай, что в шашки он играет лучше тебя.

Ф. Искандер. Стоянка человека - М.: «Правда», 1991- С. 227.

а) Имидж как управляющее программирование.

В одном из авторских исследований респондентам был задан ряд полузакрытых вопросов о том, что именно в их жизни вызывает наибольшее неудовольствие, тревогу, печаль, отчаяние. Более 70 % полученных ответов были так или иначе связаны с социальными ценностями: бедность, отсутствие жилья, неудача в карьере и т.д.

Естественен вопрос: если большинство людей жалуются в основном на социум, то есть, на процессы и результаты совместной жизни, то почему они постоянно образуют общности? Почему подавляющее большинство реальных, а не выдуманных гениальными фантазерами случаев робинзонады, максимум через один — два года кончались суицидом или сумасшествием?

Согласно мысли К.Маркса, история учит нас тому, что ничему нас не учит. В последнее время все больший интерес вызывают попытки разобраться именно в психологической основе столь грустного положения вещей, заглянув, так сказать, «под» чисто социальные формы его поведения, связанные с погоней за карьерой, богатством, властью над другими людьми и т.п. — ведь очевидно же, в конце концов, что такие цели, типичные для общества, имеют совершенно непредсказуемые психические «эквиваленты» у разных людей.

В теперешних условиях, когда столь модными, и не без оснований, стали мысли о возможности «европейского дома», коллективной безопасности, реального соблюдения прав человека, перехода к высокой ступени развития производства по упомянутым «треугольникам Маслоу» и т.д. — есть ли реальные шансы корректировки вечных, казалось бы, социальных ориентации поведения человека? Или социальность, всегда подразумевавшая политическую, военную и психологическую агрессивность огромного числа людей, неистребима?

Прорыв в гуманное будущее, — если только оно вообще возможно, как бы оно ни называлось, коммунизмом или царством свободы и нравственности, — лишь начинается с экономических и политических реформ. Успех же такого прорыва решается именно в сфере психологии человека, его возможностей быть собой, со всем богатством его добра и зла, — в социуме, в мире друг с другом, а не с социальным призраком другого как потенциальным «кладбищем твоих надежд» (Ж.-П. Сартр), как это происходит сейчас.

Согласно расхожим представлениям в астрофизике, примерно 20 миллиардов лет назад что-то взорвалось, образовав все богатство известного мира. Нечто отдаленно похожее, но до сих пор совершенно неясное, произошло и при возникновении разума на планете. Он возник в результате какого-то психического «взрыва», благодаря чему человек постоянно ориентирован «вовне», на общение, образование групп, социума. Чем мощнее такие процессы, тем «плотнее» движение истории через насилие, политические катаклизмы, производственные и психологические конфликты между людьми, которые, как бы неточно, ослаблено, копируют все тот же «взрывной» процесс, едва ли не генетически заложенный в общие поведенческие механизмы человека.

Но, как говорят герои Стругацких, ничто не вечно в нашем мире, даже перемены. Политика постепенно цивилизуется, возникают мощные гуманистические движения, дающие народу великолепные гуманистические идеалы. Попытки воплощения их заливают кровью огромные пространства, но не подрывают общей живучести самих идеалов. Рано или поздно встанет вопрос о пределах приспособляемости человека к социальным нормам насилия и эгоизма. Впрочем, пока такой прогноз представляется если и не слишком оптимистичным, то слишком долговременным, — хотя разработка проблем возможной «психологической революции» идет в общественных науках давно и упорно — достаточно вспомнить имена Ж.-П. Сартра, А. Камю, К, Грэхэма, А. Швейцера, К. Кастанеды, В.И. Вернадского, Э. Фромма, В. Соловьева, П. Флоренского и др.

Видимо, вряд ли диалектику реального коллективизма можно объяснить с помощью каких-то теорий общественного договора, особенно когда последний трактуется на уровне обыденного сознания — как собрание людей, дающих клятву жить вместе и торжественно расписывающихся в этом в каком-то договоре. Более того, плохо представимы и ситуации осознанного индивидуального решения следовать нормам коллективизма. Напомним некоторые черты базовой гипотезы природы имиджа, без которых прямые ответы на поставленные выше вопросы были бы простой напыщенной декларацией.

Автор вполне разделяет традиционный тезис русской психологии о деятельностном происхождении сознания[103]. Во всяком случае, идеи полной сводимости жизни психики к топологии мозга представляются наивной, хотя и не лишенной красоты и мужества, попыткой тем чаще отыскивать лекарства от своих бед и болезней, чем больше удаляешься от аптеки. Г. Олпорт справедливо, и не без юмора, отмечал по такому поводу: «Если мы будем считать, что природа таких черт (мотивов) коренится в духовном начале, то мы должны признать доктрину маленьких человечков в груди, захватывающих с помощью гипофиза исключительно контроль над всякой общей и отдельной активностью. Один маленький человек будет сделан ответственным за побуждение актов добра, а другой гомункулус будет описан в виде агрессивного, жадного, вульгарного маленького человечка»[104].

Видимо, происхождение сознания действительно было связано с тем, что логика выживания рода в неблагоприятных условиях и, возможно, особые мутации мозга, поставили группы приматов перед необходимостью решения неточных задач и выработки навыков ориентироваться в них и передавать опыт детям, что провоцирует миметическую родовую систему знаков общения к превращению, по мысли А. Мида, в знаковую дочленораздельную речь и т.д.

Другими словами, «Я» возникает как необходимое («взрывное») продолжение бытия условно-рефлекторных систем организации приматов при уникальном сочетании внешних условий, многие из которых не ясны до сих пор, — во всяком случае, моделированию не поддаются.

Отметим, однако, в такой посылке один интересующий нас аспект. Упомянутый «взрывной» принцип должен быть распространен в общих рамках теории естественно-исторического процесса и на диалектику возникновения разума. Дело в том, что в соответствии с таким принципом, разум должен возникать неравномерно - и по территории, и по времени, и по роли «Я-системы» в первобытной психике, причем даже и внутри одной первобытной общности.

Очевидно, глубокое, фундаментальное чувство одиночества будет непременной компонентой такого состояния. Назовем такое чувство экзистенциалом, в соответствии с традицией Ж.-П. Сартра. Будем понимать под ним врожденный комплекс страха осознать самого себя как чего-то очевидно противостоящего остальному миру, А.Камю называл такое исходное чувство страха «заброшенным, несчастным сознанием»[105].

«Несчастное сознание» обретает выход в сложной деятельности, причем деятельности все чаще коллективной, вырабатывая как бы психологические заслоны от изначального чувства страха перед рефлексией.

Гипотезу об именно таком положении вещей и описывает точка «Z» на графике[106]. По крайней мере, именно так понимает автор психологическую сторону зарождения социальности, а отнюдь не через простую ссылку на некоторую специализацию ролей в стаде приматов.

Подчеркнем также, что экзистенциал не есть неофрейдистский архетип или подсознание в целом. Он выражает именно функционально-деятельностную ориентацию психики, которой, чтобы обрести свою социальную суть, приходится постоянно убегать от себя. Такая ориентация выражена, видимо, на уровне физиологии мозга в противоречиях так называемых «старой» и «новой» психики (неокортекс), отягощенных вдобавок возмущающими воздействиями малопонятной пока генной памяти, вплоть до не так давно обнаруженного «Р-комплекса» («рептильный комплекс»)[107].

Таким образом, исходный постулат относительно психологических корней имиджа можно сформулировать так: имидж впервые формировался в историческую эпоху, когда уже появившийся разум впервые использовал возможности общения в группе для психологической защиты, причем такой опыт был закреплен в общей, ситуативно-пластичной, функционально-деятельной ориентации психики.

Разумеется, экзистенциал сам по себе еще не выражает всего богатства качества и взаимосвязей процессов, детерминирующих бытие имиджа и личности в целом.

Уже знакомая читателю формула Цигарелли показывает зависимость первичности действий по психологической защите, высокую энергетику их мотивов.

Последнее может быть доказано известными опытами по выявлению младенческого «орального рефлекса» в неофрейдизме (от глагола «орать»). Напомним, что такой рефлекс, по мнению неофрейдистов (Юнга, Хорни, Адлера и др.[108]) выражает формирование первичного эгоизма ребенка, желающего брать от окружающих, а не давать им.

Дело в том, что ребенок не способен к рассуждению: «Заботящийся обо мне человек отошел, но ничего страшного не происходит, он скоро будет». Законы исчезновения и появления таких людей для него неясны; кроме того, сам мир содержит слишком много информации, а сил для ее освоения немного.

Потому самое мощное личностно исходное чувствование - мир угрожающ и непонятен, попытка осмыслить его всерьез и в одиночку с необходимостью рождает дискомфорт и тревогу; надо брать то, что выгодно для меня, каждый раз, когда такое возможно, что суть краткая формула эгоизма. Такое чувствование человек проносит через всю жизнь, трансформировать его можно только колоссальной духовной работой, что маловероятно, и вырабатывает, исходя из такого чувствования, так называемый «здравый смысл», к которому, конечно, далеко не сводится человеческая жизнь. Но все это — уже опредмечивание страха, превращение его в страх перед чем-то: голодом, бедностью, непрестижностью и т.п., но не страх вообще, что выражается экзистенциалом.

Последний вообще есть, видимо, исходная точка власти и государственности. Власть и государственность как фаза бытия власти возникают не из желания властвовать, в чем автор не согласен с Л.Н.Гумилевым, не из боязни абстрактного одиночества, а из еще более глубокого чувствования, закрепленного уже генетически — боязни остаться без психологической защиты, «брони» из ценностей, мотивов, атрибутов, ритуалов группового общения.

Коллективизм дан, таким образом, как движение опыта антропогенеза и в индивидуальной, и в групповой психике. Социум и генерируется, и ограничивается упоминавшимся «взрывным» механизмом социальных ориентации человека, его психики, бегущей от себя, чувствующей себя защищенной только обретая социальные связи.

Такое положение вещей прямо отражается в системе имиджей, играющей, как уже говорилось, роль своеобразного «социального компаса», не только показывающего на политический эпицентр социума, но и провоцирующего людей к собственно социальному поведению.

В данном разделе изучается лишь одна специфическая сторона таких процессов: роль имиджей в грандиозной системе социального управления.

Имиджи должны быть иерархизированы, соподчинены, связаны в единую систему так называемого истеблишмента, которая регламентирует движение человеческой зависти, делая престижными, эталонными лишь определенные образцы поведения. Без истеблишмента групповые имиджи просто замкнулись бы на себя, разрывая, в конечном счете, высшие этажи социального управления. Поясним эту мысль на схеме.