Полная самокритика, полная свобода творчества, никаких чинопочитаний у него не было. Очень простой в общении, у него со всеми были простые отношения.

Полная самокритика, полная свобода творчества, никаких чинопочитаний у него не было. Очень простой в общении, у него со всеми были простые отношения.

Но при всем при этом человеком он был сложным. После войны директор Лутугинского завода в Донбассе приехал просить отпустить меня к нему на завод. При этом он обещал построить собственный дом. Но Михаил Иванович меня не отпустил.

Михаил Иванович относился ко мне как к другу, как к това­рищу и своим долгожительством я ему обязан.

Он сам был очень порядочный и смелый человек. Я защи­щал диссертацию на тему, которая была в то время крамольной. Руководителем работы был М.И. Бояршинов и еще мне помогал Д.П. Галкин - я их очень любил и боялся за них - а вдруг я все- таки неправ.

После защиты диссертации (а это его первый аспирант в го­роде Магнитогорске, прокатчик, защитивший диссертацию) вдруг горком партии г. Магнитогорска посылает протест в Московский институт стали: за что этому космополиту присвоили звание, про­тив этого возражает сам А.И. Целиков, и мне не утвердили защиту. Я приезжаю в Магнитку и рассказываю об этом Бояршинову. И Ми­хаил Иванович дает телеграмму директору института, что возра­жение Целикова против диссертации Аркулиса считает смехотвор­ным. По тем временам это был смелый поступок. Из-за меня сняли с работы весь горком.

М.И. Бояршинов - прекрасный организатор и основатель кафедры. Все его ученики стали докторами, учеными...

Я, будучи аспирантом, одновременно был деканом вечерне­го отделения. Мне поручили составить расписание занятий для вечернего отделения на следующий год. Получив эту бумагу, я добросовестно приступил к выполнению. Я не мог решить эту за­дачу, три дня мучился, составлял какие-то графики, выяснял, какие преподаватели должны вести занятия, но у меня ничего не полу­чалось. Заходит в деканат Михаил Иванович, смотрит, чем это за­нимаюсь, на мне лица нет.

- Я составляю расписание.

- А как Вы его составляете?

- Вот штат преподавателей и т.д....

Он говорит: «Боже мой, кто ж так составляет? Нужно взять прошлогоднее расписание, переписать его, а потом кое-что уточ­нить». Он меня спас.

Вместе с тем, он учил дисциплине. (Я потом также учил сво­их). Я с Галкиным делаю опыты, внизу, в подвале. Михаил Ивано­вич об этом знает. А в это время я должен был читать лекцию сту­дентам. Студенты собрались, преподавателя нет. Бояршинов вы­ясняет, кто и что должен читать, и читает за меня лекцию. Тут же пишет докладную декану Коржу: такого-то числа я вынужден про­читать лекцию за Аркулиса. Декан вынес мне выговор. Я был воз­мущен. Говорю ему: «Вы же знали, что я внизу работаю». Он гово­рит: «Мне это знать не надо. Есть занятия, надо их проводить».

Он наконец-то дожил до того, что мы начали кафедру попол­нять и принимать в аспирантуру студентов своего выпуска. Из ме­ня, металловеда, сделал прокатчика.

Гуманный, мудрый, большой человек.

В 1943 году я поступил учиться в индустриальный техникум. Параллельно решил закончить 9-й и 10-й классы в школе рабочей молодежи, чтобы иметь диплом, который позволял мне дальше учиться в институте. Учеба мне давалась легко. Подметив это, старший мастер стана стал буквально заставлять меня в короткие сроки сдавать экзамены и аттестовываться на все более высокие разряды. Благодаря этому уже к концу 1943 года мне присвоили пятый разряд электрика стана.

В 1945 году, получив диплом об окончании 10-го класса, по разнарядке металлургического комбината я поступил учиться на дневное отделение кафедры обработки металлов давлением Маг­нитогорского горно-металлургического института. Заведующим кафедрой был Михаил Иванович Бояршинов. В нашей группе были бывшие фронтовики, несколько выпускников обычных школ, а так­же те, кто заканчивал школы рабочей молодежи. М.И. Бояршинов, как заведующий кафедрой, уделял большое внимание нам, хотя спецдисциплин на первом курсе нам не читал. Поскольку стипен­дия в то время была маленькой, а мне приходилось рассчитывать только на себя, то в середине 1947 года я решил устроиться на работу в институт, чтобы одновременно продолжать здесь же обу­чение на дневном факультете. М И. Бояршинов принял меня на работу лаборантом кафедры ОМД, где я проработал до конца 1948 года. Кафедра находилась на Ежовке. Мне приходилось изго­тавливать образцы для лабораторных работ, настраивать обору­дование для проведения занятий. Часто мы занимались перевал­кой валков лабораторного прокатного стана, так как помимо учеб­ных занятий на нем выполняли исследовательские работы Литов- ченко Н.В., Мельцер В В., Курдюмова В.А. Особенно большой объ­ем исследований проводил Г.Э. Аркулис, который в этот период готовил свою кандидатскую диссертацию. Мне было интересно и я с удовольствием в свободное время помогал Г.Э. Аркулису обра­батывать экспериментальные данные. Эти результаты подтвер­ждали теорию «жестких концов» И.М.Павлова и даже вошли в его книгу по теории прокатки, которая была издана в 1950 году. Я уже не помню точно, но у М.И. Бояршинова и Г.Э. Аркулиса, вроде бы, были какие-то неприятности из-за того, что они поддерживали в то время теорию И.М.Павлова и в подтверждение приводили те кри­вые, в построении которых непосредственно участвовал и я.

По заданию М.И. Бояршинова мне часто приходилось приво­зить с комбината образцы, получать всевозможные материалы в центральной заводской лаборатории. Особенно мне запомнился эпизод, когда мы получали какую-то очень дорогую биметалличе­скую заготовку в ЦЗЛ комбината. Для ее охраны, сопровождения выезжал сам М.И. Бояршинов. Мы с Г.Э. Аркулисом, погрузив ее, не могли шагу ступить без указаний заведующего кафедрой. В це­лом мне работать на кафедре лаборантом было интересно. Как заведующий кафедрой Михаил Иванович был демократичен, дос­тупен, общение с ним было легким. По любым вопросам с ним можно было встретиться, его задания были понятными и конкрет­ными.

В середине 1948 года мне неожиданно было предложено место начальника смены на стане 4500 ММК. От такого предложе­ния я не мог отказаться. Вместе со мной на работу в различные цеха ММК в этот период были приняты еще 5 человек из нашей студенческой группы. Работая посменно, мы не могли уже посе­щать все занятия на дневном факультете. А директор ММК, в тот период Г.И.Носов, жестко контролировал подготовку кадров для комбината. Будучи директором комбината, Г.И. Носов ввел в прак­тику обязательные встречи с преподавателями горно- металлургического института на ММК не реже одного раза в месяц и обсуждение с ними насущных научно-технических вопросов, ин­тересующих комбинат. Подобную практику взаимодействия с уче­ными и преподавателями горно-металлургического института про­должил и я, когда стал в 1973 году директором ММК. Только при мне такого рода встречи на ММК для обсуждения полезных пред­ложений работников института стали проводиться еженедельно.

Но вернемся к 1948 году. Студентов, направленных на обу­чение комбинатом, Носов Г.И. часто приглашал к себе, интересу­ясь, как они учатся, что им преподают, какие возникают сложности в обучении и работе на комбинате. Нередко такие собеседования для студентов превращались буквально в экзамен, поскольку Г.И.Носов досконально вникал в выполняемые студентами курсо­вые работы, расчетные задания и т.п. На такие встречи с директо­ром ММК мы брали даже свои конспекты изучаемых дисциплин, так как Г.И.Носов спрашивал, какие преподаватели ведут ту или иную дисциплину и что на данный момент мы изучаем. Я сам не­сколько раз был на таких собеседованиях и, признаться, было очень нелегко, хотя и интересно. При существующем в то время отношении руководства ММК и лично Г.И. Носова к подготовке ин­женеров и специалистов для комбината немыслимо было пропус­кать занятия, не выполнить в установленные сроки заданий, рас­четов, курсовых работ. Никакие отговорки не принимались во вни­мание. Поэтому работа на ММК вынудила меня и еще четырех че­ловек с нашей группы перевестись для продолжения обучения с дневного третьего курса на четвертый курс вечернего отделения института. И для нас, пяти человек, была создана отдельная ве­черняя группа во многом благодаря инициативе М.И. Бояршинова. Но программы обучения на дневном и вечернем отделениях в то

время сильно отличались. Обучаясь на 4, 5 курсах по спецдисцип- линам, мы выполняли почти все то же и примерно в те же сроки, что и наши товарищи в дневной группе. Но у пяти человек появи­лись задолженности за первый и второй курсы, так как вечерникам преподавали дисциплины, которых у нас на дневном отделении не было. Так, например, мы раньше изучали химию, а стали задолж­никами по физхимии, которой у нас не было. По физике поменяли какие-то разделы и еще по ряду общеобразовательных дисциплин. Поэтому уже на пятом курсе нас собрал М.И. Бояршинов и пред­ложил нам учиться на один год дольше дневников, чтобы ликвиди­ровать задолженности, возникшие из-за различия программ днев­ного и вечернего обучений. Но мы решили попытаться экстерном устранить все задолженности на пятом курсе, чтобы дипломиро­вать одновременно с нашими товарищами, обучавшимися на дневном отделении. Потребовались от нас немалые усилия, но мы справились с этой задачей. Преподаватели кафедры и лично М.И. Бояршинов держали под контролем наше дополнительное обучение и устранение задолженностей. Занятий с вечерниками М.И. Бояршинов не вел, но его участие в нашем обучении посто­янно проявлялось. Так, например, моим научным руководителем на дипломировании был Г.Э. Аркулис. Тема касалась технологии прокатки на стане 1450, который в то время только еще пускался на комбинате. Никаких материалов по этому стану не было, а сложности разработки такой темы для меня усугублялись еще тем, что работал я начальником смены на другом стане - 4500. Тогда руководство кафедры ОМД согласовало с руководством ММК во­прос, чтобы на период дипломирования я был командирован ком­бинатом на «Запорожсталь», где подобный стан работал на пол­ную мощность. Там мне удалось собрать много материалов, ока­завшихся полезными не только для меня, но и для ММК.

В 1950 году я успешно защитил диплом на кафедре ОМД по стану 1450 ММК, а чтобы я «... осваивал на практике то, что за­щищал в дипломе...», руководство комбината перебросило меня со стана 4500 на стан 1450 в той же должности начальника смены. Конечно, на стане 4500 все было стабильно, я неплохо зарабаты­вал, знал людей, и меня уже знали. А на новом месте первое вре­мя не было ни заработков, ни стабильности, а только сплошная работа и нервотрепка. Но затем все встало на свои места, и я не жалел, что учеба и дипломирование так круто изменили мою жизнь.

Я не буду подробно рассказывать о дальнейшем своем про­движении по служебной лестнице. Но был и заместителем секре­таря парткома комбината, заместителем начальника ЛПЦ-1 и на­чальником ЛПЦ-3, опять секретарем парткома комбината, а потом главным инженером. С 1973 по 1979 гг. работал в должности гене­рального директора ММК. За эти годы мне нередко приходилось встречаться с преподавателями кафедры ОМД и с Михаилом Ива­новичем Бояршиновым. Обсуждались научно-технические вопро­сы, тематики исследовательских работ, подготовка инженеров- прокатчиков для комбината и др. В общем, много чего...

Но я всегда с теплотой вспоминал годы своего обучения на кафедре, работу в должности лаборанта, свою некоторую сопри­частность к тем исследованиям, которые на кафедре выполнялись. Что касается Михаила Ивановича Бояршинова, то у меня о нем сохранились только положительные впечатпения. Мне импониро­вали его манера общения, мягкость, высокая эрудиция и интелли­гентность. Он создал кафедру ОМД, больше сорока лет ею руко­водил. Этот человек был на своем месте и заслужил уважение за все то, что сделал. И, если возможно, было бы справедливым к 100-летию Михаила Ивановича Бояршинова кафедре присвоить его имя.

Поляков Михаил Георгиевич, профессор, доктор техни­ческих наук, бывший заведующий кафедрой ОМД:

- С Михаилом Ивановичем Бояршиновым я познакомился, будучи студентом нашего института, я поступал в 1944 году на ме­таллургический факультет по специальности «Пластическая и термическая обработка металлов». Тогда у нас были такие группы, т е. объединяли обработчиков давлением и термистов. На послед­них двух курсах (4 и 5) происходило разделение студентов на ме­талловедов и обработчиков металлов давлением. Это было за год до окончания Великой Отечественной войны. Поступление мое было не вполне обычное - я учился в то время в Магнитогорском индустриальном техникуме, куда я поступил в 1941 году после седьмого класса. И на последнем курсе в 1944 году, оканчивая техникум, я одновременно учился на 1 курсе МГМИ. Таким обра­зом, экономился один год.

Ву (фундамент) МГМИ.                                         ,

Такой'                                                                        -

Полная самокритика, полная свобода творчества, никаких чинопочитаний у него не было. Очень простой в общении, у него со всеми были простые отношения.

Но при всем при этом человеком он был сложным. После войны директор Лутугинского завода в Донбассе приехал просить отпустить меня к нему на завод. При этом он обещал построить собственный дом. Но Михаил Иванович меня не отпустил.

Михаил Иванович относился ко мне как к другу, как к това­рищу и своим долгожительством я ему обязан.

Он сам был очень порядочный и смелый человек. Я защи­щал диссертацию на тему, которая была в то время крамольной. Руководителем работы был М.И. Бояршинов и еще мне помогал Д.П. Галкин - я их очень любил и боялся за них - а вдруг я все- таки неправ.

После защиты диссертации (а это его первый аспирант в го­роде Магнитогорске, прокатчик, защитивший диссертацию) вдруг горком партии г. Магнитогорска посылает протест в Московский институт стали: за что этому космополиту присвоили звание, про­тив этого возражает сам А.И. Целиков, и мне не утвердили защиту. Я приезжаю в Магнитку и рассказываю об этом Бояршинову. И Ми­хаил Иванович дает телеграмму директору института, что возра­жение Целикова против диссертации Аркулиса считает смехотвор­ным. По тем временам это был смелый поступок. Из-за меня сняли с работы весь горком.

М.И. Бояршинов - прекрасный организатор и основатель кафедры. Все его ученики стали докторами, учеными...

Я, будучи аспирантом, одновременно был деканом вечерне­го отделения. Мне поручили составить расписание занятий для вечернего отделения на следующий год. Получив эту бумагу, я добросовестно приступил к выполнению. Я не мог решить эту за­дачу, три дня мучился, составлял какие-то графики, выяснял, какие преподаватели должны вести занятия, но у меня ничего не полу­чалось. Заходит в деканат Михаил Иванович, смотрит, чем это за­нимаюсь, на мне лица нет.

- Я составляю расписание.

- А как Вы его составляете?

- Вот штат преподавателей и т.д....

Он говорит: «Боже мой, кто ж так составляет? Нужно взять прошлогоднее расписание, переписать его, а потом кое-что уточ­нить». Он меня спас.

Вместе с тем, он учил дисциплине. (Я потом также учил сво­их). Я с Галкиным делаю опыты, внизу, в подвале. Михаил Ивано­вич об этом знает. А в это время я должен был читать лекцию сту­дентам. Студенты собрались, преподавателя нет. Бояршинов вы­ясняет, кто и что должен читать, и читает за меня лекцию. Тут же пишет докладную декану Коржу: такого-то числа я вынужден про­читать лекцию за Аркулиса. Декан вынес мне выговор. Я был воз­мущен. Говорю ему: «Вы же знали, что я внизу работаю». Он гово­рит: «Мне это знать не надо. Есть занятия, надо их проводить».

Он наконец-то дожил до того, что мы начали кафедру попол­нять и принимать в аспирантуру студентов своего выпуска. Из ме­ня, металловеда, сделал прокатчика.