Один день из жизни, мастера производственного обучения.

Один день из жизни, мастера производственного обучения.

                                           1ая половина повести.

Подъём.

Будильник прозвенел ровно в семь часов утра

«Гоооспппооодиии! Как же не хочется идти на работу.»

 В голове после вчерашнего гудело, как в трансформаторной будке.

«Саш, вставай. На работу пора. Проспишь!» -тихий голос жены призывал меня к действию.

С этими словами она несильно, но настойчиво стала подпихивать своей попой меня, пытаясь сдвинуть с налёженного теплого места.

«Ещё минут пятнадцать полежать могу, успею.» -тихо огрызнулся я не будучи довольным от ее легких подталкиваний, которые сотрясали воспаленный головной мозг, чем доставляли неприятный дискомфорт.

Я лежал и думал о том, как хорошо было бы не работать, а просто валяться целыми днями на диване,смотреть телевизор, ходить в лес, расположенный не далеко от моего дома, с семьёй, в общем просто жить, получая удовольствие от созерцания этого прекрасного мира. Взор мой в процессе этих приятных размышлений, уткнулся в ковер висящий на стене, нейронные связи головного мозга, пытались найти и расшифровать ответы на вечные вопросы жизни, в его замысловатых азиатских орнаментах.

Созерцательные мысли плавно начали уступать дорогу обыденности и повседневности.

На сегодня, я вызвал родителей двух не самых благополучных учащихся, мне предстоял серьёзный разговор по поводу их поведения и учебы, а это всегда вызывало обиду и самих пацанов и некоторое недопонимание со стороны их мам и пап.

Большинство из которых считало, что процесс воспитания в большей части это забота педагогов ПТУ, а не их родительское дело.

«Да, пора вставать.»- я начал вылезать из под одеяла.

Сел на край дивана, протирая глаза ладонями. В маленькой кроватке, стоявшей в изголовье нашего семейного ложе, посапывал во сне, маленький сынок.

«Не разбуди Женечку. Потише слон ты мой!» – улыбаясь тихо прошептала жена, поглаживая меня по спине.

Я тихонечко приподнялся еще слабые ноги, голова предательски закружившись, качнула меня в сторону, и снова опустила на край кровати.

«Что?, штормит после вчерашнего?» – поняв моё состояние спросила Жанна, добавив: «Сегодня не пей с дружками, хватит!»

«Не буду больше.»- делая еще одну попытку встать, буркнул молодой выпивоха.

Попытка удалась, я направился в ванную комнату, умываться, и чистить зубы.

 Ковыряя во рту зубной щёткой и глядел на себя в зеркало, подумалось: «Нет, надо заканчивать эти пьянки -гулянки. Рожа вся опухла, как у бомжа вокзального. Эти Горбачевские запреты на потребление алкоголя, приносят не пользу, а только вред. Как только появляются свободные деньги, так сразу хочется выпить!, а пробиваясь с боями в винный магазин, берёшь на все деньги, в про запас. Но как обычно, весь запас быстро испаряется, и то что было куплено с надеждой на на будущее, выпивается с дружками в один присест!

Да и водка стала отвратительной, голова трещит от неё, ужасно, из чего они её только делают? А вчера и запах от неё был, какой то не такой как обычно. Как её только коммунисты пьют?»

Так размышляя про себя на животрепещущую тему, я закончил утренний туалет и вышел из ванной.

Есть с утра не хотелось, да и на работе в ПТУ для педагогического состава был обеспечен и стол в виде отличного завтрака и обеда, и дом, в виде собственной подсобной комнаты со всеми удобствами, плюс спортивный зал, с теннисными столами и тренажёрами.

 Но, я всё таки открыл дверь холодильника и долго всматривался в глубь него, думая, хочу я чего ни будь или нет, закинуть себе внутрь, именно сейчас.

Душа потребовала только кефира, который был мгновенно выхвачен из прохлады его белого чрева и залпом опорожнен до последнего глотка.

После этого внутри резко полегчало, пожар изжоги стал затихать, мозг прояснился, головокружение зримо затихало, лицо приобретало нормальный вид и цвет.

Посидев несколько минут за кухонным столом и посмотрев на часы, которые показывали семь сорок пять, Александр проговорил сам себе-

«Надо идти, построение учащихся в восемь утра. Потом завтрак и понеслась, закружилась ежедневная будничная чехарда с малолетней бандой петеушников.»

Все еще с тяжестью в ногах, поднявшись, я направился к выходной квартирной двери. Одевать ботинки и завязывать шнурки, было не просто трудно, а просто мучительно, кровь приливала к голове, от чего она кружилась с удвоенной силой, в глазах замерцали радужные круги.

«Ключи не забудь. И хватит уже выпивать.»- сказала жена выходя из комнаты.

«Жануся!, больше ни капли.»- одевая пиджак, пообещал я.

Поцеловав жену в щёку, я вышел на лестницу и вызвал лифт.

Лифт поднимался на мой девятый этаж медленно, издавая жуткий треск и скрип. Всегда, когда я в нём находился, мне казалось, что вот сейчас он развалится, и я полечу в низ, в шахту.

Спустившись на первый этаж и выйдя на улицу, легкие, сердце и вены потребовали глубокого, не однократного вздоха, что и было моментально сделано. 

Деревья возле дома, стояли жёлто — красные, местами с коричнео-зеленеющими плешинами,, яркое утреннее солнце заставляло их светиться каким то фантастическим светом. Лёгкие заморозки по ночам покрывали лужицы тонким ледком, он был с узорами как на окнах зимой, а под ним была пустота, вода и морозец невероятным образом создавали природную красоту. 

Воздух был свеж, прозрачен и сладостно наполнен запахом прелой земли и опавшей листвы, я вздыхал его заполняя легкие до отказа, и мне было все мало и мало этого чарующе -волшебного аромата и вкуса.

Оглядевшись по сторонам и прищурив глаза, после могильно- темного подъезда разноцветье деревьев и яркое солнышко бодрили меня, и давило мой проясняющийся разум, на моём лице высветилась не сходящая улыбка.

До училища в котором я работал, было не более четырёх минут ходьбы, нормальным шагом.

Я быстро шагая, не пропускал не одной покрытой ледком лужицы, и каблуком ботинка ударяя по их узорчатым стеклам, слышал их звонкое приветствие в виде гулкого потрескивания и фонтана мерцающих осколков...утренний дурман, вылетел из головы окончательно.                                                                                                                                  

Училище.  

 

Работал я в то время в СГПТУ № 164, мастером производственного обучения, вел группу электромонтажников. На эту специальность в училище, при поступлении ребят,        проводился своеобразный конкурс атестатов восьми летнего образования. Работать мастером у электромонтажников было хоть и трудно но интересно, а главное почетно, ребята подбирались что называется - сливки, от остатков!

Если сравнивать с общей массой поступающего контингента, то это была элита.

В сравнении с группами “головорезов,” фрезеровщиков, токарей, электриков мои были почти тихонями и батанами!

Хотя на самом деле, как знать, как знать.

Я с ними находил общий язык, группа у меня была образцовая, каждые каникулы администрация училища награждала моих пацанов поездками в различные города СССР.

Где мы только не были! От солнечного Душанбе, до туманной Прибалтики! Мы побывали с ребятами во многих республиках и городах нашей необьятной страны.                                                      Само училище, было построено по стандартному проекту семидесятых, три трёх этажные коробки зданий, распологались одна за другой, и соеденялись переходами. В первом корпусе, распологались кабинеты общеобразовательного обучения, во втором корпусе, были      расположенны мастерские, в третьем корпусе находился спортзал, столовая и различные технические службы училища. Училище готовило специалистов различных профессий для авиационной фирмы “ТУ” Туполева, базовым предприятием являлся завод “ОПЫТ” расположенный на улице Радио. Фирма была богатая и осуществляла отличное финансирование училища. Не были обижены в те далекие времена материально и морально ни мастера, ни преподаватели, ни руководство училища, ну а сами учащиеся были окутаны невероятной заботой и вниманием, в виде двух разового отличного питания, сухими пайками в конце каждого месяца, проездными билетами на все виды транспорта, форменным обмундированием, стипендией, билетами в лучшие театры Москвы и цирки, лучшие – послушные мальчишки регулярно ездили в турпоездки в группах, по различным регионам и весям нашей необъятной страны, под названием СССРия.

Вот, в таком училище я сам учился с семьдесят седьмого года, а потом работал с восемьдесят второго, по восемьдесят девятый год.

Подходя к «учаге» у меня в голове мелькнула мысль: «Как мы вчера закончили отдых?

Все ушли нормально, или наделали каких ни будь страшных дел, за которые нас поимеет старший мастер Михалыч, или того хуже директор училища по прозвищу - "ВАСЯ, эй мастер как тебя там, всегда забываю твою фамилию!"

Да.да не удивляйтесь это было его прозвище такое длинное и каждый раз при упоминании о нем, ни кто не ленился повторить его и посмеяться над данным казусом.

От этих мыслей, в животе что то заворочалось, заерзало, как перед важным экзаменами, и захотелось резко в туалет. Войдя в дверь училища, я увидел сидящим на вахте Вовку Маркова по прозвищу «Марчело».  

                                                                                                                                   

Володька Марков. «Марчело».

Он был старше меня на года два, ростом метр восемьдесят пять, крепкого телосложения.

Когда я учился в этом же училище на третьем курсе, он был у моей группы вторым мастером, помощником.

Потом,его призвали в армию, а я закончив училище, поступил в Первый МИПТ.

Несколько лет мы не виделись, но потом я вернулся в училище сначала на стажировку помощником мастака, а после на работу, здесь же оказался и «Марчело». Мы были молоды, у нас находились общие интересы и поначалу мы подружились.

Володька часто рассказывал нам, молодым преподам и мастерам, о своей службе в армии, о том как он защищал в Афганский народ от бандитов маджахедов, как их забрасывали на различные задания на вертушках, в разные места, и как он выполнял их, за что был, по его словам удостоен двух орденов Красной Звезды. Я слушал его, открыв рот, завидуя и восхищаясь его подвигами.

Он рассказывал вдохновенно, с хрипотцой в голосе, с чувством, толком, растоновкой, с мельчайшими подробностями, и было трудно не поверить ему.

Всё училище знало, что «Марчело» -герой, учащиеся боялись его, мастера и преподаватели уважали и преклонялись перед местным героем.  

Физически он был здоровенным малым, а с его боевыми рассказами, он приобрёл не виданный авторитет.

«Выбросили мой взвод на сопку, с вертушек.»- рассказывал он.

«Залегли мы, окопались. Духи нас двое суток обстреливали, и штурмовали. Мы все грязные, пыльные, потери огромные. Воды, капли во фляжках, а мы держимся, рубимся с духами. По рации приказ передали: «Продержаться еще сутки, любой ценой!,пока караван бензовозов и техники не пройдёт.»- а у нас от взвода двенадцать человек осталось, но приказ есть приказ!

Мы держались как могли, задачу выполнили. Через сутки забрали нас вертушки, всего восемь человек живых. Прилетели мы в порт, а я единственный из младшего комсостава уцелел, сержантом я был, вываливаюсь из вертолета, иду пошатываясь, еле ноги волоча, а ко мне генерал бежит, не идет а именно бежит.

Подлетает ко мне и по плечу меня бац: «Молодец старшина!»

А я ему: ни как нет товарищ генерал, я сержант.

А он мне: «Я сказал, старшина!»- и снимает со своей груди орден Красной Звезды и дает мне.

«Оформить наградные.»- говорит адъютанту, с выкатившейся слезой на глазах.

А я говорю: мне орден, а ребята там полегли, какие парни были!, и не дожидаясь ответа пошёл прочь от него.

Тут командир батальона подлетает ко мне: «Как с генералом разговариваешь?» - а я ему: да пошёл ты, крыса тыловая! А он хохол, здоровенный, под два метра ростом, на мня ка танк попер, я ему в грудак как дал «мавашу», он с катушек в пыль аэродромную юзом полетел.

А генерал, мне говорит: «Молодец сынок, ты прав, ты прав!!!»

Вот такими рассказами удивлял нас Марков, до определённого момента.

Но со временем, у меня и у других мастеров, зародились сомнение в подлинности его баек.

Уж больно складно он пел, обрисовывая все картинки словно на масляном полотне, и при этом делал театральные позы и мимику.

Еще больше вызывало подозрение то, что человек имеющий два ордена, ни когда не одевал их, ни на какие праздники.

Спросит на прямую и тем самым усомниться в его правдивости и честности, до поры до времени ни кто не решался.

В своем кругу, мы высказывали некоторые подозрения по данному вопросу и решили пойти другим путем...

Я как бы невзначай как то приведя свою группу на урок НВП поинтересовался у нашего воен рука Льва Фёдоровича, знает ли он про то, что у нас работает настоящий герой Афганец, но об этом он ни чего не знал и скривил удивленную гримасу на своем не молодом, полковничьем лике, только поинтересовался — и кто же тот герой?

 

«Значит Марчело рассказывает свои истории, только избранным?» – подумал я, и попросил Лёву узнать в Военкомате, правда ли Вовка Марков герой?, и служил он в Афганистане?

«Марчело», продолжал травить направо и налево, свои побасенки о своих гроических подвигах, вновь приходящим мастерам и преподам. В училище после институтов приходило тогда много молодежи на работу, а я слушая его истории по десятому разу, всё больше сомневался в их правдивости.

И вот однажды в училище зашёл парень, когда то учившийся с Марковым, я спросил его о боевых заслугах его товарища, он с начала опешил, а потом засмеявшись сказал:

«Марчело», всегда называли «болоболом» если не сказать пиз...болом, но да такого додуматься? Да он, служил в Ленинобаде, в медсанчасти!, там и наслушался рассказов от ребят которые действительно были и воевали в Афгане, а теперь вам лапшу на уши вешает!»

Я был поражён, «Марчеловским» враньём, ведь врал, касаясь Святой в то время темы.            

Через какое то время и военрук подтвердил, что о таком герое в военкомате ни чего не известно, данных по награждениям Маркова в личном деле не имеется.

Уважение к Маркову у меня пропало окончательно, я без лишнего шума объяснил всем мастерам с которыми дружил, что наш горе герой, просто вешает нам всем лапшу на уши.

Потом мы слушали рассказы «Марчело», и смеялись в душе над его враньём, а когда мы были без него, да ещё за накрытым столом, мы ржали повторяя его рассказы передразнивая его мимику, жесты и сценические позы.

Он понял, что мы догадываемся о его вранье, но продолжал нам рассказывать свои истории.

Кто то спросит, чего же вы не вывели его на чистую воду, что бы он не спекулировал памятью павших ребят в Афгане?

В тот момент когда мы это выяснили, мы вроде как почувствовали свою сопричастность к его вракам, мне и нам было стыдно, за него и не хотелось добивать его гордыню, а себя унижать разоблачением коллеги.

А он почувствовав, что мы прознали правду, сдобрил ранее рассказанную лож, еще больше ложью, дополняя ее, тем, что он служил в секретной спец части в Ленинобаде, откуда их группу забрасывали на самые сложные спец задания...в общем прям настоящий воин ГРУ, и награды его засекречены, и изъяты из личного дела.

Потом он вроде кому то показывал ордена Красной звезды, по секрету...но чего не видел, о том не скажу.

«Здорово!»- увидев меня сказал он, протянув мне руку.

«Привет! Старший мастер пришёл.» - пожав её спросил я.                                                           «Нет ещё. Но Вася, эй ты мастер... тут.»                                                                                                                               

 

Василий Фёдорович. «Вася».

«Васей» звали нашего директора, он работал в училище уже несколько лет.

Среди преподавателей и мастеров он не пользовался особым авторитетом, все отзывались о нем как о не далёком руководителе, слабо владеющим свои языком, а русской речью подавно.

Такие выражения Василия Фёдоровича, как: «Что Вы тут стоите, и ходите?», или «Эй мастер!, не знаю как тебя зовут, всё время забываю твою фамилию.»- стали просто крылатыми выражениями в нашем училище.

Он был толстым, роста чуть выше среднего, с круглым лицом и глазами на выкате. По характеру, без компромиссный, вспыльчивый, не считающийся с мнением окружающих его людей. Он не считал мастеров за педагогов, называя их пастухами, а педагогов работающих в училище за интеллектуальных людей.

Лишь с некоторыми из них, из огромного педагогического коллектива, он имел приятельские отношения.

В училище, он пришёл в году семьдесят девятом, я тогда был на третьем курсе, вел он у моей группы урок «Дорожного движения». Уже тогда я понял, что человек он туповатый, ленивый, не слишком знающий и понимающий даже то, что сам преподавал.

Вёл он предмет ужасно, ни чего ни когда не объясняя. Он заходил в аудиторию со словами:              «Петрович давай!.» Петрович был училищным киномехаником, который запускал для нас фильмы по Безопасности движения. У меня, ещё со времени обучения в училище, сложилось впечатление, о Василь Фёдоровиче, что он просто боится общения с учащимися. Позже, уже будучи мастером, я укрепился в своём мнении окончательно и безповоротно.                      

К мастерам он относился почти, что как к учащимся, мог необоснованно оскорбить, унизить.

Правда природное чутьё у него было на высоком уровне, он чувствовал кому можно нахамить по сильней, а с кем нужно вести себя более деликатно. В училищной столовой у него был отдельный кабинет, директор столовой сама накрывала для него стол, обедал он всегда в обществе завхоза Лидии Александровны. В общем он вел себя на работе как маленький царёк.

…………………………………………………………………………………………………………….

«Пошёл я переодеваться, а то надо к практике готовиться.» – сказал я, направившись в мастерскую, которая находилась в среднем корпусе, на третьем этаже.

Проходя по переходу между первым и вторым корпусом, я увидел ребят из моей группы, сидящими на подоконниках, и усердно, что то переписывающими.

«Так, чего списываем?»- спросил я проходя мимо них.

«К спецтехнологии готовимся.» -хором ответили они.

«Молодцы!Командир, через пять минут построение.»- предупредил я учащегося, по фамилии Ванчагов.

«Есть!.»- по военному ответил тот, дисциплина в моей группе была на высоте.

 

С восьми до десяти.

Я поднялся к себе в мастерскую, открыл дверь, мне в лицо пахнуло табачным                 4.          перегаром перемешанным с запахом алкоголя и остатков подкисшего съестного.

«Надо срочно проветрить мастерскую. А то старший мастак войдёт и догадается о вчерашних посиделках. Будут у меня, тогда большие неприятности.» –мелькнула у меня в голове мысль.

Я открыл все окна в помещении, свежий воздух быстро наполнил мастерскую.

Возле моего стола стояли пустые бутылки, по полу были разбросаны окурки, объедки, затоптанные карты.

«Нет в моей мастерской больше пить и гулять не будем! Мои корешки отдыхают, а я с утра убирайся и тумаков получай от начальства. Хорош, нафиг!»- думал я, засовывая пустую посуду в шкаф и заметая пол почти новеньким веником.

Только я поставил его в уголок и начал мыть руки, как дверь мастерской открылась и на пороге появился Полковников, наш старший мастер.

«Здорово! На пятиминутку не опаздывай и мастеров, увидишь в столовой, скажи всем, что я жду их, к себе.» –попросил меня Анатолий Михайлович, внимательно осматривая помещение мастерской.

И уже выходя спросил: «Методички, когда сдашь?»

«Пишу, немного осталось, после завтра закончу.»- ответил я, одевая белый халат и          выпархивая за ним из мастерской.

«Давай, давай, поспешай!»- медленно удаляясь от мастерской, повернувшись ко мне спиной, сказал он, гордо неся на плечах свою большую боксерскую голову.

Я закрывал дверь и подумал: «Ну чутьё у него, сразу ко мне, то несколько дней в мастерскую не заходит, а тут как чувствует, что то. На запах идёт, что ли?» Я втянул носом в себя воздух, около мастерской, запах был обычным, пахло промасленной ветошью и металлом.

«Ладно всё нормально, успел убраться, а это главное. Не пойманный, не вор!» – подумал я и побежал проводить утреннюю линейку с пацанами.

Командир моей группы увидев меня скомандовал: «Становись!.»

Все ребята быстро убрали свои тетрадки в сумки, и построились в три шеренги.

«Ровняйсь!, смирно!» – скомандовал командир.

«Вольно!» - сказал я, и продолжил: «Родители Анохина и Курдюмова сегодня придут?»

«Да.» – вместе ответили провинившиеся.

«Хорошо. Поведение на уроках должно быть только отличным, что бы преподаватели были довольны вами. Не забывайте, что скоро каникулы и лучшие из вас поедут со мной в поездку в Ригу.

Сейчас идем на завтрак, кушаем и сразу не дожидаясь меня, идём на нулевой урок.

Какой сегодня нулевой урок?» - спросил я, проверяя память ребят.

«Физика!» – почти хором ответили они.
«Молодцы! На право!, в столовую шагом марш.» - скомандовал я.

Ребята повернулись и пошли в столовую завтракать.

Кормили у нас в училище очень хорошо, в том была заслуга директора столовой Галины Ивановны у которой ни кто не воровал, кроме разве, что ее самой, ну разве что, самую малость.

Галина Ивановна.

Директором столовой нашей путяги, была женщина пятидесяти лет, но выглядела она значительно моложе своего возраста. Семья у неё не сложилась, детей не было и на мастеров она посматривала как на потенциальных поклонников и ухажеров. Подкармливала она нас не скупясь, накладывая как говорится, через край. Будучи директором столовой, она была очень порядочным руководителем, сама почти не воровала, а другим не позволяла уж точно, но поощрить чем либо из продуктов, она могла и частенько практиковала это. Каждый день, по установленному графику, мастера со своими группами дежурили по столовой, надо сказать работа эта была тяжёлая и муторная. Но учащимся нравилось дежурить, потому, что им в этот день не надо было учиться, а мастерам было прибыльно дежурить, потому, что после дежурства Галина Ивановна давала в качестве премии, что ни будь из продуктов, причем в приличном колличестве.

Она была душой любой компании, частенько собирая своих друзей на посиделки за рюмкой чая, у себя в подвале.

В число её друзей, входил и я.

Мы часто вместе, ездили в поездки по стране, в них она преображалась, её годы как будто исчезали, она вела себя как тридцати летняя женщина, а мы молодые мастера чувствовали в ней своего друга и собутыльника. Все в училище, относились к ней с уважением, не потому, что она была директором столовой, а потому, что она была человеком с большой буквы, своя тетка в доску!

Я зашел в столовую, и направился к кухонному прилавку. Моя группа, с легкой сумятицей приземлилась за накрытые столы, и преступила к поглощению завтрака.

«Привет Санёк!»- поприветствовала меня Галина Ивановна.                                                                  Когда у неё было хорошее настроение она называла меня Саньком, а когда была не в духе то приветствовала Александром Ивановичем.

«Кашки положить?» - беря в руки половник, спросила она.

«Немного.» – ответил я.

«Что головка, бу-бо.»-Галина Ивановна знала обо всём, что происходило в училище.

«Да, немного вчера переусердствовали.» -признался я.

«Знаю,знаю. Вчера Мишка Надумин прибегал вечером, за закуской.»

Она подала мне тарелку с каше и яичко с маслом, сказав: «Вот покушай, и всё пройдёт.»

Я поблагодарил её, и присел за стол. За столом сидели мастера Медведев Николай Сергеевич, и Горихин Игорь.

«Ну, как вчера закончили?» – засовывая полную ложку каши себе в рот, спросил меня, Горихин, по прозвищу «жиртрест».

«Нормально, в карты до десяти рубились, в сичку и бурку» – ответил я, зачищая вареное яйцо.

«Полкан, сегодня не застукал?» - спросил Николай Сергеич, мешая в стакане ложечкой чай.                                                 

«Нет, я успел убраться, только веник поставил и он заходит. «Привет, методички написал» – спрашивает меня, а сам принюхивается. Но вроде пронесло. А то, как всегда: «Двадцать процентов – минус от премии». Нет хватит у меня в мастерской пьянки устраивать.

Вы напьётесь, а я отвечай.» - приступая к завтраку, сказал я.

«Сегодня будем отдыхать у Горихина.»- улыбаясь, сказал Николай Сергеевич, по прозвищу «Сергеич», поднося стакан чая к губам.

«Ага, сейчас!»- сказал Горихин. «Жиртрест» был ещё тем хитрованом, про него в училище говорили: «Где Горихин побывал, там другим делать нечего!»

 

 Горихин Игорь. «Жиртрест»

Горихин был чуть старше меня, года на два, но хитрей десятка таких как я, многократно.

Он был похож на колобок, роста среднего, с вечно красным, округлым лицом.

«Жиртрест» знал, когда, где, в какой момент, а главное, что нужно сказать и сделать, что бы на него обратили внимание. А так же знал, что, где, и когда не надо делать, что бы не попасть в немилость руководства училища.
 Все эти хитрости, в конечном итоге материализовались с полна, в виде дополнительного материального поощрения от руководства, а также в виде украденного из мастерских училища каких то нужных в быту вещей, как то, слесарного инструмента, гвоздей, шурупов, свёрел и прочего так необходимого в его загородном хозяйстве. Каждый день он мотался на электричке из своей Электростали на работу в учагу, с большой хозяйственной сумкой, причем было подмечено, что в училище он приходил с ней на легке. А обратно пер ее почти всегда туго нагруженную и увесистую.

Горихин мне всегда напоминал «голубого воришку» из Двенадцати стульев, этакий скользкий, субъект, гребуший по пути своего следования все и вся.

Если он делал что то полезное, по оснащению мастерской или училища, то об этом знали все, он умел припадать свои заслуги так, что не наградить его было просто не возможно.

Наш директор Вася частенько указывал на него как на лучшего мастера, на которого мы все должны равняться.
Знал бы он какого змея он рекламировал, средь нас!

Жирдяй умудрялся выпивать на работе в любое время, и не был замечен в пьянстве ни разу.

Его толстой, молодой фигуре требовалось не малая доза, что бы явный хмель проявился на его челе.

С мастерами у него были довольно сложные отношения, с кем то он дружил, с кем то просто выпивал за компанию, а с кем то просто общался по работе, но подвоха и предательства от него можно было ожидать в любой момент, и первым, и вторым, и третьим.

Интересно было наблюдать за ним как он здоровался с коллегами, с равными себе, надменно и чопорно, с чувством некого превосходства.

Он подавал руку нам, будто бы для поцелуя, небрежно посматривая в сторонку.

Но с руководством училища, он был чрезвычайно учтив и любезен, он слегка сгибал спикну наклонившись чуть вперед, и как будто на балу, слегка шаркал ножкой, тем самым выказывая свое особое уважение к вышестоящему начальству.

Я заметил, что и ребята его группы, через год, полтора общения с ним, становились по повадкам сродни ему и очень походили на наставника. «Яблоко, от яблони далеко не падает!»- думал я, глядя на «жиртреса» и его пацанов.

 

Николай Сергеич. «Сергеич».

Николай Сергеевич, был душой компании. В свои пятьдесят с небольшим, он сохранил задор двадцати летнего паренька. С ним было интересно общаться, он многое знал и видел за свою жизнь, рассказы его были с юмором и прибаутками. Он всегда был готов поддержать любые начинания мастеров, в свой полтинник, на первом месте у него были женщины, на втором вино, все остальное было второстепенно. Когда мы с ним, что то праздновали, в конечном итоге мы частенько попадали в какие ни будь ситуации из которых потом приходилось с трудом выпутываться.

С Сергеичем без приключений не обходилось, то у его машины руль отвалится на полном ходу, то колесо, то с ним в милицию угодим из – за его не внимательности, проехав на красный сигнал светофора, то чуть под грузовую машину не попали на его многострадальном «москвичёнке». Побывав в нескольких неприятных ситуациях, я перестал испытывать свою судьбу и садился в его горе – автомобиль с крайней неохотой, в исключительных случаях.

Но другие мастера продолжали ездить с ним. Он часто, подъезжая к светофору спрашивал у сидящих в автомобиле,- «какой свет горит?»

Все воспринимали это как шутку. Но однажды, он и еще несколько мастеров, как всегда поехали куда то отдыхать, Сергеич без вопросов проскочил на красный свет и его машину чуть не задел автобус, когда начали разбираться в чем причина, оказалось, что Сергеичь дальтоник, он просто не различал ни какие цвета. К своей работе он относился, как к бродячей кошке, безразлично.

Группа у него была одной из худших в училище. Руководство терпело его, до поры, до времени, не выгоняло, мастеров в тот период не хватало, так как профтехучилища были переполнены сверхмеры.

…………………………………………………………………………………………………………….

«Ну, а чего ты сразу занекал? У Сашки можно значит гудеть и гадить, а у тебя нельзя?» – хитро улыбаясь спросил, Сергеич, Горихина, допивая чай.

«Я мастерскую, к открытому уроку готовлю.» - мгновенно выпалил Горихин, явно импровизируя на ходу

Кушать в это утро мне овсем не хотелось, поковыряв ложкой кашу, и съев яйцо с кусочком хлеба и сливочным маслом, я закончил завтрак.

«Ладно давайте, заканчивайте. К Михалычу пора на ковёр.» – поднимаясь из - за стола, напомнил я.

Ребята из моей группы уже позавтракали, и отправились на нулевой урок.

Я отнёс посуду на мойку и направился к выходу из столовой. В дверях столовой я столкнулся со своими друзьями, Надуминым Михой, Кошнозаровым Сашкой, Светловым Серёгой, они о чём то оживленно разговаривали, размахивая руками, и громко смеялись.

«Здорово! К старшому пора, а вы только в столовую идёте.» - напирая на басы и корча из себя «делового», улыбаясь сказал я, перегородив собой проход в столовую.

«Да, ладно! Отвали в сторонку! Сам натрескался, а мы должны голодать!» – шутейно напирая на меня своим только, только обозначившимся животиком, по доброму усмехаясь сказал Миха.

«Ни чего, вам полезно! А то на казённых харчах вон какие репы натрескали!»- отпихивая шутейно Миху, смеясь продолжал басить я.

«Ладно! Попозже зайдём, Галина нам всегда поесть оставит, пошли к «Палкану», а то он нас не пожалеет, двадцать процентов как с куста слетят!»- радостно потрясывая меня за руку сказал «Коша», и добавил: «Ну здорово, давно не виделись!» 

«Это точно!, аж со вчерашнего дня!»- смеясь подтвердил я 

Мы были рады, видеть друг – друга, в молодости всё воспринимается по другому - дружба, любовь, ненависть, преувеличены и искажены как в капле воды. Только после тридцати пяти начинаешь осознавать, что настоящие друзья могут быть только или на войне или на работе связанной с риском для жизни, все остальные «друзья» это скорей товарищи, или в худшем случае собутыльники, что любовь не может быть вечной, она меняет форму переходя в привязанность, или что то иное, что ненависть сжигает человека изнутри. Ну, а тогда всё было в розовом цвете, феерично и красочно!                              

«Сейчас, предупрежу Галину, что мы попозже зайдём покушать.»- сказал Серёга Светлов, направляясь быстрым шагом к раздаточной кухни, у него были мягко сказать, особые отношения с Галиной Ивановной.

С десяти до двенадцати.

Направившись к кабинету спецтехнологии, на лестничном пролете я столкнулся с главным механиком училища Антоновым Анатолием Яковлевичем, по прозвищу «Антошка». Антонову было лет пятьдесят с лихом, маленького роста, с большими роговыми очками на лице,  и вечно трясущимися руками.                                                    

 Трезвым его можно было застать только с утра и то не всегда. Говорил он быстро, прерывисто.

«Саш...привет!» – сказал он протягивая мне руку.

«У меня для тебя есть халтурка. Надо сделать партию диодных мостов, ты ребят получше, по смышленее подбери, оплата пацанам будет хорошая. И тебе перепадет деньжат. Договорились?

 Забежишь ко мне как будет время.» –сказал он, нервно теребя себя за лацканы пиджака.

«Яколичь, ты человек! Спасибо за халтурку!»- поблагодарил я Антошку, слегка хлопнув его по плечу.

«Побежал я, к Галине, может похмелит. Вчера переусердствовал немного, прямо беда! Так ты не забудь, зайди, я тебе все дам.» – уже повернувшись ко мне спиной, прокричал он, семеня ногами по лестничным ступенькам.

Поднявшись на второй этаж, я увидел, что ребята моей группы разбрелись по длинному коридору около аудитории, перемена была пятиминутная, короткая. Я зашёл в класс, Елизавета Иосифовна, что то писала.

 

«Александр Иванович, мне в классе надо повесить стенды, так, что вы дайте мне после уроков парочку мальчишек.» – попросила она.

«Нет проблем! Ермишин и Морозов подойдут?» – спросил я.

«Конечно!»

Зазвенел звонок, ребята начали заходить в кабинет.

«Проблемы есть?» - поинтересовался я на всякий случай.

«Александр Иванович!, у меня с вашими ребятами проблем не может быть, потому что их просто быть не может!.»- улыбнувшись ответила Елизавета.

Я развернулся и удалился из аудитории.

В коридоре я увидел Кошу.

«Ты в мастерскую?» – спросил он: «Как на счёт шахматишек?»

«Пойдём сыграем, только по пути к Надумину заскочим в мастерскую. Поглядим чего он там мутит.» – ответил я.            

Мы шли в производственный корпус и обсуждали предстоящий футбольный матч Спартака с ЦСКА.

 

  Шахматишки.                                                                                                                                                              Подойдя к фрезерной мастерской производственного корпуса, мы увидели Миху, тащившего в большом металлическом коробе, заготовки молотков для практических занятий. Лицо его было покрыто испариной и покраснело.

Заготовки были слегка отфрезерованными, и блистали серебристым светом.

«Тяжело?»- спросил я.

«А как ты думаешь? Тридцать заготовок по пол кило каждая, пятнадцать килограммчиков, да сам ящик три кило. И так перед каждой практикой.»- тяжело дыша, Миха пер короб с болванками на второй этаж.

«Да постой ты, давай поможем.» - предложил Коша.

«С удовольствием!» - сказал Миха отдав нам ящик, а сам, налегке поднимаясь по лестнице.

«Да мы пошутили, забери его обратно.» – сказал я со смехом.

«Вот змей!, палец в рот положи, так он руку откусить готов! Сразу работой нагрузил! Нет, что бы по братски отказаться.» – сказал Коша таща ящик на вытянутых руках, что бы не испачкать пиджак и рубаху.

«Ни чего допрете, вы мои дружбаны, или так погулять вышли?!» - подтрунивал над нами Миха, открывая дверь мастерской.

Мы занесли ящик с заготовками и поставили его на верстак.

«Мыло есть в этой мастерской!»- спросил я направившись к умывальнику.

«Есть, посмотришь повнимательней, найдёшь!»- ответил он выкладывая молотки на верстак.

«Миш, зачем ты берёшь отфрезерованные болванки, ведь ребята их за одно занятие опилят. Я всегда беру литые, с окалиной, и пацаны под лекальную линеечку их опиливают тройку дней, а я только с утра инструктажик дам и сижу «курю бамбук», отдыхаю!

И им хорошо, руку набивают и мне не плохо, один раз эту тяжесть принес, и пол месяца отдыхай.»

«Отличная идея, и как это я сам не додумался до такого!» – задумавшись сказал Миха.

«Учись, студент!<