События в княжение сыновей Иоанна Калиты

(1341-162)

С.252 «…С отношениями татарскими при Симеоне соединились литовские. Мы видели, что в то самое время, как на северо-востоке усилились князья московские и стали собирать Русскую землю, на юго-западе то же самое дело совершено было князьями литовскими; но скоро обе половины Руси собрались в два сильные тела, то и вступили в борьбу между собою; Гедимин занят был подчинением себе волостей Юго-Западной Руси; сын его Олгерд, спокойный с этой стороны, обратил внимание на Северо-Восточную. Олгерд, по отзыву нашего летописца, был очень умен, говорил на разных языках, не любил забав и занимался делами правительственными день и ночь; был воздержан, вина пива, меду и никакого хмельного напитка не пил и от этого приобрел великий разум и смысл, коварством своим многие земли повоевал и увеличил свое княжество. В 1341 году Олгерд явился под Можайском, опустошил окрестности, пожег посад, но города взять не мог. Мы видели, что Евнутий, брат Олгердов, нашел убежище в Москве у Симеона, Но литовские князья, подобно соперникам своим, князьям московским, отличаются большой осторожностию в своем поведении, не любят решительных средств, открытой борьбы, где в одной битве моно потерять собранное многолетними трудами. Олгерд, коварству которого удивляется летописец, вздумал погубить Москву посредством татар, для чего в 1349 году отправил брата своего Кориада к Чанибеку просить помощи на Симеона. Тот, узнавши об этом, немедленно послал сказать хану: «Олгерд опустошил твои улусы (юго-западные русские волости) и вывел их в плен; теперь то же хочет сделать и с нами, твоим верным улусом, после чего, разбогатевши, вооружится и двинется и на тебя самого». Хан был столько умен, что понял справедливость слов Симеоновых, задержал Кориада и выдал его московскому князю. Олгерд присмирел на время и отправил послов в Москву с дарами и челобитьем, прося освободить брата; Симеон исполнил просьбу. Мало того, оба брата, Олгерд и Любарт, женатые и прежде на княжнах русских и овдовевшие, в один год прислали к Симеону просить за себя двух его родственниц: Любарт – племянницу, княжну ростовскую, а Олгерд – свояченицу, княжну тверскую. Симеон спросил митрополита, и тот разрешил эти браки, вероятно, имея в виду пользу, какая могла произойти от них для православной Юго-Западной Руси, где Любарт волынский боролся с Казимиром польским, угнетавшим православие…»

С.253 «… Но не одна врожденная осторожность заставляла Олгерда действовать нерешительно против Северо-Восточной Руси; он сдерживался на западе опасною борьбою с Немецким орденом, влияние которого на судьбы Восточной Европы становится таким образом еще важнее. Мы видели, что торжеством своим над пруссами Орден был обязан преимущественно их разделению на многие независимые полемена, не могшие потому выставить завоевателям дружного сопротивления. Но борьба переменила характер, когда рыцари, окончив завоевание Пруссии, обратились на Литву, ибо здесь благодаря стремлениям Миндовга и его преемников они должны были иметь дело с соединенными силами целой страны, силами, которые постоянно увеличивались, сначала толпами пруссов, которые бежали от ига немцев, потом русскими волостями, входившими в состав великого княжества Литовского. Последние годы тринадцатого и первые четырнадцатого века протекали в опустошительных набегах рыцарей на литовские области и литовцев на владения рыцарей; последним не удалось стать твердой ногою на литовском берегу Немана…» «В 1336 году прибыл в Пруссию маркграф Бранденбургский, граф Гиннеберский и граф Намурский с многочисленными войсками, чтобы помогать Ордену в войне с язычниками. Магистр Ордена воспользовался удобным случаем, двинулся вместе с союзниками на литву и осадил Пунэ, острожек, служивший пристанищем для литвы, возвращавшейся с набегов…» «…осажденные скоро увидели невозможность защищаться далее и, несмотря на то, решились лучше погибнуть с женами и детьми, чем сдаться врагу…Тогда литвины перебили жен и детей, поклали их трупы на огромный костер, сгроможденный среди крепости, зажгли его и потом стали умерщвлять друг друга; большую часть перебил Маргер, начальник крепости, поклявшийся, что по умерщвлении товарищей сам себя лишит жизни; много Маргеру помогла одна старуха, которая обезглавила топором сто ратников и потом убила сама себя при виде входящих неприятелей. Немцы беспрепятственно вступили в крепость; оставшиеся в живых литвины бросались сами под удары их мечей. Маргер сдержал свое слово: он бился с горстью отчаянных храбрецов и, когда все они пали, просился в подземелье, где спрятал жену, убил сперва ее, а потом и самого себя…» «…С таким-то опасным врагом должен был бороться Олгерд на Западе…»

С.263 «…под 1356 годом летописец говорит, что литовцы овладели Ржевою, в тот же самый год Олгерд приходил под Брянск и под Смоленск и пленил сына у князя Василия смоленского. Этот Василий в том же году пришел из Орды с ярлыком на Брянск, утвердился здесь, но скоро умер; после его смерти, по словам летописца, был в Брянске мятеж от лихих людей, смута великая и опустение города, после чего стал владеть Брянском великий князь литовский. В 1358году войско тверское и можайское отняло Ржеву у литовцев; в 1359 смоляне воевали Бельчу. Но Олгерд не любил отдавать назад раз что-нибудь взятое: в том же году он приходил под Смоленск, сын его Андрей взял опять Ржеву, и в 1360 году сам Олгерд приезжал смотреть этот город, верно боясь, чтоб русские в другой раз не отняли его у Литвы. Но, к счастью для слабых княжеств, Смоленского и Тверского, Олгерд постоянно сдерживался на западе Тевтонским орденом…»

С.270 «… еще с 1363 года встречаем известия о враждебных столкновениях Литвы с Москвою.

У Олгерда Гедиминовича, говорит летописец, был такой обычай, что никто не знал, ни свои, ни чужие, куда он замышляет поход, на что собирает большое войско; этою-то хитростию он и забрал города и земли, попленил многие страны, воевал он не столько силою, сколько мудростию. Так и на этот раз Дмитрий московский узнал о замыслах Олгердовых, когда уже тот стоял на границе с братом Кейстутом, молодым сыном его Витовтом, своими сыновьями, другими князьями литовскими, Михаилом тверским и полками смоленскими… Узнавши, что Дмитрий не успел собрать большого войска и заперся в Москве, Олгерд быстро пошел к этому городу…Впервые по прошествии сорока лет, т.е. начиная от первого года княжения Калиты, Московское княжество испытало теперь неприятельское нашествие … Олгерд не мог стоять более трех дней под Москвою, потому что на западе немцы не давали ему отдыха…»

С.271 «…В 1370 году сильное ополчение, состоявшее из литвы, жмуди, руси и татар, под предводительством Олгерда, Кейстута и двоих молодых сыновей их, Ягайла и Витовта, вторглись в Пруссию, где великий магистр встретил их под замком Рудавою и поразил наголову. В это время Москва, отдохнувши год, начал наступательное движение; ее войска вместе с волочанами воевали смоленские волости, вероятно мстя их князю за союз с Олгердом; потом Дмитрий посылал рать к Брянску, наконец, в августе 1370 году послал объявить войну Михаилу тверскому, который по обычаю спешил уйти в Литву, а московские войска по обычаю опустошили Тверскую волость … Сильно опечалился и оскорбился Михаил, когда пришло к нему в Литву известие о страшном опустошении Тверской волости. От Олгерда нельзя было надеяться помощи в настоящую минуту, потому что он был занят немецкими делами, и вот Михаил вздумал попытаться, нельзя ли побороть Дмитрия старым средством – Ордою; он поехал туда, но приятели из Москвы дали ему весть, что повсюду на дороге расставлены заставы московские, чтоб перехватить его. Михаил возвратился опять в Литву, опять стал кланяться Олгерду и на этот раз с успехом. Зимою, в рождественский пост, Олгерд двинулся на Москву с братом Кейтстутом, с Михаилом тверским и Святославом смоленским. Они подошли к Волоку-Ламскому, пожгли посад, не взяли его и пошли дальше к Москве, которую осадили 6 декабря. Великий князь Дмитрий и на этот раз заперся в кремле московском; но брат его Владимир Андреевич стоял в Перемышле, собирая силу; к нему на помощь пришел князь Владимир Дмитриевич пронский и полки Олега Ивановича рязанского. Олгерд испугался, услышав о сборах в Перемышле, и стал просить мира, предлагая выдать дочь свою за князя Владимира Андреевича; но великий князь Дмитрий вместо вечного мира согласился только на перемирие до Петрова дня. Олгерд двинулся назад и шел с большой осторожностию, озираясь на все стороны, опасаясь погони».

С.272 «… Михаил тверской возвратился в Тверь, также помирившись с Дмитрием; но испуг Олгерда и желание литовского князя породниться с московскими показывали ему, что надобно искать помощи в другой стороне: весною 1371 года он исполнил свое прежнее намерение, отправился в Орду и возвратился оттуда с ярлыком на великое княжение Владимирское и с послом ханским Сарыхожею…» «… Между тем Сырохожа пировал в Москве у Дмитрия, набрал у него много даров и, возвратясь в Орду, начал расхваливать московского князя, его добрый нрав и смирение. Вероятно, обнадеженный Сарыхожею в добром приеме, Дмитрий сам решил отправиться в Орду, чтоб положить конец проискам Михайловым. Митрополит Алексей проводил его до Оки и, дав благословение на путь, возвратился в Москву, куда в это время приехали послы литовские обручать Олгердову дочь Елену за князя Владимира Андреевича …»

С.277 «… Так счастливо для Москвы кончилась борьба с Тверью, т.е. с Литвою по поводу Твери. В том же году [1373] Олгерд попустошил Смоленскую волость за то, что князь ее воевал против Михаила тверского; с другой стороны, татары опустошили Нижегородскую и Новосильскую за то же самое; но московский князь оставался в покое и в1376 году посылал Владимира Андреевича с войском ко Ржеву; серпуховский князь, по обычаю, пожег посад, но, постояв три дня под крепостью, возвратился назад. Тверской князь не думал разрывать союза с Литвою: еще в 1375 году в Тверь приведена была дочь Кейстутова Марья, окрещена и выдана замуж за сына великого князя Михаила, Ивана. Но союз этот был бесполезен для тверского князя, ибо в 1377 году умер Олгерд, постригшись перед смертью в монахи, причем мирское православное имя Александра пременил на Алексея. Еще прежде умер брат его князь волынский Любарт, который всю жизнь свою провел в борьбе с поляками, стремившимися овладеть и Волынью, как владели Галичем. Великим князем стал сын Олгерда Ягайло, в православии Яков, и дядя его Кейстут, князь троцкий, присягнул племяннику. Но Ягайло, подобно дяде Евнутию, взял старшинство не по праву, мимо старшего брата Вингольта Андрея, рожденного от первой жены Олгердовой; Андрей, княживший в Полоцке, объявил было свои притязания на старшинство, но, не получая ниоткуда подкрепления, должен был уступить Ягайлу, лишился своей волости и бежал в Псков, где жители его посадили на княжение с согласия великого князя Димитрия, к которому Андрей ездил в Москву …»

С.278 «… За этой смутою, которая доставила московскому князю двух верных слуг между сыновьями Олгердовыми, последовала другая, более опасная для Литвы, более выгодная для врагов ее. Ягайло не походил на отца и деда своего: был ленив, любил удовольствия и не имел твердого характера, вследствие чего подвергался влиянию окружавших его. Самым приближенным из них был Войдылло, о котором вот что говорит летописец: был у великого князя Олгерда паробок, крепостной холоп, звали его Войдыллом; сначала был он хлебником, полюбился великому князю, который взял его к себе постелю слать и пить подавать, а, наконец, дал ему держать город Лиду. Силен был Войдылло при Олгерде; еще сильнее стал при Ягайле, который отдал за него даже родную сестру. Старому князю Кейстуту очень не понравилось, что племянницу его выдали замуж за холопа; стал он попрекать и вдове Олгердовой и Ягайлу, и самой племяннице, отсюда пошла ненависть между Кейстутом и Войдыллою, и последний стал думать, как бы избавиться от старика. С этой целию он начал наговаривать Ягайлу на Кейстута и поднимать на него немецких рыцарей. Куно Либштейн, командор остерродский, кум Кейстута, послал сказать последнему: «Ты ничего не знаешь, как Ягайло беспрестанно посылает Войдылла к нам и уже договор с нами написал, чтоб отнять у тебя волости». Кейстут, получив эту весть, послал сказать Витовту, сыну своему: «Ты живешь с Ягайло в тесной дружбе, а он договорился с немцами на наше лихо». Витовт отвечал отцу, что ничему не надобно верить, что он живет с Ягайлом душа в душу, знает все его думы, Скоро, Однако, правда обнаружилась. В Полоцке по изгнании Андрея Олгердовича княжил сын Кейстута Андрей, прозвищем Горбатый. Ягайлуили Войдыллу хотелось отнять эту волость у Кейстутовича и отдать ее родному брату Ягайлову, Скиригайлу: но полочане, старые вечники, никак не согласились на эту перемену и с позором выгнали от себя Скиригайла. Великий князь выслал против них сильное войско, с которым соединились и немцы;но полочане не потеряли духа: они объявили, что скорее поддадутся немцам, чем Скиригайлу, и вместе Андреем мужественно отразили все приступы. Старик Кейстут, услыхав о полоцких происшествиях, опять стал жаловаться сыну своему Витовту на Ягайла. «За Войдылла отдал мою племянницу, уговорился с немцами на мое лихо; а вот теперь с кем мы воевали? С немцами? А он с ними заодно добывает Полоцка». Витовт отвечал и на этот раз, что он все еще не совсем верит коварству Ягайла, и выехал в Дрогичин, откуда скоро отправился в Гродно. Но старик Кейстут не разделял сомнений сына своего: он решился для собственной безопасности предупредить Ягайла, врасплох явился с войском перед Вильною, овладел ею, взял в плен Ягайла со всем семейством, захватил все грамоты и, между прочим, последний договор Ягайла с немцами …»

С.279 «… Ягайло должен был присягнуть, что никогда не вооружится против Кейстута и не выйдет из его воли, после чего со всеми родными имением отправился в Витебск

Кейстут стал великим князем, но недолго пользовался своим новым положением. Вдова Олгердова Иулиания и дети ее не могли спокойно видеть, что стол великокняжеский перешел к Кейстуту, и потому, посредством Скиригайла, изгнанника полоцкого, завязали снова отношения с немцами, которые были рады смутам в Литве. Но пока Кейстутжилв Вильне, никто не смел против него подняться, тем более, что Ягайло трудно было уговорить на какое-нибудь отважное предприятие. Только когда Кейтстут велел повесить пленника своего Войдылла, Ягайло позволил сестре и ее приверженцам уговорить себя действовать решительно против дяди. В это время старый Кейстут вел войну с племянником Димтрем Олгердовичем; Ягайло обязан был также выступить в поход; но, вместо того чтоб идти с войском на Русь, он двинулся нечаянно к Вильне, где Кейстута тогда не было, и овладел городом; та же участь постигла и Троки. Кейстут собрал большое войско и, соединившись с сыном Витовтом, обложил Троки; против него стоял Ягайло со своими союзниками, немцами. Но Олгердов сын побоялся решить дело оружием и предпочел коварство, он начал просить Витовта, чтоб тот помирил его с отцом, для чего просил обоих князей приехать к нему в стан, и князь Скиригайло именем брата поклялся, что ничего дурного с ними не случится. В надежде на эту клятву Кейстут и Витовт приехали в стан к Ягайлу, чтоб договариваться о мире, но вместо того были схвачены, и Кейстут был отдан в руки самым злым врагам своим, которые сковали его, отвезли в Крево, заперли в тюрьму и на пятую ночь удавили …»

С.299 «… В это время во Пскове и в пригородах мы видим князей неизвестного нам происхождения…В 1375 году встречаем князя Матфея; но в следующем году прибежал во Псков бывший уже прежде здесь князем Андрей Олгердович; псковичи посадили его к себе на княжение с согласия великого князя московского, и Андрей водил псковские полки на Куликовскую битву, когда брат его, великий князь литовский Ягаяйло, вел войско для соединения с Мамаем. Днем или еще меньше опоздал Ягайло и, узнавши у Одоева о поражении союзника, возвратился назад. После он не мог уже продолжать борьбу с Дмитрием московским, потому что внутренние дела заняли все его внимание. Мы видели, что Витовт освободился из плена, следовательно, Ягайлу начала грозить борьба с опасным врагом; но изгнанник не мог действовать против двоюродного брата одними собственными средствами и вышел в сношения с Немецким орденом, обязался в случае, если рыцари помогут ему возвратить отчину, объявить себя подручником Ордена. Для последнего не могло быть ничего лестнее подобной сделки: он достигал таким образом верховной власти над Литвою, поделенной между враждебными князьями. Великий магистр послал объявить Ягайлу, чтоб он позволил возвратиться в Литву и вступить во владение отчиною Кейстутовичам, находящимся под высокою рукою Ордена. Ягайло не послушался, и война открылась. Сам великий магистр, Конрад Цольнер, вступил в Литву с сильным войском, но подле хоругви Ордена развевалось знамя литовско-жмудское, под которым шел Витовт с отрядом своих приверженцев. Число этих приверженцев все более и более увеличивалось, когда войско вступило на правый берег Немана. Витовт овладел Троками, и как скоро весть об этом разнеслась по краю, толпы литвы и жмуди начали сбегаться к сыну Кейстутову, который увидал себя обладателем почти всего Троцкого княжества. Но едва только великий магистр оставил Литву, как под Троками явилось многочисленное войско Ягайлово и принудило немецкий гарнизон к сдаче крепости. В такой беде Витовт решился на самые большие пожертвования, чтобы получить более деятельную помощь Ордена; он принял католицизм, объявил себя вассалом Ордена и уступил последнему в полное владение лучшую часть собственной Литвы и Жмуди. В 1384 году Неман опять покрылся многочисленными судами, наполненными всякого рода материалами; положено было восстановить старое Ковано, чтоб из этой крепости удобнее действовать против Ягайла. Сам великий магистр опять предводил ополчением; шесть недель без отдыха работало множество народа, стены нового Ковна поднялись; но крепость уже носила новое чуждое название Риттерсвердера. Таким образом, стало ясно, что Литве готовится участь Пруссии; нок счастью для Литвы, князья ее поспешили вовремя прекратить усобицу: Ягайло предложил Витовту значительные волости и возобновление прежней братской любви, если он захочет отказаться от союза с общим врагом. Витовт охотно принял предложение, захватил два орденских замка, переменил католицизм на православие, и оба брат начали сообща собирать силы для борьбы с немцами. Целью их усилий был новый ковенский замок – Риттерсвердер – ключ ко всей Литве; они осадили его и стали добывать с необыкновенной деятельностью. Немецкий гарнизон, составленный из выборных ратников орденского войска, выставил также упорное сопротивление. Каждый день происходили кровавые стычки: в ловкости брали верх немцы, в смелости и отваге – литва и русь; особенно литовские пушки действовали плохо в сравнении с немецкими. Наконец, после трехнедельных усилий литовцам удалось сделать пролом в стене, и крепость сдалась в виду немецкого отряда, который не мог подать никакой помощи осажденным.

Примирение Витовта с двоюродным братом принесло Ордену большие потери; но потери были только предвестницами страшной опасности, которая начала грозить ему от соединения Литвы с Польшею вследствие брака Ягайла на Ядвиге, наследнице польского престола. Польский король Казимир великий, не имея детей, назначил наследником по себе племянника своего Людовика, короля венгерского; король не мог исполнить своего желания без согласия сейма, и сейм воспользовался этим благоприятным случаем для усиления своих прав на счет прав королевских. Еще при жизни Казимира, в 1355 году, послы от сейма вытребовали у Людовика подтверждение шляхетских прав. Двенадцатилетнее правление Людовика ознаменовано было беспрестанными смутами, потому что король жил в Венгрии и не обращал большого внимания на Польшу, предоставленную таким образом самой себе. В 1382 году умер Людовик; не имея сыновей, он назначил наследником по себе в Польше мужа старшей своей сестры Марии, Сигизмунда, маркграфа бранденбургского, сына чешского короля и немецкого императора Карла IV. Но польские вельможи, собравшись у Радома, постановили: присягнуть второй дочери короля Людовика, Ядвиге, и выбрать ей в мужья князя на всей своей воле. Нашелся и жених: то был князь от крови Пяста, Семовит мазовецкий, которого и выбрали по согласию большинства. Началась война между Семовитом и Сигизмундом, сопровождаемая внутренними волнениями и кровопролитиями. Наконец, в 1384 году Ядвига приехала в Краков и была принята с большой радостью всем народом, который ждал от нее избавления от смут междуцарствия. Надобно было теперь думать о ее браке; Семовит мазовецкий уже успел приобресть нерасположение поляков насильственными поступками против тех, которые не хотели признать его; кроме того, присоединение Мазовии к владениям Казимира великого мало льстило вельможам; по той же причине был отвергнут и другой искатель – Владислав, князь опольский, также потомок Пяста. У Ядвиги был еще другой жених, с которым она вместе воспитывалась, к которому она была привязана нежной страстью: то был Вильгельм, герцог австрийский. НО Вильгельм не нравился польским вельможам, потому что от него нельзя было ждать скорой помощи. Их внимание обратил на себя более выгодный жених: в 1385 году явились к Ядвиге послы литовские с предложениями, что князь литовский Ягайло примет римскую веру не только сам, но и со всеми родственниками, вельможами и народом, выдаст без окупа польских пленников, захваченных литовцами в предыдущих войнах, соединит навеки с Польшею свои наследственные и приобретенные владения, поможет Польше возвратить потерянные ею земли, привезет в нее некоторые из отцовских сокровищ, заплатит сумму должную Вильгельму австрийскому за несдержание обещания на счет руки королевиной. Ядвиге не очень приятно было

Это предложение, но сильно нравилось оно вельможам польским; они представили королеве высокую заслугу апостольского подвига, успели поколебать ее отвращение и отправили уже послов к Ягайлу для окончательных переговоров, как вдруг неожиданно является в Кракове Вильгельм австрийский. Тщетно запретили ему вход в краковский замок: Ядвига устроила с ним свидание в Францисканском монастыре, и здесь страсть ее к прежнему жениху возобновилась и усилилась до такой степени, что она, как говорят, и слыхать не хотела об Ягайле и обвенчалась с Вильгельмом; но когда он хотел пользоваться правами супруга в самом Краковском замке, то с бесчестьем был оттуда изгнан вельможами. Ядвига хотела за ним следовать, но была удержана силою; тогда Вильгельм, опасаясь чего-нибудь еще худшего, поспешил скрыться из Кракова …

…Ядвига успокоилась на это счет и позволила убедить себя.

       В 1386 году совершен был брак Ягайла с Ядвигою, имевший такое великое влияние на судьбы Восточной Европы. Согласно с условиями, Ягайло отрекся от православия, причем прежнее имя Якова переменил на имя Владислава; ему последовали родные братья, Олгердовичи, и двоюродный Витовт, приехавший с ним на свадьбу в Краков. Ягайло спешил исполнить и обещание относительно распространения католицизма в Литве: здесь уже прежде было распространено православие; половина виленских жителей исповедовала его; но так как православие распространилось само собою, без особого покровительства и пособий со стороны светской власти, то этому самому он распространялось медленно. Иначе стали действовать латинские проповедники, приехавшие теперь с Ягайлом в Литву: они начали истреблением священных мест старого языческого богослужения, и народ, которого прежние верования были ослаблены давным знакомство с христианскою религиею русских, без большого труда согласился на принятие новой веры. Впрочем, латинские проповедники действовали успешно только в тех местах, которые давно уже находились по русским влиянием, в Жмуди же они встретили упорное сопротивление и были выведены по приказанию Витовта, напуганного тем, что многочисленные толпы народа начали переселяться, чтобы спастись от принуждения к новой религии. Но если католицизму легко было сладить с язычниками собственной Литвы, то очень трудно было бороться с православием, имевшим здесь многочисленных и верных приверженцев; наступательные действия литинства против него начались немедленно: постановлено было, что русские, выходившие замуж за католиков, должны принимать исповедание мужей своих, а мужья православной веры должны принимать исповедание жен; есть даже известие, что православная церковь в Литве имела мучеников при Ягайле.

       Вместе с нвостями религиозными явились и политические: князья племени Рюрика и Гедимина принуждены были присягать короне Польской и королеве Ядвиге; так, в 1386 году князь Федор Острожский утвержден был на своей отчине с тем условием, чтоб он и его наследники служили Ягайлу, его преемникам и короне Польской, как прежде служил князь Федор князю Любарту Гедиминовичу волынскому. Но подобный порядок вещей не мог беспрепятственно утвердиться; Литва и Русь не могли легко и добровольно подчиниться Польше в религиозном и политическом отношении, началась борьба: началась она под покровом личных стремлений князей литовских, кончилась восстанием Малой Руси за веру и падением Польши.

       Неизвестно, каким образом Андрей Вингольт Олгердович, которого мы видели во Пскове, в Москве и на Куликовом поле со псковичами, успел опять овладеть Полоцком; известно только, что он вторично восстал на Ягайла под тем предлогом, что последний, принявши католицизм, не имеет более права владеть православными областями. Андрей соединился с немецкими рыцарями, которые опустошили литовские владения более, чем на 60 миль. Эта война кончилась тем, что другой брат Ягайла, Скиргайло, взял Полоцк, захватил в плен Андрея, а сына его убил. Но опаснее для Ягайла была новая броьба с Витовтом. Новый польский король назначил наместником Литвы брата своего Скиргайла с титулом великого князя, но столица его была в Троках; в Вильне же сидел Поляк, староста королевский ….» «… Между троцким князем Скиргайлом и гродненским Витовтом скоро возникли несогласия: Витовту наговаривали, что Скиргайло хочет извести его каким бы то ни было образом, не желая иметь соперника в Литве …»

С.304 «…Все это заставило Витовта вооружиться снова против двоюродных братьев; он хотел было нечаянно овладеть Вильною, но попытка не удалась, и он принужден был с семейством и двором удалиться сперва в Мазовию, а потом к немецким рыцарям.

       Опять Ордену открылся удобный случай утвердить свое влияние в Литве, соединение которой с Польшею грозило ему страшной опасностию в двух отношениях: с одной стороны, он не мог с успехом бороться против соединенных сил двух государств; с другой стороны, самое существование его стало теперь ненужным, ибо он учрежден был для борьбы с язычниками, для распространения между ними христианства по учению западной церкви; но теперь сам великий князь литовский, ставши польским королем и принявши католицизм, обязался утвердить последний и в своих наследственных волостях и усердно исполнял свое обязательство. Немудрено после этого, что рыцари забили сильную тревогу, когда узнали о намерении Ягайла вступить в брак с Ядвигою: они стали разглашать, что это соединение Литвы с Польшею грозит гибелью христианству, потому что Литва непременно обратит Польшу в язычество; мы видели, что они поддерживали Андрея полоцкого против Ягайла, а теперь охотно приняли сторону Витовта, который отдал им Жмудь и Гродно под залог …»

С.305 «…Между тем члены королевского совета в Кракове действовали благоразумнее гродненского гарнизона: они старались всеми силами оторвать опять Витовта от Ордена и успели в этом, потому что сыну Кейстутову тяжко было видеть себя подручником ненавистных рыцарей и вместе с ними пустошить свою отчину; притом король выполнял все его требования, давал ему грамоту на Литву и Жмудь …»

С.306 «…С тех пор, т.е. с 1392 года мир между Ягайлом и Витовтом не прерывался более. Скиргайло, принужденный отказаться от Литвы в пользу Витовта, получил диплом великого князя русского и Киев столицею; но в Киеве сидел другой Олгердович, Владимир, посаженный отцом своим, который выгнал из Киева прежнего князя Федора. Владимир не хотел уступить Руси брату, и Витовт должен был оружием доставить киевский стол Скиргайлу …»

С.386 «…На первом плане в княжение Василия Димитриевича стоят бесспорно отношения литовские. Почти в одно время со вступлением на московский престол Василия в Лиитве окончательно утверждается тесть его Витовт; оба ознаменовывают начало своего княжения богатыми примыслами: Василий овладевает Нижним Новгородом и Муромом, Витовт Смоленском. Примыслы эти достались им нелегко, не вдруг, и на берегах Волги и на берегах Днепра на обошлось без борьбы, довольно продолжительной. В этой борьбе оба князя не только не мешают друг другу, но находятся, по-видимому, в тесном союзе, живут как добрые родственники, хотя Витовт и выговаривает себе Москву у Тахтамыша. Но как скоро литовский князь, утвердившись в Смоленске, начинает теснить Псков и Новгород, то Василий вооружается против него. Кажется, наступает решительная минута, в которую должен решиться вопрос о судьбах Восточной Европы, но ни потомки Всеволода III, ни потомки Гедимина не любят средств решительных: тесть и зять не раз выходят с полками друг против друга и расходятся без битвы; дело оканчивается тем, что Витовт оказывается от дальнейших покушений на независимость Пскова, куда московский князь посылает своих наместников; с другой стороны, и Василий принужден отказаться на время от богатого примысла – Двинской земли, Но мы видели, что прерывание мира между зятем и тестем возбудило сильное неудовольствие в Москве; летописец жалуется, что не было больше в думе княжеской старых бояр, и обо всех делах начали советовать молодые. …были старые бояре, державшиеся союза с Литвою и осторожно поступавшие относительно татар, и … были молодые, начавшие действовать иначе…»

С.434 «…Смерть Витовта обрадовала многих и в Польше, и в Северо-Восточной Руси; ей радовались и в Юго-Западной Руси те, которым дорого было свое и которые видели ясно, что Витовт в своих честолюбивых стремлениях руководился обними личными корыстными целями. Их надежды давно уже были обращены на брата Ягайлова, Свидригайла Олгердовича, который оказывал явное расположение к православию и явную ненависть к Польше. Польские писатели изображают Свидригайла человеком, преданным вину и праздности, непостоянным, вспыльчивым, безрассудным, склонным на все стороны, куда ветер подует, и находят в нем одно только доброе качество – щедрость. Но должно заметить, что почти всех Гедиминовичей можно упрекать в непостоянстве, видя, с какой легкостию изменяют они одной вере и народности в пользу другой, лишь бы только эта измена вела к скорейшему достижению известной цели. Эта фамильная черта Гедиминовичей равно поражает нас как в Ягайле, Свидригайле и Витовте, так и в последнем из Гедиминовичей, Сигизмунде Августе, который точно также был равнодушен, точно также колебался между католицизмом и протестантизмом, как предки его колебались меду католицизмом и православием. Быть может, причина такому явлению заключалась в самом положении литовского народа, который, не успев выработать для себя крепких основ народного характера, пришел в столкновение с различными чуждыми и высшими его народностями: к одной которой-нибудь из них он должен был приравняться, не насильственно, однако, а с правом выбора …»

       С.440 «…Московские удельные князья бежали в Литву вследствие стремлений старшего, великого князя к единовластию; но чего они не хотели в Москве, тому самому должны были подвергнуться в Литве: они не могли быть здесь князьями самостоятельными и, принимая волости от внука Олгердова, клялись быть его подручниками, слугами, данниками …»

       С.455 «…Всероссийские митрополиты, пребывавшие на юге, в Киеве, после того как это город потерял значение, перешедшее на север, и после погрома татарского должны были обратить особое внимание на Русь Северо-Восточную, куда, видимо, перенеслась главная сцена действия русского православного мира. Митрополиты начинают часто путешествовать с юга на север и, наконец, утверждают свое пребывание во Владимире Клязьменском; но в то же время, блюдя единство русской церкви, не переставая называться митрополитами киевскими и всея Руси, они не могли оставить без внимания и Руси Юго-Западной; в этом отношении Владимир не мог быть для них удобным местопребыванием, находясь слишком далеко на Северо-Востоке, тогда как Москва, пограничный город между старой и новой Русью, вполне удовлетворяла потребности всероссийского митрополита одинаково заботиться и о севере и о юге …»