О том , как простачок пана утешал

Перевод М. Крылова

Деревней, где простачок был старостой, владел вельможный пан. Пришло время, отослал пан своих сыновей в школу, старшую дочь замуж выдал, младшая дочь — девица на выданье, с матерью в имении осталась, а самого пана куда-то выбрали, и он в город переселился.

И надо же такому случаю выйти, что несколько бед обрушились на пана в его отсутствие; нежданно-негаданно умерла жена, почти целиком выгорело поместье, а младшая дочка… Ну, о ней потом. Случилось все это в одну неделю.

Живет себе пан беспечно в городе и ведать ни о чем не ведает, как вдруг входит слуга и докладывает, что пришел староста из его деревни, хочет пана видеть. Тот распорядился впустить к нему мужика.

Вошел простачок, поклонился, поскреб в затылке. Он еще дорогой, жалеючи своего господина, все раздумывал, как оповестить пана о всех несчастьях, но при том чтобы не слишком огорчить. И решил начать с маленьких бед и этим подготовить пана к известиям о бедах великих.

— Ну-с, как живешь, простачок? — спрашивает пан.

— Благодарствуем, живы-здоровы, — отвечает мужик.

— Что нового у нас?

— Да как вам, сказать, ясновельможный пан? Недаром говорится: от лиха тихо, беды не видать, да где ж ее нету? Вот и ксендз молвит: «Кого бог любит, того и наказует». Видно и вас, ясновельможный пан, господь бог жалует, да что поделаешь, на все его святая воля.

— Что ты болтаешь? Не случилась ли и вправду какая беда?

— Случилась, ясновельможный пан. Все мы под богом ходим, в одном он вас опечалил, так другим утешил.

— Чем же он меня опечалил?

— Да ваш перочинный ножичек, подарок покойного вашего батюшки, сломался.

— Ах, чтоб тебя! Ха-ха-ха! Ведь придумает же, будто меня такой пустяк огорчить может! Конечно, жаль ножа, все же память, но разве есть что-нибудь вечное на свете? А как же его сломали?

— А шкуру с борзой сдирали.

— Как? Борзая сдохла? Которая?

— Да все.

— Все? Как же это? Такие прекрасные борзые! Наверное, недоглядели?..

— Может, и так, ясновельможный пан. Да где тут углядеть, когда они обожрались мясом вашего жеребца, а мясо-то было с отравой — на волков приготовлено.

— Стало быть, жеребец околел? — завопил пан, вскочив с кресла.

— Да, ясновельможный пан. Околел жеребец.

— Что же с ним приключилось? Ведь конь был молодой, здоровый, всего шесть лет ему, не более. Верно, плохо за ним смотрели?

— Ой, ясновельможный пан, смотрели-то хорошо, да что поделаешь, когда он надорвался.

— Надорвался? А кто ж посмел его так гонять?

— А как же, ясновельможный пан? Ведь пожар тушили.

— Пожар?! Какой? Где?

— Загорелся сарай, стали гасить. Воду бочками возили. Но что поделаешь? Не разорваться же всем: там гумно горит, здесь конюшня полыхает, потом коровник загорелся…

— А дом?

— От дома к тому времени уж одни уголья остались. С него-то все и пошло полыхать.

— О, я несчастный! — запричитал пан, ломая руки. — Значит, только пепелище ото всего осталось?

— Да, ясновельможный пан. Одно пепелище.

— Отчего же пожар-то начался?

— Да свечей много в доме горело, а окна были завешены траурной материей…

— Траурной? По ком же траур?

— По ясновельможной пани, по вашей супруге…

— Что ты говоришь? Боже, моя жена умерла?!

— Ох, ясновельможный пан, умерла, царство ей небесное!

Замолчал пан, возвел очи к небу, слезы ручьями текут по щекам. А потом говорит:

— Вот сколько несчастий послал мне бог, а ты еще говоришь, что бог опечалит, бог и утешит. Чем меня можно утешить после таких утрат?

— А как же, ясновельможный пан! Господь и утешение послал. Девица-то, дочь ваша младшая, дитя родила…

ПРОСТАЧОК ИЗГОНЯЕТ ДОМОВОГО

Перевод М. Крылова

Оповестил простачок пана о его бедах и зашагал домой, а по пути из города купил на базаре за бесценок ручную сову детишкам на забаву.

Поздно вечером добрался он до какой-то деревни. Видит — во всех окнах темно, только в одном доме побогаче окошко светится. Заглянул простачок из любопытства в окно, глядь — а там на столе, покрытом белой скатертью, лежат пироги, жареный гусь да фляжка водки стоят. За столом сидит молодой мужчина — видно, какой-то родственник или разлюбезный гость. Хозяюшка-то молодая, пригожая, гостя умильно потчует да так и ластится к нему.

Простачок сову под мышкой держит, а в правой руке — посошок дорожный. Постучал он посошком в окно. Хозяйка испугалась, вскочила и спрашивает:

— Кто там?

— Хозяин! — ответил простачок.

Вмиг пирог полетел со стола в квашню, фляжка водки — в поставец, жареный гусь — в печку, а хозяюшкин гость, схватив шапку, шмыг под печку. Хозяйка бежит, двери отпирает, ворота отворяет.

Отскочил простачок от окна, а тут снег заскрипел под полозьями, и перед воротами дома осадил лошадь здоровый, кряжистый мужик.

— Отворяй! — закричал он, вылезая из саней и стуча кнутовищем в ворота. — Отворяй, жена, и коня распряги: у меня руки закоченели.

Ворота распахнулись, и хозяйка повела коня во двор. Тут только хозяин заметил простачка и спросил:

— А ты, братец, кто такой будешь?

— Путник я. Пусти в хату, дозволь обогреться и переночевать.

Радушный хозяин повел простачка за собой, посадил за стол, хотел было его угостить, чем хата богата, но хозяйка насилу разыскала для них горстку соли да краюшку хлеба, подала им и ворчит:

— Знала бы я, когда тебя ждать, сготовила бы чего-нибудь горячего и пирог бы испекла. А то вот как вышло: и сам приехал, и гостя бог дал, а угощать нечем.

— Что это у тебя за птица? — спросил хозяин простачка, поглядев на его сову.

— Сова — ученая голова, — погладил ее простачок. — Очень смекалистая птица, все знает и насквозь видит, даже говорить умеет.

— Да что ты? И говорить может? — подивился хозяин, макая корку в соль.

Простачок потихоньку ущипнул сову, она и прохрипела что-то по-своему.

— Что она говорит? — спросил хозяин.

— Говорит, что в квашне пирог лежит,

— Пирог в квашне? Слышишь, жена? А ну, давай-ка его сюда?

— Может, правда? — пробормотала перепуганная молодица. — Вчера брат заезжал ко мне, так я для него на скорую руку испекла. Может, и остался кусочек. Сейчас погляжу…

И точно: вынула из квашни и подала на стол пирог, да не кусочек, а чуть початый.

Режут мужики пирог, уплетают за обе щеки. А простачок снова потихоньку прижал сову. Она опять головой завертела да заухала.

— А теперь она о чем вещает? — полюбопытствовал хозяин.

— Да ну ee! Все свое плетет! Будто в поставце фляжка водки есть.

— Может, и верно, жена? Ну-ка, глянь!

— Не знаю, — завертелась баба. — Кажись, вчера капелька осталась — может, и есть…

Посмотрела — есть водка, да не капелька, а больше половины фляжки. Делать нечего, поставила хозяйка фляжку на стол. Хозяин налил себе, налил гостю. Выпили они по рюмке-другой и опять — за пирог.

— Молчи ты! — прикрикнул тихонько простачок на сову. Он ее перед тем щипнул незаметно — вот она голос и подала. — Молчи! Не твое это дело!

— А что она говорит?

— Да болтает, что-де в печи жареный гусь, — будто нехотя сказал простачок.

— И гусь? Доставай женка, а то сам пойду искать! Все подавай сразу, что еще есть!

Подбежала хозяйка к печи, заглянула за заслонку, заломила руки, запричитала:

— Господи, и гусь есть! Боже мой, да что ж это творится? Ведь только что ничегошеньки не было. И ума не приложу, откуда все взялось. Не иначе чародейство или еще что!

— Веришь ли, добрый человек, — говорил хозяин, разрезая гуся, — у меня в доме дивные дела творятся. Это не черти. Черти шумно озорничают, а тут все тишком-тишком, но что есть дома повкуснее, все куда-то девается, и винить некого. Живем вдвоем: я да женка. Чьи это дела, любезный гость, как по-твоему?

— Не иначе, как домовой завелся, кому ж другому быть? Где он поселится, там счастья не жди. Но если это только домовой, то с помощью совушки — мудрой головушки мы его нынче же выгоним.

— Сделай такую милость, гостюшка! Выгони, уплачу тебе, сколько запросишь.

Простачок велел хозяину выйти в сени. Ушел хозяин, а хозяйка упала перед простачком на колени и молит:

— Ой, не губи меня, добрый человек, не губи!

И гость хозяюшкин вылез из-под печи и тоже путнику в ноги, упрашивает:

— Возьми все, что у меня есть, только не губи. Не выдай хозяину, а то он меня живого не выпустит.

Простачок велел ему вымазать сажей лицо и руки, напялить кожух шерстью наружу, рукавицы натянуть на ноги, а сапоги на руки надеть. Привязал ему на голову старый голик и велел обратно под печку лезть. Потом позвал хозяина и объявил, что домовой под печкой прячется: так-де сова указала. Попросил еще котелок ключевой воды, две пригоршни ячменной крупы, колбасы, солонины, масла и соли.

Хозяин дал все, что потребовал путник. Тот на шестке разложил огонь, и скоро в котелке пыхтела густая и жирная каша, а простачок, засучив рукава, помешивал ее ложкой. Каша поспела. Перекрестил путник углы дома, настежь распахнул двери избы, хозяину дал в руки метлу, а хозяйке — лопату. Как брызнет кипящей кашей из поварешки под печку да как заорет что есть мочи:

— А ну, домовой, брысь отсюда!

И точно: вдруг из-под печки выскочило что-то черное и косматое, не человек и не козел, как есть — домовой, да со всех ног к двери! Хозяина с ног сбил, хозяйка с перепугу благим матом завопила. Простачок вскочил на стол, а домовой метнулся к воротам, как сиганет на улицу, только его и видели.

Утром простачок за труды да за сову получил от хозяина рубль, да еще хозяйка тайком ему рубль сунула.

Так рассудил он дело своим мужицким умом, всем угодил и себя не забыл: обогрелся, попил, поел как следует, выспался, деньги в мошну спрятал да котелок с кашей прихватил.

Распростился с хлебосольными хозяевами и пошел своей дорогой.