БОГ ДАЛ ПУТЬ, А ЧЕРТ ДАЛ КРЮК

 

Василий заторопился вперед. Весь день он брел в ледяной воде, закатав штаны, а голову пекло июньское солнце. Икры сводило, в ногах сделались судороги. Мальчишки‑эвенки смеялись над ним.

Он с трудом выходил из реки, чтобы отогреть ноги. Но скоро вода в кожаной обуви согревалась, потом сапоги высыхали, и галька жгла сквозь кожаные подошвы.

А эвенки всё примечали. Невозможно было скрыться от их наблюдательности, и Лидия не спрятала слезы, хотя она отворачивалась и низко опускала лицо под широкополой абхазской шляпой.

Вечером отец Жени вынул носки, выделанные из какой‑то мягкой шкурки, шерстью внутрь, и подал Лидии. Носки были новые. Лидия не утерпела – примерила, несмотря на усталость. Носки оказались впору. Алексей Никифорович внимательно смотрел. Сейчас же он вынул из мешка другие, длиннейшие чулки‑сапоги, шерстью наружу, снятые целыми с оленьих ног.

– Больше не будешь плакать, – сказал, протянув Лидии.

Природные чулки оленя оказались и ей по ноге. Выяснилось, что дальновидный старик взял их в запас именно для Лидии.

После первого дня в новой обуви Лидия уверяла, что она вполовину меньше устала. Она горячо благодарила Алексея Никифоровича. Эвенкийская охотничья обувь не пропускала воду, тепло и холод.

– На Инняхе легче было прошлым летом, – сказала Лидия. – А на Полной всегда так жарко?

– Всегда легко на Полной, – сказал старик. – Нынче год худой.

– Но когда мы пришли в Алексеевку, еще не было так жарко, а вы запасли эти сапоги для меня!..

Петров промолчал.

– Отец знал: будет жарко, – сказал Женя.

– Почему вы знали, Алексей Никифорович?

– Тайга совсем не ела траву, – сказал старик.

Тайга подняла косматую голову и старалась уяснить себе, к чему приведет разговор о ней.

– Тайга, оказывается, метеорологическая собачка!

– Другое: бурундук не стал бояться человека, – сказал старик.

– Не понимаю, какая связь.

– Еще: зайцы набежали.

– А из этого следует засуха?

– Скоро набегут лисицы. После лисиц – медведи. Увидишь. Может, и волк придет.

– Допустим, что все это будет. Но в Алексеевке этого не было.

– Комаров мало было.

– Мало?! – Лидия ужаснулась.

– Совсем мало, – подтвердил Алексей Никифорович. – Сегодня еще не жарко.

– Еще не жарко?!

– Комары днем и те занемогут жить, будут жить ночью. И ты захочешь жить ночью. Увидишь: солнце будет умирать, потом хорониться. Днем жара будет густая, как дым от пожара в лесу. Пожары тоже будут.

– И это все мы увидим? Как интересно! Это похоже в его описании на гибель планеты!

– Погибель будет, – подтвердил Алексей Никифорович. – Голод. Почему тебе интересно?

– Нет, это не интересно, – сказала Лидия виновато.

Обломки битуминозных пород попадались с каждым днем все менее окатанные. Следовательно, экспедиция приближалась к месту, где они обламывались. Возбуждение Василия и увлечение Жени забавляли Лидию, но она и сама волновалась. В один день было пройдено двадцать пять километров. Последний вечерний образец имел крепкие углы. Он откололся где‑то совсем близко.

За ужином у костра Лидия подразнила увлеченных искателей. Василий крепился и молчал: значит, возбуждение и усталость вместе достигли угрожающего уровня. Она почувствовала опасность с этой стороны и перенесла свои насмешки на Савватея. Его успехи были ничтожны, хотя он приносил целые мешки камней.

– Он набирает их в одном месте разом полный мешок, – сказал Василий.

Савватей с подозрением взглянул на Зырянова. Он относился добродушно к своим неудачам. Когда один камешек из его мешка вызывал интерес у Лидии Максимовны, Савва весело говорил:

– Бородавка – и та прибавка!

Женя отвел Савву в сторону и с горящими глазами сообщил ему свою тревогу. Отец неспроста заговорил о пожарах; он чует опасность: где‑то она бродит вокруг экспедиции… Отец опасается только засухи. Старик не знает о врагах советской нефти. Но Женя знает о таких, которые несут угрозу Зырянову и всем искателям нефти. На Зырянова уже нападали один раз, три года назад – на Кавказе, где он тоже нашел нефть.

Савва внимательно выслушал и кратко сказал:

– Ладно, побережемся.

– Савватей Иванович, – слукавила Лидия, – я слыхала, у вас была мена?

– Бог дал путь, а черт дал крюк, – благодушно сказал Савва, поглядев на Женю.

Женя не слушал. Он искоса смотрел на отца. Савва за ним тоже посмотрел. Алексей Никифорович нюхал воздух, подняв лицо.

И вдруг Савва вскочил, схватил мешок.

– Ладно, – сказал угрожающим шепотом. – Достану тебе камушек.

– Нельзя в темноте искать! – закричал Василий.

Но Савватей ушел.

– Русский, а какой азартный! – сказал Василий.

– Русские – истовые, – сказала Лидия.

– Каждую ночь ходит, – сказал Женя.

– Неужели? – изумился Василий.

– На берегу остановится, слушает, набирает полный мешок.

– Женя! – воскликнула Лидия недоверчиво. – Откуда ты это знаешь?..

– Слышу.

Василий молчал.

– Каждый день тайга горит, – сказал Алексей Никифорович.

Василий молчал, опустив глаза.

– Где горит? – испуганно спросила Лидия.

– Снизу. Где прошли – там горит.

– Завтра еще скорей пойдем, – сказал Василий.

– В таком случае, Женя, расскажи про Ваню! – весело попросила Лидия.

– Мы с Ваней пошли с Эргежея вместе на Кузнецкстрой, там узнали Сеню. Вот это парень – да!.. Он подговорил сходить на Байкал. На Кузнецкстрое получили сапоги – пошли. На Байкале нанялись на землекопную научную работу к Василию Игнатьевичу – на разведку тайны Байкала. Работа была самая нехорошая, рассказы Василия Игнатьевича – самые охотные в жизни…

Лидия со смехом поправила его:

– Самые охотничьи?..

Василий надулся, а Женя старательно поправился, не ведая подвоха:

– Самые охотничьи. В моей жизни, в жизни Вани и Сени тоже. Мы не слышали ничего более научающего…

Лидия опять поправила:

– Ничего более научного?

Но этой поправки Женя не принял.

– Я сказал правильно по‑русски: разговоры Василия Игнатьевича была самые научающие для каждого, который охоч… Мы – люди охочие, охотники.

Василий поднял голову и с гордостью взглянул на Лидию.

– Ваня очень серьезный человек, – продолжал Женя, – говорить совсем не любит. С ним скучно… Сеня – другое дело! Он не сказал, откуда его род. Мы раньше не верили, что человек может не знать, откуда его род. Ванин род живет на Эргежее. Мой род – в Алексеевке. Русские тоже знают свой род. А Сеня не знал; оказалось – правда. И пришел на Байкал один старинный человек…

– Старый, – поправила Лидия.

– Опять нет: Василий Игнатьевич сам сказал – старинный человек. Его звали Николай Иванович, фамилия – Меншик, прозвище – Плехан. Он признал Сеню за Тарутина из Русского жила и рассказал про Сеню, что у него предки – достойные люди, они писали сказку на берестах – обо всем, что с ними произошло за четыреста лет. Сенин отец писал, дед писал, прадед писал…

– Я все поняла теперь!.. – прошептала Лидия. – Николай Иванович велел Сене вернуться в Русское жило, где его род живет. Сеня должен тоже писать Берестяную Сказку Русского жила. Так вот что означают эти две буквы в Сениной записке: БС…

Женя считал невежливым подтверждать очевидные вещи. Он только сказал:

– Надо выручать Сеню. Василий Игнатьевич будет выручать?

– Поехать на Индигирку он, конечно, не сможет.

Мальчишки спали. Женя с отцом легли у костра. Василий делал бензольные вытяжки, Лидия записывала в тетрадке и обвязывала образцы. Это продолжалось долго. Она думала о необыкновенной судьбе Сени, о пугающих пророчествах Алексея Никифоровича, об опасностях пожара в тайге и вспомнила тетрадку.

Слипались глаза. Надо будет прочитать Сенину тетрадку. Доломиты загорелись у нее в руках, она отбросила их. Они упали в траву, лес загорелся. Она побежала в лес предупредить Савву о пожаре.

Василий разбудил ее.

– Я уснула, – сказала Лидия виноватым голосом. – Куда‑то уронила тетрадку. – Она пыталась найти тетрадку в густых сумерках и шарила по сухой безросной траве.

– Я подобрал тетрадку, – сказал Василий. – Завтрак готов. Я уже поел, иду на реку.

– В темноте? Ночью?

– Сейчас рассветет.

Из темноты к костру подошел Савватей, вытряхнул добычу. Камни глухо застучали, запахло порохом и керосином.

– А ну‑ка, посмотри‑ка, Лида!

Василий, не взглянув, ушел. Лидия похвалила камни. Она подошла к воде, умылась и тогда поняла, что ночь каким‑то образом миновала ее.

 

Глава 19

А В ЭТО ВРЕМЯ…

 

Впервые самолет из Якутска летел на восток. Маленький, с кабиной на три пассажира, «юнкерс» разведывал кольцевую трассу по договоренности с богатой организацией, заготовляющей пушнину. Для очень рискованного полета выбрали самых опытных летчиков, летавших в гражданскую войну, несмотря на важный недостаток у обоих: притупление почти до утраты чувства страха.

Полет поторопили ради его агитационного значения. Самолет летел на поплавках. В тундре оттаяла трава, но еще не стронулся лед на реках внутри Полярного круга. Внизу, не очень далеко, зелено‑бурая равнина медленно поблескивала водой в траве, уплывала к северу. Белая полоса льда на Индигирке неровно раздирала тундру в течение трех часов, от моря к югу, к туманным горам, и негде было сесть.

Летчики высматривали на равнине и в предгорьях жилое место, хотя бы одну юрту или одного охотника, и приличную воду.

Помощник указал пилоту пальцем на белый распадок в горах на восточном берегу. Распадок уходил в ущелье, а над истоком клубилось облачко.

Единственный пассажир в кабине, затиснутый между посудами с горючим и другими запасами, тоже прильнул к целлулоиду квадратного окошечка. Светлая полоска в распадке оказалась громадной наледью, на многие квадратные километры, и гороподобный обрыв наледи неприступно висел над долиной Индигирки.

Пилот мрачно сказал:

– Вот сюда бы его и вытряхнуть.

Наледь примерзла обоими концами к каменным косякам ущелья, запирая наглухо распадок. А в одном месте из‑под наледи вытекала речка и впадала в Индигирку.

Наледь захватила все видимое ущелье, километров на тридцать вверх. Истоки ее скрывались в прорези гор, под облаком – и там, сквозь легкий туман, блеснула вода.

Пилот не мог поверить, чтобы в верховьях такой наледи могла быть чистая вода.

 

Глава 20