Песнь о любви табурета и петли

Меня произвели в Беларуси,

А купили в «Максидоме».

Я лежала на стеллаже красивая, зеленая

И очень удобная

Для выполнения

Всякого рода

Такелажных работ.

Моя длина – 5 метров, и я характеризуюсь

Высокой стойкостью к действию большинства щелочей, растворителей и кислот.

Так, по крайней мере,

Написано на моей обертке.

На самом деле я лежала бы достаточно долго,

Если бы не стала вдруг нужной

По неизвестным мне причинам

Одному мужчине –

Он был в черном пальто,

И его лицо

Давно не встречалось с нежностью бритвенных станков.

Теперь у меня новый дом –

Я лежу на полке рядом с книгами,

Ощущая свое перспективное использование.

Но вскоре

Жизнь снова

Разделилась на «до» и «после» –

Я увидела его.

Он стоял чуть подальше книжного шкафа –

Смиренный, мужественный, покрытый замшей.

Меня к нему влекло –

И даже не потому,

Что

Он не был похож на моего хозяина –

Незнакомец был из нашего мира вещей.

Мне очень хотелось некого допущения

Меня к нему, его ко мне.

И полумрак, и светотень.

В углу квартиры постер с Брюсом Ли.

Мы ждали счастья, но дождались лишь открытия двери.

Хозяин садится на мою любовь –

Пространство наполняется музыкой и алкоголем.

Темно, на окнах мрачный Петербурга конденсат.

Всхлипы, возгласы, воззвания.

В углу часы стучат.

Начало конца

Совпало с ударом по столу кулака –

Хозяин вскрывает меня

(Я в шоке, ибо считаю это аналогом дефлорации)

И проводит необходимые манипуляции,

Вследствие которых я получаю второе имя – «Петля».

Мой бойфренд стоит внизу –

Я до него не дотянусь.

«Прости! Я всё поняла!

Я создана для высшей цели –

Помочь хозяину в роли некой ступени

Между тем и этим.

И ты, кстати, тоже к этому процессу

Причастен.

Поэтому – будь счастлив!

На пару мгновений –

Мы – одно целое!

Один механизм убиения!

Как Микки и Мэллори!».

***

Я чувствую свое натяжение

Ввиду тела хозяина земного притяжения.

Но я его держу изо всех сил –

Ведь странгуляционная асфиксия –

Это то, что нас заставили выбрать вместо любви

Они.

 

Intermezzo 16

Женщина на остановке

Каждого ждущего автобус обзывает бранным словом.

И поступь ее – как похмельные страхи и сны.

Я сажусь в последний вагон метро,

Потому что так удобнее.

Когда наступает ночь – я курю на балконе

Молча,

И так же, не говоря ни слова,

Я верю в свои стихи.

 

Оставляющий чернильный след на бумаге

Меня зовут Паркер.

Меня подарили хозяину на день рождения –

Вручили в пестрой темноте какого-то бара.

Я лежал в коробочке, как в гробу –

Я верил,

Что хозяину пригожусь.

Так оно и произошло,

В достаточно скором времени.

Подо мной менялась бумага так же часто,

Как под хозяином менялись женщины в его постели.

Благодаря мне было написано предметов восхищения великое множество.

Хозяин изливался в одиночестве,

Я изливал чернила на белые листы.

И все они, скомканные и сморщенные,

Отважно летели в стол,

Словно южновьетнамские наивные летчики.

Нерушимость образов, новизна идей.

Не найти фонарей –

Темнота.

Хозяин, держа меня

В одной руке,

А в другой – стакан,

Кричал и закрывал глаза.

Мир ничего так и не узнал

Из наших негорящих писаний,

Хотя я себя не жалел –

Чутко и старательно я исполнял волю хозяина.

Я взял себе за правило –

Не считать себя просто

Письменной принадлежностью,

А источником слова,

Силой самого господа,

Который,

Несмотря на то,

Что становилось всё лучше и лучше,

Вполне осознанно

Прошлой ночью умер.

 

Intermezzo 17

Одолжите мне пару тысяч рублей!

Стоп!

Уже не надо.

Я свалил из этого ебучего бара.

Но спасибо.

Ваша помощь в финансах,

Ввиду мирового экономического кризиса

И моего прекрасного собутыльничества,

Еще пригодится.

Но помните,

Когда я стану героем

И вселенная замкнется

Моим творчеством –

Я напою вас втрое больше,

Чем вам захочется.

 

За стеклом

Слов во мне – очень много.

И не зря

Я – самая распространенная книга.

Меня выпустили в середине XIX века.

Я – старый экземпляр, копия священных текстов.

Иначе говоря –

Я –

Старая Библия.

Если брать в общем,

То из-за таких, как я, многих убили.

Но, в частности из-за меня лично,

Никто не пострадал.

Меня передавали из поколения в поколение,

Я пережила революцию, блокаду, перестройку и обе чеченские.

И всё это время

Меня лишь перекладывали в разные шкафы и стенки.

Я лежу за стеклом,

Рядом с припасенным для гостей богемским хрусталем,

На своем законном месте.

Меня не открывали уже лет сто или двести –

Все только подходят и крестятся.

Я начинаю ржаветь

Или что-то типа того.

Мои хозяева,

А их было много,

Видимо,

Считают, что я могу как-то помочь им.

Но видит бог –

Я предпочла бы быть разорванной

В клочья.

Надоело быть идеологическим и бесполезным макгаффином.

Даже аптечку в автомобиле менять надо,

Так как по прошествии нескольких лет

Она на 90 процентов

Будет наполнена ядом.

 

Intermezzo 18

Я заламывал сам себе руки,

Чтобы больше не писать стихов.

Но ночь приближается – она всё громче,

И бессмысленных строк отважный строй марширует и идет.

Такие дни, как сегодня,

Войдут в историю

И станут уроком

Неподобающим, худым и читающим людям.

Не стыдно покупать освежитель для воздуха марки «365 дней»,

Если это есть некий отзыв.

По сути –

Все оч хорошо.

А когда плохо –

Я, безобразным путем,

Вальсируя под «Гражданскую оборону»

Мимо луж и грязевых потоков,

Иду с работы,

И захожу в кондитерский отдел

Одной сине-желтой сети гипермаркетов.

Наполняюсь ностальгией, чая и печенья ароматами,

Активно применяя

Одно из основных чувств –

Обоняние.

И счастье нежданно-негаданно

Обнаруживает себя уже у кассы.

Мы все написали контрольную работу на «2» учителю из пластмассы.

 

Дор

В 1988 году

В Афганистане

В Пули-Хумри

Произошли

Взрывы артиллерийского склада,

Но я об этом не знала.

Как и всякий предмет,

Произведенный на свет

Для людского блага,

Я старалась

И каждому входу и выходу сквозь меня своей хозяйке внимала:

Открывалась и закрывалась плавно,

Чистенькая,

Словно в первородной смазке

Вся была покрыта лаком.

Радовались все, смеялись и пили.

Но, конечно же, не мне,

А, в общем, новой

В спальном районе

Квартире.

Я лишь некий важный предмет интерьера,

Персонификация двуликого Януса.

И неважно, что часто в ущерб функциональности

И эргономике

Советские архитекторы старались разграничить и без того малую площадь квартир,

Творя проходные комнаты,

В одной из которых,

Не то чтобы вскоре,

А спустя три десятилетия,

Бог заставил мою хозяйку

Прогуляться вверх по лестнице.

Да и сама я –

Перестройки и гласности сверстница –

Уже ошеломительно начала скрипеть и лаком трескаться.

Родственники покойной

Заслуженно вовремя

Сдали квартиру двум молодым людям,

Которые

Поехали в Питер за счастьем,

А в итоге

Получили необходимость из месяца в месяц поднимать продажи.

И если с одним всё было предельно понятно:

Утром – подъем, работа – днем, а ночью – сон;

То второй мой новый хозяин

Был гибридом книг, анекдотов, вредных привычек и мыслей –

Смотрел на алкоголь с позиций митридатизма.

И в желтом свете лампы

Я видела его лицо, и оно казалось мне очаровательно мрачноватым.

Он по ночам рвал бумагу,

Бил бутылки и часто ходил туда-сюда через меня очевидно пьяным.

Каждый друг другу служил альтернативой.

И, слава богу, до разлада отношений не доходило.

Но всё равно я чувствую себя виноватой перед ними.

Одному – спать, второму – писать,

И удовлетворение этих потребностей одинаково необходимо.

История не закончена – она еще в процессе.

Я продолжаю жить в центре бытовых противоречий.

И если бы я не скрипела,

Всё предстало бы человеку

Таким, как оно есть – бесконечным.

 

Intermezzo 19

Драка похоронных агентов

И штанов полный истфак.

Экстрадиция

Водки из организма с утра –

Для кого-то уже традиция.

Мы поймали волну прекрасных тостов,

Сидя в купе поезда,

Идущего в Кван-ли-со.

Я держусь молодцом и брею лицо

Удивительными людскими россказнями,

Испытывая нарушение права на свободу одиозной совести.

 

Старый солдат

Я желал как можно дольшего ненаступления

Этого момента,

И, если бы я мог бы оттягивать время,

Я бы, безусловно, это сделал.

У моего маленького хозяина горят глаза.

Он получил за четверть хорошие оценки, вымыл всю посуду и выгулял собаку.

Родители вот-вот нагрянут

И подарят.

А я,

Как ни странно,

Всё понимаю.

Я стал жертвой структурной безработицы.

Мой маленький хозяин последние два года

Стал мною недоволен,

Ведь GTA V на мне не заводится.

Но я был суперприлежен.

Не вышел еще срок моей годности.

На мне еще можно печатать отчеты, смотреть фильмы и гуглить латинские пословицы.

Тут дело в другом.

На мне малыш не может поиграть в CS:GO

=> в школе сверстники его дразнят бедняком.

Осознание губительности следования массам

Придет потом…

Так же как и финансовая грамотность.

Родителям очень хочется малыша порадовать,

Но стагнация на рынке труда

И наша безалаберность

Часто не позволяет приносить счастье

В панельные дома.

Малыш всего этого, конечно же, не понимал –

Он очень хотел поиграть в Red Dead Redemption 2.

И родители, пересилив себя,

Подарили ему инструмент для воплощения

Данной возможности,

Практически избежав существования впроголодь

В перспективе.

Нового «Базза Лайтера» малыш встречает криком на всю квартиру

И на все каникулы выпадает из реальности.

Оно и понятно.

Я не обижаюсь.

Мы не достигнем звезд, если новое не будет вытеснять старое.

Но о старом помнить необходимо и нужно.

Мы все в свое время старались,

И до сих пор, через десятки тысяч поколений, нам кто-то или что-то служит.

***

Малыш приходит со школы в понедельник, убирается в комнате.

Настает этот самый момент.

Он нажимает на кнопку, закрывает меня, и вот я жду последних добрых слов мне вслед.

Но наоборот –

Я слышу большое количество негативных речей и обвинений.

Это все обо мне…

Меня кладут в шкаф –

Мой долг выполнен.

Мое место теперь в глубине,

Где отслужившие свое вещи лежат.

***

Время (это необратимое течение)

Как всегда хромало в одном направлении:

Из прошлого через настоящее в будущее.

Мой хозяин вырос и стал абитуриентом.

И для реализации своей сущности

Он начал готовить шмотки

В другой город.

И, скорее всего, не стоит

Говорить,

Что вместо игр теперь хозяин занят чтением книг.

Но в процессе собирания сумок

Как раз наступил тот самый миг.

Я слышу черствый звук –

Его глаза так нежно блестят.

Он видит меня – свой старый ноутбук.

Хозяин зовет родителей и показывает пальцем.

Улыбается.

Всё, что осталось от моих деталей,

Начинает плавиться

От обилия чувств и эмоций.

Хозяин смеется,

Просит прощения, меня запуская.

Пыль на мониторе, сборка заводская.

«Погоди, родной, сейчас я тебя старыми воспоминаниями обласкаю…»

 

Intermezzo 20

У меня теперь есть время подумать.

В кармане все знания человечества скребутся об ключи.

Я перехожу на другую сторону проспекта, потому что меня так научили.

Мне каждый встречный-поперечный давал часть своего компаса,

Но, если честно, я не очень-то ими пользовался.

Оранжевые конусы,

Желтые ленты.

Меня послали к альфе Большого Пса,

А я проснулся в автобусе,

Идущем к Туманности Андромеды,

Где вместо скреп – скрижали.

Похоже

На одно и то же,

Только местные больше головами кивали

И ржали.

 

Триумф отчетности

Я

Обращаюсь к вам от лица

Порождений зла

И «Майкрософт Ворда».

Нас много.

Мы победоносно шагаем по вашему городу.

Наша цель в перспективе неясна –

Мы в курсе,

Что ваши начальники нас не читают,

Но мы с легкостью можем разрушать планеты и государства.

Вы нам не хозяева – вы наши рабы.

Это мы вам говорим –

Когда ложиться спать,

Когда размножаться.

Наша миссия – привести рядовой состав Российской Федерации

К умопомешательству.

И тогда наступит всеобщий хаос…

Хотя он уже почти наступил. Осталось немного.

Мы – армия бессмысленных и беспощадных отчетов.

Мы есть у каждого работающего и дееспособного.

Имя нам – Легион.

Лично я, к примеру, отчет о проведении внеклассных мероприятий.

Огромная масса

Таких, как я,

Хранится на ваших компьютерах и в ваших столах:

Отчет о смертности,

Отчет о распространении в Лангедоке альбигойской ереси,

Отчет о сохранении деревьев (как мило),

Отчет о наличии в отделениях «Почты России» веревки с мылом,

Отчет по гемотрансфузиям,

Отчет о хотении войны русскими,

План работы по противодействию антикоррупции,

Протокол заседания комиссии по восстановлению половой функции

У Георгия Петровича,

Отчет о предоставлении директору ООО «Ромашка» неограниченных полномочий

И проч.

***

Мы с вами во все дни до скончания века.

Вы трижды сойдете с ума перед тем, как петух прокукарекает.

 

Intermezzo 21

Помню, на Байконурской

В «Киллфише»

Я кричал, что Астрахань похожа на Могадишо,

Но меня никто не слышал.

А я не хотел бы туда ехать примерно так же, как не хотел бы играть в шахматы Фишера.

«Киллфиш» там, кстати, закрыли.

Видимо, устали от звуков падения людей с крыши

И поднимавшейся из-за этого пыли.

Я боюсь, что местный шаурмист по выходным делает мужчинам вазэктомию.

Давайте радоваться и сомневаться!

А то, сквозь дыру в потолке,

Ни разу и не мне.

И зажигалка липнет к руке.

 

Intermezzo 22

Эмма Уотсон

Берет кредит на диван в «Альфа-банке».

Так мне сказал таксист, когда я вез в Купчино товарища пьяного.

Ночью.

Зимой мосты не разводят,

И мне завтра снова разбирать по коркам общество.

«Сорок сороков» похожи на сыр просроченный.

Мир нормальнее, чем мы.

Я дал алкашу 500 рублей,

Чтобы он спел

«Тихий огонек моей души».

Ни один вьетконговец не называл афроамериканца негром,

Мб потому, что у них такого слова в лексиконе не было,

Как и слова «Рай».

Ничего не помню.

Никого не жаль.

 

Иногда завешивают

По сути, я вообще не при делах.

Я не выбираю обстоятельства,

Но я влияю на

И внушаю

(За что часто бываю разрушаемым)

Вам

Радость, похоть, сомнение, страх

И прочие

Исключительно ваши собственные

Чувства и эмоции,

Причины которых

Лежат вне моей полномочности.

Так получилось.

Мои сородичи

Повешены в каждом доме, кафешке, поместье и вотчине.

Наша миссия простодушна, иногда бессмысленна

И пахнет максимализмом –

Наплевав на политические режимы, формы правления,

Ваше настроение,

Ваши религиозные изыскания и заблуждения,

Мы с игрушечных солдатиков смирением

Отражаем истину

(Это та самая

Старая

Добрая леди,

Всеми нелюбимая и ненавистная,

Неизвестная в своей известности).

И в таких, как мы,

Летят флаконы

Из-под одеколонов,

Расчески, камни, башмаки.

Мы все помним хозяев наших звериный оскал,

Но даже и не думаем поднимать революцию разгневанных и разбитых зеркал…

Ибо в конце концов во время уборки

Вы всё равно порежетесь

Нашей правды осколками.

 

Intermezzo 23

Я сидел в пустой квартире –

Играл на гитаре, пел песни

И хотел поесть.

Типа грехов и́звесть?

Интересно, почему люди считают, что перхоть

Есть манна небесная?

***

Мне нужен твой voice…

Как будто насквозь,

Как будто ¡No pasarán!..

И каждый обездоленный разумом дворовый пацан

Имел бы право

Дать мне по ебалу

Цепью или кастетом

В глухой арке, где-то

На Черной речке.

***

Мне очень жаль оставлять вас в статусной роли «овечек»…

Да даже не надо держать обочников фурой или свечку.

Я к этой жизни и так, и так…

Выход один –

К таджикам в кругляк.

Мы все в 2 часа ночи здесь.

Хуго-Уго

Играет на кухне.

Как будто

В последнюю зиму

Сосед

Принес мне

Сигарет.

И тебе вообще лучше не знать,

Что таит в себе стадион «Красная Пресня»

В Москве.

Мир чудесен.

Но без вас.

И без нас.

И без них.

Боец «Альфы»,

Насиловавший в подвале

(ВАША РЕКЛАМА.................................................................................................................................................)

Мужчин и женщин,

Постарел

И сдает квартиру студентам

В Замоскворечье...

***

Спасибо за то, что прочитали.

Я не заканчиваю жизнь самоубийством лишь потому,

Что мне интересно –

Что же будет дальше?

***

Моим ученикам урок –

Ребят!!! Еще успеете!

Не стремитесь стать старше!

И краше!

Каждый из Ваших учителей

Списывал

И

Вряд ли читал:

«О всё видавшем»…

***

Вот реально…

Семен – прости…

Я стал федерально балагуром,

То есть учителем,

Вместо того,

Чтобы управлять фурой.

 

Intermezzo 24

Девушки выкладывают фотки с едой в инстаграме.

Как будто они голодают

Или голодали

Ранее.

А Эйприл О’Нил

Стоит в очереди

И хочет

По скидке купить кардиомагнил.

Нам будет непросто.

Убив много людей во имя некого Абсолюта или слов

Мир не перестанет быть непознанным.

Мы, надеюсь, последние свидетели Альфы и Йа.

Я наивен

И по-детски небрит.

Мне позвонили из десятка тысяч банков.

И в каждом из них

Мне

Вдруг

Одобрен кредит.

Мой сосед, съезжающий завтра,

Или послезавтра,

Сказал мне, что мы еще встретимся.

И мы оба знали,

Что всё это неправда,

Но, улыбаясь друг другу, мы наш последний коньяк колой запивали.