Пражский Наполеон с птичьим молоком

Я прекрасен.

Я выше всяких похвал.

Таких, как я,

Слуга

Вряд ли вашим далеким предкам подавал.

Я десерт,

Состоящий из одного или нескольких коржей,

Пропитанных кремом или джемом.

Видимо,

День рождения.

И я,

Блистая своими розочками,

Мечтая

Быть разрезанным хозяйской рукой

На кусочки,

В

Эпилоге

Торжества

Являюсь на

Центр стола.

Я весь в ожидании аплодисментов

И в честь именинника тоста.

Вот уже волосатая рука отца,

Поднимая бокал,

Намекает

На репродуктивность влияний орально.

Меня ножом кромсают.

Раз в десять лет наполнены чашки чаем.

Наконец-то.

***

Маленький торжества виновник не может мою сущность есть,

Так как ему меня нельзя.

Да и взрослым тоже –

У кого диабет,

У кого язвы и наросты на коже.

Они пьют водку

Уже лет восемьсот,

А я нетронутый.

«Вау!» – кричат женщины, –

«Какой красивый торт…».

У вас у всех на меня,

На счастье и на нормальность аллергия.

А я так хотел принести вам сладкости

И мира.

***

Моя красивость

Вчера, и вовремя, и навсегда

Украсила

Стенки и дно

Квадратного метра

Нашего местного

Пухто.

 

Intermezzo 25

На фоне шальных веселий

Мы упустили очень важный момент,

Что,

В непонятные десятые,

Мы давно еды не ели.

Древнеегипетские корни Екатерины Андреевой

Внушают нам отказ от телевидения.

Наплевать на все грядущие и вездесущие события,

Ведь наша звезда погаснет,

И Земля,

Потеряв притяжение,

Отправится блуждать по космосу,

В пространстве –

И найдет себе новое Солнце –

По-новому жизнь зародится и начнется.

И люди, в аудиозаписях имеющие «АК-47»,

Снова получат свои красные дипломы,

Обнуляя

Каждым вздохом

Свой

Собственный

Счетчик.

А мы,

Ныряя в червоточины,

В своем упорстве

Превзойдем даже ту старую женщину,

Которая в закрытый ЖЭК с утра ломится

И знает все новости.

 

Персонификация

Сидят в общагах,

Слушая песенки Коньковской формации,

В очередях за регистрацией,

В офисах, на рыбалках, в гаражах,

На горшках,

На системе, если вдруг кого-то угораздило,

На шее,

У деда на деревне,

На проводах в армию гопника-соседа

Всякие такие нашинские люди.

Данная прелюдия

Предвосхищает мою онтологическую природу –

Их разговоры

Очень часто сводятся к дискуссии

Касательно меня –

Чемодана с миллионом долларов.

Меня никто не видел,

Хотя поговаривают, что у кого-то я всё же есть.

Обо мне все бредят,

И тем не менее

Я всегда был веским поводом отправить кого бы то ни было на смерть.

Практически в каждом районе,

В каждом панельном доме,

В меня верят по-своему.

Некоторые,

Более приземленные,

Считают,

Что я растворен во всей природе.

Другие, начитанные и одухотворенные,

Отстаивают тезис о том,

Что чемодан с миллионом долларов,

По сути, есть они сами.

Третьи – что меня у них нет за грехи, совершённые их отцами

В прошлом.

Четвертые – что меня нет и быть не может.

Пятые – что мое существование вполне возможно,

Но хз…

Шестые – что я иллюзия, вызванная долгим сидением под фикусом на жаре.

Седьмые – что нет меня, кроме меня.

Восьмые – что я был раньше, а теперь офлайн.

***

Давайте называть вещи своими именами –

Я тот самый Абсолют,

О котором мечтают люди и мечтали ранее,

Но,

В отличие от остального всего,

У меня гораздо больше процентов существования в реале.

Вы бытиёте посреди неправды.

Как каждый пятый

Или даже второй

Таксист,

Везя вас ночью к парадной,

Говорит, что это, по факту,

Не его настоящее место работы.

И он

Вскоре

Заработает миллионы

И купит сыну на день рождения Уральские горы.

 

Intermezzo 26

Какая-то женщина,

Похожая на мою третью учительницу по алгебре,

Только сильно постаревшую,

Слишком долго думает:

Взять ей 200 или 250 грамм ее любимого салата?

И,

Словно послав все на хер,

Вальяжно махает работнику из Таджикистана

Рукой,

Мол –

Давай наваливай!

Таким же примерно тоном,

Как герой Виктора Сухорукова говорил:

«У меня еще дела сегодня»

На фоне

Спаса-на-Крови.

Я поймал себя на мысли, что мне надо купить рубашку как у гитариста Патти Смит,

Даже если она будет стоить больше, чем все вместе взятые салаты:

Оливье, крабовые, мимозы, и эти невъебенно дорогие с цукатами

И со жвачками школьниц,

Которые специально обученные люди ищут под партами.

Работница пиар-отдела музея истории религии Татьяна Михайловна

По привычке ходит разгружать вагоны

И знает все вокзалы.

Что и неудивительно вообще.

И там ее тоже все знают.

Что тоже неудивительно.

Мы плывем по Неве с капитаном Уиллардом и стреляем по событиям –

Каждый чем может.

И водка в свежих укусах на губах жжется.

 

Конец второй части

Эпилог

Из моей блевотины,

Которая,

Не убив меня

В очередной раз,

Вся излилась

На пол,

Сияя

Оттенком

Сегодняшнего дня

И комками

Сомнительных песен,

Поэзии и моих алкогольных интересов,

Мы создали

Новое направление,

Которое затмит

Все

Ваши

Стремления,

Предубеждения,

Сомнения

И,

Что

Немаловажно,

Решения.

Мы тряпкою

Половой

Смоем

Выблеванный

Алкоголь

И

Оставим

Только нужное

Здравомыслящим людям –

Понятное,

Внятное,

Родное

И нечуждое,

И весь опыт человечества

В культурности,

Древности

И

Искусстве.

Мы оставим на паркете

Съемной квартиры,

На окраине

Санкт-Петербурга

Те самые вершины.

И

Как будто

Шедевр

У вас

Перед

Глазами,

А по факту

Я напился

И наблевал –

Там, где видел,

Туда, где писал,

Туда, где плакал

И какал

На все ваши ложные ценности

И проекции

Всеобщего типа счастья.

Меня тугой струей

Ведет

Шрифтом

Дешевый алкоголь.

И, наверное, хватит –

Мне завтра на работу:

Писать отчеты,

Которые

Не нужны даже

Господу богу.

Но надо –

Для кого?

Неважно.

Об этом мне не сказали.

И поэтому

Вставать

Рано,

Но не так, чтобы

Я себе еще не позволил

Моего любимого пива.

Мир красив,

И работа

Моя

Красива.

Позвоните мне завтра

На мобильный

И скажите,

Что я не захлебнулся

Рвотой –

Конец этот был бы слишком неособо

Для моей поэтической похмельной сущности.

Скажите лучше, что я существующий –

Как вы это сами понимаете:

Разумеете?

Воображаете?

Складываете

Семнадцать плюс восемь?

И вот уже

В дверь стучится

Немножко осень.

И всё ваше окружение

Настаивает

На

Сооружении

Ячейки общества

И неком продолжении

Всеобщего

Лактационного

Псевдотворчества.

Мне так не хочется,

Мне так не хочется

Быть вами,

Быть с вами.

В очереди за мейнстримным концом

На кладбище,

Что бы люди ни сказали –

Я предпочту быть за вами.

Скиньте лучше денег

Мне на билет

Автобусный.

И знайте –

Не поеду я

Туда, где свет.

Я особенный –

Мне дождей пелена

Целесообразнее

И

Грациознее,

Чем трагичность солнца,

И открытые оконца,

И мерзость тошнотворных обычаев,

И мимикрии влекущая отзывчивость,

И те мудаки,

Что осмелились меня назвать личностью.

До завтра!

Homies one love!

ТЫСЯЧИ ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

ТЫСЯЧИ

СЛОВ

За собой не несут ничего.

В конце

Меняю

Себя

На

Себя

Самого.