Глава 6. Кого охраняют от детства?

Маленький взрослый,

Пистолет под рукой…

Колючий, как ёжик,

Но вовсе не злой!

Лесь стоял в коридоре, сонно не-думая. В голове вообще не было ни одной живой мысли – всё замерло в оцепенении. Привалившись плечом к стене, Лесь дремал с открытыми глазами и не хотел просыпаться, потому что надо было идти в школу, а пока ты спишь – ты об этом даже не думаешь…

– Лесь!

«Не, мам, я сейчас ещё чуть-чуть постою так… спокойно… а потом уже пойду…»

– Елисей!

– А?! – захлопал глазами Лесь, вываливаясь из дрёмы при звуках домашнего прозвища. – Я уже выхожу, мам!

– Вот и иди, – мама стояла на пороге комнаты, по новой её привычке держась за поясницу. – Не спи! К нам сегодня Максим приедет, купи по дороге из школы хлеба, хорошо?

– Хорошо, – поморщился Лесь. Максима, врача из роддома, где мама лежала, он не любил. Чего он к маме приезжает? Он что, новым папой заделаться хочет? Не выйдет, точно не выйдет!..

Ведь папа же их найдёт… Что тогда Максим делать будет? Пусть катится отсюда к себе в больницу. Ему ещё везёт, что Лесь в школе пропадает целыми днями, а то бы ему точно… неуютно было бы в этом доме. Уж Лесь бы это обеспечил, не отстань он так по учёбе за то время, пока мама в больнице лежала. Последняя неделя учёбы – а ему приходится после уроков оставаться, заниматься с преподавателями дополнительно!

– Ну, давай, с Богом, Леська, – вздохнула мама. – Удачи тебе. Звони, если что.

– Ага, – кивнул Лесь, подхватил рюкзак и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.

В голову как назло полезла противная мысль, что Максим всерьёз вознамерился поселиться с мамой: Лесь слышал вчера вечером, как он говорил, что с хозяином уже почти договорился снимать ту, вторую комнату, которая обычно была на вечном ремонте – то обои хозяин клеит, то шкаф собирает, то стеклопакет в окно ставит…

А теперь там вдруг поселится Максим. Лесь как представил это – так содрогнулся и со злостью зафутболил попавшуюся на пути смятую жестянку прямо на клумбу. Нет, ну вот ведь бывает же такое отвратительное начало дня!

Лесь даже жалел себя метров двадцать. Потом поглядел на часы, обнаружил, что опаздывает, и припустил бегом, а на бегу жалеть себя уже не получалось.

В школу он влетел за несколько минут до звонка, стремглав промчался по лестнице, ворвался в класс и плюхнулся за свою парту одновременно с первой трелью. Отдышавшись и кивнув в ответ на приветствие Тохи, Лесь кинул на парту дневник, тетрадку и учебник… и обнаружил, что забыл пенал. Вот те раз!

– Тош… ручка запасная есть? – шепнул Лесь соседу, поднимаясь, когда в кабинет вошла учительница.

Друг молча достал из кармана рюкзака потрескавшуюся от чьих-то крепких зубов синюю «гельку». Тоша по утрам был неразговорчив – спал одним глазом.

На уроках размышлять о Максиме, маме и папе Лесю уже стало некогда – приходилось энергично догонять одноклассников, учить то, что они уже выучили и, пользуясь подсказками верного друга Тохи, отвечать у доски, если вдруг вызывали.

В школе, впрочем, нового ничего не произошло. Уже несколько дней ходили слухи, что психолог поменялся, но это же был форменный бред – уход Александры Васильевны ещё до конца учебного года!.. Впрочем, это не особо волновало школьников, потому что с Александрой Васильевной они сталкивались в большинстве своём крайне редко, только если действительно были какие-то проблемы, которые влияли на весь класс. Сейчас, наверное, она позвала бы к себе поговорить Леся, но мальчик не видел её нигде.

Похоже, и вправду её не было в школе.

… Сегодня Лесь, привыкший собирать информацию по кусочкам, обрывкам фраз и чужим разговорам, наконец-то точно узнал: психолог действительно поменялся – правда, временно. Александра Васильевна разболелась, и её подменяла некая Линда Борисовна, кажется, даже её знакомая… Об этом на перемене разговаривали математичка с физруком у учительской. Лесь не собирался подслушивать, так случайно вышло…

Физкультурник переминался с ноги на ногу и чувствовал себя на втором этаже неуютно, как черепаха на вершине Останкинской телебашни – он вообще старался не выползать из спортзала. Лесь пробегал мимо них, но невольно притормозил, когда почудилось его собственное имя… Нет, только почудилось. Нервный Лесь стал, подозрительный!

Хотя о произошедшем его расспрашивала только Алина Геннадьевна – однажды после урока окликнула, когда Лесь уже был в дверях:

– Как мама?

– Нормально, – Лесь замялся. О мамином состоянии он не любил говорить.

– Это хорошо. Пока дома? – Алина Геннадьевна улыбнулась, и Лесь невольно улыбнулся в ответ. Эта сухонька женщина с коротким, более уместным у мальчика, «ёжиком» светлых волос спасла его, так что её не стоило бояться. Она знала.

– Дома… Так что у нас всё в порядке, – Лесь оглянулся, мотнув головой маячащему на пороге Тоше, чтобы не ждал, а сам вдруг спросил: – А откуда… откуда вы про «ювеналку» узнали?

Этот вопрос, сдобренный горячим чувством благодарности, мучил его уже очень давно.

Алина Геннадьевна улыбнулась, но как-то невесело, одними губами – глаза были грустными:

– Один серьёзный человек решил однажды, что его возможному конкуренту не стоит открывать своё дело – пусть и маленькое, но своё. И понял этот человек, что проще всего убедить в этом теоретического конкурента через его семью…

– И конкурент был…

– Моим братом. Троюродным, но у нас семья дружная.

– И что же тот человек сделал?

Алина Геннадьевна вздохнула и не очень охотно объяснила:

– Подсказал, кому надо, что в этой семье не всё в порядке и дети в опасности… Не надо, Лесь, – покачала головой она, видя, что мальчик хочет что-то спросить. – К тебе эта история отношения не имеет. Просто в нашей семье было вот так… Ну, тебе, наверное, уже домой пора.

Лесь понял намёк и закивал:

– Ага… Я пойду, Алина Геннадьевна. – Но на пороге не удержался, обернулся и всё же спросил: – А чем всё закончилось?

– Не очень хорошо, – коротко отозвалась учительница.

Больше Лесь её ни о чём не расспрашивал, да и она не возвращалась к этой теме. Только спросила один раз, где же у Леся отец. «В командировке, – неохотно буркнул мальчик. – В важной командировке». Алина Геннадьевна осуждающе покачала головой, но ничего не сказала.

Лесь был даже рад. Иногда очень хотелось выбросить из головы всё произошедшее и перестать озираться на каждый подозрительный шорох.

… Итак, временная смена психолога. Поделившись этой новостью с Тохой, Лесь спросил:

– Как думаешь, её мы тоже не увидим, как Александру Васильевну?

– Уж надеюсь, – откликнулся Тоша. У него мать развелась три года назад, и психологов Тоша навидался уже на всю жизнь. Они то и дело находили у него какие-то комплексы, тревожные симптомы, советовали поменять обстановку и больше развлекаться. И, конечно, со вниманием относиться к своему психологическому состоянию, такому непростому, особому…

Тошиной маме было приятно, что психологи видят её сына мальчиком необычным, глубоким и чувствительным, а сам Тоха в отместку носил футболку с Че Геварой, цитировал Маркса, а в комнате повесил на стене копию Знамени Победы – сам рисовал серп и молот под звездой на алом полотне и надписывал: «50 стр. ордена Кутузова II ст. идрицк. див. 79 C.К. 3 У. А. 1 Б. Ф.» – в четыре строчки, тем самым шрифтом, как было «в оригинале». Тоха вообще во всём, что касалось Советской Армии, был ходячей энциклопедией и терпеть не мог, когда кто-нибудь в его присутствии хоть в чём-то ошибался.

Одним словом, с психологами у Тохи шла необъявленная война. Только с одной «психологичкой», Шурой, только-только окончившей психфак МГУ, у него всё прошло на удивление душевно и мирно: они попили чай, поговорили про Кубинскую революцию, современную политику – и ни слова про внутренне состояние, кроме спрошенного  Шурой невзначай: «А ты сам как с отцом… сейчас?»

Тоша пожал в ответ на это плечами с демонстративным равнодушием: «А что поменялось-то? Ну, далеко… звонит иногда…» – а потом подумал и всё-таки признался, что скучает. Ну, немного, просто потому что папа всё время где-то далеко. И теперь, например, не с кем в ЦМВС пойти – Центральный Музей Вооружённых Сил. Не с мамой же…

Шура улыбнулась, бултыхая чайным пакетиком в кипятке:

– Сходишь ещё…

– Ага, – легко согласился Тоша и отхлебнул чаю из ярко-рыжей кружки, похожей на половинку апельсина с ручкой. Больше они к этому с Шурой не возвращались, а маме та посоветовала перестать дёргать мальчик, путь занимается, чем хочет – с такими интересами и таким характером хоть мужчиной вырастет. Маме не понравилось, что сына «не оценили», и больше Тоша с Шурой не пересекался, а другие психологи после этого душевного разговора за чаем ещё больше усиливали желание вообще замолчать намертво. Всё равно не понимают они, что Тоша с отцом периодически встречается и совершенно нормально общается. Ну да, уйти в другую семью – это, с точки зрения Тоши, было неправильно и попросту глупо… Ну а всё равно взрослые никогда никого не слушают – и чего тут делать, вообще расстаться с отцом? Семья же всё-таки…

Александре Васильевне в свою единственную с ней встречу Тоха прямо сказал, хмурясь из-под самостоятельно, ножницами перед зеркалом подстриженной чёлки:

– А может, не надо «ля-ля» разводить? Я учусь нормально, дерусь редко, проблем нет… Какое вам тогда дело?

Александра Васильевна поглядела-поглядела на него и только поинтересовалась:

– А чёлка – это так модно?

– Это в глаза лезло.

После этого Александра Васильевна так ничего больше и не спросила, и расстались они вполне мирно, хотя, конечно, не так, как с Шурой – просто Тоша наотрез отказался разговаривать, а Александра Васильевна на удивление не стала настаивать.

Так что то, что психолог поменялся, Тошу не обрадовало, но… Вскоре мальчишки выбросили из головы мысль об этой неизвестной Линде Борисовне. Сложно думать о чём-то отдалённом и совершенно тебя не касающемся, когда кончается учебный год!

К тому же были дела и поважнее, чем думать: Тоха уломал-таки Леся принести в школу отцовский пистолет, хотя ныть ему для этого пришлось аж с середины апреля. Были ссоры и даже одна драка, потому что Лесь наотрез отказывался приносить макар, а Тоха считал это в корне неверным и несправедливым: ему, такому увлечённому советским оружием – и не показать! Последней каплей стали события позатой недели: побег Леся от «Центра охраны детства», пара ночёвок у товарища… и так и не показанный пистолет. Тоша точно знал, что у Леся он с собой. Но друг сделал вид, что никаких умоляющих взглядов, немых укоров и оговорок не заметил.

Тогда Тоха обиделся. Крепко. После того, как Лесь вернулся, три дня не разговаривал и даже отсел к Юльке. Потом Лесь не выдержал, подошёл и, глядя куда-то в бок, шёпотом сообщил, что завтра принесёт, только Тоха вообще никому не должен об этом рассказывать.

Тот не раздумывал ни секунды. Мигом простив друга, он ухватил его за руку и выдохнул с горящими глазами:

– Клянусь своим знаменем!

Для него это была самая серьёзная клятва.

– Пионер… – необидно фыркнул тогда Лесь, крепко сжимая ладонь друга. Ссора была позади.

… И сегодня он сдержал слово: в рюкзаке снова лежал пистолет, и от этого по спине то и дело пробегал неприятный холодок. Казалось, что из-за «макарыча» всё может повториться: мама, «ЮЮ», погони… Поэтому Лесь так тянул, так не хотел и пошёл на это только ради примирения с другом.

Теперь друзья устроились в холле у окна – перемена, шум, гам, мальчишки играют в помесь салочек с регби… Лесь трижды оглядел холл, убеждаясь, что никто не обращает на них с Тошей внимания, потом ещё раз обернулся, вздохнул и наконец-то осторожно вынул из рюкзака пистолет. Секунды, которые пришлось возиться с заевшей молнией, показались друзьям вечностью…

Тоха, затаив дыхание, коснулся ствола, провёл по нему рукой, задержал пальцы над предохранителем и взглянул на друга так умоляюще, что Лесь не выдержал, закинул рюкзак за плечо и неохотно кивнул. Обрадованный Тоха щёлкнул рычажком туда-сюда и уже увереннее взял пистолет в руки. Прицелился сквозь стекло, словно собирался выстрелить…

– Офигеть, как в кино! – шёпотом поделился впечатлениями он.

– Только не в кино, – хмыкнул Лесь капельку польщённо – ведь его пистолет!

– Ага, всё по-настоящему… Ну, почти.

И тут оба друга обмерли от строгого оклика Инны Павловны, завуча:

– Это… это что?! М-марков?.. Ильин?

– Игрушка! – мгновенно сообразив, отрапортовал Лесь – и прежде чем завуч сориентировалась, убедилась, что это именно Ильин, Марков и пистолет Макарова, и сделала некоторые выводы, друзья быстро, как они за время учёбы делали уже не раз, исчезли из поля зрения Инны Павловны, зная, что если та сейчас не разберётся в происходящем, то, скорее всего, забудет тут же… Но исчезнуть надо было срочно и в неизвестном направлении.

Друзья не нашли ничего лучше, чем заглянув в первый попавшийся дверной проём и нырнуть поскорее – как поняли через мгновенье – в пустой кабинет психолога. Не особо смущаясь отсутствием хозяйки, ребята осторожно прикрыли за собой дверь и с горящими глазами переглянулись. Кажется – пронесло…

– Ну мы и психи… – выдохнул Тоха со смесью восторга и страха.

– Да уж… – неопределённо отозвался Лесь, оглядываясь. – Ладно, давай подождём чуть, пока Инна Павловна куда-нибудь исчезнет – и тоже исчезнем отсюда. Не хочу знакомиться с этой… Линдой. Особенно при таких обстоятельствах.

– Я тоже, – согласился Тоха и осторожно приоткрыл дверь, выглядывая. Инна Павловна всё ещё была в холле – разговаривала с одной из учительниц; нового психолога видно не было, но чей-то голос, незнакомый и женский – уж ни она ли? – раздавался уже на лестнице; судя по безответности довольно эмоциональных реплик – она говорила по телефону; до конца перемены было ещё шесть минут. В общем и целом – хрупкое равновесие.

Лесь тем временем обошёл весь кабинет, прочитал корешки нескольких книг из шкафа – судя по слою пыли, их сюда принесла ещё Александра Васильевна; от Линды Борисовны в кабинете появился разве что настольный календарь «домиком» – плакат-календарь с медвежатами, висящий над дверью, её, видимо, не устраивал. Лесь взял «домик» в руки, пытаясь сообразить, что же ему так не нравится в названии фирмы с милейшим логотипом в виде ребёнка, выглядывающего из цветка лотоса. Правда, лотос хищностью своей больше смахивал на росянку, да и ребёнок явно хотел поскорее из него выбраться… Или это просто так показалось Лесю?..

«Федерация защиты детей от семейного риска». И чуть ниже: «Центр охраны детства».

– Эй, психологичка сюда топает! – шёпотом окликнул товарища Тоша, отвлекая от попытки вспомнить, откуда это название так знакомо. И почему так не нравится, сразу, беспричинно, но очень-очень сильно. Интуитивно, как тогда, в мае, не нравились взгляды или вопросы.

– Да сейчас, сейчас, – огрызнулся Лесь, засовывая в карман пистолет, который, понятное дело, не помещался и предательски торчал рукоятью наружу. Возиться с рюкзаком было некогда. Лесь одёрнул футболку – но всё равно было видно. Ладно, времени нет… В последний момент, когда Тоша уже выскользнул из кабинета наружу, Лесь обернулся, достал телефон и снял фотоаппаратом – благо, камера была аж в пять мегапикселей! – так не понравившийся ему календарь. И – выскочил, чудом успев отойти от двери на достаточное расстояние, когда к кабинету скорым шагом подошла эта самая таинственная Линда Борисовна. Близоруко прищурившись, несмотря на наличие очков, она оглядела испуганно замерших в стороне мальчиков и вдруг мягко улыбнулась и спросила:

– Что случилось? Вы ко мне?

Улыбка ей шла, словно преображая слишком деловое, мужское какое-то лицо. Неженственное.

Тоха хотел было воинственно нахмуриться и объявить, что в психологи изучают душу, а он, Тоха – материалист, то была его стандартная фраза на этот случай, но Лесь пнул его в голень и первым ответил:

– Да не то чтобы что-то случилось, но у меня к вам есть ма-аленький вопрос!

– Вот как! Может, тогда зайдёте?

Лесь бросил взгляд на часы – до звонка оставалось две минуты – и с демонстративным сожалением покачал головой:

– Так урок скоро… У меня вопрос маленький совсем. Просто… как вам кажется, в юном возрасте мания преследования может появиться?

– Ну, в насколько раннем? Вообще, конечно, даже дети подвержены различным маниям, в том числе и, быть может, мании преследования, хотя, конечно, в гораздо меньшей степени, чем взрослые, в силу… – тут психолог удивлённо замолчала и внимательнее оглядела Леся. – А… с чем связан ваш вопрос? И вы не представились…

Лесь рукой постарался скрыть торчащую пистолетную рукоять и ответил:

– Алексей Ильин. А вопрос… Да это так, сугубо с научной точки зрения, понимаете ли, я психологией, так сказать, интересуюсь… Ладно, всё, Линда Борисовна, нам бежать пора, спасибо за беседу!

– Алексей! Подожди! – окликнула Линда Борисовна мальчика, словно что-то вспомнив, но Леся уже и след простыл…

С Тохой толком обсудить встречу не удалось – после урока у порога школы его встретила мама и немедленно увела куда-то – то ли в магазин новые брюки покупать, то ли к бабушке в гости, Лесь не вникал, просто помахал рукой другу, крикнул, что вечером позвонит, и, припомнив мамину просьбу, отправился за хлебом.

Стоя в очереди у киоска, Лесь снова достал телефон и, прикрыв от солнца экран, вгляделся в фотографию календаря. «Федерация защиты детей от семейного риска». Интересно, что это за риск такой, семейный? С точки зрения Леся, семья, наоборот, должна была защищать ребёнка от любого риска, а не какая-то федерация – ребёнка от семьи… «Центр охраны детства» – и тут Лесь застыл, пытаясь понять, как он раньше этого не вспомнил. Ведь именно про этот Центр говорил Виктор, тот, который выдавал себя за папиного друга!

Лесь сглотнул, уже по новому осмысляя увиденное в кабинете психолога. И чем дольше думал, тем холоднее ему почему-то становилось, бежали мурашки от шеи до спины, а волосы словно хотели встать дыбом.

– Молодой человек, вы покупать будете? – отвлёк его от размышлений голос продавщицы. Кажется, Лесь уже несколько секунд в полной прострации стоял перед ней, не заметив, что подошла его очередь.

– А… – мальчик попытался вспомнить, что же мама просила купить, но мысли путались. – Нарезной и буханку «дарницкого», – ляпнул Лесь наобум.

Загружая покупку в рюкзак, мальчик поймал себя на том, что помимо воли сдвигает пистолет поближе к поверхности, чтобы можно было легко выхватить. Нахмурившись и строго велев себе не делать глупостей, Лесь засунул макар поглубже, застегнул опять чуть заевшую молнию и скорым шагом направился домой.

Но как бы он ни старался убедить себя, что ничего не произошло, интуиция ему ни на грош не верила и пока что тихо, но уже ощутимо ворчала и ворочалась внутри, предупреждая, что опасность всё-таки никуда не пропала…

«Ладно, – сдался тревоге Лесь. – Приду домой – обязательно посмотрю, что это за Центр и где находится. Мало ли, может, пригодится ещё…», правда, он всей душой надеялся, что всё же не пригодится.

Яндекс-карты всегда в таком деле были незаменимы. Сложно сказать, как Лесь увидел больше Москвы – по фотографиям и панорамам с Яндекса или своими глазами, когда мама лежала на сохранении, а ему приходилось путешествовать из одного конца города в другой. Но, по крайней мере, «Центр охраны детства» Лесь нашёл ровно за три минуты – столько ему понадобилось, чтобы составить запрос, «оглядеться на местности» – на карте, то есть, и дождаться загрузки панорамы нужной части улицы.

Четыре по-деловому сверкающих «стеклом и бетоном» этажа за рифлёным глухим забором вроде тех, которыми обносят престижные частные дома, не вызывали ощущения Твердыни Чёрного Властелина – обычное офисное здание, огороженное за ради звукоизоляции, шоссе же рядом!

Но тем ни менее интуиция Леся ему шептала упрямо: «Я тебе точно говорю – вот она, ТЧВ! – так сокращали «Твердыню Чёрного Властелина» Лесь с друзьями в своих дворовых играх ещё дома. – Попомни мои слова!»

Чтобы не спорить с внутренним голосом – это уже точно попахивало сумасшествием – Лесь закрыл панораму и внимательно оглядел карту, наложенную на спутниковые снимки. П-образное здание, перед ним парковка машин на пять; территория совсем небольшая – забор подходит к стенам почти вплотную; ворота только одни – те, которые Лесь уже видел; выезд ведёт на шоссе. В общем, обычный закрытый офис на окраине Москвы.

Только почему-то офис этот Лесю категорически не нравился: то ли высоковатым показался ему глухой забор, то ли – мальчик снова открыл панорамный вид – чересчур неприступным, как ворота какой средневековой крепости, выглядит сверкающий затонированными стёклами пропускной пуск, то ли… Непонятно, короче, чего «то ли», но чем дольше Лесь рассматривал фотографии и карту, тем меньше ему нравился этот Центр.

От кого охраняют детство?

Или… кого охраняют от детства?..

– О, Алексей, а чем это мы так увлечённо занимаемся, что даже не можем ответить – чай будем или нет? Я торт принёс.

Лесь подпрыгнул в кресле, тут же гася экран, и обернулся. Максим стоял рядом и беззаботно улыбался во все свои тридцать два – ну, или меньше, кто его там знает, Лесь ему в рот не залезал.

– Ну так что, чай с тортом или торт с чаем? – продолжил искушать Максим, кажется, ничего не заметив.

Лесь почувствовал к нему ничем не объяснимое отвращение – этот Максим был совсем… не папа. Как говорится, «в точности до наоборот». Невысокий – а папе хоть сейчас в баскетболисты; чернявый – а папа светло-рыжий; юркий какой-то, как таракан на кухне – а из папы можно ему самому гранитный памятник тесать, да инструмент затупится раньше.

– Не хочу я торт, – буркнул Лесь невежливо, с силой оттолкнулся ногой от ножки стола и выкатился на середину комнаты. Хорошая вещь – офисное кресло. – А чай я и в комнате попить могу.

– Ну… как хочешь, – пожал плечами Максим и ушёл обратно на кухню, а Лесь остался сидеть перед выключенным монитором и обижаться на маму, которая позволяет этому Максиму приезжать в гости. На кухне шёл какой-то оживлённый разговор, но в слова Лесь не вслушивался.

… – Леська! Пароль на компьютер поставлю! – это в комнату пришла мама. Осторожно, мелкими шажками обойдя сына, она направилась к столу, но Лесь опередил её:

– Мам, ну чего ты! Ну сейчас приду к вам чай пить, приду… Ну ты только иди, сядь, мам, ну чего ты… – Лесь виновато и решительно вдавил кнопку питания, выключая компьютер «жёстко». Мама в нынешнем состоянии казалась ему ужасно хрупкой, словно статуэтка, которую лучше лишний раз не трогать, и поэтому визит в комнату заставил совесть прямо-таки вцепиться бульдожьей хваткой в душу мальчика.

– Эх, Елисеич, – вздохнула мама, аккуратно присаживаясь на край кровати, – расслабился ты без мужской руки в семье…

Лесь хотел было напомнить, что это мама от папы в Москву сбежала – но передумал и промолчал.

Чай, несмотря на три ложки сахара в чашку и здоровенный кусок торта вприкуску, горчил. Лесь с трудом глотал его и старался не думать про Центр: мама здесь, а значит, никто его, Леся, не тронет.

… И правда, психолог в школе Леся не искала, и вообще ничего не происходило – только закончился учебный год. Сидя однажды в гостях у Тохи, Лесь в который раз подробно пересказывал другу свои приключения – заняться как-то было нечем, вот Тоша и добился «страшной сказки на ночь».

Вспоминать о тех днях было уже не страшно – они уже месяц как остались позади, и дома ждала мама. Только Тоха, как и положено лучшему другу, испортил всю малину задумчивым вопросом:

– Слушай, а почему они тогда уголовное дело-то не завели? Ведь отнять-то тебя ювеналка имеет право только по решению суда…

– Так на основании чего заводить-то? Мы с мамой вполне нормально живём! Сейчас ведь я не один! – поспешно возразил Лесь. – Поэтому они и отстали от меня – сразу же, как только мама вернулась.

– Что, даже «хвоста» никакого не было больше?

– Не-а, – со знанием дела отозвался Лесь. – Такое за собой я обнаруживать умею… Если про Линду Борисовну не вспоминать – то вообще ничего.

– Ну, у дома-то понятно, и так известно, где ты… А если куда-то далеко уезжаешь? – не сдавался Тоха, которому было даже немного обидно, что вся история прошла без него и закончилась. – Ну, в воскресенье, например.

Лесь вспомнил храм, пока непривычную, но красивую службу, Василиску, Лену с Рюриком и «варягами» и замотал головой:

– Не, не было никакого «хвоста». Мы же на машине были – родители Рюрика за нами заехали… А на машине «хвост» вообще на раз просекаешь!

– Ну а в центре?

– А в центре тем паче всё чисто было, – Лесь почти обиделся на друга. – Тох, ну что ты, а?

– Да ничего, просто странно это…

– Ничего не странно!

– А мне кажется – странно.

– Тебе хорошо странности придумывать, дома сидя!

Тоша открыл было рот, чтобы достойно ответить, но вдруг поник и согласился:

– Ну да… Извини. Это словно книжка какая-то, вот и увлёкся.

– Да ладно, – тут же остыл Лесь. – Мне тоже иногда так кажется, когда вспоминаю.

Некоторое время друзья сидели молча, но тишину прорезали первые такты «Звезды по имени солнце» – это Лесю звонил кто-то с неизвестного номера. Пока оба друга шарили по комнате, как в игре «горячо-холодно», в поисках источника звука, телефон успел проиграть всё вступление и перейти уже к куплету:

«Белый снег, серый лёд

На растрескавшейся земле…»

– Алло?

– Алексей, это я, Максим.

– Какой Максим? – испугался Лесь.

– Ну, Максим… друг твоей мамы.

– А-а… Чего вам? – вопрос прозвучал недружелюбно на грани приличия.

– Твою маму забрали в… больницу – у неё… А, ладно, – перебил Максим сам себя, – всё равно ты не знаешь этих терминов. Я сейчас за тобой подъеду – скажешь адрес?

– А…  Да я сейчас выйду на перекрёсток с Панфёрова, за продуктовым магазином, знаете? А то развернуться вам будет сложно, – мигом растерял всё недружелюбие Лесь, мечась по комнате в поисках своих вещей. Рюкзак оказался на кровати, макар – на подоконнике… Лесь торопливо сгрёб всё в охапку и вылетел в коридор.

Уже вешая трубку, Лесь всунул ноги в кеды, помахал Тошиной маме рукой и выбежал из квартиры. «Ну я же говорила! – проницательно заметила интуиция. – Мамы снова нет…»

Интерлюдия

Старенький кондиционер натужно гудел, всасывая в своё серое чрево прокуренный воздух, изредка по-стариковски подвывая и пощёлкивая чем-то внутри себя. Охладить всё помещение – просторное, похожее на обычный деловой кабинет – ему уже было не под силу, но он ещё рвался в бой.

Несмотря на довольно поздний час, немногочисленные люди, собравшиеся здесь, пока и не думали расходиться. Мерцали мониторы, жёсткий электрический свет не оставлял тени ни единого шанса, заливая всё доступное пространство.

У тёмного окна, задумчиво вертя в руках пульт от того самого кондиционера, стоял мужчина, большинству собравшихся знакомый лишь заочно. Движения его были спокойны и собраны, но тени вокруг неприятно-проницательных глаз, морщины на высоком лбу и бледные, почти бескровные губы человека, не спавшего сутками, ясно показывали, что посетитель этот измотан до предела и держится только на силе воли.

Тем ни менее взгляд оставался всё таким же пронзительным, а голос резким и жёстким, как наждачная бумага:

– Я не понимаю, – с раздражением выговаривал присутствующим мужчина, – неужели это так сложно: найти мне одного единственного мальчишку в определённом районе города?!

– Но в прошлый раз… – начал было один из них, единственный, кто носил погоны – по крайней мере, в открытую. Окончить фразу у него не получилось – мужчина безошибочно нашёл говорившего, и под немигающим взглядом покрасневших от бессонницы глаз тому стало так неуютно, как не было бы жителю знойного Египта при виде полярного медведя в его, «белого мишки», родной среде обитания.

– Всё, прошлый раз остался в прошлом, сейчас не май, а конец июня, – голос резанул бритвой. – Мы работаем с текущей ситуацией. И результата пока – ноль. Я не понимаю, – снова повторил мужчина, – неужели это так сложно? Один-единственный мальчишка. Внешность у вас есть, домашний адрес, адрес родственников – тоже. Страница «ВКонтакте», другие сайты, где он зарегистрирован – вообще не проблема отследить. Даже мобильный у вас на прослушке… И?

– На сайте «ВКонтакте», ровно как и на форумах, где у него есть логин, он не появлялся с середины месяца, ну, когда он, предположительно, был ещё дома…

– А телефон теперь выключен. Мы маячок поставить не успели, – подал из угла голос молодой человек с наушником в одном ухе, не отрывающий глаз от монитора. За ним он и спрятался от ответного взгляда, пробормотав что-то про Всевидящее Око Саурона. – Он правда изредка матери звонит с какого-то другого…

– И в эти редкие моменты – все спят? – полюбопытствовал мужчина с раздражённой гримасой, хотя, безусловно, прекрасно знал ответ и по отчётам.

– Нет, но сигнал каждый раз идёт из другой точки города, непредсказуемо! – «наябедничал» молодой человек, верящий, наверное, что в укрытии за монитором он в относительной безопасности. – И мы пока не вычислили сам телефон, а симку он, похоже, меняет…

– А разговоры с матерью?

– Он ничего не говорит о своих планах. Или говорит, но информация не подтверждается, сколько уж раз проверяли…

– То есть, врёт маме, – усмешка в голосе мужчины была какая-то странная. Болезненная, неприятная. Отчего-то казалось, что мужчина делает именно себе больно этой фразой, сознательно, словно наказывая себя.

– Ну… видимо, врёт.

Некоторое время царила тишина, может, и опасная, но молодой человек не выдержал и украдкой выглянул из-за монитора – ему был интересен, так сказать, заказчик всей этой кутерьмы с розыском одного-единственного ребёнка, умудряющегося то и дело волшебно и бесследно исчезать.

Лицо мужчины в мёртвом свете «дневных» ламп казалось восковым. Высокий лоб с выступами, обозначающими, по мнению знатоков, жёсткость, упорство и некоторую брезгливость, некогда сломанный и потому теперь горбатый нос, плотно сжатые бескровные губы и резко очерчённый волевой подбородок – всё вместе складывалось в неприятную в своём раздражении маску. Если бы мужчина улыбнулся – возможно, впечатление было бы совершенно иным, иначе бы сложились, как паззл, черты лица… Но он не улыбался. Только глядел на людей красными от недосыпа глазами.

– Итак, работаем. И на сей раз я тоже этим займусь… не зря же я приехал сюда, бросив все дела. Мне нужен этот мальчик, этот… Алексей Ильин.

То, как переглянулись некоторые из присутствующих, он не заметил… а скорее, сделал вид, что не заметил. Да, он бросил все дела – так или иначе именно из-за этих поисков.

– И ещё, – напоследок добавил мужчина, – об этом деле никто не должен знать. Вообще никто. Выкручивайтесь как хотите, но подробностей нельзя говорить даже любимой тёще, если таковая у вас вдруг имеется…

Часть 2. Дом 3/8 по Ильинке