Несколько слов к предпринимателям

В продолжающемся уже долгие годы споре о картельном законе немецкие предприниматели меня часто неправильно понимают. Поэтому, заканчивая этот обзор, я хотел бы ска­зать предпринимателям несколько слов. По моему непо­колебимому убеждению, свободное предпринимательское хо­зяйство держится и падает вместе с системой рыночного хо­зяйства. При всяком другом порядке предприниматель все более и более принуждается к роли простого исполнителя чужой воли, чиновника планового хозяйства. Если он больше не хочет выполнять народнохозяйственную задачу - меряться силами в свободном соревновании, если будет узаконен порядок, который больше не требует индивидуальных сил, фантазии, смекалки, способностей и организаторского талан­та и если более способный больше не может и не смеет иметь преимущества перед менее способным, - то тогда свободное предпринимательское хозяйство не сможет больше существо­вать. Воцарилась бы всеобщая уравниловка, сваливание от­ветственности на других; стремление к прочности своего по­ложения и к устойчивой ситуации должно было бы привести к такому умонастроению, которое больше не согласуется с истинным предпринимательским духом.

Я полностью даю себе отчет в том, что нападки коллек­тивистов всех мастей на рыночное хозяйство имеют целью подорвать функцию предпринимателя. Поэтому, если стрем­ление к коллективным объединениям берет верх даже в ла­гере предпринимателей, то наступит, вероятно, раньше, чем предприниматели это думают, момент, когда в политической плоскости будет поставлен вопрос: на каком все же основа­нии можно еще защищать частную собственность на средст­ва производства и право предпринимателей свободно прини­мать хозяйственные решения? [14]

Поэтому я хотел бы еще раз резюмировать: если мое понимание картелей воспринимается как враждебное отно­шение к предпринимателям, то я должен усомниться в серь­езности и искренности такого толкования. Я считаю себя вправе утверждать, что в Германии просто нет более пыл­кого поборника свободного предпринимательского хозяйст­ва, чем я. Я стою на этой точке зрения вот уже восемь лет, в течение которых я несу ответственность за хозяйственную политику Федеративной республики и, несмотря на все заподозривания, враждебное отношение и оскорбления, я оста­вался ей верен и всегда энергично защищал строй свободного предпринимательского хозяйства. История покажет, что в борьбе за закон о картелях я отстаивал положение и функ­ции свободного предпринимателя лучше, чем те, нежелаю­щие ничему научиться круги, которые усматривают благопо­лучие предпринимателя в картельном объединении. [36]

Людвиг Эрхард. "Благосостояние для всех" - Глава VIII. Весьма ценна возможность высказывать требования и мнения без «посредников»

Каждый государственный деятель, несущий политиче­скую ответственность, должен постоянно и серьезно заду­мываться о месте человека в государстве, или, вернее, об отношении гражданина к государству. Под этим углом зре­ния я хотел бы хоть краем коснуться того стремления по всякому поводу создавать организации, чтобы не сказать «организационного неистовства», которое так характерно для XX века. Столь часто высмеиваемая раньше тяга добро­порядочных немецких обывателей к основанию всякого рода объединений и обществ приняла новые и опасные формы. Она породила убеждение, что следует создавать лишь круп­ные и мощные организации, которые смогли бы внушительными политическими манифестациями подкрепить свои тре­бования, с целью добиться капитуляции государства перед их интересами. Несомненно, что многие крупные объедине­ния по защите своих групповых интересов и пытаются дей­ствовать по этому принципу. Подобная, необоснованно пре­тенциозная практика, должна неизбежно привести к тому, что государство станет игрушкой в руках объединений, представляющих групповые интересы. [16]

Параллельно с этим процессом идет другой, который можно назвать почти трагическим. Опыт, приобретенный мной за те долгие годы, когда я нес ответственность за эко­номическую политику, показывает, что во все коллективные волеизъявления закрадываются «ошибки перевода» наихуд­шего рода. Те пожелания, чаяния, надежды, заботы, которые хочет выразить отдельный человек, независимо от его про­фессии или положения, не имеют почти ничего общего с тем, что предъявляется в виде требований организациями, кото­рым он доверил защищать его интересы. [16]

Это утверждение можно подкрепить рядом примеров. Вспоминаются, например, результаты опроса во время за­бастовки по поводу вопроса об участии рабочих в управлении предприятий. На вопрос: «Почему вы бастуете?» - лишь незначительная часть опрошенных смогла дать хотя бы приб­лизительно верное объяснение профсоюзных требований, из-за которых была объявлена забастовка.

Подобное положение вещей распространяется не только на отношения между работодателями и служащими, и рабо­чими.

И в других областях мне приходилось быть частым сви­детелем подобных грубых «ошибок перевода»: например, когда я беседовал с отдельными предпринимателями об их отношении к требованиям их объединений по вопросу о кар­телях, или когда я вел дискуссию с торговцами различных профессиональных классов или же разбирал с представите­лями среднего сословия их коллективные требования. И каж­дый раз я устанавливал, насколько мало соответствует «кол­лективная воля» индивидуальным пожеланиям.

О будущности демократии

Основываясь на этом опыте, я считаю, что организация лишь до тех пор может считаться не вызывающей опасений и является с государственно-политической точки зрения без­опасной, пока она добросовестно старается суммировать ин­дивидуальные представления, кристаллизуя пожелания, но не пытается проводить собственную политику силы, политику самой организации, как таковой.

Это один из труднейших вопросов, с которыми мы стал­киваемся в нашей молодой, не нашедшей еще окончатель­ных форм, демократии. Притом, разрешение этого вопроса вовсе не входит в задачи государства. Каждый призван по­заботиться о том, чтобы мы снова нашли такие формы сов­местной жизни, при которых каждый гражданин сознает от­ветственность за свою судьбу и не захочет больше скрывать­ся в туманной анонимности, а потому не будет передоверять какому-то учреждению или организации безоговорочное пра­во пользоваться его мандатом по собственному усмотре­нию. [16]

Нам нужно будить и постоянно укреплять одни из ос­новных факторов человеческой энергии - волю к независи­мости и к свободе. Да я и не представляю себе, как можно быть счастливым, обезличив себя самого и доверив всецело свое будущее какой-то организации? И, наконец, я не скло­нен признавать, что аргументы сильнейших организаций всегда наилучшие. Сколько раз я уже говорил об этом!

Вообще, мыслить общими понятиями и даже выражать мысли общими понятиями стало дурной привычкой нашего времени. Не ужасно ли, что со стороны отдельных профес­сиональных групп высказывается всегда лишь одно только мнение, что всегда выставляется лишь одно - абсолютное - требование? Подобная узость бесплодна и неизбежно ведет к стерильности. Так, например, мне преподносят мнение «хозяйства», «промышленности», «торговли» и т. д. Кто же это, - спрашиваю я, - «хозяйство», «промышленность», «торговля»? Неужели мнения отдельных участников этих группировок могут быть в такой степени обобщены и уреза­ны, чтобы кто-нибудь был вправе говорить в единственном числе?

Если бы еще при этом допускалось, что в том или ином вопросе большинство придерживается одного мнения, а ос­тальные другого, то это еще свидетельствовало бы о правдо­подобности мнения и оставляло бы открытой возможность практических альтернатив. Но добиться единого коллективного суждения, как правило, почти невозможно, а уж тем более, когда оно преподносится с претензией быть обяза­тельным для всех к нему причастных.

Эти замечания не следует рассматривать в качестве не­благоприятного отзыва о наших организационных формах вообще. Нужно только не терять из виду относительность по­добных коллективных мнений и этим вскрыть серьезную проблему нашего общественного хозяйства, а отсюда и нашей экономической политики. Вот почему я всегда приветствую каждое, непосредственно выраженное мнение. Я очень рад, когда многочисленные граждане обращаются непосредствен­но ко мне с письмами, выражая пожелания, высказывая одоб­рение, но, разумеется, и критикуют остро отдельные планы и мероприятия.

Эти прямые откровенные высказывания часто оказывали мне ценную помощь; они, по меньшей мере, давали мне возможность следить за реакцией населения - как положи­тельной, так и отрицательной - на явления хозяйственной жизни. Например, когда вскоре после денежной реформы 8 и 9 июля 1948 года представитель СДПГ решился заявить, что денежная реформа и вытекающие из нее мероприятия ниего не изменили (депутат Зёйферт так и сказал: «Никаких улучшений в снабжении не последовало»), - я ответил ему следующее (согласно протокольной записи Хозяйственного совета, стр. 704):

«Если предыдущий оратор утверждает, что не может быть и речи о действительном улучшении в области снабжения, тогда, милостивые го­сударыни и государи, я не знаю, где представитель СДПГ был во время денежной реформы. Во всяком случае, не на улице. (Выкрик слева: «Пло­хие товары по высоким ценам!») Если вы придете в мое управление, я смогу показать вам целые горы писем от рабочих и служащих, от пред­ставителей всех слоев нашего народа; в них высказывается глубокое удовлетворение денежной реформой и проводимой мною экономической политикой (аплодисменты)».

Психологическое и политическое значение таких писем не уменьшается от того, что их можно разбить на три катего­рии, правда, неодинаковой ценности: во-первых, письма от людей, серьезно относящихся к делу, письма в которых вы­сказываются заботы, подлинные пожелания и серьезные предложения; во-вторых, немногочисленные, но постоянно повторяющиеся послания с «патентованными рецептами», которые, якобы, могут сразу же устранить все трудности; и наконец, письма с суждениями, высказываемыми с позиций голого отрицания и диктуемыми подчас пламенной ненави­стью. Вполне понятно, что первая категория мне наиболее симпатична, и не только с деловой, но и с личной точки зре­ния; к счастью, она и наиболее обширна.

Для иллюстрации приведу несколько выдержек из мно­жества писем, поступающих ко мне ежедневно. Из очень большого количества писем явствует, насколько близко при­нимают к сердцу миллионные массы народа сохранение ус­тойчивости валюты и как мало шансов у теоретиков постоян­ной легкой инфляции найти сторонников.

Один гражданин из Кобурга в июле 1956 года писал:

«Миллионы немцев взирают на Вас с надеждой и пожеланием, чтобы Вам удалось предохранить нашу валюту и нашу экономику от угрожающей им опасности. Это нелегкая задача - в мире, разбившемся на дюжины независимых экономических районов, готовых принести свою естественную взаимосвязанность в жертву ложно понимаемому инстинк­ту самосохранения. Подобное же неразумное поведение можно зачастую констатировать и в нашем собственном народном хозяйстве, и это яв­ляется одной из причин Вашего беспокойства за судьбы нашей валюты. И здесь действует лишь лекарство, что и во всех других областях нашей ищущей совершенства жизни: повышать осознание естественной взаи­мосвязи всех жизненных функций в организме мирового хозяйства».

Из Эггенфельдена в Баварии пишут 1 мая 1956 года:

«Браво, господин министр! С глубоким удовлетворением воспринял я (и все те, с кем я беседовал) Вашу речь в Мюнхене. Государственный деятель, занимающий такое общественное положение, наконец, нашел мужество высказать то, что думает каждый мыслящий человек, а именно, что очень многие в наше время потеряли чувство меры по отношению к тому, что является возможным. К сожалению, это распространяется и на ведущие круги... У всех одно на уме: жить сегодняшним днем, действо­вать только в собственных интересах...»

Инженер на пенсии из Бакнанга пишет:

«... Хозяйственное чудо - инфляция! Одно я вижу и о нем слышу я много, другого страшусь. В третий раз потерять все сбережения! И что будет потом? Ведь пострадаем в первую очередь мы, маленькие люди с мелкими сбережениями. А в выигрыше останутся так называемые обла­датели ценностей, люди, погрязшие в долгах, спекулянты... Еще не ус­тоявшееся доверие к государству не вынесет столь огромной нагрузки. Инфляция - совершенно аморальное средство, обворовывание собствен­ного народа».