Господь Иисус воскрешает Лазаря. Монастырь св. Еватерины, Синай

«Когда настал час», – говорит Евангелие от Луки (22: 14), начиная рассказ о Тайной Вечере. «Иисус, зная, что пришёл час», – говорится в Евангелии от Иоанна (13: 1) в начале повествования об умовении ног. Час Иисуса начинается с воскрешения Лазаря. Согласно византийской традиции, текст, посвященный этому событию, читается на литургии в субботу перед праздником Входа Господня в Иерусалим, то есть за восемь дней до Пасхи. Его чтению предшествует пение тропаря «Общее воскресение прежде Страсти Твоея уверяя, из гроба воздвигл еси Лазаря, Христе Боже…».

Уже в первые века определились разные подходы к толкованию этого евангельского рассказа. К IV в. в святоотеческой традиции сложились два совершенно разных подхода. Одни комментаторы призывали понимать этот текст буквально, другие – аллегорически. Сторонником аллегорического понимания был, например, св. Ириней, епископ Лионский. Он трактовал текст о воскрешении Лазаря как рассказ не о реальном событии, а о том, что Христос воскрешает к новой жизни человека, умершего грехами,  того, кого разрушил и превратил в живого мертвеца грех. Руки и ноги воскресшего Лазаря, как повествует стих 44, были обвиты погребальными пеленами. Св. Ириней считает, что «это символ человека, оплетенного грехами».

С точки зрения Иринея и других святых отцов, Иисус воскрешает не от смерти физической, но от смерти греховной. Слова Иисуса «Развяжите его», обращенные к окружающим, в некоторых проповедях того времени истолковывались как призыв помочь грешнику освободиться от пут греха. Еще одно, относительно новое, прочтение 11-й главы Евангелия от Иоанна предполагает, что повествование о воскрешении Лазаря – преувеличение: речь идет не о воскрешении умершего, а об исцелении больного. Этой точке зрения примерно 120-130 лет, и собою она представляет довольно типичный случай рационализации чуда, рационального истолкования событий. Подобным образом пытались объяснять и другие события.

Нельзя не заметить, что подход такого типа зародился задолго до появления Евангелия. Еще в V в. до н. э. логографы, греческие писатели, предшественники Геродота в историографии – Гекатей из Милета, Гелланик Митиленский и другие – именно так прочитывали греческие мифы. Во II в. н. э. сторонником такого понимания мифов был Павсаний, автор огромного «Описания Эллады». Дедал и Икар не улетели, по его мнению, с Крита на крыльях, а всего лишь уплыли на двух маленьких лодках, приспособив к ним паруса. Утверждать это можно, по мнению Павсания, и на основании того, что еще Эсхил называл паруса «крыльями кораблей»

Есть еще один подход к тексту 11-й главы, достаточно серьезный. Многие толкователи считают, что первоначально это была притча, которая затем трансформировалась в рассказ о реальном событии. На то, что, возможно, текст о воскрешении Лазаря вырос из притчи, указывает начало повествования, его форма: «Был болен некто Лазарь из Вифании…» Это похоже на начало сказки, устной новеллы или притчи («Жил-был некогда…» или «В некотором царстве, некотором государстве…»), но не повествования документального характера. Во-вторых, сюжет этого повествования перекликается с Евангелием от Луки, где в 16-й главе рассказывается притча о богатом и Лазаре. И здесь, и там фигурирует одно и то же имя Лазарь, которое больше нигде в Новом Завете не встречается, и речь идет о смерти и возвращении из царства смерти, то есть о воскрешении умершего.

Богатый человек просит Авраама послать Лазаря к нему в дом, чтобы он засвидетельствовал его братьям, «чтобы и они не пришли в это место мучения». На что Авраам отвечает: «… у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их… если Моисея и пророков не слушают, то, если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (Лк., 16:28-31). Как видим, очень похоже на то, о чем мы читаем в 11-й главе у Иоанна: умерший Лазарь; богатый просит Авраама, чтобы он послал Лазаря к братьям; Авраам говорит о воскрешении умершего, в которое не поверят те, кто не верит Моисею и пророкам.

У исследователей, утверждающих, что текст Иоанна о воскрешении Лазаря первоначально был притчей, есть еще один аргумент. Если бы это был рассказ о реальном событии, то центр тяжести, вероятно, лежал бы на реакции Марфы и Марии и других свидетелей воскрешения. Вот умерший вышел из гробницы… Что происходило потом? Такого рода чудо люди всегда встречают со страхом, трепетом, ужасом и одновременно с великой радостью, восторгом – как, например, в рассказе об исцелении расслабленного в 5-й главе Евангелия от Луки: «И ужас объял всех; и славили Бога, и, быв исполнены страха, говорили: чудные дела видели мы ныне» (Лк., 5:26). В рассказе о воскрешении Лазаря подобной реакции нет.

Третий аргумент в пользу того, что в основе этого рассказа лежит притча: фраза, предваряющая повествование, повторяется в конце. Десятая глава у Иоанна заканчивается так: «И пошел опять за Иордан, на то место, где прежде крестил Иоанн, и остался там…» В конце 11-й главы читаем, в сущности, то же самое: «… пошел оттуда в страну близ пустыни, в город, называемый Ефраим, и там оставался с учениками Своими». Перед нами, говорят сторонники такого толкования, разрыв текста (разумно предположить – первоначального), куда и вставлена позднее практически вся 11-я глава.

Таковы основные теории, связанные с прочтением 11-й главы Евангелия от Иоанна. Задача заключается в том, чтобы понять, что же сказано здесь на самом деле, как выделить из этого повествования то, что напрямую касается проповеди Иисуса и Его служения. Понятно, что апокрифические Евангелия были отвергнуты святыми отцами и не вошли в Новый Завет прежде всего по той причине, что в них слишком много фольклорного, сказочного. Что отличает средневековые жития от текстов Нового Завета? Опять-таки обилие сказочного материала – всевозможных необъяснимых чудес и сверхъестественных событий. Задача каждого читателя Священного Писания заключается в том, чтобы отделить в Евангелии слово Христово и Его весть, обращенную к нам, непосредственно к каждому и каждой, от того литературного материала, который эту весть обрамляет.

В данном случае для этого нужно прочитать 11-ю главу, абстрагируясь от всех трех перечисленных выше теорий и не выдвигая своей, четвертой. Нужно постараться прочитать этот рассказ, не пытаясь ответить на вопрос, что лежит в его основе – реальное событие или притча, не пытаясь увидеть в нем аллегорию или преувеличение. Необходимо просто прочитать эту главу и постараться понять, что этот текст адресован нам.  Беда многих комментаторов Священного Писания в былые времена заключалась в том, что они пытались дать толкование текста, объяснить его. Но главное состоит не в том, чтобы попытаться оценить Евангелие с точки зрения достоверности информации, домыслить то, чего в нем нет. Главное заключается в том, чтобы увидеть, что именно  в нем есть, чтобы прочитать Евангелие как послание, адресованное каждому из нас.

Если мы именно так прочитаем 11 – ю главу, то увидим, что главный герой в ней – не Лазарь, что о Лазаре здесь почти ничего не говорится – лишь в конце главы мы узнаем, что из гробницы вышел умерший. В центре повествования, в центре словесной картины, словесной иконы – Иисус.

Говоря об 11-й главе Евангелия от Иоанна, следует выделить несколько существенных моментов. В Византии считали, что Иоанн написал свое, четвертое, Евангелие после того, как уже были написаны первые три, дополнив их тем, что синоптики (Матфей, Марк и Лука) по тем или иным причинам упустили. Вместе с тем современная биб-леистика (с начала XX в.) все более склоняется к тому, что, во всяком случае, часть текста Евангелия от Иоанна, рассказ о Страстях Господних, Его смерти и воскресении, значительно старше, чем тексты синоптиков. Предполагается, что Евангелие от Иоанна было создано не в течение двух-трех недель, как считалось раньше, а писалось годы, если не десятилетия, и что наиболее древние его фрагменты действительно старше текста Евангелий от Матфея, Марка и Луки. Сначала тексты, составившие потом четвертое Евангелие, имели хождение в первых общинах, затем к ним были прибавлены первые главы, составившие вторую редакцию Евангелия; позднее (на рубеже I и II в. н. э.) Евангелие от Иоанна появилось в третьей редакции, то есть в том виде, что вошел в Новый Завет и дошел до нас. Можно предположить, что рассказ о воскрешении Лазаря вошел в это Евангелие на втором или третьем этапе. Но это не делает его недостоверным, а всего лишь указывает на то время, когда он был на основе устного предания зафиксирован в письменном виде.

Рассказ о воскрешении Лазаря предшествует повествованию о смерти Иисуса и Его воскресении из мертвых. Один рассказ просто-напросто не может не читаться на фоне другого, поэтому каждый читатель, хочет он того или нет, но естественно сопоставляет их в своем сознании. Тем более что в обоих случаях перед нами одна и та же картина, один и тот же пейзаж: гробница, устроенная в пещере, камень, которым завален вход, погребальные пелены, сударь (или сударион) – платок с головы умершего и так далее. Иными словами, в чисто зрительном плане обе сцены чрезвычайно похожи одна на другую. Но именно эта внешняя схожесть двух событий подчеркивает, насколько они различны по самой своей сути.