Я: 1876 Bow Hill Rd. Ты ведь знаешь, в каком парке? — КиберПедия 

Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

Я: 1876 Bow Hill Rd. Ты ведь знаешь, в каком парке?

2020-12-06 94
Я: 1876 Bow Hill Rd. Ты ведь знаешь, в каком парке? 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

Я подъезжаю к её дому, когда она еще отвечает. Делаю это быстро, въезжаю на подъездную дорожку, паркуюсь и глушу двигатель. Выхожу из машины и смотрю на дом — красивый, безмятежный, по фасаду вьется плющ, на клумбах высажены розы. Именно в таком доме я мечтал жить, когда был ребенком, а потом увидел ее, стоящую у одного из окон верхнего этажа. Там, наверху, моя бедная Сильвер выглядит как призрак, одинокий, бледный за стеклом. Она действительно так чертовски красива. Поднимает руку, прижимает ее к окну, на ее лице появляется маленькая грустная улыбка, и мне хочется выбить дверь, взбежать по лестнице и обнять ее прямо сейчас.

Девушка сказала, что сейчас внутри не очень хорошо, это означает, что дерьмо должно быть бьется там о вентилятор. Я поднимаю ее ключи, чтобы она могла видеть, что делаю, когда кладу их на приборную панель Новы. Она кивает всего один раз, а потом исчезает из виду.

Я мог бы вызвать Uber, чтобы он отвез меня домой, но это кажется пустой тратой времени. Трейлерный парк, который я называю своим домом, находится в четырех милях отсюда, но мне не привыкать ходить пешком. Меня не волнует ни холод, ни тот факт, что начинается дождь. Нужно прочистить мозги, а расстояние даст мне достаточно времени, чтобы подумать.


 


Глава 26.

Алекс ничего не упоминал о письме в своих сообщениях. Ни единого слова. И его нельзя винить. На его месте я бы тоже, наверное, притворилась, что не читала такой дерьмовой, ужасной истории. Он, наверное, даже не знает, что мне сказать.

Я спускаюсь вниз, чувствуя, как меня тошнит от всего этого. У меня есть много причин для раскаяния, но я сожалею, что отправила это письмо больше, чем о чем-либо еще. Понятия не имею, что будет с ним сегодня вечером. Надеюсь, что это не будет неловкой катастрофой, но...

Я столкнулась с папой в ту же секунду, как ступила на нижнюю ступеньку.

— Черт возьми! — Он драматично прижимает руку к груди и отшатывается назад, пока не ударяется о стену. — Я думал, ты уже съехала. Ходили слухи, что в твоей комнате поселилось какое-то ночное существо. Я собирался начать взимать с него арендную плату.

— Однажды, папа. В прошлом году я каждый день вставала рано. Не стесняйся, дай мне поблажку.

— Знаю-знаю, — говорит он, обнимая меня за плечи и ведя на кухню. — Я просто прикалываюсь над тобой. Подумал, что ты оценишь, но вижу, что ты сейчас немного чувствительна. Я был удивлен, что ты вернулась вчера. Думал, что ты будешь выжимать максимум из каждой секунды в хижине. Мама сказала, что ты плохо себя чувствуешь. Все в порядке?

Вау. Наверное, мне не стоит слишком удивляться, что мама опять солгала. В конце концов, я же сама сказала ей это сделать. Хотя даже рада, что она придумала это оправдание. Иначе было бы трудно объяснить мое раннее возвращение.

— Да, конечно. Я просто чувствую себя немного не в себе из-за погоды, вот и все. Решила, что будет разумнее отправиться домой, пока не свалилась с простудой.

Папа отпускает меня, делая крест указательными пальцами, как будто он предупреждает демона.

— Если ты заразишься, держи свои микробы при себе, чтобы весь дом не умер от твоей чумы, — говорит он, снова изображая ужас. Чертов дурачок. — Ты хочешь омлет? Очень острый, как раз как ты любишь. Это может уничтожить все, что тебя беспокоит, прежде чем оно сможет взять верх.

— Конечно. Спасибо, пап.

Он принимается за работу, громыхая по кухне, стуча кастрюлями по столешницам, еще более громко, чем обычно. Я сажусь за стойку, наблюдая, как он устраивает беспорядок.

— Твоя мама повела Макса в кино, — говорит он. — Знаю, что она рассказала тебе о Гейл. Она плакала все утро. Я велел ей убираться из дома. Жаль, что ты приболела. С Максом не плохо, но я думаю, что она предпочла бы, чтобы с ней сегодня тусовалась ты. Еще одна девушка, знаешь ли.

О, уверена, что она скорее выколет себе глаза, чем проведет весь день со мной. Я единственный человек в мире, который знает ее маленький грязный секрет. Как правило, из своего печального опыта я поняла, что люди не любят проводить много времени с людьми, которые знают все о их проступках. Ваш вид только напоминают им о совершенных преступлениях, и они сделают все, чтобы избежать встречи с вами любой ценой.

— Да, очень жаль. Мне так жаль доктора Кумбса, — бормочу я.

— Да, бедный парень. Не знаю, что бы я сделал, если бы когда-нибудь потерял твою маму. Боже, даже думать об этом невыносимо.

Нормальные, повседневные высказывания вроде этого уже начали приобретать для меня гораздо более глубокий смысл, и я чертовски ненавижу это. Презираю себя за то, что оказалась в таком положении. Мой отец понятия не имеет, насколько он был близок... или близок... к тому, чтобы потерять маму. Но только не в автокатастрофе. Из-за парня по имени Дэн, ее босса, который сидел за нашим обеденным столом со своей женой и ужинал с нами больше раз, чем я могу вспомнить.

Жена Дэна знала что-нибудь о том, что ее муж трахал мою мать? И что на самом деле сделает папа, если узнает? Какая-то часть меня думает, что он бросит ее. Другая часть подозревает, что он останется, хотя бы попытается спасти их брак, потому что он именно такой парень, и это просто разбивает гребаное сердце.

Папа будет раздавлен. Ему будет больно, и все же он останется, ради Макса и меня, и ради всех тех лет, что они с мамой прожили вместе, но каждый раз, когдан будет смотреть на нее, он будет видеть все это в своей голове, представляя каждый последний поцелуй и ласку, и это будет съедать его живьем.

— Сил? Земля вызывает Сильвер. Что случилось? Ты выглядишь так, будто собираешься разрыдаться. Моя стряпня действительно не так уж плоха.

— О, я знаю. Я… это просто... это мои носовые пазухи, вот и все. — Вытираю глаза тыльной стороной ладони, радуясь, что вовремя спохватилась, прежде чем действительно заплакала. — Лук не помогает. Мне кажется, что моя голова вот-вот взорвется.

— Шутки в сторону, почему бы тебе не вернуться в постель, дорогая? Я могу принести это тебе, когда все будет готово. Тебе, наверное, надо отдохнуть.

Я хочу остаться здесь с ним, слушать его глупые насмешки и смеяться над ним, но, честно, не могу доверять себе. Чувствую, что сейчас растворюсь в луже страданий, и это было бы очень, очень плохо.

— Спасибо, папа. Ты самый лучший.

Я встаю и направляюсь к лестнице. Это глупо и кажется слишком очевидным, но останавливаюсь у подножия первой ступеньки, оглядываясь на него через плечо.

— Эй, пап?

— Что случилось, малыш?

— Я люблю тебя.

Его глаза округляются и становятся огромными как серебряные доллары.

— Вот дерьмо, Сильвер. Ты, должно быть, действительно больна.

Я проскальзываю в свою спальню, когда слышу, как он кричит мне вслед на лестнице.

— Но я тоже люблю тебя, милая!

 


Мама и Макс возвращаются из кино около пяти. Я не спускаюсь вниз к обеду. Просто... не могу заставить себя сидеть и убедительно притворяться. Я бы потерпела неудачу. Огрызалась бы на нее, а папа выйдет из себя. Он ни за что не согласится с тем, как я отношусь к маме, когда, по его мнению, она скорбит о смерти своей лучшей подруги.

Если быть честной, то она скорбит о своей подруге. Она просто ещё ощущает себя чертовски виноватой, потому что чувствует ответственность за несчастный случай, который убил Гейл, и что ее тайна была раскрыта, и она предстала в качестве лживого чудовища. Я могу представить, что это, по крайней мере, должно быть выносом мозга.

Мама ложится спать до смешного рано, закрывшись в спальне. В девять я спускаюсь вниз и стучу в дверь папиного кабинета, зная, что он все еще сидит за своим столом и усердно работает.

— Входите на свой страх и риск, — говорит он из-за двери.

Я вхожу в его кабинет, папа трет глаза, свет от экрана компьютера отбрасывает голубое сияние на его лицо.

— Тебе уже лучше, малыш? — спрашивает он.

— В основном.

— Ну, если тебе нужны деньги, то лучше бы они были на что-нибудь хорошее. Пиво. Пистолет. Доза кокаина.

Он шутит, потому что безоговорочно доверяет мне и знает, что я никогда не буду иметь ничего общего с незаконным огнестрельным оружием или сильнодействующими наркотиками. Стыд режет меня холодным, неумолимым ножом под кожей. Я именно та хорошая девочка, какой он считает меня сейчас, но так было не всегда. Отнюдь нет. У него был бы сердечный приступ, если бы он хоть немного представлял, в какое дерьмо я была втянута с Кейси.

 — Мне не нужны деньги, папа. На самом деле мой сберегательный счет выглядит довольно здоровым. Я хотела попросить еще кое о чем.

Он смотрит на меня, откинувшись на спинку стула.

— Звучит зловеще.

— Я хочу переночевать у Алекса. — Ужасно краснею, как только выговариваю эти слова. Боже, это была плохая идея. О чем, черт возьми, я думала, когда вот так выпалила все это? Мой отец выглядит так, будто ему трудно глотать.

— Прошу прощения? Алекс? Твой ученик по игре на гитаре? Тот, что с мотоциклом и всеми этими тюремными татуировками?

— Это не тюр… не важно. Да, тот парень, который приходил сюда на днях. Он и я... мы вместе.

— Иии... — он качает головой и надувает щеки. — Ты говоришь мне это на обороте просьбы пойти и провести ночь в его доме?

— Да. Я знаю. Просто сумасшедшая.

Он смеется, но я вижу, что ему не по себе.

— Как давно вы с ним встречаетесь?

— Не долго. Пара дней.

— Боже, Сильвер. Ну же, что ты ожидаешь от меня? Ты действительно думаешь, что я соглашусь?

— Он живет в парке Солтон-Эш. Один. В трейлере.

— Боже правый…

— У него было несколько стычек с законом. Но ничего страшного. Ничего ужасного.

— Сильвер, если ты пытаешься сделать так, чтобы твоя просьба звучала менее безумно, то ты направляешься не в ту сторону.

— Просто выкладываю все карты на стол, папа. Предоставление тебе всей информации, какой бы плохой она ни была, кажется самым разумным вариантом. Я знаю, что это радикальный подход. Просто надеюсь, что ты оценишь мою честность и поверишь, что я знаю, что делаю.

Он бросает на меня обеспокоенный, растерянный взгляд, граничащий с раздражением.

— Черт возьми, Сил. Неужели ты не можешь просто соврать мне, как любой нормальный подросток? Иногда незнание — это блаженство.

Это ударяет меня, как десятитонный груз. Иногда незнание — это блаженство. Папа бы все еще говорил так, если бы знал, чем занимается мама? Понятия не имею. Неужели я так откровенна с ним сейчас, потому что заставила маму солгать ему и теперь чувствую себя чертовски виноватой? Абсолютно, на все сто процентов, да.

— Мне показалось, что я должна была честно тебе все объяснить, — бормочу я.

— А если я скажу «нет»? Ты собираешься устроить какой-нибудь грандиозный побег и спуститься по шпалере в три часа ночи? Потому что я не хочу беспокоиться о том, чтобы установить какую-то импровизированную сигнализацию по периметру участка так поздно вечером.

— Нет, папа. Чёрт побери. Я не настолько гибкая, и ты это знаешь.

Он фыркает и сердито смотрит на меня.

— Это какой-то кармический пинок под зад из-за всего того дерьма, что мы с твоей мамой натворили, когда учились в старших классах, не так ли?

— Держу пари, что ты не спрашивал разрешения у Ноны и дедушки.

Он смеется.

— Нет, точно, нет, и твоя мама тоже. Мы были ниндзя, Сильвер. Ниндзя. Они никогда ничего не подозревали.

— По крайней мере, ты будешь точно знать, где я, — говорю я, слабо пожимая плечами.

Он хочет сказать «нет». Действительно хочет быть строгим, твердым папой, который заворачивает свою дочь в вату и на три замка запирает входную дверь на ночь, пытаясь удержать большой плохой мир как можно дальше. Бедняга, он выглядит так, словно за последние десять минут постарел на десять лет. Я искренне удивляюсь, когда он вздыхает и разводит руками.

— Хорошо. Ладно, можешь идти.

— Серьезно?

— Да! Но... Господи, Сильвер. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что картина, которую только что нарисовала об этом парне, выглядит не очень хорошо. Если он начнет сходить с ума, если начнет вести себя напористо, если хотя бы посмотрит на тебя не так, как надо, или напугает тебя, ты немедленно позвонишь мне, и я в мгновение ока окажусь в том трейлерном парке с чертовой кувалдой в руке.

Папа такой грозный, что каждое слово говорит серьезно. Его взгляд стал отстраненным — я вижу, что он представляет себе, как все это будет происходить: поездка в Солтон-Эш, тяжесть орудия в его руках, каково будет поднять его над головой и сломать колени мальчику, который заставил меня плакать.

Он и сам не знает, что уже на девять месяцев опоздал.

Тот мальчик, который сломал меня с чистым послужным списком, обаятельной улыбкой и великолепным ореолом. По иронии судьбы, именно этот парень с судимостью, телом, полным чернил, и опасным блеском в глазах снова собирает меня воедино.



Глава 27.

Я много раз проезжала мимо Солтон-Эш, но никогда раньше не сворачивала с дороги и не въезжала на территорию трейлерного парка. За последние семнадцать лет впервые встретила того, кто бы здесь жил, и меня удивляет, насколько ухожен и красив этот участок. Мне кажется, что мои нервы вот-вот возьмут верх, когда я медленно еду по широкой асфальтированной дороге, изучая номера трейлеров, ища тот, который принадлежит Алексу. Наконец я вижу его мотоцикл и понимаю, что нашла нужное место.

В отличие от некоторых других трейлеров, здесь нет цветов в горшках, пластиковых ветряных мельниц или маленьких гномов, сидящих на ступеньках перед его трейлером. Небольшая лужайка справа от входной двери выглядит так, словно ее недавно подстригли, чистая и ухоженная, даже в темноте.

Внутри горит свет. Выхожу из Новы и захлопываю за собой дверь, прежде чем успеваю прислушаться к тревожному голосу в моей голове, который говорит мне, что это глупая идея и я должна идти домой. Едва могу стоять спокойно, пока жду наверху лестницы, пытаясь собраться с духом, чтобы постучать в дверь. Музыка внутри внезапно стихает, и я слышу движение по другую сторону двери.

Голос Алекса — немного приглушенный, но вполне слышный — слегка поддразнивает, когда произносит:

— Ну же, Argento. Ты уже зашла так далеко.

— Ты серьезно собираешься заставить меня постучать?

— Только из вежливости.

— Придурок, — простонал я. — Открывай дверь.

Дверь распахивается внутрь, и на пороге появляется Алекс в черных джинсах и простой черной футболке. Его темные волосы зачесаны назад, подчеркивая выбритые виски. Боже, его длинные, обычно волнистые пряди сейчас мокрые. Он выглядит так невероятно сексуально. Свежий, чистый запах ударяет меня сильнее, чем когда-либо, и я понимаю, что он, должно быть, только что вышел из душа.

Я совершенно не готова иметь дело с таким дерьмом. Следующий уровень: «Алекс-Моретти-самое-охрененное-существо-ходящее-по-этой-земле». Никогда не поддавалась гормонам и не теряла голову из-за красивого парня, но сейчас, когда он стоит передо мной, и его лицо купается в теплом сиянии, исходящем из трейлера, то понимаю, что значит лишиться дара речи от одного только вида кого-то.

Он ухмыляется, слегка приоткрыв рот, кончик языка прижимается к передним зубам, и мои предательские колени чуть не подкашиваются.

— Тащи свою задницу сюда, пока кто-нибудь из моих соседей не украл тебя, — говорит он, кладя руку мне на бедро и подтягивая меня на последнюю ступеньку трейлера.

По дороге сюда у меня сложилось довольно четкое представление о том, каким будет его дом, но, войдя в него, я поняла, насколько ошибалась. Во-первых, здесь не пахнет грязными носками. Пахнет чистотой, как и он сам. Гостиная, в которую я вошла — это не бомбоубежище, заваленное одеждой, пустыми картонными коробками и грязной посудой. На стенах так же нет плакатов с полуголыми женщинами, развалившимися на мотоциклах. Большая секционная кушетка умещается вдоль стены в дальнем углу комнаты, а слева от меня полка, уставленная рядами потрепанных, потертых, хорошо зачитанных книг.

Музыка, которую я слышала снаружи, доносится из проигрывателя на боковом столике под окном, под которым находится ошеломляющее количество виниловых пластинок. Телевизор не такой большой, как я думала. Коллекция фотографий, вставленных в рамки и установленных рядом с ним, занимает значительную часть на самой большой стене. Я приготовилась к тому, что меня ждет потрепанный липкий ковер, испещренный сигаретными следами, но вместо этого под ногами у меня полированные деревянные половицы, и они выглядят так, словно их только что подметали и чистили.

— Не надо так удивляться, — шепчет Алекс мне на ухо. Я даже не заметила, что он так тихо подкрался ко мне сзади.

— Меня это не удивляет. Я просто... ну ладно. Хорошо. Я очень удивлена. Но разве ты можешь винить меня? Родители парня уезжают на уик-энд, и дом в итоге разрушается. Ты постоянно живешь сам по себе. Я думала, что твой дом будет…

— Отвратительным?

— Да. Я думала, что это будет отвратительно. — Смеяться — это такое облегчение. Это убивает напряжение, которое поднималось по моему позвоночнику с тех пор, как я вышла из Новы. Алекс разворачивает меня и обнимает своими руками.

— Кухня перевернута вверх дном, — признается он. — Но ты не волнуйся. Я убрал всех дохлых мух и крысиное дерьмо в честь твоего визита.

— Ты же не серьезно.

— Нет. Не серьезно. — Он нерешительно наклоняется и нежно целует меня в губы. — Я просто издеваюсь над тобой, — бормочет он. — В парке нет крыс. А Оскар ловит и съедает всех мух.

— Оскар?

— Кот.

— У тебя есть кот?

— Нет. Он кот, но не мой кот.

— А в чем разница?

Алекс пожимает плечами.

— Иногда он живет здесь, со мной. Иногда живет в одном из других трейлеров. Он кошачья шлюха, держащая свои возможности открытыми. Давай. Я покажу тебе, где все находится.

Кухня не безупречна, но чертовски близка к этому. Стойки чистые, и в раковине нет никакой посуды. Маленькие колючие кактусы сидят на подоконнике над раковиной, и мой мозг почти тает. Даже кактус требует некоторого внимания, и я просто не могу поверить, что Алекс Моретти заботится о чем-то подобном.

Ванная маленькая, но затирка в душе не черная от плесени, зеркало не испещрено водяными разводами и пятнами от зубной пасты, а унитаз светится белизной.

Алекс останавливается, запинаясь перед последней оставшейся неоткрытой дверью трейлера.

— Моя комната... э-э-э... — он потирает затылок — самый первый признак того, что он сам страдает от нервов. — Я здесь почти не сплю. Это не совсем роскошный дом. — Он открывает дверь и входит, напрягаясь, как будто направляется в комнату, полную разъяренных ос. Он зажигает свет, и я следую за ним.

Комната приличного размера. Наверное, такого же размера, как и моя дома. Стены здесь голые. Темно-серые занавески на окнах. На полке на стене висит ряд картин в рамках, точнее, рисунки, сделанные карандашом от руки. На всех рисунках изображены одни и те же женские черты — темные волосы, карие, одухотворенные, обиженные глаза, надутый рот. Она выглядит душераздирающе красивой и грустной одновременно. Ее сходство с Алексом выпрыгивает из рисунков и хватает меня за плечи, встряхивая, не оставляя никаких сомнений в том, что она его мать.

Большая двуспальная кровать доминирует в комнате. Пододеяльник простой белый, как и простыни и наволочки под ним.

— Купил белье сегодня днем, — неловко говорит Алекс. — Я не знал, какой цвет выбрать, поэтому сказал: «К черту все» и взял белый. Женщина в магазине сказала, что он будет выглядеть чистым. Может быть, мне следовало взять черный. Или красный.

— Белый — это хорошо, Алекс, — шепчу я.

Внезапно кровать кажется очень большой и очень пугающей. Я уже переспала с ним. Знаю, каково это, чувствовать его тело рядом с моим. Он был внутри меня... но мне вдруг стало очень трудно не стесняться, когда я стою перед такой большой кроватью. Мои ладони вспотели как сумасшедшие. Отворачиваюсь от него и встаю перед рисунками, внимательно изучая каждый из них, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце.

— Их нарисовал мой отец. Еще до моего рождения, — говорит Алекс у меня за спиной.

— А где он сейчас? — После душераздирающей истории о самоубийстве его матери я почти боюсь спрашивать.

Алекс хмыкает.

— Кто его знает. Наверное, в тюрьме. Он сбежал от нас сразу после рождения Бена. Я его почти не помню. Его никогда не было рядом.

Я провожу пальцами по ближайшему рисунку, тяжелая печаль врезается в меня. Мой отец всегда был рядом, несмотря ни на что. Я не могу себе представить, каково было бы расти без него. Не зная, что он всегда прикрывает мне спину.

 — Не многие люди умеют так рисовать. Он был очень талантлив, — говорю я.

— Его единственным настоящим талантом было подводить людей. Я его почти не помню. Смотрю на эти рисунки и вижу ее, а не его.

— Ты скучаешь по ней, — тихо говорю я.

Алекс отвечает, понизив голос, прижимая руку к своей груди, приглушенно, как будто боится, что кто-то из жестокого, сурового внешнего мира может услышать, как он признается в своей единственной слабости.

 — Иногда я так скучаю по ней, что забываю, как дышать, черт возьми.


 


Глава 28.

У меня было много девушек, которые хотели потусоваться в трейлере, но я никогда не пускал их внутрь. Никогда никому даже не давал свой адрес, поэтому присутствие кого-то здесь ощущается странно. Монти пришел сюда вместе со мной в тот день, когда отдал мне ключи, но в остальном я оберегал это место. Тихое. Уединенное. Моё.

Сильвер ходит по кухне, открывает ящики, достает из буфета кружки, наливает воду в чайник и заправляет фильтр для кофе, а я прислоняюсь к кухонной стене, наблюдая за ней как ястреб, грызя ноготь большого пальца. Она выглядит так, будто принадлежит этому месту. Понятия не имеет, где что находится, но выглядит так чертовски правильно, роясь в моих вещах на кухне, что каждый удар моего сердца ощущается тяжелым и чертовски болезненным.

Это так чертовски запутанно.

Я так яростно охранял это место, что не знаю, что делать теперь, когда она здесь, и хочу, чтобы она осталась. Сильвер налила мне кофе, насыпала в кружку четыре чайные ложки сахара, добавила немного молока и протянула мне.

— Спасибо. — Господи, даже сказать ей гребаное спасибо кажется странным. Мне приходилось так упорно бороться, чтобы заработать или добиться чего-то в этой жизни, что обычно очень неохотно проявляю вежливость, когда все-таки добиваюсь своего. Я не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то делал что-то настолько простое, как приготовление кофе, и благодарность, которую я испытываю, очень искренняя. Нелепо, но не знаю, как с этим справиться.

Я вздрагиваю, когда делаю глоток кофе, делая вид, что не замечаю, насколько он сладкий. Никогда не говорил ей, что просто нервничал в закусочной у озера; я высыпал эти пакеты в свою чашку, потому что мне просто нужно было чем-то занять руки. Вообще-то я люблю простой черный кофе, но это не имеет значения. Выпью всю жидкость до последней капли в этой чашке, потому что Сильвер, бл*дь, сделала ее для меня.

До сих пор все было нормально. Если не скажу ей что-нибудь в ближайшее время, это будет странно, а я не хочу портить все то время, которое мы проведем вместе сегодня вечером. Схватив Сильвер за руку, я веду ее обратно в гостиную и сажаю на диван. Она знает, что сейчас произойдет, и выглядит так, будто вот-вот уткнется лицом в диванные подушки и спрячется, когда я прочищаю горло, пытаясь придумать, как лучше начать.

— Ты читал его, — бросает она, прежде чем я успеваю открыть рот. — Письмо. А теперь ты думаешь, что я испорчена, и хочешь обменять меня на менее сломанную модель.

Я выгибаю бровь, глядя на нее.

— Ты действительно думаешь, что я это собирался сказать?

Она слабо улыбается.

— Ну, не знаю. Возможно. Большинство парней пробежали бы милю…

— Парни, с которыми ты имела дело, очевидно, отвратительные куски дерьма, Сильвер. Такой парень, как Джейк, наверняка сбежал бы. Я совсем не похож на него. Ты ведь это знаешь, да? — Если нет, то это на хрен опустошит меня. У нас никогда ничего не получится, если она этого не знает.

— Конечно, знаю. Ты не мог бы быть более непохожим на него, даже если бы он попытался. Наверное, я просто... боюсь. Я не хочу, чтобы ты думал обо мне и видел то уродство, о котором написала в этом письме.

— Сильвер, когда я думаю о тебе, то вижу девушку, которая разделась для меня в хижине и свела меня с ума. Это все, что я видел в тот момент, и точка. Ты даже не представляешь, как это было чертовски горячо. Это будет выжжено в моем мозгу до конца гребаных времен, так что тебе не нужно беспокоиться об этом.

Она грустно улыбается, глядя в свою кофейную кружку.

— Но? — говорит она. — Похоже, где-то здесь есть одно «но».

— Никаких «но». Это все. Я думаю, что ты чертовски сексуальна, и это никогда не изменится.

Она смотрит на меня, и голубизна ее глаз ясна и прозрачна, как озеро Кушман.

— И... ты не думаешь, что это была моя вина? Из-за того, что я сама пошла туда с Джейком? Ты не думаешь, что сама подтолкнула их?

Я вдруг чувствую, что весь горю. Гнев бурлит у меня в животе.

— Нет. Черт возьми, нет. Никогда так не думай. Если кто-то тебе это сказал, я их на хрен уничтожу. — Она тихо смеется, не обращая внимания на мои слова. Сильвер понятия не имеет, насколько серьезен. — Я провожу много времени со многими опасными людьми, Сильвер. Я могу похоронить Джейка на склоне горы меньше, чем за три часа, и они никогда не найдут тело. Если ты говоришь, что не хочешь прибегать к насилию, то все нормально. Я буду уважать это. Но никогда не буду судить, если ты скажешь мне, что хочешь, чтобы ему причинили такую же боль, как тебе. Все, что тебе нужно сделать, это сказать слово, и все будет сделано.

Сильвер словно съеживается, плечи округляются, она так крепко сжимает чашку с кофе, что костяшки пальцев белеют. С минуту она молча смотрит на край кофейного столика, и я позволяю ей подумать. Знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она сразу же отвергнет это предложение. Но я все равно хочу дать ей понять, что это реальный вариант.

— И что бы ты сделал? — тихо спрашивает она.

— Ты уже знаешь ответ на этот вопрос. — Она видит это по моим глазам. Знает, что я бы уже расчленил этих ублюдков и выбросил их искалеченные трупы в океан. У меня не было бы никакой гребаной жалости.

Девушка медленно кивает. Ее глаза не встречаются с моими, когда она говорит:

— Я не знаю, что мне делать. Все стало таким запутанным и сложным. Честно говоря, я даже думать об этом больше не хочу. По крайней мере, не сегодня. Я просто хочу быть здесь, с тобой.

Это аргумент. Теперь, когда мы признали факт наличия этого письма, она хочет, чтобы с этим было покончено. Не хочет, чтобы это нависло над нами до конца ночи. Я могу это понять. Понимаю. Но еще я хотел бы, чтобы она дала мне зеленый свет, чтобы мог запрыгнуть на заднее сиденье мотоцикла, найти каждого из этих ублюдков и подпортить их так сильно, что бы они никогда больше не смогли ходить. Это было бы удовольствием, которое не выразить словами. Но я не собираюсь настаивать на этом. Рассказать мне, что тогда произошло для нее было огромным скачком веры.

— Хорошо. Договорились. Больше никаких разговоров о письме. Мы можем приберечь эти темные вещи для другого раза. Или на никогда. Это твой выбор. Когда у тебя комендантский час? У нас есть время посмотреть фильм?

— Вообще-то... — она делает паузу. Немного неловко оглядывает гостиную. — У меня нет комендантского часа. Я свободна на эту ночь. Надеялась, что смогу остаться…

— Остаться здесь? Сегодня ночью?

— Если ты не против...

Она визжит, когда я бросаюсь к ней, поднимая ее с дивана.

— Я понятия не имею, как тебе это удалось, Argento, но ты только что сделала мою неделю, — рычу ей в волосы.

— Алекс! Отпусти меня! Какого черта? — Она смеется. Улыбка прямо там, на ее лице, поэтому я знаю, что она не злится из-за того, что тащу ее в спальню, но мне все равно нужно убедиться…

— Ты хочешь помочь мне опробовать эту кровать, Dolcezza? Потому что я никогда даже не спал в ней, и мне хочется сорвать с тебя эту чертову одежду с того момента, как только ты вошла в парадную дверь. — Действительно хотел раздеть ее с тех пор, как она приехала, но я не животное. Могу и подождать. Я был бы счастливее, чем свинья в дерьме, если бы она захотела свернуться калачиком на диване и посмотреть фильм, но не думаю, что это то, что ей сейчас нужно. Она должна знать, насколько сильно я ее хочу. Должна сама убедиться, насколько привлекательной я ее считаю. Что это письмо никак не повлияло на мою потребность в ней, ни в какой форме.

Сильвер обвивает руками мою шею, впиваясь ногтями мне в лопатки. Ее глаза ярко блестят, когда она тянется, чтобы поцеловать меня. Проводит языком по моему рту, всасывая нижнюю губу между зубами, и мой член начинает пульсировать, требуя внимания. Нуждающейся ублюдок. Я останавливаюсь перед дверью спальни и кладу руку на дверную ручку.

— Скажи только слово, и мы сможем есть мороженое на диване и смотреть «Сайнфелд».

— Или...? — спрашивает она, задыхаясь.

— Я вношу тебя сюда и поглощаю, пока ты не кончишь.

Она сильно покраснела, на ее лице застыла маленькая ошеломленная улыбка.

— Тогда открывай дверь. «Сайнфелд» может подождать.

Я ликую, пинком распахивая дверь спальни и внося ее внутрь. Сильвер снова вскрикивает и смеется, когда я бросаю ее на кровать. Снимаю с нее обувь, джинсы, бросаю трусики на пол, и мои пальцы проникают в нее прежде, чем она успевает даже вздохнуть. Она хватает меня за запястье обеими руками, удерживая, чтобы я не мог пошевелиться. Ее глаза стали вдвое больше, а рот приоткрылся…

— О, черт. Алекс!

Невероятно, она такая чертовски красивая. Все в ней прекрасно. В предрассветные часы, когда перспектива будущего не давала мне спать, и я лежал, размышляя о том, что, будет со мной, но жизнь, которую я себе представлял, была далеко не многообещающей.

Для начала я застряну, работая в Роквелле, тратя годы на Монти. Может быть, буду на побегушках у банды, разнося оружие, наркотики или грязные деньги всякий раз, когда возникает необходимость, не задавая вопросов, держа голову опущенной. Когда я чувствовал в себе оптимизм, то позволял себе представить Бена здесь. Что получил опеку над ним и являюсь для него хорошим примером для подражания. Я держу его в безопасности. Единственное, о чем никогда и не мечтал, так это о подруге или жене. Никогда не думал, что встречу кого-то, кого захочу включить в свою жизнь... но теперь есть Сильвер. Меня почти пугает мысль, что я могу нравиться ей так же сильно, как и она мне. Не хочу все испортить. Не хочу причинять ей боль. Не хочу рисковать потерять ее к чертовой матери…

Черт возьми, что ты с собой делаешь, Моретти? Сейчас не время беспокоиться о таких вещах. Просто поцелуй девушку. Сделай так, чтобы ей было хорошо. Заставь ее кончить, черт возьми.

Я следую своему собственному совету и закрываю все мысли о том, что могло бы быть, пока Сильвер у меня в постели. Она выглядит как нечто из гребаного сна, ее волосы разметались по новому пододеяльнику. Взгляд прикован к моей руке между ног. Она пристально смотрит на неё, как будто зачарованная тем фактом, что я действительно касаюсь ее.

— Черт, Алекс. Боже мой, это так приятно.

Она уже возбуждена и готова, когда я начинаю погружать в нее свои пальцы. Ее киска более чем мокрая. У нее внутри был только средний палец, но я добавляю указательный палец, сгибая в манящем движении, и Сильвер отпускает мое запястье, хватаясь вместо этого за пододеяльник, сжимая его в своих руках.

— Дерьмо. Ооо, дерьмо. Какого...черта?

Ее голова откинута назад, глаза плотно закрыты, поэтому я позволяю себе слегка самодовольно улыбнуться. Если она думает, что это хорошо, то понятия не имеет, что я для нее запланировал. Мы оба так сильно хотели друг друга там, в хижине, что ни один из нас не мог сдержаться. Я все еще очень хочу ее, но на этот раз буду держать себя на коротком поводке. Планирую довести ее сегодня до грани безумия. Я уже дал ей почувствовать, как хорошо может быть между двумя людьми, если они заботятся друг о друге. Теперь она получит полный опыт.

Сильвер скулит, глаза открываются, когда я убираю руку от ее бедер. Она смотрит на меня, немного ошеломленная, когда я засовываю пальцы в рот, всасывая соки ее киски.

— Бл*дь, Сильвер. Ты чертовски хороша на вкус. Ты станешь моей погибелью. — Мой голос охрип от желания. Член убеждает поторопиться, вылезти из своей одежды, сорвать ее рубашку и лифчик с прекрасного тела и погрузиться в нее, но сегодня все будет совсем не так. Я делаю пару глубоких вдохов, ожидая, пока сердцебиение выровняется, а затем начинаю медленно раздеваться.

Сильвер наблюдает, ошеломленная. Я до сих пор не могу поверить, что мне так повезло, что такая девушка, как она, так смотрит на меня. Это просто не имеет никакого гребанного смысла. Она такая хорошая. Такая сильная. Такая невинная во многих отношениях, а я всего лишь грязь под ее ногами. Я стягиваю с себя рубашку и стою там, нависая над кроватью, глядя на нее сверху вниз голодными глазами.

У нее чертовски феноменальные ноги. Она выгибает спину дугой, хватается за рубашку, стягивает ее через голову и быстрым движением отбрасывает. Я сам планировал раздеть ее до конца, но никак не мог найти в себе силы остановить ее, когда девушка расстегивает лифчик и бросает его на пол.

Я провожу много времени среди стриптизерш, поэтому видел много голых женщин. Даже уже больше не вижу их по-настоящему; работая в баре, я стал нечувствительным к виду такого количества голой плоти. Но вот с Сильвер дело обстоит иначе. Ее сиськи чертовски восхитительны — безупречные пропорции с остальной частью ее тела, идеальная форма, не слишком большие и не слишком маленькие. Ее соски бледно розовые. Кожа у цвета только что налитых сливок. Я не могу оторвать глаз от легкого подъема ее бедренных костей и от того, как лунный свет, льющийся через окно, играет на ее теле, отбрасывая тени на ее плоский живот и вверх по горлу.

— Такое чувство, что я нарушаю все правила, когда ты здесь в таком виде, — бормочу я. Хотел, чтобы эти слова прозвучали легко и непринужденно, но они звучат жестко и грубо; я хочу ее так чертовски сильно, что просто не могу сдержать желание в своем голосе. — Я никогда не думал, что увижу что-то настолько прекрасное.

— Алекс, — шепчет Сильвер. — Не нужно просто смотреть. Я хочу, чтобы ты прикоснулся. Хочу, чтобы ты лизал. Хочу, чтобы ты пробовал на вкус. Пожалуйста. Ты мне нужен…

Бл*дь. Неужели она не понимает, как трудно сдерживаться, когда она говорит что-то подобное? Я стискиваю зубы, успокаивающе втягиваю воздух, расстегиваю ремень и снимаю джинсы. Наверное, будет лучше, если пока оставлю боксеры…

Сильвер поднимается, встает на четвереньки и медленно ползет по кровати. Ее сиськи покачиваются, когда она ползет ко мне, и мне приходится сдержать стон.

— Что ты делаешь? Ты их не оставишь, — говорит она.

— Нет? — Она чертовски сексуальна. Откидывается на пятки, подцепляя материал моих боксеров указательными пальцами, медленно сдвигает их вниз по бедрам.

— Нет. Я хочу посмотреть на тебя. Хочу видеть тебя до последнего миллиметра.

Она более уверена в себе, чем тогда в хижине. Хотя в ее глазах все еще есть намек на нервозность, когда девушка…

Святое гребаное дерьмо!

— Оооо! Черт, Сильвер. Господи!

Я ожидал, что она спустит мои боксеры вниз по ногам, а потом снова ляжет на кровать. Черт возьми, точно не ожидал, что она возьмет мой член, прижмется губами к его кончику и засосет в рот.

Сильвер смотрит на меня снизу вверх, ее глаза изучают мое лицо, когда она медленно скользит своим ртом вниз по члену. Из моего рта вылетает целая вереница ругательств. Но я понятия не имею, что говорю. Мой мозг захватило. Все, что я могу делать, это наблюдать, как Сильвер осторожно берет меня все глубже, все глубже и глубже, пока я не чувствую, как головка упирается ей в горло.

Она качает головой, м<


Поделиться с друзьями:

Эмиссия газов от очистных сооружений канализации: В последние годы внимание мирового сообщества сосредоточено на экологических проблемах...

Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...

Автоматическое растормаживание колес: Тормозные устройства колес предназначены для уменьше­ния длины пробега и улучшения маневрирования ВС при...

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.147 с.