Социально-экономического строй СССР в исторической динамике.

Неудача, постигшая коммунистов, кроется не в роли тех или иных политиков, а в объективных условиях, в которых оказалась Россия.

Протоколы первых съездов РСДРП показывают, что в начале прошлого века все российские социал-демократы констатировали: страна стоит перед буржуазной революцией. Большевики уточняли: задача рабочего класса - возглавить революцию, объединив вокруг себя крестьянство, разгромить монархию и завести революцию как можно дальше влево. Когда это будет сделано, тогда, вместе с мировой социал-демократией, можно будет ставить вопрос о социальной революции и коммунизме.

Ленин, уже после Октября, в полемике с меньшевиками был еще конкретнее:

«Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный «уровень культуры», ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться вперед догонять другие народы».

Иными словами, новый политический строй был призван быстрее провести Россию по пути, которым уже прошли европейские страны. Для грамотного марксиста понятно, что это может быть только путь капитализма. Крестьянская по преимуществу страна должна была избавиться от полуфеодального самодержавия, которое мешало развитию товарного производства и  достичь соответствия крупно-капиталистическому уровню развитых стран.

Революция радикально принялась за дело. В феврале 1917-го она свергла монархическую диктатуру. Дворянско-феодальные пережитки отправлялись на свалку истории один за другим. В октябре 1917 рабоче-крестьянские Советы, руководимые большевиками и левыми эсерами, в свою очередь отстранили от власти «прогрессивный» буржуазно-помещичий блок и его политическое прикрытие в виде правых социалистов. В столицах и других промышленных центрах временно возникла демократическая диктатура европеизированного пролетариата. Под ее влиянием в ходе гражданской войны двуклассовый рабоче-крестьянский блок расправился также и с контрреволюционным частнособственническим капитализмом.

Но уже по окончании гражданской войны выяснилось, что возрождение промышленности и перестройка сельского хозяйства требуют развития товарно-денежных отношений и усиления регулирующей роли государства. Так с введением НЭПа началось государственно-капиталистическое развитие страны. На смену рабоче-крестьянской революционной диктатуре пришел «государственный социализм».

В этом большевики и видели свою миссию: взять власть и создать «хозяйство, организованное по типу государственно-капиталистической монополии», но служащее не отдельным капиталистам, а «всему народу», прежде всего, трудящимся классам. В ходе Русской революции большевистская партия намеревалась захватить политическую власть, осуществить государственно-капиталистическую программу-минимум (национализация банков, монополий, земли, установление правительственного контроля над остальной частнопредпринимательской деятельностью, активная социальная политика государства), а после победы грядущей мировой революции – перейти к социалистическим преобразованиям. Предлагавшаяся структура управления экономикой была заимствована у модели «военного социализма», сложившегося в кайзеровской Германии, с характерными для нее принудительным отраслевым трестированием и жестким государственным руководством.

Конечно, большевики, считавшие необходимыми куда более масштабные и форсированные усилия по централизации и модернизации экономики страны, пошли гораздо дальше, чем проводники политики немецкого «военного социализма», которые не предполагали полностью огосударствлять собственность.

Маркс допускал кратковременное укрепление государства, но предполагал его быстрое отмирание, так что переходная диктатура пролетариата должна была привести к безгосударственному социалистическому обществу. Большевики, несмотря на вынужденные меры воспитательной диктатуры над незрелыми и неготовыми к социализму массами, были убеждены в том, что, в конечном счете, государство будет идти к отмиранию и все черты «социализма-коммунизма по-Марксу» в итоге будут реализованы. Но через государственный капитализм.

Большевики, как мы уже отмечали выше, видели в модернизации России и ее индустриализации необходимую предпосылку для созревания социалистической формы организации производства. Бюрократия тоже была за модернизацию, но рассматривала ее, в первую очередь, как источник своего могущества, своей власти и своих привилегий, включая и внешнеполитическую экспансию. Поэтому российская модернизация должна была, в ее представлении, носить форсированный характер, ломая общество через колено. С широкомасштабной принудительной модернизацией подвластной им страны, с созданием мощной современной тяжелой и военной промышленности советские чиновники связывали не только решение внутренних проблем, но и мощь государства, а значит, стабильность господства и привилегий правящего слоя.

Советский период насчитывает ряд специфических этапов, пройденных в следующем порядке: Октябрьская революция и «военный коммунизм», НЭП и трестовский капитализм, реформа 1929-1933 гг. и формальный госкапитализм, реформа 1953-1957 гг. и дезорганизация системы народно-хозяйственного расчета, реформа 1965-1967 гг. и хозрасчетный капитализм, частнособственническая «перестройка» и окончательный развал.

Сталинский ревизионизм

Вся история СССР есть история борьбы специфически - российского догоняющего капитализма, против частного капитализма западного образца. Крах СССР не был и в принципе не мог стать крахом социализма. Превратная формула «поражения социализма» столь же неверна, как и заложенная в ее основании сталинская формула «победы социализма в одной отдельно взятой стране». Ошибка Сталина была не в том, что он признал действие закона стоимо­сти и существования рынка в СССР, это — констатация факта, а в том, что он считал это не капитализмом, а социализмом. Своим авторитетом он накрепко связал рынок с социализмом как первой фазой коммунизма. Тем самым он дез­ориентировал коммунистов. Он не нашел мужества отказаться от про­возглашенного им еще в 1936 г. тезиса о том, что в СССР «осуществ­лена в основном первая фаза ком­мунизма, социализм» (КПСС в ре­золюциях. М., 1985, т.7, с.51), а в 1949 г. — что социализм победил окончательно.

Относительно первой фазы коммунизма Маркс писал:

«Производители могут, пожалуй, получать бумажные удостоверения, по которым они извлекают из общественных запасов предметов потребления то количество продуктов, которое соответствует времени их труда. Эти удостоверения не деньги. Они не совершают обращения» (К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., т.24, стр.402).

В СССР же функционировало самое настоящее капиталистическое денежное обращение. Ибо в деньгах были выражены меновые стоимости товаров.

Итак, по Марксу в первой фазе коммунизма уже не должно быть товарообмена, при котором обмен эквивалентами существует лишь в среднем, через деньги, в которых сконцентрированы меновые стоимости всех товаров. В этой переходной фазе производитель получает от общества не деньги, а именную квитанцию, в которой должно быть выражено количество индивидуальных рабочих часов, представляющих собой индивидуальное рабочее время, так как другого измерителя для труда, кроме его продолжительности нет. По этой квитанции производитель получает со склада количество продуктов соответствующее затраченному количеству времени на труд. Количество труда, которое он отдал обществу при изготовлении своего продукта, он получает обратно другим продуктом, на изготовление которого затрачено столько же труда.

Следовательно, по Марксу на первой фазе коммунизма уже отсутствует обмен продуктами, но остается обмен деятельностями, т.е. обмен трудом. Поэтому распределение продуктов индивидуального потребление должно происходить по труду. Но никаких товаров здесь уже нет.

Такую же позицию занимал и Ленин. В «Проекте программы РКП(б)» он планировал «рядом постепенных, но неуклонных мер уничтожить совершенно частную торговлю, организовав правильный и планомерный продуктообмен между производительными и потребительскими коммунами единого хозяйственного целого, каким должна стать Советская республика». (Ленин В.И. ПСС, т. 38, с.89-90).

Сталин не только не видел опасности в законах товарного обмена и стоимости при социализме, но считал, что им суждено обслуживать и далее дело развития и укрепления социалистического производства, так как они, по его мнению, приобрели в этот период новое содержание. Позиция Сталина о возможности длительного существования рынка при социализме немедленно была объявлена последним достижением в развитии марксистско-ленинской мысли. Но на деле она зачёркивала учение Маркса о первой фазе коммунизма.

Не видел опасности в товарных отношениях и Троцкий, который в 1936 г. писал: «Правильнее, поэтому, нынешний советский режим, во всей его противоречивости, назвать не социалистическим, а подготовительным или переходным от капитализма к социализму» («Преданная революция», М., 1991, стр.43).

Более того, он считал, что «использование привычных норм заработной платы» служит... «строительству социализма».

На сталинской идее «рыночного социализма» воспитались, поколения, советских руководителей и ученых-политэкономов. Эта идея настолько укоренилась в сознании советских людей и научного сообщества, что её до сих пор отстаивают многие ученые, называющие себя марксистами. Невероятно дорого обошлась СССР историческая неправда, восторжествовавшая в 1936 г. Неопровержимым фактом стало то, что именно фальшивая формула Сталина о «полной победе социализма» оказалась для Советского Союза точкой реакционного разворота и поистине началом конца, поскольку обусловила полный отрыв теории от практики, подменила теорию идеологией вульгарной апологетики, устроила чудовищный театр абсурда, который искалечил сознание и судьбы сотен миллионов советских людей, дискредитировал само понятие социализма и социалистической перспективы.

Идеями «рыночного социализма» была проникнута и программа КПСС, принятая на XXII съезде в 1961 г. Несмотря на развенчание Хрущёвым культа личности Сталина в 1956 г., в ней было записано:

«В коммунистическом строительстве необходимо полностью использовать товарно-денежные отношения в соответствии с новым содержанием, присущим им в период социализма. Большую роль при этом играет применение таких инструментов развития экономии, как хозяйственный расчет, деньги, цена, себестоимость, прибыль, торговля, кредит, финансы». (Программа КПСС. Политиздат, 1971, с.89).

Нетрудно заметить, что это положение повторяет то, что написано в сталинских «Экономических проблемах социализма в СССР».

Исторический факт в том, что большевики приняли раннекапиталистическую Россию, где преобладало мелкотоварное производство и даже натуральное хозяйство. А их наследники оставили страну с уже развитой, но, опять же, капиталистической в своей основе индустрией. Поэтому, когда, к примеру, хрущевцы решили порвать со сталинизмом, это было не «предательством» или исторической случайностью, а закономерным звеном в дальнейшем развитии товарного производства. Чем больше оно развивалось, тем больше требовалось явно рыночных элементов. Сталинизм же в определенный момент перестал отвечать этому определяемому законом стоимости процессу. Уникальность процесса в том, что в России классическое для капиталистической индустриализации вытеснение ремесленника, крестьянина и кустаря крупным производством происходило без частных капиталистов - силами нового государства.

Плоды ревизионизма

Та же экономическая политика была продолжена и всеми последующими руководителями страны. В период руководства страной Брежнева, Председатель Совета Министров СССР А.Н. Косыгин (октябрь 1964 – октябрь 1980 г.) добивался проведения экономических реформ, которые были изложены им в докладе об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства на сентябрьском (1965 г.) Пленуме ЦК КПСС. Суть «косыгинских реформ» состояла в децентрализации народнохозяйственного планирования, повышении роли интегральных показателей экономической эффективности (прибыль, рентабельность) и увеличении самостоятельности предприятий. Необходимо отметить, что в период руководства Косыгиным советским правительством встала проблема изменений в системе управления.

Изменений настоятельно требовало выросшее и сильно усложнившееся народное хозяйство. В это время появляется проект ОГАС В.М. Глушкова. Идея проекта состояла в усовершенствовании централизованного управления народным хозяйством на базе электронно-вычислительной техники. Над проектом Глушков начал работать еще в 1962 г. Его предложения о разработке системы безденежных расчётов с населением каждый раз настойчиво отвергались. И тут с рыночной инициативой выступили мало кому известные экономисты Бирман и Либерман. Они предложили Косыгину свой план хозяйственных реформ. Опубликованная в «Правде» статья Е.Г. Либермана «План, прибыль, премия» считалась их научным «обоснованием».

Под воздействием немарксистских воззрений в партии, аргументов экономистов - «рыночников», а также, видимо, коммерческого прошлого Косыгина во времена НЭП, 4 октября 1965 г. было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства». Это постановление вполне соответствовало действовавшей Программе партии. В нем предлагалось «оценивать результаты деятельности предприятий по полученной прибыли (рентабельности производства)». Рентабельность уже напрямую связывалась с ростом прибыли, а не со снижением затрат на выпуск единицы продукции.

Кроме государственных и кооперативных предприятий в этом постановлении появились некие «торговые и снабженческие сбытовые организации», которым разрешалось передавать накопившиеся остатки изделий на комиссионных началах, то есть не по действующим государственным ценам. Предприятиям представлялась определенная экономическая самостоятельность. Это создавало благоприятные условия для расширения и упрочения отношений частной буржуазной собственности через укрепление рыночных механизмов товарно-денежного обмена, через дальнейшую децентрализацию управления и планирования путем внедрения моделей хозрасчета и самофинансирования на предприятиях. При таком подходе просто не могли не возникнуть и набирать силу подпольные коммерческие структуры.

Хозяйственная реформа 1965 г. вполне закономерно пробуксовывала из-за несовместимости плановой экономики с ориентацией предприятий на капиталистическую прибыль и представляемыми свободами для хозрасчета и самофинансирования. Такая ориентация требовала полной самостоятельности предприятия при установлении цены на выпускаемую продукцию, на увольнение лишних рабочих, на прочие экономические элементы капиталистического способа производства и обмена, то есть на расширение отношений буржуазной частной собственности. По этой причине директора предприятий в массе своей стали стремиться к полной хозяйственной независимости, к полному распоряжению средствами производства и распределения, которые находились в их владении и пользовании, что обусловило в дальнейшем их роль как ударной силы контрреволюции. И хотя реформы Косыгина не были доведены до своего логического завершения, (их завершили впоследствии Горбачев и Рыжков), но они имели далеко идущие последствия. Разваливалось планирование. Вместо планомерности производства и планомерности распределения с целью удовлетворения всё возрастающих потребностей общества и каждого его члена был введён показатель от достигнутого безотносительно того, имелась ли потребность в той или иной продукции. Такое планирование привело, с одной стороны, к перепроизводству товаров, не пользующихся спросом у населения. С другой стороны, возникал дефицит самого необходимого. Кроме того, в ежегодных отчетах нередко завышались производственные показатели роста.

Как следствие, происходило торможение темпов роста промышленного производства, которые упали с 12,5% предвоенного периода до 3,5% в брежневский период. Однако, несмотря на эти негативные явления в экономике, всё-таки постепенно рос жизненный уровень советских людей. Продукты питания были дешевыми. Квартирная плата представляла собой почти символическую сумму. Значительно выросли общественные фонды потребления. Вместе с тем за счет перелива средств и мздоимства верхов образовалась теневая сфера экономики. Разворачивалась торгово-распределительная сеть. Всё это к концу 70-х годов сомкнулось с партийно-государственной номенклатурой. У неё наблюдался безудержный рост привилегий и стремление к коррупции как скрытой форме эксплуатации.

С приходом к руководству страны в 1985 г. Горбачева и Рыжкова, экономика страны была полностью переориентирована на рыночно-капиталистические рельсы. Это поставило точку в существовании коммунистической надстройки, в развитии страны, и она разрушилась, конечно, не без помощи извне. Совершенно очевидно, что расширение товарно-денежных отношений и ориентация на стоимостные показатели привели к развитию и углублению капиталистических отношений.

К началу 1990-х годов государственно-капиталистическая модернизация выполнила свою историческую роль. Очередная политическая революция покончила как с властью КПСС, так и с «государственным капитализмом» в целом. Тем не менее, рыночные либералы приняли ту эстафету по дальнейшему развитию товарно-денежных отношений, которую начали именно большевики во время НЭПа. Да и сама новая правящая элита в подавляющем большинстве состоит из бывшего «партхозактива».  Это фракция реставраторов частного капитализма в КПСС. Так называемые реформаторы, которые раньше были верными слугами сталинской системы – Ельцин, Афанасьев, Попов и Ко. Предложенный реставраторами путь – денационализация собственности на средства производства, приватизация промышленности, реставрация частной собственности и рыночных отношений – был выгоден, прежде всего, той части бюрократии, которая, пользуясь своим привилегированным положением награбила огромное состояние. Она решила пожертвовать частью политического могущества ради того, чтобы легализовать свое воровство.

Вопреки ложным стереотипам, не в одночасье развалился СССР, не быстротечно и не спонтанно. Завершающему аккорду его развала предшествовали долгие десятилетия подспудного разложения и расчленения экономического базиса, формирования теневого капитала и теневой буржуазии, создания и упрочения антисоветской движущей силы, раскрепощения противоречий капитализма со снятием с них всех ограничений, начиная с государственно-монополистических.

И мы получили то, что получили.  Внутрипартийная фракция частнокапиталистических реставраторов, проведя необходимую подготовку руками Горбачева и Яковлева, в конечном итоге отбросили «коммунистическую» вывеску, передав политические полномочия другому своему ставленнику - Борису Ельцину. А застигнутому врасплох советскому народу преподнесла это как «поражение коммунизма».

2. ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ ЛЕВИЗНЫ… И СТАРЧЕСКАЯ НЕМОЩЬ ПРАВИЗНЫ

Совокупность производственных отношений составляющие экономическую структуру Советского общества, неизбежно и непреодолимо деформировали юридическую и политическую надстройку Республики Советов. Так происходило потому, что не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни любого общества. Поэтому давайте теперь рассмотрим, как производственные отношения в СССР влияли на его политическую жизнь. Так как Коммунистическая партия являлась государственной, анализ ее истории неизбежно должен также быть анализом государственного аппарата. И поскольку партию большевиков возглавлял В. И. Ленин, то начинать наш обзор, логичнее всего именно с него. Материалистическое понимание истории учитывает не только одни экономические факторы, но и роль отдельных личностей, а так же значение их идей в жизни общества. Главное не забывать: откуда берутся сами идеи, и в каком обществе формируются эти личности?

Сегодня, разные оппортунисты прикрываются ленинской работой «Детская болезнь левизны в коммунизме» чтобы, во-первых, оправдать свой парламентский кретинизм, либо профсоюзный реформизм, а во-вторых – чтобы обвинить всех, кто не желает плестись у них в хвосте, в той самой «детской болезни левизны». Это, якобы, не они – лукавые агенты капитала, а несистемные левые – несерьезные «леваки»… Громкие слова о централизации политической власти в руках партийных вождей могли бы произвести достойное впечатление, если бы не было известно, что этот аргумент используется всего лишь ради защиты самой продажной, самой оппортунистической и самой омерзительной политики.

«Детская болезнь левизны в коммунизме» – это зачастую последнее прибежище негодяев. Сама по себе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» —  известная книга Ленина, содержая резкую критику германских и голландских «левых коммунистов». Книга была написана в 1920 году и предназначалась для членов III-го Интернационала. В этом произведении, Ленин утверждает, что в войне против буржуазии, «железная партийная дисциплина» основанная на строжайшей централизации и авторитете партийных вождей является «необходимым условием» победы рабочего класса. Затем он описывает обстоятельства, которые привели большевиков к этому выводу.

Когда читаешь эту книгу, создается впечатление, что с одной стороны: Ленин был окрылен беспрецедентной в истории победой пролетарской партии, но с другой стороны: он был изрядно опьянен, рожденным этой победой, культом собственной личности. С одной стороны, он справедливо указывал на некоторые ошибки левых коммунистов, но делая это безапелляционным тоном «вождя мирового пролетариата» он, в то же самое время, и сам становился на правые позиции буржуазной политологии.

«Всем известно, что массы делятся на классы; -- что противополагать массы и классы можно, лишь противополагая громадное большинство вообще, не расчлененное по положению в общественном строе производства, категориям, занимающим особое положение в общественном строе производства; -что классами руководят обычно и в большинстве случаев, по крайней мере в современных цивилизованных странах, политические партии; -что политические партии в виде общего правила руководятся более или менее устойчивыми группами наиболее авторитетных, влиятельных, опытных, выбираемых на самые ответственные должности лиц, называемых вождями. Все это азбука. Все это просто и ясно». (Ленин. «Детская болезнь левизны в коммунизме»)

Ленин аргументирует партийность и вождизм тем, что так практикуется везде и всегда. Но, где практикуется? В обществе, разделенном на угнетателей и угнетенных! Причем роль буржуазных партий, как раз и заключается в том, чтобы закрепить и увековечить такое социальное разделение и неравенство. Партия имеет буржуазное происхождение. Это исторический факт. Ее возникновение восходит к временам, когда класс буржуазии шел к власти. И эта буржуазная политическая модель принимается Лениным априори как явление, не требующее доказательств. Тут лежит граница между Лениным – марксистом и Лениным – сыном астраханского мещанина ставшего царским чиновником; Лениным – революционером и Лениным – правителем государства, для которого партия –эффективный инструмент политической власти. Причем, власти – фактически неограниченной со стороны трудового народа.

Ленин вскользь упоминает о зарождавшейся уже в то время внутри самой РКП(б) - Рабочей Оппозиции, дескать: «И у нас есть некоторые, которые придерживаются подобных взглядов».

Но, ведь это не «некоторые», это люди, вместе с которыми он создавал партию и вместе с которыми боролся за власть. Тем более, что исторический опыт показал их правоту. Революция может быть лишь результатом действий масс, только массами она и может быть осуществлена. Ленин и его некритичные последователи в РКП(б) позабыли эту азбучную истину взвалив на себя задачу всего класса. Итогом стало утрата рабочим классом России политической и экономической власти.