Глава 11. Четверо на островке

 

 

Help, I need somebody,

Help, not just anybody,

Help, you know I need someone, help!

 

«Help!», The Beatles

 

Самая тяжелая обуза, которую ты таскаешь по Зоне, – тупая башка.

Страх, жалость по отношению к самому себе, гордость за свою крутизну, мысленный подсчет барышей от тех артефактов, которые ты добыл, – всё это лишнее в Зоне, ребята. Всё это груз, который тянет ко дну. И когда ты устаешь быть тупым, то понимаешь: пока ты в Зоне, мозги тебе надо грузить всего парой‑тройкой полезных режимов. Сосредоточенным вниманием к мелочам. Трезвым расчетом. Бесстрашием. Надеждой.

В общем, ребята, я быстро вышел к Карьеру. Но лишь после того, как взял себя в руки, прекратил истерику и начал думать. И мне такому – спокойному, сосредоточенному – Карьер дал себя найти за считаные минуты.

Тут добывали песок. Представьте себе огромную ямину метров на сто или больше в диаметре, с неровными обрывистыми краями. Кустики кое‑где, елочки какие‑то чахлые, но по большей части место это голое. Песок. Глина. Кочки. Лужи.

Труба теплотрассы в обход тянется, и в одном месте возносится метра на четыре в высоту, образуя металлическую букву «П». Наверное, дом тут был, а теперь после очередного Выброса в землю ушел, вот и вышла вроде как арка из трубы на пустом месте, а под ней тропиночка тянется… На дне Карьера то ли пруд, то ли уже болото с лягушками.

Ну и технику тут побросали… вот не знаю с каких времен. Бульдозер – весь ржавыми волосами оброс, а вот звук от него идет, будто движок запущен и работает. А что, если работает? Это ж сколько он дизеля за сорок лет сожрал? Рядышком два трупа – как видно, хотели угнать исправную технику, а техника возьми и включи защиту от дурака…

В самой середине карьера, на дне, посреди темной заиленной воды – стальной монстр, каких я по сю пору не видывал. Буй его знает, что за механизм такой. Очень здоровый – металлическая башня на мощных гусеницах, две штанги – прямая и косая – на крыше этой башни, а спереди из нее торчит мощная ржавая стрела, к которой крепится колесо устрашающих размеров. На колесе устроены металлические черпалки – одна за другой, несколько десятков штук. И по ним видно, что стальной монстр этот – скорее всего старый советский роторный экскаватор.

Что‑то он тут мощно рыл в 1986 году, когда грянула эвакуация. И мрачные советские дяди из обкома решили пожертвовать его духам этого места…

За кормой башни был укреплен пакет бетонных плит – противовес землечерпальному колесу, не дающий всей конструкции завалиться вперед. Там же, видимо, находился и электромотор. Во всяком случае, от стрелы, через передаточные колеса на верхушках прямой и косой штанг, к кормовому противовесу тянутся стальные тросы, заставлявшие когда‑то вертеться чудовищное колесо с черпалками.

И тросы эти, наверное, убийственной прочности. Иначе еще на заре Зоны, в 1980‑х, местное население, наплевав на радиацию и милицию, срезало бы их и сдало в металлолом. Я уж не говорю о 1990‑х, когда срезали всё, что плохо лежит, а потом принялись за то, что лежит хорошо и даже лежит под охраной…

Я добираюсь до обрыва и ложусь на песок. Если кто не понял, ребята, за несколько часов беготни по Зоне я устал как лось.

Смотрю на экран «Суворова».

Оп‑па! Аномалий тут более чем. И есть какие‑то среди совсем уж непонятные штуки.

Гравиконцентрат – это мне, допустим, понятно. И «электра» – тоже понятно. И «гравиконцентрат в стадии пониженной сингулярности» не вызывает вопросов – «жадинка», по‑русски говоря.

А вот… «магнетик»… и «радарный синдром»… что за синдром? Это уж слишком заковыристо, для спецов. Но ясно, что в воду, скопившуюся на дне карьера, не надо соваться даже под дулом пистолета. Потому что вылезешь уже не ты.

На всякий случай проверяю на артефакты… на арте… ох ты.

У меня за спиной, совсем неподалеку, да просто рукой подать, хоронится невероятная сокровищница. Тут и «подсолнух», и «сонный шар», и… настоящая «смерть‑лампа»! А к ним – считай, по мелочи! – льнут «мамины бусы», «звезда Полынь», «плеяда», да еще «пузырь». Целое состояние!

И если мне удастся взять хоть что‑то из этого, я выйду из Зоны очень богатым человеком…

Если только выйду.

Эта мысль вернула меня к действительности. Жирный хабар – потом. А сейчас надо заняться спасением людей.

Остров посреди Карьера, судя по детектору, на треть был занят гравитационными аномалиями. Очень серьезными. Одна страшная когтистая «лапа» охватывала низенькую сушу почти по всему периметру, оставив безопасной лишь ее среднюю часть. А там, где периметр был свободен от аномалии‑гиганта, скорее всего порожденного сращиванием целого минного поля небольших «грави», островок брали в кольцо гирлянды аномалий‑малюток, вполне способных пришибить взрослого сталкера.

Единственная «жадинка» на весь карьер оказалась… над водой. А вот этого, ребята, не бывает. Либо под водой, либо в воздухе, либо над землей, иногда – очень редко – под землей. Но над водой эти аномалии не фиксировали никогда. Ясно? За всю историю Зоны ни единого раза.

Аккуратно снимаю с плеча «Тавор» и выглядываю с обрыва. Оптический прицел показывает мне… ерунду, которую я бы и сам заметил без проблем, если бы разул глаза.

В самом узком месте болота, окружавшего остров, кто‑то соорудил мостик, уложив его на две легких пластиковых конструкции. А жадинка, как я мог понять, если бы совместил в башке яркую точку на экране ПДА и реальную местность, образовалась точнехонько на середине мостика.

Аномалии, они ведь не стоят на месте. Возможно, когда мостик сооружали, она и пребывала по соседству, а потом – хлобысть! И пожалуйте бриться…

До нее всего‑то метров семьдесят или восемьдесят… Значит, люди тоже должны быть неподалеку. У них единственный способ выбраться наружу – пройти по мостику. Но мимо жадинки они не протиснутся.

Так. Так.

Ну, точно. В кустах лежат четверо. Я их сразу не заметил только из‑за того, что они там замаскировались. Единственный клочок зелени на островке… И какого буя там делают четыре здоровых мужика? Мертвые уже? Нет, копошатся немножечко.

Один вот за мной в оптику снайперской винтовки наблюдает…

Едрить!

Я едва успел дернуться в сторону. Он убил бы меня. Нажал бы на спусковой крючок на полсекунды раньше и убил бы наверняка.

Пуля ударила прямо в «Тавор» и превратила мою штурмовую винтовку в груду металлолома. Это я потом понял, что ее очень даже стоило таскать на себе так долго, не сделав ни единого выстрела: все‑таки жизнь она мне спасла. А тогда – такая досада взяла!

И я принялся кричать:

– Придурок, мать твою! Что же ты, чмо безголовое, делаешь?!

В ответ мне полетели обидные слова. Очень много и крайне маловразумительно. Слова относит от меня ветер. Слышу только: «сунься», «сука» и «бандюга».

Это я‑то бандюга? Да я же вас, козлов, спасать явился!

Хотел высунуться во второй раз и объяснить им прямо вот так: «Что же вы, козлы, делаете, я же ваше спасение!». Но вовремя сообразил, что от второй пули могу и не увернуться.

Не сразу я успокоился. Пару минут посидел, костеря их последними словами.

Ладно, попробуем до них докричаться.

– Эй! Эй вы там! Я пришел вытащить вас из этой жопы!

Не понял, что они мне проорали в ответ. Разобрал только два самых простых слова: «Сам жопа».

Походил по обрыву, отыскивая место с нормальной акустикой. Вот тут, кажется, выйдет получше.

– Эй, мать вашу! Не стреляйте! Я пришел вас оттуда вытащить!

«Мать», «падла»…

Я все‑таки решил еще раз высунуться… и вторая пуля прошла в сантиметре от виска. Нервная работа – спасать людей. В гробу и в белых тапочках я видел такую работу.

Ну как до них достучаться‑то? Даром, что ли, я сюда шел?

Хорошо, попробуем самое простое. Надо написать им записку, а потом обернуть ею подходящий камень и метнуть его на остров. Отсюда, сверху, долетит… скорее всего.

Вот только, ребята… вы же понимаете. Зона – не изобразительная студия для малолетних художников. Фломастеры и карандаши сюда не берут. Я пришел сюда не путевые заметки фигачить. А потому блокнотика у меня нет. У меня только две чужие визитки, да еще две тысячных купюры в карманах куртки.

И что? Как теперь?

Камень я нашел. Ну… пришлось раскровянить себе палец.

Долго и тупо я выводил капельками крови на визитке случайно встреченного в метро одноклассника Борьки: «Я спасатель. Не стреляйте!».

Попутно раскровянил еще один палец, поскольку из первого кровь перестала выжиматься. Подождал, пока высохнет. Вышло криво, невнятно да вообще херово.

Еще одна проблема: визитка, она вам, ребята, не оберточная бумага. Камень в нее не завернуть.

Чем закрепить‑то? Соплями? Так насморка нет.

Ладно, отрываю узкий, длинный, кривой как едреный перец лоскут от собственной майки. Привязываю им визитку к камню. Разбегаюсь, отправляю «островитянам» своё письмишко.

Выглядываю. Добросил! Лежат мордами в грязи, руками макушки позакрывали, ожидают, когда рванет.

Да что за хлебать твою муть! А?

Ну, допустим, они в конце концов сообразят, что это не граната и не артефакт «пипец». Ну, допустим, даже сообразят прочесть.

А ответят‑то как? Точка‑тире‑точка‑тире из автомата?

Стоп, а если без этой самодеятельности, просто и незамысловато связаться с ними через ПДА? Ну, адресов их я не знаю, но через Синоптика‑то мы списаться сможем… разве нет?

Прежде чем пальцы начинают набирать послание Синоптику, в голове у меня всплывает мрачное значение слова «магнетик». Нет, ребята, связи у нас тут не будет никакой. Очень долго. И тот же Синоптик знает о четырех парнях, попавших в ловушку, тоже, по всему видать, от стороннего наблюдателя. То есть группу этот сторонний наблюдатель обнаружил, а вытаскивать почему‑то не стал. Ограничился инфой.

Точно. Аномалия «магнетик», редкая и страшно вредная для всякой техники, где используется электричество, вырубила пэдэашную связь.

Приходится мне кровянить еще два пальца. А ради двух предыдущих раззявить аптечку. Армия меня научила: можно начать гнить из‑за сущей ерунды. А потому не надо ерунде давать шанс.

Любопытно, поймут они там, островитяне эти, слова: «Спасатель, не стрл если понял двойной вздх», – на очередной визитке? Сейчас проверим.

Подсказала мне интуиция: выглянь на секундочку, авось увидишь, как твои спасаемые отреагировали на камень с посланием…

Гляжу.

Все четверо, не прячась, стоят у мостика. А рядом с ними на песке очень большими буквами выведено:

СТРЕЛЯТЬ НЕ БУДЕМ! СПАСАЙ ПОЖАЛУЙСТА.

Не стреляют. Ждут.

Хоть что‑то стало слава Богу…

Повертевшись у края карьера, я нашел тропинку, узкую, как банзай твою зай, спустился и вышел точно к мостику.

 

Трое из них были вооружены, один – нет. Но именно этот, безоружный, почему‑то выглядел главным в четверке. Невысокий, поджарого телосложения, он носил спецкостюм для защиты от электромагнитного излучения.

Не сталкерский костюм, а какой‑то особенный экспериментальный, для ученых, я его видел на экране компа всего‑то раз‑другой. Лысина ученого была такая же ровная и сверкучая, как хрустальный шар. А обрамляли ее два маленьких сахарных пятна седины. На носу у него красовались очки с линзами в круглой оправе. Мужик близоруко щурился: видно, диоптрий ему не хватало. И еще. Взгляд у него направлен был как будто внутрь него самого.

Не знаю, как сказать, ребята. Этот хрен… он… словно всё время сидел на подводной лодке, а когда требовалось ответить на что‑то, исходящее из внешнего мира, поднимал перископ – и нехотя начинал глядеть наружу, а не внутрь.

Для осмотра меня он поднял перископ на несколько секунд, не больше. Он почти не двигался. Стоял, будто памятник – не переступит с места на место, не шелохнется. Кажется, он был из тех, кто не любит возиться с оружием.

Второй – дрыщ какой‑то. Чего он без конца лыбится? Может, американец? У американцев есть такая привычка – без конца улыбаться.

Тоже низенький, но с брюшком, и весь такой напонтованный: ходит и руками этак плавно двигает, словно они у него на шарнирах. Когда я учился в универе, у нас препод такой был, мэнээс, то бишь младший научный сотрудник. Редкой подлости человек. Но степенью магистра гордился страшно – как курица первым снесенным яйцом.

У этого мэнээса имелся автомат, и парень укоротил автоматный ремень аж под самую шею. Сразу видно, что он‑то оружие любит. Я так и прозвал его про себя – «мэнээсом».

Остальные двое – бойцы. Бойцы с ухватками бойцов, пластикой бойцов, умением правильно взяться за оружие, правильно заполнить разгрузку, правильно сделать всё. Один – высокий широкоплечий парень, очень здоровый. Жгучий брюнет со средиземноморским типом лица. Такие лица можно встретить от Украины до Португалии.

Нос заостренный – мало не клюв хищной птицы. В руках у него энфилдский пулемет L86 с какими‑то еще буковками в названии, я не помню. Но, в общем, таскать в Зону добротную английскую машинку весом шесть с половиной кэгэ, если считать с сошками и боезапасом, станет только очень крепкий мужик.

На последнего из четверки я истратил большую часть своего внимания. Ведь это была женщина!

Так, ребята, зацените расклад: Зона кругом, кровь, дерьмо, гильзы грудами разбросаны, лютуют мутанты, мерзость запустения. А в самом центре – высокая стройная длинноволосая блондинка.

Не столько глазами, сколько спинным мозгом я проинтуичил – сероглазая! Щечки‑холмики. Холеная кожа. Козлов, которые не знают, о чем я сейчас буду говорить, прошу заткнуться. По‑хорошему прошу. Пока – по‑хорошему.

Короче, для умных: вот представьте себе, был такой художник Боттичелли, и он страсть как любил рисовать девушек с одним и тем же лицом, но как бы разных. Даже говорят: боттичеллиевское лицо…

В общем, у этой сталкерши было лицо, словно Боттичелли рисовал‑рисовал свою излюбленную девицу, а потом рядом с ним появилась лисица. Ну, прибежала лиса из леса, такая наглая. И лисица художнику тоже понравилась. Поэтому выражение лица на картине вышло ужасно лисье. Будто привезли к благородному принцу из диких земель варварскую красавицу, и все считают ее дурой, а она давно разочла и просчитала, как тут всё прибрать к рукам и всех поставить раком.

Женщина была так красива, что мне захотелось отдать ей всё, чем я владею, не требуя ничего взамен. Но потом здравый смысл сообщил мне: у тебя же Галка! Да, у меня за Периметром осталась Галка, и отдать всё я вроде обязался уже ей.

Между нами было метров десять, поганая вода Карьера, мостик над нею и жадинка поверх мостика.

– Я сталкер Сотка, клан Орден. Мне сообщили, что вас заперло жадинкой. Я принял реше…

– Уважаемый… э‑э… сталкер Сотка. Не стоит суетиться. – Женщина мило, обезоруживающе улыбнулась, в голосе ее слышался уют разожженного камина, старого пледа и мягкого коньяку, поданного подругой сразу после того как… но снайперскую винтовку Драгунова она не опустила и не забросила на плечо. Ствол ее был направлен мне в солнечное сплетение. – Мы поняли: твоя версия состоит в том, что ты хочешь нас спасти.

– Да, я…

– Мы очень хорошо поняли твое намерение, – улыбнулась женщина. – Кстати, меня зовут Юсси. А это мой напарник Гард. Но прежде чем ты примешься за дело, пожалуйста, давай выясним три вопроса. Прости, парень, но мне так будет спокойнее. Хорошо? Ты не против?

Любопытно, с какой улыбкой она стреляет… С такой же?

Юсси вела переговоры, не интересуясь мнением мужчин. Очевидно, они ей доверяли. Или просто она тут считалась самой опытной сталкершей. Она не говорила «мы», она говорила «я», но прочие соглашались с ее шелковым голоском, нимало не встревая.

– Спрашивай, Юсси.

– Отлично!

Я говорил, что она неправдоподобно красива? И ты об этом не забываешь даже в тот момент, когда она принимается самым незамысловатым способом сажать тебя на крючок.

– Так вот, Сотка. Скажи мне, почему ты до сих пор жив? Или я убила второго спасателя? Ведь я не промахнулась… – Последнюю фразу она произнесла без тени сомнения.

– Стареешь, Баронесса, – с ухмылкой влез мэнээс.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Ты не промахнулась, Юсси, – ответил я. – Ты убила мою винтовку. Очень дорогую.

– Оставляю за собой возможность компенсировать твои потери в будущем. Постараемся как‑нибудь договориться, Сотка. А теперь, прости, я вынуждена сообщить тебе о втором неприятном пункте нашего разговора. Откуда ты узнал про нас?

– Синоптик! Синоптик сообщил! – радостно воскликнул я. Теперь‑то все разъяснится.

– Уже лучше. Синоптик – правдоподобная версия, – спокойно ответила она. – Однако мы не знаем, сколько вас там…

– Я один. Один!

– …не знаем, сколько вас там, – не заметила она моего бульканья. – И мы не знаем, действительно ли ты входишь в… так называемый клан «Орден»…

– Орден? Пидоры ряженые, – буркнул в сторону мэнээс. И веско харкнул в воду.

Гард лег. Лысый лег. Юсси опустилась на одно колено, не сводя с меня глаз. Мэнээс потоптался и как‑то нелепо, медленно, косо встал на четвереньки.

– Извините, я…

– Тихо.

– Я только…

Лысый отвесил ему подзатыльник.

Они застыли вчетвером на полминуты. И только потом трое мужчин позволили себе поднять головы и посмотреть на то место, куда упал плевок мэнээса. Вода там оставалась неподвижной.

– Повезло, – мрачно изрек Гард.

– Продолжим, – ровно, без тени волнения предложила Юсси.

– Продолжим, – вздохнул я.

– В общем, уважаемый сталкер Сотка, мы не знаем, орденский ты или пошлый бандит… извини, пожалуйста… И даже если ты орденский, что тебе понадобилось в Зоне… Пока не убедимся, что с тобой можно иметь дело, мы будем готовы продырявить тебя в любую секунду.

И она еще раз вежливо извинилась.

– Я ждал другого отношения. Но, как видно, из‑за своей наивности…

Юсси и Гард вежливо улыбнулись. Мэнээс заржал. Гард обернулся, коротко засветил спутнику в подбородок, а потом помог ему не упасть.

Она благосклонно кивнула.

– Я ничего не могу вам доказать. Могу лишь заверить, что не имею никакого отношения к бандитам, – сказал я. – А от вас мне нужна услуга, которую, я надеюсь, вы окажете мне в благодарность за мою помощь.

– Чего же ты хочешь? – Голос ее обещал фонтаны рая, лицо – тысячу и одну сказочную ночь, а глаза – расстрел на месте. Она достаточно близко стояла, чтобы я мог рассмотреть выражение глаз.

– Мне надо выйти из Зоны. Как можно быстрее и как можно безопаснее для меня.

Юсси обернулась к Гарду… Легкий кивок. Проигнорировала мэнээса – по нему и без слов было понятно, что он на всё согласен, лишь бы выбраться с островка. Встретилась взглядами с седым.

– Обычная процедура, – бесстрастно изрек он.

Юсси не сводила с него взгляда. Возможно, она не понимала седого.

– Я сказал, обычная процедура.

Баронесса не стала ему перечить.

– Послушай, сталкер, – вернулась она к переговорам, – ты, очевидно, понимаешь, кто перед тобой.

– Два бойца из клана «Долг» и двое ученых из Бункера близ станции Янов.

– Два старших офицера из клана «Долг», профессор Озёрский и его помощник, – невозмутимо поправила она. – Мы не можем себе позволить поощрение уголовщины, даже если на кон поставлены наши жизни. Это я говорю тебе твердо.

– Но как же… – вякнул было мэнээс, однако Юсси молниеносно лягнула его в коленную чашечку, и он заткнулся.

– Жизнь заставляет нас делать странные вещи и зарабатывать не вполне приятными способами, – продолжила она. – Однако убийство человека вне самозащиты для нас неприемлемо.

– Я никого не убивал.

– Хорошо. Так же, как и тяжелые увечья, ограбление, разрушение разума пси‑оружием.

– Невиновен.

– Хорошо. Мы проверим это. Мы также не можем тебе позволить вывоз огнестрельного оружия, гранат, боеприпасов и артефактов за пределы Зоны. Я не спрашиваю тебя, с хабаром ты или нет. Я просто объявляю тебе: перед выходом за пределы Зоны ты должен будешь сдать всё запрещенное по законам Украины оружие, и получишь за него компенсацию по минимальным ставкам клана «Долг». Кроме того, если у тебя все‑таки завелся хабар, ты тоже обязан сдать его по твердым тарифам Центра аномальной активности Московского гуманитарного университета. Ты согласен?

– Да.

– Превосходно. Что мы ему ответим, Геннадий Владимирович?

Лысый снял очки, устало потер тыльной стороной ладони лоб. Потом сдавил пальцами глазные яблоки.

– Еще одна стандартная процедура. Сделаем молодого человека вольнонаемным рабочим и доставим с образцами за Периметр. Всё равно послезавтра я собирался отправлять вертолет в Брянский филиал… Итог: если готов подождать в Бункере до послезавтра, из Зоны мы его вывезем.

Баронесса посмотрела на меня выжидательно.

– Да, конечно. Послезавтра так послезавтра.

– Подождите, – требовательно произнес ученый.

Озёрский хотел было надеть очки, потом увидел какое‑то пятнышко на линзе, вынул белую тряпочку и принялся ликвидировать его. Ни к кому не обращаясь, он сказал куда‑то в воздух:

– До чего же спать хочется. Две недели острого недосыпа это перебор…

Осмотрел линзу. Надел. Ништяк ему линза, тряпочка свое дело знает.

– У меня к вам вопрос, молодой человек… Простите, как мне вас называть?

– Сталкер Сотка.

Говорил же! Весь в себе мужик, пока через мегафон прямо в ухо не крикнешь, не воспримет.

– Это кличка, а не имя.

– Тимофей.

– Тимофей… э‑э… чеевич?

Далось ему мое ФИО! Что они там, на островке, не насиделись? Хотят продлить удовольствие?

– Тимофей Дмитриевич.

– Это прекрасно! Послушайте, Тимофей Дмитриевич, Юсси – человек добрый, а я – нет. И я не хочу вашей смерти. Поэтому спрошу без затей: вы ведь недавно в Зоне, опыта нет, так вы хоть понимаете, что именно нас разделяет на этом мосту? У меня есть подозрение, что при попытках спасти нашу группу вы сами безнадежно застрянете или нас погубите.

Я уже воздуха в рот набрал, ребята, чтобы послать лысого на хрен… а потом сообразил: он ведь прав. Чем мне как сталкеру гордиться? Тем, как тушканов гранатой разогнал? Как напугал пса‑телепата? Как заблудился в трех соснах? Или как в вагоне тушенку трескал?

Поэтому я ответил ему просто:

– На мостике – «гравиконцентрат в стадии пониженной сингулярности». Чтобы разрядить его, нужна дополнительная масса.

Мне показалось, что такому человеку должны понравиться высоконаучные слова.

– Точно, – устало откликнулся проф. – Жадинка. Но вы все равно не понимаете. Поглядите‑ка внимательнее, что еще имеет место быть на мостике.

Ну, глянул. Ну, куча песка и камней.

– Не понимает, – с сожалением подтвердил Гард.

Озёрский интеллигентно зевнул.

– Я поясню вам, Тимофей Дмитриевич. Ради доброго здоровья всех нас, здесь ныне пребывающих, не стоит тревожить жидкость, которая заполняет нижнюю часть Карьера. А попытки накидать побольше песка и булыжников неизбежно приведут к тому, что в один прекрасный момент что‑нибудь просыплется. Не две‑три песчинки, а целая горсть. Или камешек. После этого спасать будет некого. Вы знаете, что такое аномалия с «радарным синдромом»?

– Нет, – честно признался я.

– В радиусе порядка трехсот метров от центра фонового излучения жидкость можно тревожить лишь предметами из металла… Да еще из столь редких элементов таблицы Менделеева, что здесь, в Зоне, их в принципе быть не может. А вот песочек, камушки… да еще, может быть, кто‑нибудь от большого ума высморкается… – он посмотрел на мэнээса, – это верная смерть. Нас убьет за несколько мгновений вспышкой мощнейшего пси‑излучения, Тимофей Дмитриевич.

– А где тут центр излучения? Может, отключить его, я не знаю…

Мэнээс опять ухмыльнулся.

– Идея не столь плоха, Тимофей Дмитриевич, – ответил Озёрский. – Но, видите ли, только сегодня утром мы сумели собрать данные, позволяющие в самом общем виде описать природу и режим активности «радарного синдрома» в Карьере. Где концентратор излучения К мы еще не знаем.

У Гарда лопнуло терпение:

– Долго возимся, проф. Просто скажите ему, мол, пусть отойдет, а дальше…

– Я хочу, капитан, чтобы молодой человек действовал с полным осознанием ситуации, – сказав это, Озёрский повернулся ко мне и продолжил разъяснения: – Мы набросали вот эту кучу вчетвером. Неужели вы думаете, что четверо физически здоровых людей не сумеют набить жадинку до упора хоть за полчаса?

«Действительно странно», – подумал я. На роже у меня, надо думать, эта мысль отразилась.

– А потом кидать стало некуда. Еще бросок – и песок просыплется. Поэтому я запретил разрядку жадинки. И вам запрещаю. Лучший из всех возможных вариантов, поверьте, таков: отойдите шагов на двести от обрыва, там аномалия «магнетик» перестанет глушить связь, и дайте сообщение о нас… – тут он громко и внятно продиктовал адрес, а потом еще раз громко и внятно продиктовал адрес.

– …И за вами просто пришлют вертолет, – докончил я.

Баронесса улыбнулась мне лучезарно. Мол, хоть ты и безмозглый упырь, да еще и, может статься, бандит, а искра разума в тебе все‑таки светится. Но вдруг лицо ее помрачнело.

– Геннадий Владимирович, вертолет работает на Затоне. С гостями.

– Я помню, Юсси. Ну, лишний час. От силы – два. Да хотя бы и полдня. Не вижу особой проблемы.

– Да просто сидеть тут достало, – подал голос мэнээс.

Никто не обратил на него внимания.

Юсси заметила:

– Вы правы. В техническом смысле. Но обстановка может измениться, если Гуня приведет свою шайку. Или если Пшено явится со своим черным батальоном.

– Пшено мертв, – перебил я Баронессу.

Она, даже не поинтересовавшись, откуда я знаю про смерть бандита, отмахнулась:

– Это не играет роли. Один, другой, третий мертвы, еще дюжина имеет все шансы прийти сюда. Мы – завидная мишень на этом островке.

Озёрский ответил коротко:

– Я это понимаю. Конкретные предложения?

Гард опередил Юсси, обратившись ко мне:

– Крупный металлический предмет. Любая болванка. Вопрос жизни и смерти, парень, чтобы она была чистой – никакого песка, никакой глины.

– Хорошо. Сначала я свяжусь с Бункером. Затем я попытаюсь отыскать металлический предмет потяжелее.

Эти люди вызывали симпатию. По большому счету они крепко вляпались. Но вели себя с достоинством – все, кроме одного. И не обещали за свою жизнь больше того, что могли дать. Общаясь с ними, я стал говорить так же, как они и… как‑то иначе думать. Ко мне вернулось обычное мое спокойствие.

Юсси кивнула мне благосклонно. Она, в сущности, ничем не обнадежила меня. Просто кивнула и легонько улыбнулась.

Пришлось заставить себя вспомнить про Галку. Вот так она выглядит, когда сердится. Вот так она смеется. Вот такое у нее родимое пятнышко под правым ухом. Вот такой у нее голос…

Я разобрал «Тавор» и скормил жадинке несколько чисто металлических деталей от него. Ноль эффекта.

– Что ж, стоило хотя бы попытаться, – ободрила меня Баронесса. – А теперь постарайся в точности выполнить всё то, о чем мы здесь говорили… сталкер Сотка.

 

* * *

 

…Я шел прочь от Карьера, пока связь не начала работать. Вызвал спасателей. И начал прикидывать, где тут бойкий парень может разжиться центнером ценного металла.

Всей ржави на обозримом пространстве располагалось всего две штуки. Штука номер один – роторный экскаватор. Штука номер два – бульдозер. Обе явно подошли бы. Но обе малость великоваты: пупок развяжется дотаскивать.

Что мне оставалось?

Мегаэкскаватор выглядел как стальная скала. Такую грозную махину лучше не трогать. Ну а, допустим, от такой старой рухляди, как бульдозер, можно и отломать солидную железяку… Там небось половина внутренностей – чистая труха.

И я направился к бульдозеру.

Но не успел пройти и десятка шагов, как за спиной у меня послышалось:

– Я бы тебе не советовал, салажонок. Костей не соберешь.

 

Глава 12. С Клещом в тайник

 

 

Come on, come on, lovin’ for the money,

Come on, come on, listen to the money talk.

 

«Money Talks», AC/DC

 

Что ему сказать‑то? Дяденька, отпусти?

Я больше не буду?

– Не дергайся. Руки за голову.

– Клещ… Да тут целый Клондайк артефактов! Тебе хватит на всю жизнь, Клещ… Возьми их, на что я тебе сдался?

Слышу за спиной смех. Противное такое суховатое хихиканье, похожее на кашель.

– Да на хер мне тебя убивать. Стал бы я тебя от верной смерти спасать, если бы уложить хотел?

– От верной смерти, говоришь? – спросил я.

– У меня нет никакого желания убивать тебя. Но я продырявлю тебя в секунду, если вздумаешь лезть на рожон.

И тут меня пробил нервный ржач. Какие разные люди, а какое сходство намерений, мать твою раком!

Стою, руки за головой, ржу, никак ржалка не унимается. Аж багровые пятна перед глазами пошли.

– Что с тобой? – спрашивает Клещ и в его голосе слышится неподдельная тревога.

Хочу ответить, а выходит какое‑то гребаное хрюканье.

– Совсем с катушек съехал, – с горечью констатирует он и пинком укладывает меня на песок.

Пока я катаюсь с боку на бок, Луплю ладонями по песку, захлебываюсь хохотом, он деловито срывает с меня АКСУ, вынимает мой нож и вытягивает мой пистолет. Минуты через полторы я, наконец, успокаиваюсь.

А теперь прикинем здраво, что у нас тут произошло. Я лежу на спине, рюкзак мой упирается в песок. Мой старый знакомый сталкер Клещ сидит напротив меня, навесив на плечо АКСУ и рассовав по разгрузке прочие мои игрушки. Прикуривает.

– Хочешь?

Мотаю головой.

– Я бросил.

– А я вот никак не могу. Каждый день курю самую последнюю. Штук по десять самых последних. Дурь какая‑то: и не накуришься толком, и от курева вроде не избавился.

Молчу. Все козыри у него на руках.

– Клещ, тут есть тайник с артефактами, и я…

– Я в добром настроении, сынок. Поэтому объясню тебе что к чему, прежде чем ты поможешь старику с кое‑какой мелочишкой. Для наглядности говорю: посмотри‑ка на детектор… Где нынче тот тайник?

Смотрю. Ни хрена…

– Клещ, он на той стороне Карьера… Ерунда какая‑то. Только что был здесь, совсем недалеко…

– Теперь перевернись на правый бок.

Перевернулся.

– Молодец. Еще раз посмотри.

Ёмана… Тайник с артефактами переместился на островок.

– Клещ, он теперь вообще…

– Да знаю, салага. Это не тайник. Это обманка.

Он затянулся с такой жадностью, с какой человек, два дня не имевший хлебной крошки во рту, вцепляется в кусок колбасы.

– Обманка?

– Заткнись и послушай. Я очень добрый человек. И мне очень хочется стать обычным тупым цивилом, отвыкнуть от душегубства. То есть спокойно коптить небо в собственном маленьком домике на природе. Может даже, бабу найти нормальную… Да где они там, нормальные? Выпускать нормальных перестали, наверное…

Он тяжело вздохнул.

– Поэтому нет у меня ни малейшего желания кончать тебя, сынок. Хоть ты и растрепал, что Клещ в Зоне, так?

Киваю.

– Ну да по хер мне твой треп, темные все равно почуяли меня с первой секунды…

Этого я не понял. Может, потом прояснится.

– Я даже не стану отбирать твои манатки. Я даже пукалки твои тебе отдам. Потом, конечно, не сейчас. Ты мне понравился потому что. Ты честно выполнил договор – там, на станции Янов. И если сейчас сделаешь ровно то же самое, просто выполнишь договор, тогда всё у тебя будет зашибись. Ты мне нравишься. Ты нормальный: у тебя нет психоза сначала жать на курок, а потом думать – зачем?

И опять Клеш затянулся на треть сигареты разом.

– Я тут посматривал за твоей стрелкой с этими щенятами из «Долга»… Зацепила тебя девка? Хороша девка. Если кто‑нибудь взбрешет, мол, имел ее, не верь. Она с нами, грязнотой, не якшается. Ни с кем. Даже с напарником своим, Гардом. Хочешь, помогу тебе вытащить их? Помогу, не сомневайся. Мне не жалко, хотя «долговцев» я за падаль держу. К бульдозеру не лезь: не знаю, какая там смерть, зато знаю, что всякий, кто сунется в кабину, живым не выйдет. Шесть пацанов на бульдозере гробанулось. Или больше – может, я кого не знаю. Да и ни к чему тебе бульдозер. Щенки‑то с профом попались не из‑за тупой жадинки, а из‑за радарника. А я «радарный синдром» могу отключить… Посчитай на пальцах, салажонок, сколько тебе выходит пользы от старого человека.

Еще одна затяжка, и бычок, выкуренный едва ли не по самый фильтр, корчится в песке.

– Чего ты хочешь от меня, Клещ? Ты на моих глазах убил Зару. По душам у нас с тобой не получится. И тебе наше братство на хрен не нужно.

– Какое братство, сынок? Ты что, еще не врубился? Ну ты даешь… – Клещ сказал это очень спокойно. И его тон отрезвил меня. Правду сказать, ребята, ну какое у нас братство? Пшик, а не братство. Мастера… мать твою. А что Зару пристрелил, так жалко девку, конечно. Но она же бешеная, всё равно стала бы мстить за мастера своего…

– Этого, допустим, мы не знаем.

– Я с тобой пробую по‑хорошему, парень. А ты борзеешь. Я старый усталый человек, у меня нет ни времени, ни охоты возиться с тобой. Либо ты мне поможешь и будешь жив, либо я тебя пристрелю… Да хрен бы с ним, просто звездану по черепу, брошу здесь и всё сделаю сам. Я и один справлюсь, только возни до хрена. Ну?

Передо мной сидел старый, усталый, смертельно опасный человек. Надо же! Матерый хряк, секач клыкастый, а возится со мной, поросенком, не режет на месте почему‑то… может, и не такая он мразь, какой кажется?

– Ладно. Чем тебе помочь, Клеш?

– Тяжести потаскать, уважаемый сталкер Сотка… Синоптик небось такое погоняло тебе дал?

– Да, он.

– Синоптик всегда был редким придурком… Бьюсь об заклад, ты уже сто пятидесятый, кого он Соткой назвал… Сменил бы ты его поскорее на приличное погоняло… А вообще пора идти.

Может, ребята на острове ждут от меня каких‑то активных действий. Может, наоборот, Бога благодарят, что я не трепыхаюсь и сижу тихо. В любом случае выбор я свой сделал, вариантов нет.

Верхний край Карьера где‑то поднимался, где‑то опускался почти к самому дну. Клещ привел меня к самой высокой точке. Здесь, на холме, укоренилось дерево. Давно высохшее, оно все еще оставалось крепким. Дерево, как и многое в Зоне, было искалечено радиацией. Скрючившись в три погибели, оно тянулось не вверх, а в сторону Карьера, горизонтально. И узловатый ствол его фотогенично застыл над пропастью.

Заканчивался он в метре от кормы роторного экскаватора.

Клещ шел легко. Плевать ему было и на тяжесть рюкзака, и на тяжесть двух стволов. Он двигался, как железный. Будто сама Зона подпитывала его энергией. Старый… усталый… Может, он в голове своей – усталый, а вот в мышцах у него никакой усталости нет.

Мы добрались до дерева. Зацените: я, молодой, еле жив от натуги, а он, курильщик, ничуть не запыхался.

– Оба рюкзака прикопай здесь, в песке. Не боись, мы за ними вернемся, – говорит Клещ и сбрасывает свой.

Пока я разгребал песок, Клещ вещал:

– Я тоже был когда‑то восторженным щенком вроде тебя. Ах, Зона, ах, чудеса, ах, новые знания, мудрость… Даже братство у меня свое было. И братство я чтил свято, как ничего другого не чтил… А, ладно, потом.

Тем временем я прикопал рюкзаки и посмотрел на него вопросительно.

– Теперь что?

– А теперь, салажонок, мы отправимся за сокровищем, круче которого ты ничего в этой жизни не видел. Одному человеку этого хватит на всю жизнь. Мне – хватит. Я не жадный. Ты вот тайник с артефактами мне обещал, и я тебе признаюсь, как на духу: есть он тут. Мой. Вернее, того клана, который меня, своего отца и брата, продал и предал, а значит, этих сокровищ он больше недостоин. Ты просто поможешь мне артефакты достать. Полезай‑ка на дерево.

И сам он полез, притом даже не обернулся, чтобы удостовериться в моем послушании. Вот сука, хорошо людей знает. Что тут сказать, ребята, я полез за ним…

А потом сообразил. Ох, едрить твою налево!

– Стой! Стой, Клещ!

– А?

– Клещ, ты это… у Юсси снайперка.

– Молодец, салажонок, не сдал меня, старика. Я знаю про снайперку. Только нет на островке места, откуда Юсси меня может снять. Вот это угробище нас от нее загораживает, – и он показал на эк