Должно быть места аскетизму, умерщвляющему чувства, так же как и грубому

Распутству, притупляющему их. Гедонизм научит людей во всей полноте

Переживать каждое мгновение жизни, ибо и сама жизнь -- лишь преходящее

Мгновение.

Кто из нас не просыпался порой до рассвета после сна без сновидений,

Столь сладкого, что нам становился почти желанным вечный сон смерти, или

После  ночи ужаса и извращенной радости, когда в клетках мозга возникают

Видения страшнее самой действительности, живые и яркие, как всякая

Фантастика, исполненные той властной силы, которая делает таким живучим

Готическое искусство, как  будто созданное для тех, кто болен

Мечтательностью? Всем памятны эти пробуждения. Постепенно белые пальцы

Рассвета пробираются сквозь занавески, и кажется, будто занавески дрожат.

Черные причудливые тени бесшумно уползли в углы комнаты и притаились там. А

За окном среди листвы уже шумят птицы, на улице слышны шаги идущих на работу

Людей, порой вздохи и завывания ветра, который налетает с холмов и долго

Бродит вокруг безмолвного дома, словно боясь разбудить спящих, но все же

Вынужден прогнать сон из его пурпурного убежища. Одна за другой поднимаются

Легкие, как вуаль, завесы мрака, все вокруг медленно обретает прежние формы

И краски, и на ваших глазах рассвет возвещает окружающему миру его обычный

Вид. Тусклые зеркала снова начинают жить своей отраженной жизнью. Потушенные

Свечи стоят там, где их оставили накануне, а рядом -- не до конца

Разрезанная книга, которую вчера читали, или увядший цветок, вчера вечером

На балу украшавший вашу петлицу, или письмо, которое вы боялись прочесть или

Перечитывали слишком часто. Ничто как будто не изменилось. Из призрачных

Теней ночи снова встает знакомая действительность. Надо продолжать жизнь с

Того, на чем она вчера остановилась, и мы с болью сознаем, что обречены

Непрерывно тратить силы, вертясь все в том же утомительном кругу привычных

Стереотипных занятий. Иногда мы в эти минуты испытываем страстное желание,

Открыв глаза, увидеть новый мир, преобразившийся за ночь, нам на радость,

Мир, в котором все приняло новые формы и оделось живыми, светлыми красками,

Мир, полный перемен и новых тайн, мир, где прошлому нет места или отведено

Место весьма скромное, и если это прошлое еще живо, то, во всяком случае, не

В виде обязательств или сожалений, ибо даже в воспоминании о счастье есть

Своя горечь, а память о минувших наслаждениях причиняет боль.

Именно создание таких миров представлялось Дориану Грею главной целью

Или одной из главных целей жизни; и в погоне за ощущениями, новыми и

Упоительными, которые содержали бы в себе основной элемент романтики --

Необычайность, он часто увлекался идеями, заведомо чуждыми его натуре,

Поддаваясь их коварному влиянию, а затем, постигнув их сущность, насытив

Свою любознательность, отрекался от них с тем равнодушием, которое не только

Совместимо с пылким темпераментом, но, как утверждают некоторые современные

Психологи, часто является необходимым его условием.

Одно время в Лондоне говорили, что Дориан намерен перейти в

Католичество. Действительно, обрядность католической религии всегда очень

Нравилась ему. Таинство ежедневного жертвоприношения за литургией, более

Страшного своей реальностью, чем все жертвоприношения древнего мира,

Волновало его своим великолепным презрением к свидетельству всех наших

Чувств, первобытной простотой, извечным пафосом человеческой трагедии,

Которую оно стремится символизировать. Дориан любил преклонять колена на

Холодном мраморе церковных плит и смотреть, как священник в тяжелом парчовом

Облачении медленно снимает бескровными руками покров с дарохранительницы или

Возносит сверкающую драгоценными камнями дароносицу, похожую на стеклянный

Фонарь с бледной облаткой внутри, -- и тогда ему хотелось верить, что это в

самом деле "panis caelestis", "хлеб ангелов". Любил Дориан и тот момент,

Когда священник в одеянии страстей господних преломляет гостию над чашей и

Бьет себя в грудь, сокрушаясь о грехах своих. Его пленяли дымящиеся

Кадильницы, которые, как большие золотые цветы, качались в руках мальчиков с

Торжественносерьезными лицами, одетых в пурпур и кружева. Выходя из церкви,

Дориан с интересом посматривал на темные исповедальни, а иногда подолгу