КП ракетной части под Ростовом

Отметка минус тридцать два метра

 

– Потери...

– Две группы подскока – полностью. Еще менты...

Про то, что творилось сейчас у складов – упоминать было бессмысленно, все и так понимали, какая там бойня.

– Нет, это полная ерунда! – вдруг вспылил Обатуров. – Вы как хотите, а я...

Тяжелый «стечкин» увесисто плюхнулся на стол, Обатуров замолчал, с испугом смотря на отставного генерала.

– Я отвечаю за свои действия, – сказал Коренев, – а вы?

– Я...

– Товарищ генерал – есть отметки! – закричал оператор от компьютеров. – Вижу восемь отметок, предельно низкая высота, идут к Ростову! Американцы ведут их!

Черт...

– Готовность второго этапа! – скомандовал Коренев. – Дать обратный отсчет!

 

Американцы

 

– Внимание, всем – по машинам! Взлетаем.

Залегшие у ожидающих своего часа винтокрылых машин спецназовцы ВВС, прикрывая друг друга – хотя по ним никто не стрелял, – побежали к раскручивающим винты винтокрылам.

– Есть добро на реализацию «Браво», занять места по расписанию, приготовиться к бою.

Пулеметчики подключили питание к своим «Миниганам», на пулеметах, рядом с кнопками электроспуска горели зеленые огоньки, подтверждающие исправность систем.

Конвертопланы поднялись по‑вертолетному, ровно настолько, чтобы иметь возможность трансформироваться в самолеты, с чудовищными для самолетов винтами. Потом, прижавшись к земле, клином ринулись в сторону Ростова.

– Рано для эксфильтрации, вам не кажется? – спросил сасовец из группы «Альфа», усевшийся рядом с одним из офицеров. – Я бы дождался ночи.

– У нас приказ, сэр! – американский спасатель сделал неопределенный жест рукой. – Коридор пробит. Сделаем чисто, пришли – ушли, тут до границы – тьфу...

Под брюхом «Оспри» неслись уже пригороды с дачными участками. Мелькнул лагерь беженцев.

– Минута до цели, сэр!

– Минута до цели, всем готовность!

В темнеющем с каждой минутой небе отчетливо были видны красные очереди трассеров.

– Сэр, по курсу идет бой!

– Принято, «Молот‑один» всем «Молотам», расходимся! В вертолетный режим!

Вертосамолеты ушли выше, чтобы проделать процесс трансформации в вертолетный режим.

 

Ракетчики

 

Россия не Багдад, не Грозный...

А. Мартынов

 

Последние двадцать лет – американцы ни разу не вели настоящей войны. Разве что с Ираком – первая кампания, «Щит в пустыне», потом «Буря в пустыне». Да и много ли чести вести такую войну – международная коалиция против одной страны? А последняя настоящая война у США – была против Японии. Уроки ее, уроки Вьетнама, были благополучно забыты.

Никогда и нигде за последнее время американцам не приходилось сталкиваться с опытным, обстрелянным, хорошо вооруженным и имеющим значительный боевой опыт врагом, обладающим высокотехнологичным оружием. Нигде американцам не приходилось сталкиваться с врагом, имеющим на вооружении ПЗРК в значительном количестве – это в СССР такие зенитные комплексы клали в каждый бронетранспортер. Нигде американцам не приходилось сталкиваться с противником, массово вооруженным выжигающим целые дома огнеметом «Шмель» и пробивающим современным боеприпасом броню любого танка НАТО гранатометом «СПГ‑9». Нигде американцам не приходилось сталкиваться с противником, имеющим на вооружении автоматические гранатометы, тяжелые снайперские винтовки и стреляющие с сошек крупнокалиберные пулеметы. Все это – впервые произошло здесь. В Ростове.

Дело было в Ростове, дело кончилось плохо. Подходящая песенка, пусть и блатная.

Ракетчики, вооруженные ПЗРК, прятались на чердаках домов, где заранее были ослаблены крепления листов железа на крыше, на лестницах, ведущих на крышу, и даже под землей, в коллекторах, готовые в любой момент откинуть чугунную крышку люка. У каждого из них было по одной, у кого – по две ракетные установки, – больше не нужно, дай бог выпустить хотя бы одну. Они не занимались наблюдением – наблюдатели были на улицах, в квартирах, без оружия, у тех, кто был прикрыт – были ночные бинокли и тепловизоры, чтобы не прозевать вертолеты (или конвертопланы – никто не знал, что бросят в бой американцы). И только когда американцы подставились, когда два вертосамолета начали пробивать чеченским боевикам путь, буквально истребляя последних защитников объекта очередями «Миниганов» – вот тогда в эфире прозвучала единственная, отрывистая и страшная команда.

ОГОНЬ!

 

Американцы

«Молот‑три»

 

Сидевший на откидном, очень неудобном стуле американский пулеметчик, больше похожий на робота в своем защитном снаряжении – тяжелый бронежилет, шлем, забрало, защита шеи и подбородка – короткими очередями «Минигана» пытался подавить сопротивление последних остающихся в живых русских. Близко не подходили...

– Ракета! Внимание, ракета!

Черт...

У русских были ракеты. Проклятые без счета «РПГ‑7», которые русские, китайцы и еще дьявол знает кто наделали без счета, готовясь к третьей мировой войне. Оружие настолько простое и дешевое, что его выпуск наладили даже в пещерах в долине Бекаа – всего‑то труба, примитивный прицел и спусковой механизм. Но эта тварь хоть и неуправляемая – массированным залпом из нее можно завалить вертолет, если пилот потерял осторожность, завис, к примеру, на одном месте. Пилоты спасательной команды побывали в Афганистане – поэтому даже на единичную запущенную в их сторону ракету отреагировали очень нервно.

В сознании хэвиганнера мелькнула мысль, что что‑то не так, он видел позиции русских и не видел вспышки, сопровождающей выстрел из РПГ. На всякий случай он развернул «Миниган», готовясь окатить позиции русских длинной очередью и сбить атаку – и тут эфир взорвался криком:

– Ракетная атака!

Вертолетчик сделал то, что в этой ситуации сделали бы девять вертолетчиков из десяти – дав двигателям максимальную мощность, он попытался уйти вверх и вправо. Он так и не понял, что ракета управляемая и что сейчас он только делает хуже – тепловая сигнатура двигателей резко увеличилась. Вертолет прыгнул вверх, сбивая пулеметчику прицел – но ракета, которую готовили для того, чтобы сбивать ею не вертолеты, а реактивные самолеты противника – мгновенно довернула и лопнула взрывом, влетев почти что в сопло левого двигателя конвертоплана. И в один момент то, что шло до сих пор относительно хорошо – стало предельно хреново.

Вертосамолет тряхнуло и повело влево – так сильно, что пулеметчика едва не отбросило на правый борт, он не вылетел со своего места только потому, что удержался за турель. Запаса высоты для того, чтобы попытаться хоть что‑то предпринять – не было совсем, вертолет начало разворачивать влево, правый борт с торчащим стволом пулемета задрался в небо.

– Я «Молот‑три», поражены ракетой, терпим крушение, повторяю – терпим крушение! «Молот‑три» совершает жесткую посадку в точке с координатами...

Скороговоркой выстреливая в эфир сигнал бедствия, первый пилот «Молота‑три» делал все, чтобы спасти машину. Отключить поврежденный двигатель от питания, шунтировать его, чтобы не возник пожар. Второй двигатель на чрезвычайную мощность, попытаться перебросить крутящий момент на оба винта... не получается. Вертолет уже разворачивало, хвостовой пулеметчик бил и по своим, и по чужим, снайпера в самом начале отбросило назад и ударило о борт так, что он до сих пор пытался прийти в себя, по вертосамолету барабанили пули. Не уйти! Можно только попытаться совершить посадку, не угробить машину вместе со всей спасательной командой. Авиагоризонт словно обезумел, на приборной панели перемигивались красным индикаторы, показывая, что ситуация и впрямь чрезвычайная. Трассеры с земли полосовали воздух прямо перед кабиной, пули били по фюзеляжу машины.

– Десанту приготовиться к удару!

Земля стремительно приближалась.

 

Аэропорт Борисполь

 

– Сэр, чрезвычайная ситуация! «Молот‑три» сообщает о ракетной атаке!

– Ракетная атака, – выкрикнул другой оператор, наблюдавший за ситуацией через камеры с беспилотников, – наблюдаю массированную ракетную атаку.

Контр‑адмирал Бьюсак сначала не понял, о чем идет речь. У талибов были специальные антивертолетные группы, в которых было до двадцати гранатометчиков. Но максимум потерь от такой группы – один вертолет, они закладывали здесь потерю двух машин и, исходя из этого, рассчитывали количество потребных – чтобы спасти всех. Но тут началось такое, чего не происходило с американскими ВВС со времен Вьетнама.

– «Молот‑три» – подбит! «Молот‑четыре» – подбит! «Молот‑один» не отвечает на запрос!

– Актуальное изображение вывести на большой экран, – крикнул старший из операторов.

На экране по умолчанию висела интерактивная карта местности, через секунду она замигала... и осталась на своем месте.

– Изображения нет!

– Нет контакта со «Жнецом‑один»! Контакт утерян, изображения нет!

– Провести перекличку!

– Черт, что там происходит!? Выводите в район «Жнеца‑два»!

– Дайте картинку со спутника, немедленно!

– Сэр, три сорок до сеанса!

– А мне плевать! Мне нужно изображение немедленно!

– «Молот‑два» сообщает о ракетной атаке! Он поврежден, но держится в воздухе!

«Молоту‑два» повезло – у ракеты, которая была предназначена ему – истек срок хранения.

– «Молот‑два», срочно дайте картинку! Передайте нам изображение, у нас потеряно изображение! Что там у вас происходит?!

– Сэр, массированная ракетная атака со всех направлений! Это не РПГ, это управляемые ракеты, сэр!

– «Молот‑два», дайте картинку, черт побери!

– Сэр, есть картинка, принимайте.

На главном экране карта сменилась вспышками, такими яркими, что не видно было решительно ничего, пилот «Молота‑два» отошел в сторону и включил систему отстрела ложных целей, они слепили камеру, не видно было ничего.

– «Молот‑два», картинка непригодна для анализа, повторяю – картинка непригодна. Вопрос – вы видите, что происходит?

– Сэр, я вижу место падения «Молота‑один» и больше ничего, он упал в жилом массиве, кажется, в каком‑то дворе. Внизу повышенная активность, идет огневой бой, прием!

– «Молот‑два», попробуйте подобрать выживших с «Молота‑один», оставайтесь на связи.

– Штаб, вас понял, приступаю к исполнению.

 

Группа отсечения

 

С их позиции было хорошо видно – как взлетели несколько ракет и как минимум три конвертоплана, до сих пор поливавшие огнем позиции защитников комплекса или ждавшие высадки десанта – завертелись в воздухе, пораженные управляемыми ракетами.

– А, с...и! Навернули медку! – заорал один из пулеметчиков.

– Старлей, пасть захлопни! Занять позиции! Готовность! Огонь по команде!

Первым вышел на позицию пулеметчик, на балконе – и упал, по угловой квартире открыли огонь пулемет и снайперская винтовка. Остальные сумели затащить пулеметчика обратно в квартиру, начали перевязывать. Со звоном осыпались стекла, пули барабанили по железной крыше балкона, по стенам.

Один из национальных гвардейцев достал из разгрузки «Зарю», жестами показал, что собирается делать. Старший кивнул – и с «Зари» сорвали чеку. Снайпер, которому уже удалось сегодня отправить в мир иной двух снайперов боевиков, приготовился в соседней комнате, еще один стрелок – прошел на кухню, занял позицию там.

– Бойся!

Нацгвардеец бросил «Зарю» на балкон – больше всего вспышкой и грохотом должно было ударить по ним самим – но они были готовы к этому. А вот чеченцы, держащие под обстрелом квартиру – к этому оказались не готовы, они‑то смотрели как раз на место, где разорвалась «Заря», смотрели через прицел – и вспышка ослепила их на мгновение, даже с нескольких сотен метров. Этого оказалось достаточно, чтобы вышедший на позицию снайпер записал на свой счет уже третью цель – пулеметчика, а «Печенег» открыл по позиции боевиков непрерывный огонь из кухни, не давая высунуться.

Оставшиеся в большой комнате, чуть пришибленные взрывом нацгвардейцы с трудом вытащили на балкон крупнокалиберный пулемет, как смогли, укрепили его. Северная позиция боевиков была как на ладони, семьсот метров – не расстояние для крупнокалиберного пулемета с оптическим прицелом. По южной позиции боевиков уже работал такой же пулемет из подвала, он не мог достать лежащих на земле боевиков – но и не давал им подниматься, прижимал к земле.

– Крупнокалиберный, огонь!

КОРД забухтел короткими очередями, посыпались гильзы, большие, с палец. Стрелок опирался стеной на спину балкона и стрелял, ожидая в каждую секунду точного выстрела с позиции чеченцев. Но все равно стрелял. И – не промахивался...

 

Квартира Щечко

 

Ваха, стоявший на лестничной площадке между пятнадцатым и шестнадцатым этажами – трусливые русисты от стрельбы попрятались по квартирам, а кто высовывался, он рявкал – закройте дверь, и все его слушались, потому что он был в полицейской форме, – заметил, как у единственного подъезда шестнадцатиэтажки остановился военный, тентованный «Урал», точно такой же, как и те, на которых они ехали из Грузии. Это сбило Ваху с толку – он подумал, что Шамиль зачем‑то прислал подмогу, он слышал большую перестрелку и подумал, что это его люди. Но это были не чеченцы – распахнулись створки дверей бронированного отсека, прикрытого тентом – и на асфальт спрыгнули русисты, бросились к двери единственного подъезда. Только это были не те русисты, как тот, которого Ваха только что зарезал, как барана, и не те, которые трусливо прятались по квартирам. На этих русистах был камуфляж, тяжелые бронежилеты «Воин», титановые шлемы с забралами, которые пробивает только пулемет. Один из русистов нес тяжелый, в рост человека щит, у остальных в руках были автоматы Калашникова.

Ваха рванулся к квартире, забарабанил по стальной двери, забыл про условный стук, которым надо стукнуть, если хочешь, чтобы открыли. Ему никто не открыл, сначала посмотрели в глазок, потом крикнули:

– Шайтан вах калле, ты что стучишь?

Внизу грохнуло – подъездная стальная дверь, которая преграждала путь омоновцам – ее просто подорвали. Выстроившись в колонну, ощетинившись автоматами, просочились в подъезд. Щит пока не был нужен – при подъеме по лестнице прикрывались тем, что каждый перекрывал свой сектор и готов был выстрелить в любую секунду.

– Русисты идут! В подъезде ОМОН!

Несмотря на то что милиции давно уже не было – название ОПОН не прижилось, полицейских так и продолжали звать омоновцами.

Леча заскрипел зубами от злости. Хьоза мертв, Баса тоже мертв – теперь еще и это. Обложили...

– Держи лестницу! Убивай всех русистов, кто сунется! Дукваха! Хватит трахать там эту малолетку! Иди, помоги Вахе!

Дукваха уже никого не трахал. Настя от изнасилования умерла...

 

* * *

 

Дукваха вышел вовремя – ОМОН был уже на одиннадцатом этаже. Для безопасности перед прохождением углов вперед выставляли большое зеркало. Ваха занял позицию, прикрывшись шахтой лифта, позиция была довольно‑таки грамотной: чтобы попасть в него, надо было тщательно целиться, а сделать это было невозможно, потому что целящегося тут же застрелил бы Ваха. У Дуквахи тоже был автомат, но Ваха не ожидал от него большой помощи.

– Иди вниз, брат... – Дукваха коснулся его плеча. – Я прикрою.

– Сам иди!

ОМОН прошел двенадцатый этаж.

– Может, возьмем заложников? Пусть кричат русистам, чтобы их не убивали.

– Заткнись!

Дукваха не унимался – он подошел к одной из дверей на лестничной площадке, постучал.

ОМОН прошел тринадцатый этаж.

Не открыли – Дукваха начал бить в дверь ногами.

– Открывайте, свиньи!

– Молчи! – сказал Ваха.

Вместо этого – Дукваха отошел от двери и ударил по ней из автомата. Тем самым – раскрыв засаду. Завизжали рикошеты, лопнуло стекло...

– Ты что делаешь, сын осла!

ОМОН вышел на четырнадцатый этаж.

Решив, что скрываться уже нечего – Ваха заорал:

– Аллах Акбар!!!

 

* * *

 

Зеркало, выставленное на длинной ручке между четырнадцатым этажом и пятнадцатым – мгновенно исчезло, сметенное автоматной очередью, пули едва не вырвали из рук омоновца, шедшего вторым, длинное «удилище», на котором было закреплено зеркало. Завизжали рикошеты – и к голосу одного автомата, 7,62 по звуку, прибавился и второй – пять и сорок пять. Рикошеты этого куда опаснее – поднимавшиеся цепочкой омоновцы отпрянули от перил – хотя понятно, что сдуру может любому прилететь. Убить – не убьет, но пуля – дура. Ударит в колено, к примеру, как Бахметьева – и привет служба, хорошо, что ногу тогда сохранили – мог бы и лишиться.

– Аллах Акбар, русисты! Идите сюда! Я вашу маму е...!

– А я твою! – крикнул один из омоновцев.

Ответом была новая автоматная очередь.

– Газ! – скомандовал командир штурмовой группы.

Три гранаты – две газовые и светошумовую «Зарю» бросили на лестницу – вверх не забросить. Одна – скатилась и упала в лестничный пролет. Две остальные – сработали, полыхнул магний. Сверху вновь открыли автоматный огонь, и довольно точный – судя по всему, «Заря» не сработала так, как надо.

– Вперед!

Первый омоновец сделал два шага – и поскользнулся, сверху стреляли почти непрерывной очередью, одна из пуль отрикошетила от стены и ударила идущего первым по голени. Вскрикнул от боли еще один из бойцов. Командир понял – что так не пройти. Примерно четыре метра – сам лестничный пролет и три – площадка между ними. Но быстро их – не пройти, тем более под шквальным огнем. Будут и еще потери... скорее всего, не «двухсотые», но штурмовать захваченную квартиру, а может, и не одну – будет некому.

– Назад!

Омоновцы откатились назад, раненых затащили за шахту лифта, начали перевязывать. Раненые матерились – у одного нога, голень, у другого куда опаснее – локоть. Пуля в сустав – так можно и без руки остаться.

Газ не оказал особого эффекта – его стягивало вниз, вытягивало вверх, все окна, а тут они были панорамные, большие – были разбиты, и газ уходил вниз. Нормальной концентрации добиться было невозможно.

– Тащите их вниз! – распорядился командир ОМОНа, доставая рацию. – Зенит, я – Ворон, в адрес войти не могу, блокирован на четырнадцатом этаже. Здесь как минимум два духа, у обоих «калаши». Запрашиваю дальнейшие инструкции.

– Ворон, я – Зенит. Точку подавить любой ценой, в твоем адресе снайперы, держат под обстрелом квартал. Помощь оказать не могу, сами ведем бой. Разбирайся сам.

– Зенит, тебя понял.

Командир, капитан полиции Борис Берестянский, выключил рацию, огляделся.

– Через балкон? – предложил один из бойцов.

– Пулю в бошку получишь, и все.

Капитан подошел к лифту, нажал на кнопку. Потом еще раз, все – без толку.

– Лифт вырубили, с... Моторы – над ними, на техническом этаже.

На улице где‑то что‑то громыхало, автоматные и пулеметные очереди слились в один сплошной гул. В городе шел бой.

– Э, русисты! В штаны насрали, что ли?! Идите сюда!

Капитан Берестянский отсоединил магазин от автомата, присоединил другой, на сорок пять патронов, от ручного пулемета. К нему изолентой был примотан еще один такой же, получившаяся спарка весила очень много и к автомату ее можно было пристегивать только в самом крайнем случае.

– Я прорываюсь первым. Дальше – прикрою вас. По моему сигналу...

Он показал на пальцах, что надо сделать по его сигналу.

 

* * *

 

Газ все еще ел глаза – но Ваха был опытным, при нем была фляжка и повязка, он смочил тряпку, сунул ее под маску, которую он натянул в начале боя, и дышал через нее. Русисты куда‑то отошли, видимо обдристались, ждут подкрепления. Русисты так боятся настоящего боя – что стараются не вступать в него, вызывают танки, бьют из «Шмелей», сжигающих человека так, что от него остается только черный, жирный пепел. Вот и эти русисты – как только он начал бить по стене, как его научили американские инструкторы в Афганистане – сразу же отступили. Теперь ждут подкрепления. Глаза слезились... у него были стрелковые очки, тоже подарок американцев, – но они все равно слезились.

– Брат... – Дукваха ко всем так обращался, даже к незнакомым. Он мог казаться нормальным, когда хотел.

– Заткнись!

Дукваха обиделся – но ответить не успел. В этот момент, где‑то сбоку, буквально рядом – громыхнуло так, что чеченцы едва не справили нужду в штаны. Показалось, что рушится дом, в голове помутилось – а через секунду снизу ударила длинная, автоматная очередь, завизжали, как сумасшедшие ведьмы, летающие от стены к стене пули...

 

* * *

 

План капитана Берестянского был довольно прост. Первым делом – противника надо отвлечь. Для этого – омоновцы вскрыли шахту лифта и по сигналу бросили туда одновременно две светошумовые гранаты «Заря». В шахте лифта, которая усиливала звук – бабахнуло так, что действительно содрогнулись стены. Прежде чем чеченцы успели очухаться – капитан Берестянский побежал вперед, так побежал, как только позволяло тяжеленное снаряжение (ведь только бронезащиты двадцать три килограмма), стреляя непрерывной очередью из автомата. Чеченцы не успели вовремя опомниться – прежде чем они открыли огонь по пролету, капитан уже пробежал опасную зону, не получив ранений, и теперь был на пятнадцатом этаже. Кто‑то гаркнул по‑русски «Вперед», они открыли огонь – но тут по глазам, как ножом, полоснуло нестерпимо белым светом, громом ударило по ушам – на площадке между пятнадцатым и шестнадцатым этажами взорвалась «Заря». Больше у террористов шансов не было...

Бросив «Зарю», капитан спрятался за шахтой лифта, отвернувшись и открыв рот – так легче переносить близкий взрыв. И все равно – рвануло так, что уши резануло мучительной болью... пять секунд, не больше. Пробежав несколько шагов по лестнице, он развернулся и ударил по ослепленным террористам автоматной очередью. На них были бронежилеты, он не сразу это понял, один из террористов сумел поднять автомат и неприцельно выстрелить по нему. Капитана ударило несколько раз... раза три или даже четыре, это было похоже на пропущенный удар в боксе – омоновец не устоял на ногах, упал на лестницу, но продолжал стрелять. Остаток того, что было в магазине, он вбил в боевиков, прицел он брал выше и сумел обоим попасть в голову. Громко топая, снизу поднимались другие омоновцы.

– Василич! Как ты?! Место дайте! Цел?!

Все‑таки врезало здорово – 7,62, скорее всего бронебойный. Не игрушка – все, кто прошел Чечню, набивали бронники двойным‑тройным комплектом пластин. И все равно – такая пуля сшибает с ног, если бронепластина и задержит ее – на теле остается большой черный синяк. Может и ребра поломать. Но все равно – лучше, чем насквозь.

– Живой...

Кто‑то ощупывал его, пытаясь понять, есть все же пробитие или нет.

– Что ты меня, как бабу, тискаешь... Руку дай! Занять позиции к штурму, готовность!

Командир поднялся на ноги, оттолкнул помогающего – устоял, хотя грудь сильно болела.

– Эвакуировать?

– Поздно! Держать двери!

Один из омоновцев осмотрел дверь, присвистнул, начал крепить подрывной заряд с гранатным запалом. Снизу притащили щит, двое бойцов приготовили гранаты «Заря».

– Бойся!

Хлопнуло взрывное устройство – но до конца дверь оно не выбило. Несмотря на то что подрывник понял, что это за дверь, и крепил взрывчатку на все места расположения ригелей – даже тут израильская дверь выдержала удар, ее просто перекосило. А в следующую секунду погиб тот, кто шел первым и держал щит. Пуля калибра.50 швейцарской фирмы RUAG с сердечником из сплава стали, вольфрама и какой‑то керамической оболочки, предназначенная специально для уничтожения русских БТР и БМП, пробила насквозь дверь, щит, тяжелый бронежилет, который выдерживал автоматную очередь в упор, прошла насквозь через тело омоновца, и ее задержал только бронежилет на спине. Шедшего первым штурмовика поддержал второй – и тут же в дверь ударила вторая пуля, несколько левее – промах! Чеченцы не видели, куда били! Она пробила насквозь дверь, вылетала в подъезд, чудом никого не задела (пролетела в нескольких сантиметрах над головой еще одного омоновца, стоявшего на лестнице, если бы попала в шлем – мозги бы разлетелись по всему подъезду) и ударила в стену, пробив ее насквозь.

–... мать!

– Аллах Акбар!!!

Третий боец, стоявший наготове с гранатой, рискуя жизнью, бросился к двери, сумел протолкнуть «Зарю» в дыру (дверь держалась, по сути, на одном ригеле) и упал плашмя на пол до того, как в дверь ударила третья, предназначенная ему пуля.

В квартире грохнуло, ослепительно полыхнуло – и еще один омоновец, сапер, бросился к двери. Рискуя каждую секунду получить еще одну пулю, что насквозь пробивает стены и бронированные щиты, взрывник прикрепил взрывчатку к ригелю, который еще держал дверь, и проскочил дальше, к мусоропроводу. Хорошо, что чеченцы не догадались стрелять по глухим стенам – пуля бы пробила и их.

Взорвалось – дверь вывалилась наружу, легла на перила – нормально прорваться в квартиру было невозможно, но уже хоть что‑то. В квартиру полетела еще одна «Заря» и газовая граната – навстречу граду пуль.

Снова полыхнуло – омоновцы двинулись вперед, прикрываясь мертвым щитовиком – дверь их уже не задерживала. Пока проходили дверной проем – погиб еще один омоновец – пуля «Барретта» пробила его защиту насквозь. Но кто‑то все же успел выпустить в квартиру длинную очередь, убив одного из боевиков и тяжело ранив занявшего позицию в комнате снайпера с тяжелой винтовкой. В искореженную квартиру рвались остальные, стреляя длинными очередями – уже было не до заложников. В них стреляли из‑за наспех сооруженной баррикады из мебели, орали «Аллах Акбар!» – но ответный огонь захлебывался.

– Иншалла!!!

Один из боевиков в большой комнате, уже раненный, рванул чеку – и грохнул взрыв, повергая наземь всех, кто был в комнате. Пояс шахида, полкилограмма пластиковой взрывчатки и два килограмма гаек. Воистину Акбар...

 

Вертолет «Ми‑35Н»

Майор Нечитайло

 

Планируя операцию, американцы кое в чем ошиблись. Они ошиблись в том, что по их данным (полученным напрямую от администрации завода, финансовый директор которого еще с московских времен стал американским осведомителем) на заводе «Росвертол» в Ростове‑на‑Дону нет ни одного штурмового вертолета в готовности, способного подняться в воздух и нанести удар. И нет боеприпасов к вертолетам – ни НУРСов, ни управляемых ракет, ни, тем более, зенитных ракет. Вероятно, финансовому директору, который стучал не за деньги – американцы просто закрывали глаза на то, как он отмывает деньги в США, регистрирует подставные фирмы типа «Рога и копыта», а он за это стучал, – следовало бы иногда выходить из здания заводоуправления с евроремонтом, сделанным в первую очередь, как только на заводе руководство стало московским – в цеха. Просто пройтись, посмотреть, как идет работа, как люди, которых финдиректор в душе презирал и которых регулярно обкрадывал с помощью разных схем – трудятся, зарабатывают деньги, благодаря которым существуют все паразиты[61], сидящие в шикарных кабинетах с кондиционерами и евроремонтом. Может быть, тогда он увидел бы, что изготавливаемые по алжирскому контракту «Ми‑35Н» находятся в полной боевой, а может быть – он и узнал бы, что неизвестные, каким‑то образом договорившись с охраной, завезли на территорию завода целый «КамАЗ» с боекомплектом и договорились с теми, кто эти вертолеты будет пилотировать.

Как завезли вооружение на территорию режимного завода? А как с завода тырят что плохо лежит? Провели по документам, сварганили очередную «филькину грамоту» и завезли.

«Ми‑35Н» был последней модификацией вертолета «Ми‑24», знаменитого еще по Афганистану «крокодила». Учитывая то, что он изготавливался не для российской, а для алжирской армии[62] – он был оснащен по последнему слову техники, включая комплексную прицельную систему Thales с ночным и тепловизорным каналом, универсальный радар, систему автоматического сопровождения целей, позволяющую опознавать двести целей, в том числе воздушных, и двадцать из них брать на автосопровождение, систему автоматического управления огнем, позволяющую запускать по две управляемые ракеты враз, а пушкой – обстреливать третью цель, причем с автоматическим, а не ручным наведением. В целом возможности установленной электронной системы составляли восемьдесят процентов от возможностей электроники AH 64 Longbow Apache Block III – но при этом «Ми‑35» изначально превосходил «Апач» по боевой живучести, и это отмечали все, даже американцы, воюющие в Афганистане[63].

Еще более опасными эти боевые машины делали летчики. Это были заводские летчики‑испытатели высшей категории, имеющие по несколько тысяч часов налета и не меньше трех тысяч часов – именно на этой машине, на «Ми‑24». Кроме того – Ростов был прекрасно им знаком, они не менее тысячи раз поднимались именно с этого аэродрома и летали именно над этим городом, в то время как американцы появились над Ростовом в первый раз (и пока что в последний). Трое из четырех летчиков имели боевой опыт в Чечне, а один, самый пожилой из всех – летал еще в Афганистане.

На «Ми‑35», которые суетливо вытягивали сейчас из ангаров – был установлен полный комплект вооружения – по два блока НУРС типа С‑8, по восемь ПТУР «Атака» с термобарическими головными частями и по две ракеты «воздух – воздух» типа Р‑73, которые этот вертолет мог нести и применять. Двадцатитрехмиллиметровые носовые установки – знаменитые «Шилки» – были загружены полным боекомплектом снарядов. «Ми‑35» редко поднимали в воздух с полной боевой нагрузкой, но поскольку бой предстоял, считай, над самым аэродромом – решили все же загрузить машины по максимуму. Особую сложность представляло то, что вертолеты никто не наводил, они должны были действовать сами. Впрочем, с «цифровым бортом» последней модернизации этот вертолет способен был не только действовать без подсказок с земли – но и сам координировать действия наземных групп и других вертолетов.

Никто не узнает, как повезло этим летчикам. Одна из ракет ПЗРК сбила беспилотный ударный самолет американцев, и штаб в Борисполе потерял контроль над полем боя. Если бы в момент, пока вертолеты раскручивали лопасти, готовые взлететь, над городом был БПЛА – он бы успел нанести удар, и тогда американцам удалось бы, хоть частично, выправить ситуацию в свою пользу. Но когда «Жнец‑два», контролировавший пути отступления, вошел в район – вертолеты уже поднялись в воздух – и теперь опасность угрожала самому «Жнецу».

Взлетели с короткой пробежкой, без привычного обмена с вышкой и даже без включения освещения полосы. Просто майор в отставке Павел Викторович Нечитайло взлетал с этой полосы столько раз, что смог взлететь бы с нее в любом случае – днем, ночью, под обстрелом, на поврежденной машине, пьяный. Воевать над своим домом совсем не то, что воевать где‑то у черта на куличках.

«Ми‑24» единственный из существующих вертолетов имеет специальные крылья, которые создают дополнительную подъемную силу на взлете – с места с полным боекомплектом он взлететь если и сможет, то на чрезвычайном режиме двигателей, которого надо избегать по возможности. Поэтому – майор вывел на машину на неосвещенную полосу, разогнал ее и, поймав момент, принял ручку на себя, уходя в небо...

– Взлетели штатно, – прокомментировал бортстрелок, перед которым теперь был полный комплект летно‑навигационных приборов и органов управления, и он мог в любую минуту управление перехватить.

– Ноль полсотни первый взлетел штатно, ноль полсотни второй на связь.

– Ноль полсотни второй взлетел, держусь за тобой, – раздался в наушниках голос полковника Сюгайло, бывшего замкомандира полка в Афганистане, который до сих пор работал в фирме «Ми» на правах консультанта, делясь своим богатым опытом и участвуя в доработке вертолетов, – наблюдаю огневой бой на два часа от нас.

– Подтверждаю, огневой бой на два часа от нас. Расходимся. Делаем сольно.

– В прикрытии не нуждаешься?

– Еще вас прикрою, товарищ полковник.

– Вас понял, отклоняюсь вправо. Удачи!

На «Ми‑35Н» данные теперь выводились на специальный нашлемный экран в любом требуемом виде. Майор включил ночной режим – он не привык к термооптическому режиму, и мир погрузился в зелено‑белый сумрак, словно в аквариум с прудовой водой. Видимость была отличная, система автоматически отслеживала пространство на триста шестьдесят пять градусов, оценивала все, что она видит с точки зрения соответствия параметрам целей, выявленные цели отмечала красными треугольниками, обозначающими, что цель взята на сопровождение. Майор шел настолько низко над жилым массивом, насколько это было возможно без риска зацепить брюхом крышу какой‑нибудь девятиэтажки. Все это походило на боевик или компьютерную игру – вот только происходило все в реальности...

– Воздушная цель, на три часа, взята на сопровождение. Вертолет... по виду поврежденный. Дистанция около двух. Держится в воздухе, – доложил стрелок.

Включать запросчик «свой – чужой» смысла не было – только спалишься. Сбить?

– Ноль полсотни первый, обнаружил воздушную цель, принял решение принудить к посадке. Работайте по земле.

– Принял.

Майор вздохнул с облегчением – не брать грех на душу. И в этот момент – прямо у самого борта вертолета что‑то мелькнуло – и ударило в девятиэтажку, мимо которой они пролетали. На стене вспух огненный шар, диаметром не меньше пяти метров, вертолет чуть подбросило.

– Откуда бьют?!

– Не вижу! – откликнулся стрелок.

Черт...

Майор запустил принудительное тестирование всех основных систем вертолета и инстинктивно увеличил скорость.

– Борт триста девяносто, все системы исправны, – отозвалась «Наташа»[64].

Удар нанесли американцы. Увидев входящие в зону винтокрылые штурмовики, американцы попытались нанести удар ракетой – но ракета, отлично работающая по неподвижным целям, промахнулась по вертолету и ударила в девятиэтажку. Средств на БПЛА, чтобы сбить маневрирующий вертолет – не было.

– Входим в зону.

– Готов к работе, наблюдаю маяк. К северу от маяка противник, отклонись.

– Понял, отклоняюсь вправо...

С той стороны, с которой заходил «Ми‑35» позиции боевиков и последних из остающихся в живых защитников разделял упавший между ними вертолет, точнее не вертолет, а что‑то среднее между вертолетом и самолетом. И та и другая сторона вела ожесточенный огонь друг по другу, доставалось и лежащей между двумя отрядами странной птице.

– Начинаю работу.

Зарычала пушечная установка, перепахивая все, что попадалось на пути снарядов, извергаемых со скоростью десять снарядов в секунду.

 

Конвертоплан «Оспри», позывной «Молот‑семь»

Над Ростовом

 

Капитан ВВС США Николас Бриллинг, первый пилот этого вертолета – единственный из всех имел не только опыт боевой работы в Афганистане – но и единственный из всех был сбит, причем сбит не гранатометом РПГ – а китайским ПЗРК. Весьма пользительный опыт в такой ситуации, в какой они оказались над Ростовом, и так получилось, что «Молот‑семь» оказался единственной машиной спасательной группы, которая смогла выполнить более‑менее управляемую посадку. Как только у правого двигателя произошел взрыв, повалил дым и панель приборов вспыхнула красным – капитан моментально отдал ручку от себя, пытаясь посадить машину до того, как она станет совершенно неуправляемой. И это ему удалось – подбитый «Оспри» жестко плюхнулся на какой‑то проспект или большую улицу... капитан этого не знал. Несколькими точными движениями он сумел развернуть машину так, что она плюхнулась аккурат посредине проезжей части, один из двигателей ударил по проводам контактной сети троллейбуса