Венеция: обрученная с чудовищем

По дошедшим до нас сведениям церемония «Обряда обручения с морем» была установлена после 1000 г., якобы в ознаменование завоевания Далмации дожем Пьетро II Орсеоло (961–1009), и привязывалась к Празднику Вознесения – дню, когда дож отправился в экспедицию.

Первоначально обряд состоял из обращения к морю. В молитве содержалась просьба, чтобы море было благосклонно к венецианцам. При этом дож и свита окроплялись святой водой, а оставшаяся вода выливалась в море. В XII веке произошло существенное видоизменение ритуала – вместо умиротворяющего и искупительного он становится свадебным. Опять‑таки, по официальной версии, в 1177 г. папа Александр III (1105–1181) за услуги, предоставленные Венецией в борьбе против императора Фридриха Барбароссы, впервые обручил дожа и море. В процессе совершения обряда папа якобы снял кольцо с пальца дожа и предложил кинуть его в море. После этого каждый год дож бросал освященный золотой перстень в море, и словами «Desponsamus te, mare» («Мы женимся на Вас, Море») объявлял, что Венеция и море являются нераздельным целым.

Церемония начиналась на площади св. Марка, после чего дож на официальной церемониальной галере Бучинторо (венец. buzino d’oro – золотая барка) в составе торжественной процессии лодок двигался к форту Сан‑Андреа вблизи острова Лидо, где бросал перстень в море. На обратном пути дож останавливался на церковную службу в церкви святого Николая Чудотворца, расположенной на острове Лидо (Chiesa di San Nicolo del Lido), известного в Средневековье как остров св. Николая. В этой форме церемониал соблюдался вплоть до упразднения Венецианской республики (а вместе с ней и титула дожа) в 1797 г., связанного с вторжением армии Наполеона Бонапарта.

С некоторыми изменениями «Обряд обручения с морем» исправно воспроизводится и в наши дни, а функцию отсутствующего дожа успешно замещает мэр Венеции. Проплывая от площади св. Марка до причала св. Николая, он кидает в воду золотое кольцо, после чего посещает мессу в церкви святого Николая на острове Лидо.

Французский археолог Саломон Рейнак (1858–1932) полагал, что корни этого некогда важнейшего ритуала Венецианской республики восходят к глубокой древности, и пытался обнаружить его аналоги в древнегреческой традиции. В действительности символизм этого древнейшего церемониала связан с мотивом жертвоприношения морскому чудовищу, соответствующему славянскому «Поддоному царю». Об этом красноречиво свидетельствует знаменитая гранитная колонна святого Теодора (св. Феодора Тирона), установленная в Венеции неподалеку от площади св. Марка. Ее капитель венчает мраморная скульптура, изображающая святого, стоящего на крокодилообразном ящере. На самом деле это только копия оригинальной статуи, которая хранится во Дворце дожей. Оригинал составлен из торса скульптуры неизвестного римского полководца II в. и головы статуи Понтийского царя Митридата, привезенной венецианцами из Константинополя. Правой рукой святой Теодор опирается на щит, нижняя заостренная часть которого упирается в тело чудовища, а левой рукой – на копье, направленное под небольшим углом острием вверх. Композиция этого сюжета совершенно не соответствует традиционному змееборческому канону, равно как и описанию драконоборческого (в классическом смысле) подвига святого Тирона, демонстрируя куда большее сходство с сюжетами пермского культового литья, на которых живой ящер изображается в подножии стоящих на нем антропоморфных фигур. Согласно местной легенде, ящер на колонне святого Теодора символизирует «морское могущество Венеции». Ровно то же самое официальное значение имеет и «Обряд обручения с морем».

Не менее показательно использование в «Обряде обручения с морем» образа святого Николая, считающегося покровителем моряков и купцов, который, как мы уже имели возможность убедиться, в некоторых случаях может олицетворять архаического «водяника» или, другими словами, подземно‑подводного ящера. Кстати, в церкви Святого Николая на острове Лидо, построенной в 1044 г., хранится часть мощей святого, доставленная в Венецию в 1100 г. из Первого крестового похода (1096–1099). Святой Николай считался покровителем венецианского флота и одним из небесных покровителей самой Венеции, наряду с евангелистом Марком и святым великомучеником Феодором Тироном (ум. 306), которого часто путают со святым Феодором Стратилатом (ум. 319) в силу территориально‑временной и содержательной близости их житий.

Характерно, что «Обряд обручения с морем» отправляется не только в Венеции, но и в других городах Италии, например, в Червии – небольшом курорте на берегу Адриатического моря. Легенда гласит, что более 500 лет назад посольство, возвращавшееся из Венеции, было застигнуто страшной бурей, грозившей посланникам Червии неминуемой гибелью. Присутствовавший в их числе епископ Червии, помолившись, кинул в море золотое кольцо, после чего море сразу же успокоилось и тучи разошлись. В благодарность водной стихии, оказавшейся столь благосклонной к людям, было решено устроить праздник, который справляется один раз в год через сорок дней после Пасхи и является одним из самых главных в Червии. Говорят, что, начиная с XV в. не было ни одного случая, когда торжество по каким‑то причинам не отмечалось.

После богослужения, которое епископ Червии проводит в кафедральном соборе города, под музыку оркестра начинается костюмированное шествие. По главной улице города проходят гости из прошлого, моряки и военные, а также огромное количество зрителей. Эта процессия, во главе с епископом, следует вплоть до самого побережья, где все пересаживаются в лодки. В водах Адриатики глава церкви произносит молитву, благословляющую море, дары, которыми оно всегда делилось с людьми, а также всех тех, кто посвятил свою жизнь голубой бездне. После этого епископ кидает в воду золотое кольцо, которое якобы символизирует перстень, брошенный в воды Адриатики несколько сотен лет назад. Молодые и сильные мужчины побережья под крики болельщиков начинают борьбу за кольцо: его нужно не только выловить, но и удержать. Затем победитель поднимается на судно к епископу, где и получает официальное поздравление. Раньше в этом состязании соревновались только моряки, сегодня же в турнире может принять участие любой мужчина, который хочет продемонстрировать свои способности.

Мистериальная подоплека этого праздника, являющегося по своей сути откровенной магической операцией, подкрепляется местным поверьем, что если кольцо вдруг не отыщется, то в течение года не будет удачного улова, поэтому для рыбаков, полностью зависящих от морской стихии, этот праздник имеет особое, далеко не шуточное значение. И не только для них одних – «Обряд обручения с морем» представляет очевидную важность для населения всей Ривьеры[25] и притягивает в Червию огромное количество людей из соседних провинций.

Напомним, что согласно официальной версии отправляемый в Червии «Обряд обручения с морем» представляет собой дань благодарности морской стихии и одновременно ее «задарение» впрок. Отсюда следует закономерный вывод, что молитва попавшего в бурю епископа со товарищи была адресована вовсе не христианскому Богу, а непосредственно морской стихии или же конкретным чудовищным существам, ее олицетворяющим, как это имеет место в венецианском варианте обряда, хотя бы и в скрытой от внимания большинства форме.

Здесь приходит на память уже упоминавшаяся выше мозаичная сцена, иллюстрирующая историю библейского пророка Ионы, из базилики в Аквилеи (фото 62). Согласно Писанию, желая вразумить Иону, замыслившего в противоречии с Божьей волей бежать в Фарсис, Господь воздвиг сильный ветер, и на море поднялась великая буря. Корабельщики в ужасе перед неминуемой гибелью бросили жребий, чтобы узнать, за чьи грехи они навлекли на себя гнев Божий. Жребий пал на Иону, который сознался в своем грехе неповиновения Богу и попросил мореплавателей бросить его в море. Как только они сделали это, волнение сразу же улеглось. При этом Иону по повелению Божию глотает «большая морская рыба», называемая «китом», после чего пророк вынужден был провести в чреве чудовища три дня и три ночи (Ион. 1:1–2:1). Мозаичный фрагмент из Аквилеи изображает сцену, во время которой один из корабельщиков буквально заталкивает непослушного пророка в пасть морского чудовища, напоминающего своим внешним обликом плезиозавра.

Примечательно, что Венеция была основана в первой половине V в. на пустынных островах болотистого побережья Адриатического моря именно беженцами из Аквилеи, спасавшимися от набегов вестготов под предводительством Алариха и гуннов Аттилы. В свою очередь, Аквилея была основана римлянами во II в. до н. э. в качестве оплота против варварских племен, угрожавших восточным границам Римской империи. Тогда как во времена римских цезарей многие города империи последовательно клонились к упадку, Аквилея, напротив, все более наращивала свое благосостояние, прочно утвердившись в качестве стратегического военного и торгового центра. О значении Аквилеи красноречиво свидетельствует тот факт, что император Диоклетиан возвел здесь один из своих дворцов. На момент разрушения города Аттилой в V в. население города насчитывало около ста тысяч жителей. Не исключено, что к моменту вынужденного обживания беженцами из Аквилеи островов Венецианской лагуны у них уже имелся опыт специфического взаимодействия с реликтовыми чудовищами, о чем наглядно свидетельствует мозаика, весьма реалистично изображающая жертвоприношение Ионы.

Любопытный взгляд на происхождение и настоящее содержание «Обряда обручения с морем» предлагает в книге «Культ вампира сегодня» (1978) французский журналист и писатель Жан‑Поль Бурр: «Давным‑давно люди, поселившиеся на островах Лагуны, где впоследствии была основана Венеция, приносили человеческие жертвы какому‑то чудовищу, обитавшему в ее водах. Как говорят предания, это был огромный ящер, чем‑то похожий на крокодила, только ни один крокодил не мог быть таким чудовищно огромным. Сведущие в палеонтологии люди вполне могли бы сравнить это существо с одним из видов древних ящеров, большую часть жизни обитавших в воде, но также передвигавшихся и по суше. Скульптуру этой ужасающей твари и сегодня можно видеть восседающей на вершине одной из двух колонн у Дворца дожей. Людей, приносимых в жертву чудовищу, бросали в темные воды Лагуны. <…> Все рыбаки верили, что Лагуна проклята. Ни один из них не осмелился бы подплыть на лодке к острову Сан‑Микеле из опасения стать добычей Водяного Змия. Однако острова, лежащие ближе всего к Сан‑Микеле, не были необитаемы. В легендах говорится, что на одном из них, Мурано, тогда жили загадочные существа, полулюди‑полубоги, приверженные самым страшным обрядам. Очень скоро стало известно, что эти властелины Лагуны завоевали остров Змия и заключили с чудовищем договор. С тех пор эти почитатели Змия стали для всех Черными властелинами, охраняющими подступы к проклятому острову. <…> На протяжении всей своей многовековой истории Венеция сохраняла от посторонних глаз непосвященных эту свою страшную тайну. И только тот, кто был допущен в святая святых местных архивов, либо кому эти сведения сообщались в устной форме, мог узнать, что кровавая дань не прекращалась никогда. Когда вы узнаете о гибели людей в этих водах, вам обязательно расскажут о Канале Сирот. В старину воды именно этого канала считались носителями душ людей, пожранных «крокодилом». Проходили столетия, а вода эта оставалась красной: там продолжали топить людей и в Средние века, а, по некоторым сведениям, даже в наши дни. В Средние века священная жертва превратилась в жертву судебную, но местные рыбаки с полным на то правом продолжают рассматривать подобные приговоры как дань морскому чудовищу. Документально засвидетельствовано, что с 1551 по 1604 г. было произведено 203 казни, похожие на ритуальное жертвоприношение».

Любопытная деталь – на острове Мурано, о котором упоминает Бурр, находится построенная в XII в. базилика святых Марии и Доната, в которой хранятся кости дракона, поверженного епископом из Ареццо св. Донатом (ум. ок. 362). Часть мощей святого, погребенного в Ареццо, вместе с частью останков дракона были перенесены в базилику в 1125 г. Известную путаницу вызывает то, что в том же самом году с греческого острова Кефалония в базилику Святых Марии и Доната были доставлены мощи другого св. Доната (ум. 387), епископа Эвореи (Эпир, Греция), также считавшегося победителем дракона. Как бы то ни было, в настоящий момент на стене за алтарем базилики развешаны ребра дракона, каждое из которых достигает в длину более метра. Ученые считают, что кости принадлежат некоему крупному вымершему млекопитающему эпохи плейстоцена.

В своем журналистском расследовании Бурр утверждает, что Венеция, основанная потомками римских патрициев, с момента своего возникновения являлась одним из главных мистернальных центров Европы, практиковавших человеческие жертвоприношения. Также он считает, что среди некоторых аристократических семейств Римской империи существовали особые культы, связанные с так называемой «красной магией», восходящей «к тем временам, когда не существовало ни добра, ни зла, но лишь сила и слабость». Речь идет о закрытых элитарных сообществах, члены которых верили в то, что кровь представителей некоторых древних родов сохраняет в латентной форме набор неких сверхъестественных качеств, которые могут быть актуализированы с помощью специальных ритуалов. Считалось, что частным случаем их успешной реализации могло стать даже физическое бессмертие индивида. Номинально христианизированная венецианская аристократия являлась прямой преемницей этой элитарной идеологии, берущей первоначальный пространственно‑временной исток далеко за пределами исторической Римской империи. Важной составляющей внутренней идеологии таких сообществ являлся культ морского чудовища, которому в языческие времена приносились многочисленные человеческие жертвы. По мнению Бурра, после формального утверждения христианской традиции в Европе эта практика отнюдь не вышла из употребления, а была всего лишь тщательно закамуфлирована и, возможно, продолжает существовать и в наши дни.

Невзирая на некоторые художественные преувеличения, которые позволяет себе Бурр, сама представленная им позиция не содержит ничего принципиально невероятного. Еще в 1928 г. в работе «Языческий империализм» итальянский консервативный философ и знаток западного эзотеризма барон Юлиус Эвола (1898–1974) писал: «Во всех великих традиционных цивилизациях: от Китая до Греции, от Рима до нордических праплемен и далее до ацтеков и инков, везде аристократ характеризовался не тем простым обстоятельством, что у него были предки, а тем, что предки аристократа были божественными предками. Аристократы вели свой род от полубогов, т. е. от существ, реально причастных к трансцендентным формам жизни и основавших то, что в высшем смысле этого слова можно назвать Традицией; от существ, передавших своим потомкам обожествленную кровь и вместе с ней ритуалы, т. е. определенные операции, тайну которых хранили все аристократические семьи и которые служили для открытия перед потомками пути к духовному завоеванию, впервые совершенному этими предками, и для постепенной актуализации скрытых потенций».

Похожая коллизия изложена в работах английского египтолога и антрополога Маргарет Элис Мюррей. В 1915 г., вернувшись из Египта на лечение в родные пенаты, успешный египтолог Мюррей увлеклась историей колдовства и ведьмовских процессов. Итогом ее изысканий стали книги, которые произвели настоящий шок в академической среде и вызвали оживленную полемику: «Культ Ведьмы в Западной Европе» (1921), «Бог Ведьм» (1933), «Божественный король Англии» (1954). Мюррей утверждала, что «ведьмовство» в Средние века и эпоху Возрождения представляло собой остатки языческой религии, связанной с плодородием и уходящей своими корнями в период палеолита. Религия эта являлась намного более распространенной и организованной, нежели было принято считать среди историков, и продолжала успешно функционировать после номинального принятия христианства. Христианство было только официальной маской, принятой исходя из «политических соображений». Даже при желании официальные власти не имели реальной возможности подавить «колдовской культ», поскольку его обряды считались необходимыми для «благосостояния общества». По этой причине вплоть до Реформации существование древнего культа и его ритуалы тайно поощрялись самыми высокопоставленными лицами. Культ имел развитую организацию, которая охватывала все слои общества, включая королей, министров и даже христианских прелатов. Его адепты поклонялись «двуликому рогатому богу», которого можно отождествить с Янусом, или Дианусом, а также кельтским Цернунном. Впоследствии инквизиторы «в своем невежестве и фанатизме» смешивали это божество с Сатаной. Невзирая на то, что согласно реконструкции самой Мюррей этот культ сопровождался человеческими жертвоприношениями, она положительно воспринимала его характер, поскольку видела в нем «пример равноправия и освобождения женщины, раскрепощенную сексуальность и протест против угнетения официальной церковью».

Отдельного упоминания заслуживает совпадение некоторых построений Мюррей с утверждением Бурра о скрытом продолжении практики ритуальных человеческих жертвоприношений под видом официальной казни преступников. По мнению Мюррей, вплоть до XVIII в. представление о божественной власти монарха и его статусе живого олицетворения Бога на земле воспринималось в самом буквальном смысле. Это подразумевало, что в соответствии с практикой, существовавшей на протяжении многих столетий, король как воплощение божества должен быть принесен в жертву богу плодородия для блага своих подданных. Со временем этот обычай трансформировался, и функцию буквальной искупительной жертвы стал выполнять не сам правящий монарх, а избранный представитель из числа близких ему лиц: по крови, семейным связям, высокому положению в государстве. Такие жертвы, по мнению Мюррей, практиковались не только в Англии, но и в других странах Западной Европы. В Англии подобные искупительные жертвы осуществлялись в царствование каждого из монархов, по крайней мере, со времени Вильгельма Завоевателя, т. е. со второй половины XI и до начала XVII в., а может быть, и позднее. Первоначально жертва («заместитель») выбиралась по приказу короля. Впоследствии ритуальное жертвоприношение изображалось как результат законного разбирательства и вынесенного приговора: «Такие юридические убийства историкам было трудно объяснить, поскольку эти убийства являлись отрицанием всех принципов человеческого правосудия и христианской религии, которую, как предполагается, исповедовали и король, и судьи». Христианская церковь на протяжении долгого времени вынуждена была мириться и даже идти на компромисс с этим языческим обычаем, канонизируя некоторых лиц, ставших искупительными жертвами. Вместе с тем духовенство, обладая монополией на ведение летописей, старалось скрывать существование этого языческого культа.

Нет ничего принципиально невероятного в самой возможности сохранения элементов «старой» языческой идеологии, популярной в среде военно‑политической и религиозной элиты Римской империи, не воспринявшей христианской реформы Константина Великого. Равно как и в том, что фрагменты этой элитной идеологии вместе с беженцами из Аквилеи могли быть перенесены на венецианскую почву, где получили определенное развитие, смешавшись с местными языческими культами, связанными с почитанием морского чудовища.

Довольно прозрачный намек на апологию таких, в т. ч., современных культов мы находим в работе «Великая мать» (1955), принадлежащей перу Эриха Нойманна (1905–1960) – одного из крупнейших последователей психологической школы Карла Густава Юнга: «Лоно земли требует удобрения, а кровавые жертвоприношения и трупы – пища, которая ей больше всего по вкусу. Это – ужасный аспект, смертельная сторона сущности земли. В самых ранних культах плодородия окровавленные куски умерщвленной жертвы раздавались как драгоценные дары и подносились земле, чтобы сделать ее плодородной. Такие человеческие жертвоприношения ради плодородия существуют по всему миру абсолютно независимо друг от друга: в ритуалах Америки и Восточного Средиземноморья, в Азии и в северной Европе. Повсюду в ритуалах плодородия и человеческих жертвоприношений ведущую роль играет кровь. Великий земной закон – что не может быть жизни без смерти, был рано понят и еще раньше представлен в ритуале. Это означало, что укрепление жизни можно было купить только ценой жертвенной смерти. Но слово «куплено», на самом деле, – более позднее и является фиктивным логическим обоснованием. Резня и жертвоприношение, расчленение и кровавые дары предоставляют магические гарантии земного плодородия. Мы неправильно понимаем эти обряды, если считаем их жестокими. Для ранних культур и даже для самих жертв эта последовательность событий была необходимой и самоочевидной».

По всей вероятности, венецианский «Обряд обручения с морем» представляет собой видимую часть дожившего до наших дней архаического культа реликтового морского чудовища, совпадающего по своему основному содержанию с культами «хозяина рыбных богатств и водных путей» подземно‑подводного ящера и южнославянских «повелевающих ненастьями хранителей урожая». Еще раз отметим, что в основании перечисленных культов лежит представление о возможности симбиотических взаимоотношений между человеком и реликтовыми чудовищами. Принципиальная осуществимость и, что немаловажно, ощутимая результативность такой коммуникации подтверждается существованием этих и родственных им культов на протяжении длительного исторического времени. Тем не менее, форма организации подобной коммуникации, основанная на регулярных человеческих жертвоприношениях, имеет куда более гуманные и конструктивные исторические альтернативы, представленные в самых разных религиозных традициях. В этом мы уже имели возможность убедиться на примере древнеегипетских владеющих «словами власти», сибирских «знающих слово», словацких «чернокнижников», китайских «сяней», буддийских монахов и христианских подвижников.