Глава III. СИС — грязный бизнес под солидной вывеской.

Перевод или, скорее, переход из УСО в СИС завершился в сентябре 1941 года. Одна энергичная дама, которая сделала подобный шаг примерно на год позже меня, была довольна такой переменой, ибо, как она сказала: «Если уж суждено заниматься грязными делами, то лучше это делать под солидной вывеской». Я бы мог произнести то же самое раньше нее, если бы' мне пришло это в голову. Недооценивать способности новых людей, вливавшихся в УСО на Бейкер‑стрит, было бы неразумно. К тому же эти люди преследовали вполне достойные цели. Покинув свои уютные кабинеты в Сити и Темпле, они привнесли дух напряженной импровизации, стремление посеять беспорядок и финансовый хаос по всей Европе, и тем самым все до одного превратились из охраняющих дичь лесников в браконьеров. Наблюдать, как бурлили идеи по коридорам, было очень забавно, но было очень трудно вымолить в министерстве авиации и в адмиралтействе лишний самолет или суденышко. УСО еще предстояло утвердить себя среди исстари консервативных английских служб.

СИС тоже претерпевала изменения, аппарат ее разрастался, но удовлетворить все увеличивающийся голод военных министерств в разведывательной информации пока не удавалось. У СИС был, однако, сложившийся опыт работы и соответствовавшая ему структура аппарата. Расширение штата мало изменило ее характер. Хотя и под давлением, но СИС принимала представителей министерства иностранных дел и военных министерств. Из них заметный след оставил лишь Патрик Рейли (в 1944 году был главным советником министерства иностранных дел при СИС, в 50‑х годах — послом Англии в Москве, а затем в Париже. — Прим. авт.). Разведка выдержала даже таких пришельцев, как Грэм Грин (мне однажды пришлось защищать Грэма Грина, когда он получил нагоняй за то, что его агент, посланный на Азорские острова после захвата их Англией, не смог установить связь, в результате чего СИС оказалась в глупом положении перед МИ‑5. — Прим. авт.) и Малькольм Маггеридж, которые вносили оживление в работу службы. Я наконец почувствовал твердую почву под ногами и приступил к настоящей работе.

Как известно, СИС в то время располагалась в Бродвей‑билдингс, напротив станции метро «Сент‑Джеймс‑парк». Однако организация военного времени переросла рамки ее первоначальной резиденции. Пятую секцию и центральный архив перевели в Сент‑Олбанс. Другие мелкие подразделения разбросали по Лондону и окружающим его графствам. По прибытии в Сент‑Олбанс меня поселили у богатого человека по фамилии Барнет. Богатство было не единственным его пороком. Барнета ежедневно возили от дома до станции в «роллс‑ройсе» с шофером, а в это время его жена запирала сахар и пересчитывала банки с вареньем, чтобы не таскали слуги. К счастью, я вскоре нашел подходящий коттедж на самой окраине города, где мне никто не мешал. Через несколько дней у одного мужчины на автобусной остановке я купил фазана. Мужчина сказал, что у него «иногда бывают и куры». С тех пор я стал питаться довольно прилично.

О СИС будет много сказано на последующих страницах, и в ходе повествования у читателя сложится общая, хотя далеко не исчерпывающая, картина ее деятельности. Сейчас же я хочу лишь сообщить основные данные о структуре и работе СИС, чтобы с самого начала помочь читателю понять мою историю. Следует учесть, что всякий общий обзор неизбежно бывает упрощенным. Если британский гений склонен к импровизации, то эту черту как нельзя лучше отражает СИС. Это учреждение напоминает старый дом, силуэт которого заслонили последующие пристройки.

СИС — единственная английская служба, уполномоченная собирать секретную информацию в иностранных государствах нелегальными средствами. На ее монополию в этом отношении иногда посягают самодеятельные энтузиасты. Однако, когда такие посягательства обнаруживаются, в лучшем случае это кончается саркастической межведомственной перепиской, а в худшем — приводит к серьезным столкновениям в Уайтхолле (улица в Лондоне, на которой находятся правительственные учреждения. Здесь — английское правительство. — Прим. пер.). Именно «нелегальными средствами» секретная служба отличается от других учреждений, занимающихся сбором информации, таких, как дипломатическая служба и пресса, хотя некоторые государства не признают этого тонкого, а иногда просто иллюзорного различия. Но каким бы туманным это различие ни было, на практике оно действительно существует. СИС — единственная организация, получающая секретные фонды, за которые подробно не отчитывается. Эти фонды используются для того, чтобы добывать в иностранных государствах такие сведения, которые нельзя получить обычными, законными средствами.

Базой для деятельности СИС служит агентурная сеть, которая состоит почти всегда из иностранных подданных. Эти агенты работают под прямым или косвенным контролем бюро СИС, известного как резидентура. Бюро СИС располагается в английском посольстве и тем самым защищено от действий местных властей дипломатической конвенцией. Мотивы у агентов бывают разные, как героические, так и самые низменные. Подавляющему большинству за работу платят, хотя и не так уж много. В общем, СИС предпочитает иметь платных агентов, так как, получая деньги, агент становится более покладистым. Неоплачиваемый агент СИС склонен вести себя независимо и может причинить большие неприятности. Такой человек почти наверняка преследует собственные политические цели, и его искренность нередко служит источником неприятностей. Так, один сотрудник СИС с отвращением отзывался о немцах — супругах Фермерен, которые в период войны перебежали к англичанам в Стамбуле: «Они такие шибко сознательные, что не угадаешь, что еще они могут выкинуть».

Собранная агентами информация попадает прямо или окольным путем в местную резидентуру СИС, которая завербовала этих агентов. Там сотрудники СИС, замаскированные под дипломатов, предварительно оценивают эту информацию с точки зрения достоверности и важности. Если информацию сочтут интересной, ее передадут с соответствующими комментариями в Лондон. Обычно информация направляется по каналам дипломатической связи, то есть по радио или дипломатической почтой, в зависимости от степени срочности. В описываемое мною время для руководителя резидентуры СИС еще широко использовалось довоенное прикрытие — должность заведующего отделом паспортного контроля посольства, хотя это выглядело уже тогда довольно прозрачно. Лицо, занимающее этот пост, имело законное право расспрашивать людей, обращающихся за визами, а, как известно, один вопрос всегда может подвести к следующему. Однако это прикрытие вскоре стало всем известно. В одной из последующих глав я остановлюсь на более поздних формах прикрытия.

Структура управления СИС в Лондоне основывалась на разделении обязанностей: одни подразделения добывали информацию, другие анализировали и оценивали ее. Те, кто добывал информацию, обязаны были представить ее сначала для объективного тщательного изучения, а затем уже материал направлялся в то или иное государственное учреждение. В соответствии с этим принципом служба подразделялась на две группы секций: «Джи» («G») и секции, рассылающие информацию. Секции «Джи» ведали зарубежными резидентурами и осуществляли надзор за их операциями. Каждая секция отвечала за определенный географический район. Одна занималась Испанией и Португалией, другая — Ближним Востоком, третья — Дальним Востоком и т. д. Секции, рассылающие информацию, давали оценку полученным разведывательным сведениям и отправляли их заинтересованным государственным учреждениям. Затем эти секции пересылали оценки государственных учреждений и свое собственное заключение о добытых материалах в секция «Джи». Секции, рассылающие информацию, подразделялись не по региональному признаку, а по содержанию информации. Одни из них занимались политическими вопросами, другие — военной, военно‑морской, экономической и разной иной информацией.

Пятая секция, в которой я оказался, находилась во многих отношениях на особом положении. По названию это была секция, которая распределяла материалы и занималась контрразведкой. Однако, если аналогичные секции имели дело с такими обычными государственными учреждениями, как министерство иностранных дел, адмиралтейство и другие, осведомленность которых о секретных операциях была ограниченной, то главным клиентом пятой секции была МИ‑5, сама являвшаяся секретной организацией. Казалось бы, это должно было содействовать взаимному пониманию и тесному сотрудничеству. На самом же деле все было наоборот, и лишь к концу войны между этими двумя организациями было достигнуто некоторое согласие. Такое прискорбное положение отчасти сложилось из‑за обстоятельств личного свойства и усугубилось затруднениями военного времени, не говоря уже о военной истерии. Но была и другая причина: коренное различие во мнениях относительно размежевания сфер деятельности обеих организаций. МИ‑5 утверждала, что контрразведка неделима и что поэтому МИ‑5 имеет право на всю информацию пятой секции. Каугилл, выступая от имени пятой секции, отвергал такую точку зрения, заявляя, что МИ‑5 имеет право лишь на ту информацию, которая непосредственно касается безопасности британской территории. Каугилл подразумевал при этом, что ему одному дано право решать, имеют ли те или иные сведения отношение к безопасности Англии. Он утверждал, по‑видимому совершенно искренне, что МИ‑5 намерена создать собственную контрразведывательную организацию для работы на зарубежных территориях. А МИ‑5 в свою очередь подозревала Каугилла в том, что он под предлогом секретности источников СИС утаивает от нее важную информацию. Эти распри не раз ставили меня в неловкое положение, так как мои симпатии в этом споре были обычно на стороне МИ‑5. Чтобы избежать излишних осложнений, мне нередко приходилось передавать информацию МИ‑5 в устной форме.

Такая нездоровая обстановка отчасти обусловила вторую особенность пятой секции. В первый период войны запросы военных министерств к СИС были очень большими и всегда срочными. Влиятельные люди в СИС считали наступательную разведку единственно серьезной формой разведки в военное время. В результате резидентуры СИС за границей все больше и больше сосредоточивали внимание на добывании информации, необходимой лишь вооруженным силам, как‑то: сведения о передвижениях воинских частей, о сосредоточении военно‑морских сил, военно‑воздушном потенциале, вооружении и т. д. Контрразведка испытывала недостаток средств, и МИ‑5 обоснованно жаловалась не только на то, что пятая секция утаивает некоторые сведения, но и на то, что СИС вообще добывает мало необходимой для контрразведки информации. Последнее обвинение Каугилл не мог игнорировать, поскольку сам придерживался того же мнения, но не в его силах было отвлечь часть средств СИС на цели контрразведки. Каугилл предпочел обойти существующий порядок и направил своих специалистов в заграничные резидентуры. Формально эти сотрудники находились под общим руководством и контролем секций «Джи», но из‑за большой загруженности этих секций повседневные инструкции они получали непосредственно из пятой секции. За Испанию и Португалию отвечал некий Фенвик, занимавшийся раньше нефтяным бизнесом. Поворчав, он согласился направить наших специалистов по контрразведке в Мадрид, Лиссабон, Гибралтар и Танжер, а через несколько недель практически забыл о них. Все шло гладко, я время от времени наносил Фенвику визит вежливости, а иногда (говоря его словами) вместе с ним «жевал котлету». Вскоре пятая секция, в обязанности которой входило распределять информацию, фактически присвоила себе некоторые функции секции «Джи». Она стала гибридом, на который другие подразделения СИС смотрели косо. Однако такая ситуация вполне устраивала Каугилла, так как давала ему возможность лишний раз утверждать, что контрразведка — искусство, доступное лишь посвященным и требующее большой мудрости, каковой нет у обычных сотрудников разведки. Таким образом, Каугилл оградил себя от критики внутри СИС. К сожалению, он не мог рассчитывать на такое же уважительное отношение со стороны МИ‑5. Хотя я и сказал, что СИС — единственное английское учреждение, уполномоченное собирать информацию нелегальными средствами, из этого вовсе не следует, что она одна занимается сбором секретных разведывательных данных. Путем перехвата радиограмм можно получить огромное количество секретных разведывательных сведений, не нарушая ни национального, ни международного права. Однако любую радиограмму прежде всего нужно расшифровать. В Англии в военное время эту работу осуществляла так называемая государственная школа кодирования и шифровального дела в Блетчли. Значительную часть работы она выполняла исключительно успешно. Оставляю просвещенному мнению решать, насколько больших успехов можно было бы добиться, если бы склоки в этой школе удалось свести до минимума (то же самое можно сказать о большинстве государственных учреждений Великобритании, не говоря уже об университетах в мирное время).

Итак, какое же место в разведывательном мире занимала пятая секция? Как часть СИС, эта секция отвечала за сбор контрразведывательной информации в иностранных государствах нелегальными средствами. Больше всего в ее разведывательных данных была заинтересована МИ‑5, которая отвечала за безопасность британской территории и потому остро нуждалась в заблаговременно добытых сведениях о готовящихся в других странах попытках проникнуть в государственные тайны Англии. К некоторым видам деятельности пятой секции проявляли интерес также и другие учреждения. Министерство иностранных дел, например, хотело знать, какие возможности предоставляют нейтральные государства немецким разведывательным службам.

В начале своей деятельности пятая секция использовала как дополнительное средство радиоразведку, которая перехватывала шифровки противника, а школа кодирования и шифровального дела их прочитывала. В ходе войны роли переменились: разведывательная деятельность пятой секции за границей фактически лишь заполняла пробелы в чрезвычайно широкой картине, которая вырисовывалась на основе данных радиоразведки.

Теперь пора перейти к характеристике лиц, многие из которых занимают значительное место в последующем повествовании. Начальником пятой секции, как я уже сказал, был Феликс Каугилл. Он пришел в СИС из индийской полиции незадолго до начала войны и сумел быстро сделать карьеру. Его интеллектуальные способности были скромными. Ему явно не хватало воображения, он был невнимателен к деталям и совершенно не знал мир, в котором СИС вела борьбу. Его наиболее ярким положительным качеством помимо личного обаяния была дьявольская трудоспособность. Каждый вечер он уходил домой с набитым портфелем и просиживал за бумагами допоздна. В пятницу он, как правило, работал всю ночь напролет, а утром, усталый, но, как всегда, подтянутый, председательствовал на совещании начальников подсекций. На совещаниях Каугилл обычно курил трубку за трубкой, выколачивая ее в каменную пепельницу. Своих работников он отстаивал иногда даже с излишним рвением, в результате многие из них оставались на месте, хотя их бездеятельность или некомпетентность была очевидной. За пределами своей секции Каугилл становился подозрительным и колючим и готов был всегда усмотреть в действиях других попытки ограничить его поле деятельности или подорвать его авторитет. Ко времени моего появления в пятой секции Каугилл уже успел испортить отношения не только с МИ‑5, но и со службой радиоперехвата, шифровальной школой и с рядом других отделов СИС. Дом в Сент‑Олбансе, где разместилась пятая секция, вскоре оказался на осадном положении, и Каугилл упивался своей изоляцией. Он принадлежал к тем непорочным душам, кто всех своих оппонентов поносит как политиканов.

Каугилл осложнил взаимоотношения со многими выдающимися личностями. По вопросу о расшифровке перехваченных радиограмм немецкой разведки секции приходилось иметь дело главным образом с сотрудниками шифровальной школы Пейджем и Палмером — известными фигурами в Оксфорде. В службе радиоперехвата работала еще более солидная группа воспитанников Оксфорда — Тревор‑Роунер, Гилберт Райл, Стюарт Хэмпшир и Чарльз Стюарт. Еще один воспитанник Оксфорда

— Герберт Харт был противником Каугилла в МИ‑5; впрочем, там был представлен и Кембридж в лице Виктора Ротшильда, эксперта МИ‑5 по борьбе с саботажем. Все эти люди превосходили Каугилла по уму, а некоторые могли потягаться с ним и в воинственности. Тревор‑Роупер, например, тоже не отличался кротким нравом. Дело дошло до того, что однажды Каугилл угрожал Тревору‑Роуперу военным судом. Надо отдать должное упорству Каугилла. Он боролся с этой группой почти пять лет, не сознавая безнадежности своей борьбы. Каугилл бушевал, поносил того или иного коллегу, а потом тихо бормотал с оттенком триумфа в голосе: «А теперь продолжим борьбу против немцев!»

Основной вопрос, из‑за которого разыгрывались эти баталии, был связан с контролем над материалами, получаемыми при перехвате радиограмм немецкой разведки. Когда впервые возник этот вопрос, начальник СИС поручил контроль руководителю пятой секции. Это было обоснованное решение, и, насколько мне известно, против него никто серьезно не возражал. Возражения вызвали лишь методы Каугилла. Он же сразу понял, что ему сдали козырную карту, и с самого начала ревниво охранял ее, иногда даже придерживая ценную информацию. Недруги обвиняли его во введении жестких ограничений, а он считал их, по крайней мере потенциально, виновными в полном пренебрежении к безопасности источников информации. После одной стычки с Каугиллом Дик Уайт, бывший тогда помощником начальника разведывательного отдела МИ‑5, утверждал, что ему снился кошмарный сон, будто разведывательные материалы пустили в распродажу через газетные киоски.

Отношения Каугилла с остальными подразделениями СИС создавали затруднения другого порядка. Здесь он столкнулся не то чтобы с проявлением чрезмерного интереса к его делам, а, наоборот, с опасностью полного пренебрежения к его секции. Дело в том, что во время войны наступательная разведка поглощала почти всю энергию СИС. Контрразведка с ее акцентом на оборону была низведена до положения Золушки. Это объяснялось главным образом влиянием Клода Дэнси, который был тогда помощником начальника СИС. Этот пожилой джентльмен с весьма ограниченными взглядами считал контрразведку в военное время напрасной тратой сил и не упускал удобного случая заявить об этом. Он любил безо всякой на то причины делать колкие пометки на документах, что страшно возмущало его сотрудников.

Интересы контрразведки пришлось защищать на высоком уровне, а именно заместителю начальника СИС Валентайну Вивьену. В прошлом он работал в полиции в Индии, а перед войной возглавлял пятую секцию. Однако для Вивьена давно миновала пора расцвета, если вообще таковая была. У него была тонкая, стройная фигура, тщательно уложенные завитые волосы и влажные глаза. Он только ежился от колких замечаний Дэнси и печально покачивал головой при поражениях, которые случались довольно часто. Незадолго до моего поступления в пятую секцию Каугилл вообще перестал признавать Вивьена и не скрывал своего презрительного отношения к нему. Отнюдь не благодаря Вивьену Каугилл выиграл наконец битву за увеличение ассигнований на пятую секцию. Вивьену оставалось только терзаться. Может показаться, что вряд ли нужно упоминать о переживаниях этого беспомощного человека в книге такого рода, однако впоследствии его настроениям предстояло сыграть решающую роль в моей карьере в СИС.

Прошло больше года, прежде чем на мне непосредственно сказалось соперничество на высшем уровне. Первой моей задачей было выполнять свою работу и одновременно изучать ее. Я получал очень мало полезных указаний сверху и многим стал обязан своему старшему секретарю, опытной девушке, работавшей в службе еще до войны. Только благодаря этой девушке мне удалось избежать наихудших осложнений. Объем работы оказался чудовищным. Штат на пиренейском направлении увеличили до шести человек. Раньше эту работу приходилось вести двоим. (Неудивительно, что один из них покончил жизнь самоубийством!) Нас буквально завалили входящей почтой. Подобно многим сотрудникам я обрабатывал горы бумаг и забирал домой толстый портфель для работы вечером. На другой день приходили новые телеграммы из Мадрида, Танжера и Лиссабона. К нам текли потоки документов из других отделов СИС и письма из МИ‑5. Раз в неделю поступали удручающе объемистые почтовые мешки с Пиренейского полуострова, где представители СИС все еще блуждали в потемках. На каждую полезную информацию, приносившую какой‑то результат, приходилось десяток таких, которые извилистыми путями заводили нас в тупик.

С одним таким запутанным делом я столкнулся в самом начале своей работы. Агент СИС в Мадриде выкрал дневник некоего Алькасара де Веласко, самого отвратительного фалангиста из испанского пресс‑бюро, который за месяц или за два до этого посетил Англию. В дневнике де Веласко без обиняков говорилось, что он по поручению немецкого абвера навербовал сеть агентов, при этом указывались имена, адреса и задания агентам. Немало недель работы было потрачено впустую, прежде чем секция пришла к заключению, что дневник, хотя и являлся, несомненно, произведением самого Алькасара де Веласко, был состряпан с единственной целью — выманить деньги у немцев.

Однако кража дневника оказалась не совсем бесполезной. Английская разведка давно подозревала Луиса Кальво — испанского журналиста, работавшего в Лондоне, в том, что он пересылает в Испанию полезную для врага информацию. Кальво упоминался в дневнике как агент сети Алькасара де Веласко (хотя и эту запись мы считали ложной). Соответственно Кальво был арестован и направлен в «строгий» следственный центр на Хэм‑Коммон. К нему не применялось физическое насилие. Его просто раздели догола и привели к коменданту центра Стефенсу, человеку прусского типа, с моноклем в глазу. Стефенс каждый свой вопрос сопровождал ударом стека по своему сапогу. Оценка нервного состояния Кальво оказалась правильной. Напуганный легкомысленным предательством своего соотечественника, а также, несомненно, стеком, Кальво рассказал о своей деятельности. Этого было достаточно для того, чтобы на время войны упрятать его в тюрьму.

И еще одну полезную роль сыграл этот пресловутый дневник. Дело в том, что в нем в компрометирующем свете упоминался испанский пресс‑атташе в Лондоне Бругада. Он любой ценой стремился избежать скандала и потому легко согласился сотрудничать, когда МИ‑5 деликатно намекнула ему, что дневник может дать министерству иностранных дел благовидный предлог объявить его «персоной нон грата». Практически Бругада не выполнял особо серьезных шпионских заданий для МИ‑5, но передавал достаточно сплетен о приезжающих в Англию испанцах.

Вскоре на долю секции выпал более крупный успех, хотя я нарушил все правила, чтобы его добиться, и вызвал страшную путаницу, в которой разобрались лишь после войны. Секция получила перехваченную телеграмму, где указывалось, что на испанском пароходе «Кабо де Орнос» абвер направляет двух агентов в Южную Америку. С беспечностью, характерной для корреспонденции абвера, имена агентов приводились полностью. Один из них, некий Леопольд Хирш, ехал вместе с женой и тещей, другой был Гилинский. Незадолго до их посадки на пароход была перехвачена вторая загадочная телеграмма — из немецкой резидентуры в Бильбао. В телеграмме подтверждалось, что Хирш и его «Orki»‑спутники готовы к отплытию. Нас заинтересовало слово «Orki». Что оно могло означать? Может быть, организацию революционного коммунистического интернационала, представлявшую группу отщепенцев‑троцкистов, которых поддерживали немцы в борьбе против русских союзников Англии?

Проверили по имевшимся досье весь список пассажиров «Кабо де Орнос» и нашли по крайней мере десяток людей, чья карьера подсказывала возможные связи с ренегатами. Примерно половина из них казалась негодяями, способными принять участие в махинациях абвера.

Посоветовавшись с Каугиллом, я направил офицеру службы безопасности в Тринидаде, куда должен был зайти пароход, телеграмму с распоряжением арестовать семью Хирш, Гилинского и некоторых других. Я не имел никакого права отдавать приказание об аресте этих или каких‑либо других лиц. Согласно установленной процедуре мне нужно было бы внести рекомендацию в МИ‑5, вторая рекомендация пошла бы из МИ‑5 в министерство колонии, которое дало бы указание «о рассмотрении на месте» губернатору Тринидада, а губернатор в свою очередь отдал бы соответствующее распоряжение местному офицеру службы безопасности. К счастью, офицер оказался энтузиастом и действовал по моему распоряжению без лишних вопросов. Еще большей удачей оказалось то, что Хирш быстро признался и заявил, можно считать правдиво, что не имел никакого намерения выполнять задание немцев, а принял его лишь с целью выбраться из Европы. В радужном настроении, вызванном таким «триумфом», мы поначалу не обратили внимания на то обстоятельство, что остальных задержанных никак не удалось заставить признаться в чем‑либо, хотя бы отдаленно напоминающем шпионаж. Обыск их багажа показал, что все они в большей или меньшей степени нарушили законы о контрабанде, поэтому у нас на всякий случай оказались незначительные формальные основания для их задержания.

Тайна раскрылась примерно через год. Одного из работников моего направления, отвечавшего за обработку перехваченных материалов, вдруг осенила мысль. Он связался по телефону с Палмером из шифровальной школы и попросил его проверить соответствующую радиограмму из Бильбао. Не могли ли «Orki» ошибочно стоять вместо слова «Drei» («три»)? Очень скоро Палмер дал ответ. Да, это было слово «Drei», и Палмер не мог даже понять, как у шифровальщиков получилось слово «Orki». Итак, речь шла не о Хирше и его «Orki»‑спутниках, а о Хирше и его «трех спутниках», а именно о жене, теще и Гилинском. К тому времени, когда английское правительство приступило к рассмотрению претензий, выдвинутых пассажирами за ошибочный арест, я находился вне опасности, занимаясь «засылкой» английских агентов в Советский Союз и другие социалистические государства с базы в Стамбуле.

До сих пор я говорил только о перехвате радиограмм, но существовали и другие формы перехвата, хотя и менее продуктивные с точки зрения контрразведки, но все же приносящие определенные результаты. Так, например, почтовая цензура раскрыла один или два интересных случая. Применялись также изощренные методы вскрытия дипломатической почты. Эти методы невозможно было использовать непосредственно против врага, поскольку немецкая и итальянская почта не пересылалась через английскую территорию. Однако почта нейтральных государств и младших союзников, вроде поляков и чехов, стала законной добычей. Операции по вскрытию дипломатической почты были связаны с рядом сложных процедур.

Прежде всего, следовало так или иначе убедить курьера оставить свои вализы на попечение англичан. Это оказалось не так трудно сделать, так как во многих странах курьерская служба была организована слабо, да и курьеры не отличались дисциплинированностью. В то время Великобритания была отрезана от континента, и вся дипломатическая почта пересылалась по воздуху. Задержки в вылетах самолетов считались обычным делом, поэтому всегда можно было придумать такую причину. По прибытии в аэропорт курьеру обычно сообщали плохую сводку погоды или говорили, что обнаружена техническая неисправность в самолете. И то и другое означало неопределенно долгое ожидание. Курьеру приходилось выбирать: сидеть ли на своей вализе в аэропорту или отправиться в ближайший город и терпеть неудобства провинциальной гостиницы. В этих обстоятельствах офицер службы безопасности аэропорта любезно предлагал расстроенному курьеру оставить почту в его сейфе. «Я запру его сам на ваших глазах, старина, — говорил офицер, — и все будет в порядке, когда вы вернетесь». Удивительно, сколько курьеров попадалось на эту дешевую приманку и спокойно уходило поглазеть на какой‑нибудь местный талант, в чем офицер службы безопасности, конечно, с радостью оказывал содействие.

Как только курьер удалялся, офицер службы безопасности сообщал об этом ожидавшим экспертам и передавал вализы в их распоряжение. До вскрытия каждую вализу тщательно осматривали, каждый узел и каждую печать измеряли, копировали и фотографировали, а при необходимости подвергали даже химическому анализу. Затем развязывали узлы, снимали печати, извлекали документы и фотографировали. И, наконец, предстояла самая трудная задача — сложить почту точно таким образом, как она была сложена, и до мельчайших подробностей воспроизвести первоначальные узлы и печати. Русские не подвергались такому осмотру: отчасти потому, что их вализы неизменно сопровождали два курьера, один из которых всегда оставался при почте, и отчасти из‑за опасения, что в почте окажется бомба, предназначенная для слишком любопытных. Зато дипломатическая корреспонденция южноамериканских государств, испанцев, португальцев, чехов, поляков, греков, югославов и многих других регулярно подвергалась досмотру.

Несмотря на исключительные меры предосторожности, иногда возникали инциденты. В одном случае красные печати на польской вализе стали после обработки фиолетовыми, и ничем нельзя было восстановить их первоначальный цвет. Пришлось с сожалением сообщить полякам, что их вализа утеряна. Такой счастливый конец оказался возможным лишь потому, что поляки доверили пересылку этой вализы англичанам, так как ее содержимое, видимо, не представляло особой ценности. Положение было бы гораздо более неловким, если бы эту почту сопровождал польский курьер.

К началу 1942 года слабая струйка перехватываемых радиограмм абвера превратилась в поток. Это была заслуга главным образом Дилли Нокса, который сумел разгадать секреты шифровальной машины абвера. Широкая система перехвата обнаруживала иногда занимательные штрихи из жизни офицеров немецкой разведки. Было, например, «дело Акселя» — немецкой полицейской собаки. Ее перевели из Берлина в Альхесирас, по всей видимости, для охраны тамошнего филиала резидентуры абвера от английских агентов, тайно пробиравшихся через залив из Гибралтара. На последнем этапе путешествия собаки Мадрид направил предупредительную телеграмму начальнику поста абвера в Альхесирасе Альберту Карбе, он же Цезарь: «Будьте осторожны с Акселем. Он кусается». Через несколько дней Альхесирас ответил лаконичным донесением: «Цезарь в госпитале. Его укусил Аксель».

Вскоре пятая секция имела полную картину деятельности абвера на полуострове, Были известны имена, псевдонимы, адреса, функции по прикрытию я действительные функции большинства офицеров мадридской резидентуры и ее многих филиалов — в Барселоне, Бильбао, Виго, Альхесирасе и т. д. Когда накопилось уже довольно много информации, произошел безобразный случай, еще раз доказавший опасность такого положения, при котором две отдельные организации работают над одними и теми же вопросами в одном и том же районе. Я уже говорил, что существовало правило, согласно которому атташе вооруженных сил в английских посольствах за границей не занимались тайной разведывательной деятельностью. Однако из этого правила делались исключения. Так, военно‑морскому атташе в Испании капитану 1 ранга Хилгарту благодаря личному знакомству с Черчиллем был выделен секретный фонд для нелегальной работы. При этом единственным человеком в СИС, с которым Хилгарту разрешалось поддерживать связь, был сам начальник СИС. Формально это делалось для сохранения тайны, так как источники Хилгарта считались особо секретными. Такое положение способствовало развитию мании величия у этого доблестного офицера. Недаром для своей корреспонденции он избрал псевдоним «Армада».

Однажды Каугилл попросил меня договориться о приеме у шефа, чтобы обсудить важное сообщение от Армады. Сообщение касалось немцев в Испании. В те дни я редко видел шефа и чувствовал себя стесненно в его присутствии, но в этот раз у него было веселое настроение. Он сказал, что вторгся в мои «владения», занявшись немного контрразведкой в Испании, и что разрешил Армаде купить (за очень большую сумму) подробные сведения о руководящих офицерах абвера в Испании. Шеф вручил мне короткую телеграмму, содержащую с дюжину имен со скудными данными о каждом: Густав Ленц — глава резидентуры, Ганс Гуде — ответственный за военно‑морскую разведку и т. д. и т. п.

Я несколько бестактно заметил, что информация, содержащаяся в донесении, соответствует действительности. Шеф поднял брови: откуда мне известно, что она соответствует действительности? Потому что у нас есть уже такая информация. А что еще мне известно? Очень многое. Почему же об этом не информировали шефа? Мы ежемесячно составляем отчет о нашей работе, а копию посылаем шефу. В этот момент шеф показал, какой он в общем порядочный человек. «Мой дорогой Филби, — сказал он со свойственной ему мимолетной улыбкой, — не думаете ли вы, что я читаю все, что кладут мне на стол?» Мы решили запросить у источника Армады дополнительные сведения, но, конечно, ничего из этого не получилось. Я пришел в ярость, когда вскоре установил, что это за ценный источник. Им оказался высокопоставленный чиновник из генерального управления безопасности Испании. Ему, должно быть, действительно очень много платили, а мне приходилось воевать за каждые лишние пять фунтов в месяц для агентов, которые давали регулярную, хотя и не такую красочную, информацию!

Одна из проблем разведки — как добыть информацию; другая, столь же важная, а иногда гораздо более трудная, — как ее реализовать. Захватывать вражеских агентов, когда они появлялись на английской территории, конечно, очень хорошо. Но как использовать с таким трудом добытые сведения об организации немцев на полуострове в целом и руководившем ею центре в Германии? Постепенно я пришел к убеждению, что широкая осведомленность требует более творческого подхода к делу, чем было раньше. Мало было просто предупреждать МИ‑5 о предстоящем прибытии в Великобританию агентов абвера или изредка захватывать их в Тринидаде. Нашу осведомленность наверняка можно использовать для того, чтобы если не дезорганизовать, то, по крайней мере, серьезно затруднить действия врага на избранной им самим территории Испании. Это совпадало и с мнением моих советских коллег.

Мысли такого рода стали все больше овладевать мной по мере постепенного накопления разведывательных данных о подготовке немцами в Испании операции с использованием новейших технических средств. Абвер дал этой операции кодовое наименование «Бодден». Бодден — название узкой полосы воды, отделяющей остров Рюген от собственно Германии, неподалеку от научно‑исследовательского центра военного времени Пинемюнде. После сопоставления этих данных с дополнительными сведениями о том, что «бодденские» эксперты сосредоточиваются со своей техникой в Альхесирасе, стало достаточно ясно, что назревают какие‑то события, связанные с Гибралтарским проливом. Я проконсультировался с доктором Джонсом, начальником научного отдела СИС. Джонс, изучив материалы, довольно уверенно заявил, что все это свидетельствует о намерении немцев установить приборы для обнаружения кораблей, проходящих через пролив ночью. Это грозило новыми серьезными опасностями для линий снабжения в западной части Средиземного моря, и я решил, что настало время ударить по абверу в Испании?

Еще раньше я не раз думал о том, как напустить на немцев в Испании УСО, но потом отказался от этой идеи. Если бы даже у УСО хватило средств для такой операции, я сомневался, чтобы кто‑то у нас приветствовал идею двойника Джеймса Бонда, свободно действующего в Испании, где власти настроены против Англии. В конце концов, у меня сложилось мнение, что наилу