О внешности и повадках постельного клопа

Большинство клопов, на жизнь которых мы только что бросили беглый взгляд, обладает крыльями и умело ими пользуется. У постельного клопа крыльев нет, они превратились в ни на что не пригодные культи. Эти насекомые разучились летать, и хотя природа в конце концов обуздала их летные повадки, на каждом новом поколении клопов можно проследить, что они и сегодня все еще склонны образовывать крылья. Однако орудия полета развиваются у них не больше, чем до состояния бесполезных зачатков.

Но тем лучше они используют свои ножки. Чтобы утолить голод, этим насекомым в качестве жертвы требуется человек, которого они настойчиво ищут. Едва насытившись, насекомые возвращаются в свои убежища. Проторенная трасса ведет их отсюда, из потайных норок, к месту, где люди спят, а затем обратно. Прячутся они предпочтительно в пазах и щелях кроватей, рамок, в стенной обшивке или на участках стен, скрытых под рваными обоями.

Клопы предпочитают покой и темноту и потому чаще всего нападают на спящих. По этой‑то причине они обычно гнездятся где‑нибудь вблизи постелей, так что ночные рейсы для них не слишком утомительны. Проголодавшись, они становятся способны совершать и довольно далекие марши. Если дом, зараженный клопами, совсем покинут обитателями, то в конце концов и клопы уходят из него массами, и можно даже видеть, как они движутся по стенам дома в поисках места, которое может стать для них новым плацдармом. В случаях, когда голод особенно силен, они, пренебрегая обычным отвращением к свету, способны доставить наблюдателю редкостное зрелище. И он видит, как клопы, при полном блеске солнечного сияния, вступают в его квартиру через открытое окно.

Чаще, однако, эти маленькие существа не проявляют такой активности и расселяются непроизвольно: сами люди завозят их на новоселье с мебелью, рамами и всякой хозяйственной утварью.

 

Клопы разных семейств. Нижний – постельный.

 

Есть и другие возможности обзавестись клопами. Эти насекомые питаются кровью не только человека, но также и кошек, собак, крыс, мышей, летучих мышей, кроликов. Они нападают и на скворцов, воробьев, ласточек. Куры или голуби тоже могут быть сильно заражены этими паразитами. Таким образом, курятник, кроличья нора или опустевшее гнездо ласточек вполне могут заселить дом клопами, причем жильцам и в голову не придет, откуда на них свалилась напасть. Однажды удалось наблюдать, как клопы переселялись из опустевшей голубятни, на которой укреплена была мачта радиоантенны. Подобно опытным канатоходцам, непрошеные гости двигались в дом по тонкому проводу.

Если задуматься над списком жертв клопа, если присмотреться к его меню, то можно подметить, что паразиты кормятся или на животных, обитающих в помещении вместе с людьми, или, в крайнем случае, достаточно близко от них. Похоже, для клопов важен не столько вкус крови, сколько условия, в которых живут жертвы. Здесь обнаруживаются связи и отношения, корни которых уходят, видимо, в весьма далекое прошлое.

Вероятно, прирожденная тяга к сухому и теплому еще в доисторические времена сделала клопа паразитом перечисленных выше животных, нашедших себе постоянное убежище или временный кров в пещерах, где начали селиться люди той эпохи. Став пещерным обитателем, и человек превратился в кормильца паразитов. Весь последовавший прогресс, связанный с переходом человека сначала в хижины, а затем в современные дома, представляется, с клопиной точки зрения, только модернизацией пещер. Что главное для клопов? Сухость и более или менее равномерное тепло.

Этому они и по сей день верны.

 

 

Питание, общежитие, семья

Клопы склонны жить совместно, хотя питается каждый в одиночку и ни один при этом не заботится о сотоварищах.

Как и у блох, у клопов кровожадны оба пола. Самцы обычно мельче самок и, видимо, не столь прожорливы. Самка способна за один прием поглотить пищи вдвое больше, чем весит сама; для самца достаточно половинной порции, причем он высасывает не больше, чем весит сам. Такое немалое количество крови может быть поглощено насекомыми всего за каких‑нибудь десять минут, что особенно достойно удивления, если знать, как исключительно тонок их хоботок.

На вид он массивен, так как его одевает внешняя оболочка‑чехол, который, не входя, не проникая в тело, сгибается при уколе и образует угол. Что же касается стилета, клопиного «жала», то о его диаметре можно получить представление по простому примеру. Впрыскивая больному наркоз или другое лекарство, врачи пользуются шприцем, снабженным тонкой полой иглой.

Чтобы сделать укол наименее болезненным даже для особо чувствительных лиц, следует подобрать возможно более тонкую иглу. Но диаметр ранки, оставляемой в коже такой тончайшей медицинской иглой, превосходит сечение прокола, сделанного колющим ртом постельного клопа, в 500 раз!

Как уже сказано, эти насекомые питаются в одиночку, но в своих тесных убежищах держатся предпочтительно скопом. Самцы и самки копошатся здесь рядом, и в молоди тоже нет недостатка: всюду полно мелюзги любых размеров, малыши уже вполне похожи на своих родителей, разве только лишены зачатков крыльев. Впрочем, и окраска молодых бледновата, если только они еще не успели покормиться кровью, которая просвечивает сквозь их тонкий покров и придает им, пока лишь временно, красный цвет.

Мухи кладут яйца в навоз, комары – в воду, блохи роняют их в пыль, дальше ни один из названных видов не заботится о потомстве. А клопы? Проявляют ли они хоть какую‑нибудь заботу о потомстве, налажена ли у них семейная жизнь?

Отнюдь! Ни малейших доказательств в пользу этого предположения не существует. Они живут скученно, но только по той простой причине, что скапливаются в наиболее удобных для них местах. Впрочем, может быть, здесь в какой‑то мере сказывается и взаимная тяга к запаху себе подобных.

Избираемые клопами убежища на дереве или на стенах в доме сразу заметны опытному глазу. Они запятнаны извержениями желтоватого, рыже‑коричневатого, даже черного цвета. Именно в таких загрязненных местах самки охотнее всего откладывают яйца.

При откладке яиц выделяется клейкое вещество, которое быстро засыхает на воздухе и надежно приклеивает яйца к подстилке. В отапливаемых помещениях размножение возможно круглый год, и даже зимой.

Примерно через неделю после того, как яйца отложены, из них выходит молодь. За каких‑нибудь восемь дней она созревает, а взрослые насекомые – имаго – способны в течение нескольких месяцев, иногда даже свыше года, жить и размножаться.

В истории развития клопов есть одна подробность, которую пора отметить. У большинства мух, комаров, блох из отложенного матерью яйца обязательно выводится личинка, совершенно отличная по форме тела и образу жизни от взрослого, закончившего развитие насекомого. Полностью выросшая, созревшая личинка окукливается, и лишь из куколки выходит взрослое, сформировавшееся насекомое.

А у клопов? Здесь из яйца сразу выводится, правда, крошечный, но настоящий по виду клопик.

О том, что влечет за собой это отличие, читатель узнает из следующей главы.

 

 

Искусство «выходить из себя»…

Малютка‑клопик вылупляется из яйца, не имея никакой колыбели. Его жизненный путь задан ему заранее. Едва вступив в жизнь, он уже вполне подвижен и первые же шаги свои направляет на поиск корма. В случае, если пищи нет, клопик способен подождать, он может поститься даже в течение двух месяцев. Никакой новорожденный у высших животных не перенесет подобного испытания. Клопы, как, впрочем, и другие сосальщики крови, легко переносят период вынужденной голодовки; эти насекомые исключительно выносливы. Конечно, пока они не могут кормиться, они и не становятся больше в размерах, зато одного‑единственного приема пищи им достаточно, чтоб заметно подрасти.

А расти клопам совсем не просто. Для клопов, так же как и для прочих членистоногих, этот процесс связан с определенными трудностями. Прочный хитиновый панцирь, в который они одеты, растягивается лишь незначительно. Поэтому, подобно сшитому в обтяжку платью, этот панцирь раньше или позже становится препятствием для дальнейшего увеличения объема тела. Клоп решает задачу тем же способом, какой распространен среди всех членистоногих. Он выходит из себя, сбрасывая свой старый хитиновый мундир, который взрывается изнутри.

Это легко говорится, но далеко не просто делается. Ведь каждая ножка – а они так хрупки! – должна быть невредимой извлечена из своей старой кожи.

Насекомые всегда тяжело переносят период «линьки», и их в эту пору погибает много. Но если все проходит благополучно, то оболочка с шестью маленькими ножками в конце концов сбрасывается, и точная копия тела – только совсем пустая – лежит рядом с закончившим линьку насекомым, которое именно сейчас, на протяжении тех нескольких часов, пока не затвердел новый панцирь, способно расти^[13].

Пять раз в жизни клопа повторяется это событие, прежде чем он достигнет окончательного размера.

В промежутке между каждыми двумя линьками насекомое должно по крайней мере один раз принять пищу, то есть пососать крови.

Поскольку взрослые, даже когда они закончили рост, обладают только крошечными зачатками крыльев, они на первый взгляд мало отличаются от своей молоди.

Другое дело крылатые клопы. Здесь взрослое насекомое сразу опознается по хорошо развитым крыльям, тогда как самое молодое вовсе лишено их, только несколько позже у растущего насекомого появляются культи.

 

 

Клоп‑щитник в полете. На этих клопов охотятся осы астатус. Они собирают в устраиваемых ими ячейках запасы пищи из щитников.

 

Вполне понятно, почему органы полета достигают полного развития лишь после завершения линек. Самый опытный и искушенный в съемке шкуры специалист не сумел бы извлечь неповрежденными из хитинового чехла вполне развитые крылья.

Подобно клопам растут и кузнечики, которых мы часто находим весной в степи в виде еще бескрылых существ. То же можно наблюдать и у некоторых других насекомых. Уже с первых дней они ведут себя как взрослые, но, только пройдя последнюю линьку, обретают наконец крылья. Активная жизнь насекомого при этом не прерывается.

По‑другому развиваются бабочки, жуки, мухи или блохи. У них и внешний облик, и поведение гусениц или личинок иные, чем у совершенных, полностью развитых насекомых. Здесь превращения форм и внутренних органов каждого создания связаны с его коренной перестройкой, а для нее на какое‑то время требуется покой. В этом и состоит особое значение «куколки». Если наблюдать ее извне, она находится в полном покое, тогда как внутри происходит глубокое изменение всей массы тела. В результате из окуклившейся личинки возникает непохожая на нее взрослая форма. После последней линьки созревшее насекомое взрывает оболочку кокона и, появившись на свет, расправляет крылья.

Наш рассказ обо всех этих событиях как будто не противоречит старому взгляду, согласно которому давление растущего тела способствует сбрасыванию оболочки. Линька вроде бы механически обусловлена. Новые исследования показали, что на самом деле процесс куда более сложен. На клопах его вполне удобно изучать.

Давно известно, что у позвоночных имеются железы, которые, в отличие от слюнных, производящих слюну, или печени, выделяющей желчь, не выводят свою продукцию по специальным каналам. Производимые этими железами выделения разносятся по всему организму кровью. Подобно гормонам, они воздействуют на процессы развития организма. Примером такой железы у человека и других млекопитающих может служить щитовидная, совершенно необходимая для регулирования роста. Если эта железа удалена в раннем возрасте или разрушена болезнью, то рост и умственное развитие человека приостанавливаются. Необходимо сложное сочетание воздействий многочисленных и разнородных желез, чтобы организм жил и развивался нормально.

О гормонах насекомых еще недавно ничего не было известно. Никто и не подозревал, что линька, например, регулируется определенными железами внутренней секреции. Теперь в этом легко убедиться с помощью нехитрого опыта. Клопа (это был не постельный клоп) обезглавили. Никакое высшее животное не перенесет, разумеется, такой операции, а клоп выдерживает ее и не гибнет. Он способен безголовым прожить еще много месяцев и даже достичь более почтенного возраста, чем его ровесники, у которых голова на месте.

Но это еще не так поразительно, как то, что выясняется далее. Оказывается, обезглавленный клоп ни разу после операции не линяет. Больше того: тот, кому удастся впрыснуть этому безголовому пациенту кровь нормального, неоперированного клопа, убедится, что и безголовый с безукоризненной аккуратностью сменит рубашку. Механизм этих удивительных явлений становится понятным, если произвести вскрытие: оно показывает, что вблизи от головного нервного узла у насекомого расположена крохотная железа. Ее‑то гормоны разносятся с кровью по телу и вызывают линьку. Когда насекомое обезглавлено, оно лишается этой железы и вместе с головой теряет способность линять, разве что здоровый донор снабдит его вместе с кровью недостающим веществом. Действие гормонов не ограничивается периодом линьки, но проявляется также в связанных с линькой изменениях формы тела. Если молодому клопу впрыснуть кровь более взрослых, находящихся накануне последней линьки, то эта операция вызывает досрочное созревание молоди: уже из следующей линьки насекомое выходит совершенным, полностью сформировавшимся. И наоборот: если подсадить взрослым клопам железы молодых, эти клопы еще раз перенесут линьку и после нее обнаружат детские признаки, «впадут в детство».

Но не будем слишком далеко вдаваться в эти сугубо ученые материи. Может быть, и приведенных примеров достаточно, чтобы признать добытые результаты важными для общей биологии, а не только для законов, действующих в мире клопов.

Запомним сведения, которые нам преподал обезглавленный клоп. Они показывают: внимательное исследование любого животного, пусть совсем ничтожного, всегда будет вознаграждено существенными для науки открытиями.