Джон Фрущанте создаёт нечто лучшее, чем реальный мир

THUMP: Я читал, что Foregrow был создан в 2009. У тебя много материала, который пылится на полке?

Джон: В последнее время я делал много подобного. Я писал музыку (в 2008 и 2009) без намерения издавать её. Это такой образ мышления, который, как мне кажется, очень ценен, когда ты учишься: без осознания того, что это будет для других людей – когда это только для тебя и твоих друзей.

Но в последнее время, в последние четыре-пять месяцев, я начал создавать материал, который я вижу как концептуально связанный между собой – и тогда, даже музыка, которую я делал в 2014 оказалась концептуально связанной (прим. переводчика: то ли сама с собой, то ли с новым материалом). То, чем я увлёкся в последние пару лет, было неожиданным, и скорее само раскрыло мне себя, нежели я пытался достичь этого.

Значит, этот релиз и релиз Трикфингера в 2015 не были предназначены для публики?

Ага, совершенно не были. Они были исключительно для изучения. Когда группа идёт в студию делать запись, существует давление извне и осознание факта, что ты делаешь что-то для конкретной публики. Когда ты убираешь это из уравнения, начинаешь чувствовать себя более смелым. Так чувствуют себя музыканты до того, как стали известными; тогда и происходит основной рост.

Есть ли какие-то особенные вещи, которые ты слушал или о которых думал, когда создавал этот новый материал? Даже немного странно говорить про Foregrow, потому что наверняка твои мысли сейчас уже совсем в другом месте.

Ага… Но можно. Хотя, честно говоря, мне очень некомфортно говорить… Знаешь? Я прошу прощения. Ты здесь совершенно не при чём, просто я сегодня в не очень хорошем душевном состоянии, и я вижу, что это интервью не пройдёт хорошо, так что мне придётся откланяться.

Ты уверен? Ты можешь говорить о чём пожелаешь.

Я был в плохом состоянии до интервью, и я сомневался, стоит ли его проводить. Я думал, может оно меня отвлечёт от… Честно говоря, твой первый вопрос, что я делал до твоего звонка – я читал книгу, книгу на 900 страниц, которую я дочитал до середины и я ей одержим. И я читал один и тот же абзац снова и снова. Мой мозг просто неспособен сейчас сконцентрироваться, потому что я отвлечён другими вещами.

На следующий день представитель лейбла написал мне письмо в 7 вечера, чтобы сказать, что Джон хочет поговорить снова, но нужно сделать это прямо сейчас. Беглый поиск в Гугле не дал результатов насчёт того, что сейчас может происходить в личной жизни Джона, но запись в Лос Анджелесском семейном суде гласит, что на этот месяц запланировано ещё одно слушание по его разводу. Тем не менее, Джон так и не сказал мне, что именно это тяготит его. Я звоню ему ещё раз.

Как ты себя чувствуешь сегодня?

Сегодня всё в порядке.

Ты вообще разговариваешь о плохих мыслях?

(Смеётся) Я не даю интервью по поводу своей частной жизни, понимаешь?

Может есть другой способ поговорить об этом: твоя музыка всегда казалась сублимацией того, что происходит сейчас в твоей жизни. Это правильное описание?

Я перестал писать песни в традиционной манере давно. Тогда, возможно, текст был отблеском того, что происходило в тот момент в моей жизни. Но пока, то, что я делаю с электронной музыкой – это такая естественная часть моего существования. Я уверен, что она отражает мою жизнь, я уверен, она отражает вещи, о которых я думаю, но многие из этих вещей, они как… числа.

У меня есть мысли, которые являются полностью музыкальными. Они занимают много места в моём сознании. Я много времени думаю своей музыкой, я пытаюсь заполнить пробелы, которые я вижу в музыке других людей. Так как я люблю все виды музыки из всех времён в истории, я вижу хорошие музыкальные идеи, которые в моём сознании прошли долгий путь перед тем, как истощились. Много времени я пытаюсь заполнить эти пробелы.

Именно поэтому ты и писал эйсид хаус в 2007?

Ну, это было просто «пополнение словарного запаса», понимаешь? Когда играешь на гитаре, ты делаешь одно действие за раз, но, когда я делал этот эйсид хаус, я играл на 15 машинах одновременно; нужно привыкнуть иметь в голове одновременно много вещей. Многие мои герои в электронной музыке, как Aphex Twin и Squarepusher – они с этого начинали, так что я понял, что, если собираюсь провести остаток жизни будучи композитором в современном понимании, мне нужно научиться делать это.

В этом смысле, является ли для тебя создание электронной музыки побегом?

Побегом от чего?

Всегда было так?

Когда я был ребёнком, около одиннадцати лет, я начал чувствовать, будто я схожу с ума. Я начал чувствовать, что я могу превратиться в того, кто убивает людей и не может себя остановить. Мои взаимоотношения с людьми были настолько непростыми, что мне начало казаться, будто я теряю контроль над своим рассудком. И тогда я начал играть на гитаре. Из парня, который слушал только панк рок я превратился в любителя музыки шестидесятых и всех тех идеалов. Я уже не мог представить себя убивающим кого-либо и ничего подобного.

Вот что во мне происходило. Вот что мир пробуждал во мне, пока я не прибегал к созиданию. Я избавляюсь от многих вещей, создавая музыку, там, где, как мне кажется, единственным другим способом избавиться от них было бы сделать что-то деструктивное по отношению к другим людям или по отношению ко мне самому. Определённо существует часть меня, которая нуждается в уединении и отрешённости от остального мира.

Джон Фрущанте создаёт нечто лучшее, чем реальный мир

27 Апреля 2016, автор Colin Joyce

У Джона Фрущанте плохой день. В общем-то только это он и дал понять, когда обрубил самый первый вопрос, который я задал ему по телефону – Чем сегодня занимался? – Я не собираюсь об этом говорить – простонал Джон. Заикаясь, я объясняю, что просто хотел растопить лёд этим вопросом, просто разрядить обстановку перед тем, как погрузиться в ледяные воды его последнего электронного релиза, EP для Лос Анджелесского лейбла Acid Test под названием Foregrow (ПредРост). Это всё не просто – говорит Фрущанте – и не то, о чём я хочу говорить с публикой.

В течение долгих лет бывший гитарист RHCP, прошедший через вещи, через которые не должен проходить никто, живёт на виду общества. После присоединения к группе в 1988, он покинул её посреди тура в поддержку их хитового альбома 1991го года Blood Sugar Sex Magik, потрясённый внезапно обрушившейся на них славой. Он погрузился в период наркозависимости и психического расстройства, отражённый в документальной картине Джонни Деппа и в интервью национальным изданиям (см. статью 1996г. в газете Arizona Newspaper, которая заканчивается словами «Мне всё равно, живу я или умру»). Он потерял друга – актёра Ривера Феникса – в 1993 из-за передоза возле дверей клуба Viper Room в Лос Анджелесе, где Фрущанте играл свой концерт. Согласно мемуарам его бывшего напарника по группе Энтони Кидиса, он наконец завязал с наркотиками в 1997 после попадания в реабилитационный центр. Но даже в течение последнего десятилетия, в течение которого о нём было почти ничего не слышно, он сражался в суде с преследователями, и сейчас находится в процессе развода, который стал достоянием общественности после того, как TMZ откопали судебные записи, гласящие, что его бывшая жена Николь Тёрли требует десятки тысяч долларов ежемесячно в качестве алиментов.

За таблоидной драмой затерялась по-настоящему уникальная соло работа, которую он создал после ухода из группы, сделавшей его популярным. (Фрущанте вернулся в RHCP для следующих самых успешных работ с 1998 по 2009, но снова покинул группу, когда его «музыкальные интересы повели его в другом направлении»). Долгое время он раздвигал рамки эмбиент-музыки, играл с жизнерадостным гитарным попом, странными кассетными записями, эйсид хаусом, и теперь с неклассифицируемым электронным эксперименталом, похоже следуя за любым своим капризом вдаль от логического завершения и не воображая какой-то конкретной аудитории. Foregrow, который он выпустил в День Магазинов Звукозаписи (16 апреля, с 2007го года праздник, который придумали для себя владельцы и сотрудники независимых магазинов звукозаписи), состоит из головокружительно запрограммированных драм-машин, прекрасных решёток синтезаторных партий, и вокальной баллады, текст которой он описывает как «яркую пред-жизненную память». В своей притягательной странности, всё это ощущается как захватывающая беседа из-за одностороннего зеркала: он может видеть всё, что снаружи, но даже самым преданным фанатам будет непросто разглядеть, что находится за ним.

После всех неприятностей, всё, о чём Фрущанте будет говорить, и при том оживлённо – это тревожная музыка, которую он создавал с тех пор, как с головой погрузился в мир аналоговой электроники почти десять лет назад. Его подход к выпуску этих работ бессистемен: в 2015 мощная бомба кислотных фракталов Трикфингера на самом деле была записана в 2007, а только что выпущенный Foregrow был записан в 2009 – но работа над ними составляет часть повседневной жизни Джона, дома, вдали от остального мира. В общении он обычно уклоняется в сторону программирования модульных синтезаторов или очень специфичных проблем работы в одной комнате с кем-то столь же дотошным, как и он сам (в последнее время это Аарон Фанк из Venetian Snares, с которым у него есть проект Speed Dealer Moms). Или же он с наслаждением принимается говорить об аккордовой последовательности в песнях Beatles или Genesis. Или, как это было в моём случае, он просто выдаст всё сразу.

Наше первое интервью в середине апреля, в полдень, было прервано после всего десяти минут, когда Фрущанте почувствовал, что не сможет должным образом выразить свои мысли, отвлечённый чем бы то ни было, что занимало его тем утром, когда я позвонил. Но два дня спустя он вернулся, предлагая свои размышления о том, как его навязчивое создание музыки взаимодействовало с его жизнью как в её лучшие, так и в худшие моменты. Прочтите нашу отредактированную беседу далее.