Сперва венеранс, а потом катушка

 

Удача, раз улыбнувшись, уже не оставляла Миггери Coy. В первый же день её службы во дворце девочку послали отнести принцессе катушку красных ниток.

– Заруби себе на носу, – сказала Начальница всех служанок, строгая женщина по имени Луиза. – Принцесса – особа королевской крови, поэтому ты должна сделать реверанс.

– Чё? – громко переспросила Мигг.

– Реверанс сделай! Не забудь! – крикнула Луиза.

– Ага, – обрадовалась Мигг. – Венеранс. Непременно, мэм.

Взяв нитки из рук Луизы, она начала подниматься по золотой лестнице в покои принцессы. Она шла и тихонько разговаривала сама с собой.

– Вот ты идёшь, идёшь и сейчас увидишь принцессочку. Ты, Миггери Coy, собственной персоной, сейчас увидишь принцессочку, тоже собственной персоной. И не забудь – сразу венеранс, потому что она особа королевской крови.

Однако у самой двери в покои принцессы Мигг вдруг страшно перепугалась. Она стояла, стиснув катушку в кулаке, и бормотала:

– Как же это? Чё делать‑то? Сперва катушку отдать, а потом веранс? Или нет, сначала неранс, а потом катушку отдать. Да, так, точно так. Сперва ве‑не‑ранс, а потом катушка.

Она постучала в дверь.

– Войдите, – сказала изнутри Горошинка.

Но Мигг её голоса не услышала и постучала ещё раз.

– Войдите, – повторила Горошинка.

Но Мигг снова ничего не услышала и постучала в третий раз. «Может, принцессочки и дома‑то нет», – подумала она.

Но тут дверь распахнулась, и на пороге оказалась принцесса собственной персоной. И она смотрела прямо на Миггери Coy.

– Ух ты! – выдохнула Мигг да так и осталась стоять с открытым ртом.

– Здравствуй, – сказала Горошинка. – Ты, наверно, новая служанка? Нитки принесла?

– Сперва реванс! – скомандовала себе Мигг и, подобрав юбки для реверанса, тут же выронила катушку, а потом, пытаясь изобразить реверанс, наступила на катушку и стала балансировать на ней, пытаясь обрести равновесие.

Это продолжалось довольно долго – так, во всяком случае, показалось раскачивавшейся на катушке Мигг и принцессе, которая за этим наблюдала, но потом новая служанка всё‑таки грохнулась на пол к ногам Горошинки.

– УУУУУУУУУУх‑тыыыыыыыыыы! – сказала Миггери Coy.

Больше Горошинка сдерживаться не могла – новая служанка громко расхохоталась.

– Ничего страшного, – проговорила она сквозь смех. – Главное порыв, а не результат.

– Чё? – Мигг и не поняла и недослышала.

– Главное, что ты хотела сделать как надо! – прокричала Горошинка.

– Спасибо, мисс. – Мигг медленно поднялась на ноги, взглянула на принцессу. И тут же испуганно потупилась. – Сперва вернанс, а потом катушка, – пробормотала она.

– Ты о чём? – удивилась Горошинка.

– Господи! – воскликнула Мигг. – А катушка‑то где?!

Она снова плюхнулась на пол и поползла на локтях и коленках искать катушку. Слава богу, нашла! Мигг выпрямилась и протянула катушку принцессе.

– Я ж вам катушку принесла! Держите вот.

– Замечательно! – ответила Горошинка. – А то у меня красные нитки всё время теряются. Остальные на месте, а красные что ни день пропадают.

– Вы чего шьёте‑то? – спросила Мигг, скосив глаза на кусок ткани в руке принцессы.

– Я вышиваю историю мира. Моего мира. Видишь, вот – король, мой отец. Он тут играет на гитаре, потому что и в жизни очень любит это делать и играет очень хорошо. А тут моя мама, королева, и она ест суп, потому что больше всего на свете она любила суп.

– Суп? Ух ты! Его ж запрещено есть!

– Конечно! Его как раз мой папа и запретил, потому что мама умерла, когда ела суп.

– Ваша мама померла?

– Да. Месяц назад. – Принцесса закусила дрожащую губу, чтобы не расплакаться.

– Ух ты! – воскликнула Мигг. – Так моя ж маманя тоже померла!

– А сколько тебе тогда было лет?

– Билет? Какой билет? – Мигг не расслышала вопрос.

– Не билет! – прокричала принцесса, – Сколько лет тебе было, когда у тебя мама умерла?

– Шесть без малого.

– Бедная! – Принцесса посмотрела на Мигг с глубоким сочувствием. – А сейчас тебе сколько?

– Двенадцать.

– И мне тоже! – оживилась Горошинка. – Мы с тобой ровесницы! Как тебя зовут? – спросила она погромче.

– Миггери. Миггери Coy. Но люди кличут Мигг. А я вас раньше видела! – выпалила девочка. – Вы мимо меня на белой лошадке проехали. Это был день моего рождения, я ещё в поле стояла, Дядиных овец пасла. На закате.

– Я тебе помахала? – спросила принцесса.

– Чё?

– Я тебе рукой помахала? – прокричала Горошинка.

– Да, – кивнула Мигг.

– А почему ты не помахала в ответ?

– Махала я. Только вы уж далеко ускакали. Когда‑нибудь я тоже поскачу на белой лошадке, корону надену и буду людям махать. – Мигг по привычке потрогала своё ухо‑кочерыжку. – Я тоже, как вы, принцессочкой стану.

– Правда? – Принцесса метнула на Мигг быстрый, внимательный взгляд, но больше ничего не сказала.

Когда Мигг спустилась в конце концов по золотой лестнице, внизу её поджидала Луиза.

– Ты там у принцессы ночевать вздумала? – возмутилась она.

– Слишком долго? – догадалась Мигг.

– Именно! – сказала Луиза и отвесила Миггери затрещину не хуже Дядиной. – Хорошей служанкой тебе не стать. Это ясно как день.

– Не стать, – согласилась Мигг. – Но это не важно, мэм. Потому что я стану принцессочкой.

– Ке‑е‑ем? Тоже ещё – прынцесса выискалась. Не смеши!

На самом деле Начальница всех служанок сказала это для красного словца, поскольку она вообще никогда не смеялась. Категорически. Даже представив Миггери Coy с короной на голове.

 

Глава тридцатая

В подземелье

 

Поселившись в королевском замке, Миггери Coy впервые за свою недолгую жизнь начала есть досыта. И как она ела! За обе щёки! Вскоре эти щёки, а потом и вся Мигг стали кругленькими. Потом пухлыми. Потом толстыми. Миггери Coy толстела, толстела и наконец стала необъятна. Только голова её по‑прежнему оставалась маленькой.

Читатель, рассказывая эту историю, я вынуждена время от времени сообщать тебе горькие и даже неприятные истины. И сейчас, как честный человек, скажу тебе вот что: Мигг была чуточку ленива. Кроме того, звёзд с неба она явно не хватала. То есть соображала довольно туго.

Начальница всех служанок поручала ей то одну, то другую работу, но из‑за упомянутых выше недостатков Мигг не справлялась ни с чем. Из неё не вышло фрейлины (девочку застукали, когда она украдкой примеряла наряд заезжей герцогини), не вышло белошвейки (латая плащ учителя верховой езды, она умудрилась пришить его к собственному платью и безнадёжно испортила обе вещи) и, наконец, не вышло горничной. Она останавливалась посреди комнаты, которую её посылали убрать, да так и замирала там, раскрыв рот от восхищения, любуясь золотыми узорами на стенах, полах и кушетках и поминутно восклицая: «Ух ты, красота‑то какая! Ух ты, вот это да!» До уборки дело так и не доходило.

Пока Начальница всех служанок пыталась найти для Мигг хоть какую‑нибудь работу, в замке происходили и другие, вполне важные события. Внизу, в подземелье, крыс по имени Роскуро метался по своей норе, вынашивая планы мести, – он хотел отомстить принцессе Горошинке за тот взгляд, которым она проводила его из банкетного зала. А наверху мышонок Десперо, заворожённый звуками музыки, познакомился с принцессой. И влюбился в неё без памяти.

Как думаешь, читатель, у этих событий будут какие‑нибудь последствия? А то!

Начнём с того, что неспособность Миггери Coy сделать хоть что‑то мало‑мальски хорошо заставила Начальницу всех служанок отправить её на кухню, поскольку Главная повариха славилась тем, что у неё ни ленивый, ни безрукий от работы не отвертится. Однако на кухне Мигг умудрилась уронить яичную скорлупу в уже готовое тесто для торта, вымыть пол растительным маслом вместо специального чистящего средства и чихнуть на пожаренную для короля свиную отбивную, когда её уже поставили на поднос, чтобы нести в покои короля.

– Уж сколько я повидала на своём веку ленивых и безруких, но хуже тебя ещё не бывало! – орала толстуха Повариха, чтобы Миггери Coy расслышала её слова. – Глухая тетеря с ушами‑кочерыжками! Тебе одна дорога – в подземелье.

– Чё?

Силясь расслышать Повариху, Мигг приложила руку к уху.

– Немедленно отправляйся в подземелье. Тюремщику обед отнесёшь. Отныне это и будет твоей работой.

Читатель, ты уже знаешь, что мышиное племя, обитавшее в королевском замке, страсть как боялось подземелья. А люди боялись подземелья ещё больше. К тому же – как бы ни старались они изгнать это ужасное место из своих мыслей и памяти – оно постоянно о себе напоминало. В жаркие летние месяцы из подземелья поднималась страшная вонь, она растекалась по всему замку и пропитывала каждый кирпичик и половицу. Ну а стылыми зимними ночами оттуда доносился то жуткий, то жалобный вой, точно сам замок стенал и жаловался на свою судьбу.

– Это ветер воет, – успокаивали друг друга жители замка. – Просто ветер.

Многим служанкам доводилось носить еду тюремщику, и все они возвращались из подземелья белые как полотно. От пережитого страха у них зуб на зуб не попадал, и твердили они только одно: «Никогда ни за что больше туда не спущусь!» Что ещё страшнее, ходили слухи, будто многие служанки, которых послали отнести тюремщику еду, не возвратились из подземелья вовсе: спустились вниз по лестнице да и канули там на веки вечные.

Как думаешь, не пропадёт ли там и наша Мигг?

Надеюсь, что нет. Как же нам историю‑то рассказывать, если в ней не будет Миггери Coy?

– Эй, ты! Тупая башка с кочерыжками! – крикнула ей Повариха. – Берёшь этот поднос, спускаешься по лестнице, отдаёшь еду старику, дожидаешься, пока он поест, забираешь поднос и приносишь наверх, сюда. Хоть с таким делом справишься?

– Да чё тут не справиться? – отозвалась Мигг. – Я отдам старику поднос, он съест, чё на подносе, а я потом поднос сюда принесу. Пустой уже будет, да? Значится, я снизу, из подвала этого, несу вам пустой поднос.

– Правильно, – кивнула Повариха. – Проще пареной репы. Но ты, конечно, всё равно найдёшь способ всё перепутать.

– Чё? – спросила Мигг.

– Ничего. В добрый путь. Удачи тебе.

Повариха провожала девочку взглядом, пока та спускалась по ведущей в подземелье лестнице, той самой, по которой накануне кубарем скатился вниз мышонок Десперо. В отличие от него Мигг не оказалась в кромешной тьме, поскольку Повариха предусмотрительно поставила на поднос не только еду, но и зажжённую свечку, и её маленькое неверное пламя пусть слабо, но освещало дорогу. В какой‑то момент Мигг остановилась, оглянулась и улыбнулась Поварихе.

– Дурочка ты, дурочка! – вздохнула Повариха. – Никчёмная неумёха с ушами‑кочерыжками. Что же станется с тобой, если ты идёшь в подземелье с улыбкой на лице?

Читатель, ты тоже хочешь узнать, что станется с Миггери Coy? Читай следующую главу.

 

Глава тридцать первая

Песня во тьме

 

Вонища, стоявшая в подземелье, нисколько не беспокоила Мигг по одной простой причине: пытаясь дать ей в ухо, Дядя иногда ошибался и попадал по носу. Даже не иногда, а частенько. В итоге девочка потеряла не только слух, но и нюх и теперь была не способна различить запах отчаянья, страдания и безнадёжности, царивший в подземелье. Она весело, чуть ли не вприпрыжку, спускалась по винтовой лестнице и беседовала сама с собой.

– Ух ты! Темно‑то как! – громко восклицала она. – Конечно темно, Мигг, – отвечала она себе. – А вот если б я стала принцессочкой, я б сама сияла‑сверкала‑землю‑освещала. Ни одного уголка бы тёмным не оставила.

Порассуждав таким образом, Мигг принялась напевать, и получилась у неё примерно такая песенка:

 

 

Пока я не принцессочка,

Пока я не Горошинка,

Но буду я, но буду я

Такою же хорошенькой.

 

 

Как ты понимаешь, читатель, певицей Мигг оказалась никудышной, к тому же, чтобы услышать собственное произведение, она не пела, а орала во всю глотку. Тем не менее подобие мелодии в этой песенке всё‑таки было, и кое‑кто её всё‑таки услышал. Когда Мигг завернула на очередной виток бесконечной винтовой лестницы и тьма за её спиной сомкнулась вновь, от стены отделилась крыса с красной тряпкой на спине и ложкой на голове. Роскуро пробормотал:

– Да! Пой, девчонка! Именно этой песенки я всё это время и ждал!

И он устремился вслед за Миггери Coy.

Добравшись наконец донизу, Мигг прокричала в темноту:

– Эге‑гей! Я Миггери Coy, можете кликать меня просто Мигг. Я вам еду принесла. Господин подземельщик! Кушать идите!

Ответа не было.

Вокруг стояла тишина, но не тихая, не умиротворяющая, а грозная и гнетущая. Там и сям раздавались едва различимые, но пугающие звуки: тут струйки воды, точно змеи, шипя, скользили по стене; там, за тёмным углом, слышались стоны; и повсюду, спеша по своим делам, топотали крысы. Их острые когти скребли по камням и отчётливо цокали, а длинные хвосты шуршали, попадая на сухой пол, или расплёскивали вонючую кровавую жижу.

Читатель, окажись ты в подземелье вместе с Мигг, ты наверняка бы услышал этот приглушённый, но зловещий шумок.

И я услышала бы то же самое, случись мне оказаться в подземелье рядом с тобой.

Мы с тобой наверняка бы до смерти перепугались и прижались бы друг к другу тесно‑тесно.

А что услышала Миггери Coy?

Верно!

Она не услышала ровным счётом ничего. И поэтому она ничегошеньки не боялась. Ни капельки. Мигг подняла поднос повыше, и слабое пламя свечи, колыхаясь, осветило целую гору ложек, мисок и котелков.

– Ух ты! Вот это да! Да разве ж бывает столько ложек! А котлов‑то, котлов! Я в жизни столько не видала!

– В жизни случается повидать всякое! – прогремел в ответ чей‑то бас. – Иногда невообразимое.

– Очень точно подмечено, – прошептал Роскуро. – Тюремщик говорит чистую правду.

– Ой! Кто это сказал? – удивилась Мигг. – Кто здесь?

Она обернулась на голос тюремщика Грегори.

 

Глава тридцать вторая

Остерегайся крыс

 

В дрожащем пламени свечки постепенно проступил силуэт Грегори с привязанной к ноге толстенной верёвкой. Тюремщик, хромая, шёл к девочке и тянул руки к подносу с едой.

– Верно ли понял Грегори? Ты принесла тюремщику еду?

– Чё? – переспросила Мигг и сделала шажок назад.

– Давай, давай сюда. – Грегори отобрал у неё поднос и уселся на перевёрнутый котёл, лежавший чуть поодаль, в стороне от груды кухонной утвари. Кое‑как пристроив поднос на коленях, тюремщик уставился на прикрытую крышкой тарелку. – Верно ли Грегори понимает, что его опять оставили без супа?

– Чё? – переспросила Мигг.

– Суп принесла? – крикнул Грегори.

– Суп есть запрещено! – крикнула Мигг в ответ.

– Вот ведь глупость какая! – Грегори вздохнул и снял крышку с тарелки. – Надо же додуматься! Лишить мир супа!

Он взял куриную ногу, засунул её целиком в рот, пожевал – и проглотил.

– Эй, там же кости! – Мигг даже опешила. – Вы забыли?

– Не забыл. Разжевал.

– Ух ты! – восхитилась Мигг. – Вы едите кости?! Прямо как зверь!

Грегори схватил ещё кусок курицы, на этот раз крыло, умял его точно так же, вместе с костями, и принялся за третий кусок. Мигг не сводила с тюремщика восхищённого взгляда. И тут ей захотелось поделиться с ним своей самой сокровенной мечтой.

– Когда‑нибудь я стану принцессочкой, – искренне сказала Миггери Coy.

Услышав это признание, Кьяроскуро, не отстававший от Мигг ни на шаг, аж заплясал от радости, и его тень, огромная и пугающая, заметалась по стене, стократно увеличенная благодаря маленькой свечке.

– Грегори тебя видит, – сказал тюремщик крысиной тени.

Роскуро тут же юркнул Миггери под юбку.

– Чё? – встрепенулась Мигг. – Это вы мне?

– Нет. Не важно. Значит, ты вознамерилась стать принцессой? Что ж, глупая мечта есть у каждого. Мечтать не возбраняется. Грегори, например, мечтает жить в мире, где разрешено есть суп. Да и у крысы, что прячется тут неподалёку, тоже наверняка имеется какая‑нибудь мечта.

– Ещё бы! – прошипел Роскуро. – И какая!

– Чё? – переспросила Мигг.

Но Грегори промолчал. Вместо ответа он сунул руку в карман, извлёк оттуда салфетку и смачно в неё чихнул – раз, другой, третий…

– Апчхи!!!

– Будьте здоровы! – крикнула Мигг. – Будьте здоровы! Будьте здоровы!

– Возвращайся наверх, к свету, – шепнул Грегори в салфетку и, скатав её в шарик, положил на поднос. – Спасибо, наелся. – Он протянул поднос Миггери Coy.

– Наелись? Тогда пора поднос наверх нести. Так Повариха велела. Несёшь поднос вниз, отдаёшь старику, дожидаешься, пока он поест, забираешь поднос и приносишь наверх, Я всё помню!

– А крыс остерегаться тебе велели?

– Чё?

– Крыс!

– Чё крыс?

– Держись подальше от крыс!

– Ага! Хорошо! Держись подальше от крыс!

Роскуро, по‑прежнему сидевший под юбкой Миггери Coy, лишь радостно потирал лапы.

– Ничего не выйдет, старик! – шептал он. – Я ждал этого часа, и он пробил! Пора перекусить твою верёвку. Не погрызть, а перекусить надвое, и баста! Да, я отомщу, и уже совсем скоро! Расплата близка!

 

Глава тридцать третья

Крыса знает моё имя

 

Мигг поднялась по лестнице и уже собиралась открыть дверь на кухню, когда с ней заговорил Роскуро:

– Простите, можно к вам обратиться?

Девочка непонимающе завертела головой.

– Я здесь, внизу, – уточнил Роскуро.

Мигг посмотрела на пол.

– Ух ты! Крыса! Ага, чё там старик говорил? А, помню! Старик сказал: «Держись подальше от крыс».

Она чуть повернула поднос, чтобы свет свечи падал прямо на крысу. Та оказалась в красной мантии и с ложкой на голове.

– Пожалуйста, без паники, – предупредил Роскуро и, протянув лапу назад, нажал на рукоятку ложки так, что сама ложка на его голове тут же приподнялась, точно шляпа у вежливого джентльмена во время разговора с дамой.

– Ух ты! – восхищённо выдохнула Мигг, – Крыса‑то воспитанная!

– Разумеется, – подтвердил Роскуро. – Как поживаете?

– У моего папани была такая тряпка. Точь‑в‑точь такого цвета, как у вас, господин Усатый. Он меня как раз на эту тряпку обменял.

– Вот как? – Роскуро понимающе улыбнулся. – Ребёнка на тряпку? Какая ужасная, трагическая история!

Читатель, прости, но я должна сделать в нашем повествовании небольшую паузу и сообщить тебе одно необычное и крайне важное обстоятельство. Это необычное и крайне важное обстоятельство состоит в следующем: измученные затрещинами уши Миггери Coy, с трудом различавшие человеческую речь, замечательно различали тонюсенький голос Роскуро. Да‑да, её уши‑кочерыжки слышали каждое слово, которое он произносил!

– Вы хлебнули немало горя, – продолжал тем временем Роскуро. – Возможно, как раз теперь вам пора отведать величия и славы.

– Величия? – Мигг обалдела от неожиданности. – Славы?

– Во‑первых, позвольте представиться, – продолжал крыс. – Меня зовут Кьяроскуро. Для друзей – просто Роскуро. А вас зовут Миггери Coy. Но, насколько я знаю, все называют вас просто Мигг. Верно?

– Ух ты! – поразилась девочка. – Крыса откуда‑то моё имя знает!

– Дорогая мисс Миггери, мы знакомы так недавно, и мне не хотелось бы показаться бесцеремонным, но скажите, ведь я прав, что у вас есть… стремления?

– Чё есть? – по привычке крикнула Мигг.

– Мисс Миггери, кричать совершенно незачем. Совершенно незачем. Вы же меня слышите? И я вас прекрасно слышу. Мы замечательно подходим друг другу. По всем статьям. – Роскуро снова улыбнулся, обнажив острые желтоватые зубы. – Стремления, моя дорогая мисс Миггери, это то, что заставляет бедную девочку‑служанку мечтать. Например, о том, чтобы стать принцессой.

– Ух ты! В аккурат! Именно принцессой! Я этого и хочу!

– Что ж, дорогая, есть способ, есть. Ваша мечта может осуществиться.

– Ты хочешь сказать, что я могу стать принцессой Горошинкой?

– Да, ваше высочество! – Роскуро сдёрнул ложку с головы и отвесил девочке глубокий поклон. – Да, ваше высочество принцесса Горошинка!

– Ух ты! – выдохнула Мигг.

– Позвольте рассказать вам мой замысел? Позвольте поведать, как мы воплотим в жизнь вашу мечту?

– Давай! Говори!

– Главным двигателем этого плана будет ваш покорный слуга. Для начала придётся перекусить верёвку.

Мигг так и замерла, держа в руках поднос с маленькой свечкой. Она слушала, и с каждым словом, произнесённым Роскуро, заветная мечта её жизни казалась всё досягаемее, всё реальнее. Крыс так увлёкся своей пламенной речью, а Мигг с таким упоением его слушала, что оба не заметили, что лежавшая на подносе салфетка слегка шевельнулась.

Не услышали они и мышиного писка, сперва недоверчивого, а потом гневного, которым шевелящаяся салфетка отвечала на каждый пункт дьявольского плана Роскуро. Ещё бы! Ведь этот крыс задумал отправить в подземелье саму принцессу Горошинку!

 

 

Книга четвёртая

Наверх, к свету

 

Глава тридцать четвёртая

Убивать и живых и мёртвыхХ

 

Читатель, ты ещё не забыл про нашего мышонка? Про Десперо?

«Возвращайся наверх, к свету», – шепнул ему старый тюремщик Грегори, завернул в салфетку и положил на поднос. А потом Мигг, поговорив с крысом Роскуро, вернулась с этим подносом на кухню и объявила Главной поварихе:

– Это я, Миггери Coy! Вернулась из глубокого‑преглубокого подземелья!

– Вот и славно, – отозвалась толстуха. – Мы счастливы тебя видеть.

Мигг поставила поднос на разделочный стол.

– Эй, погоди, – сказала Повариха, – а посуду кто за тебя вымоет? Давай‑ка пошевеливайся!

– Чё? – переспросила Миггери Coy.

– В твои обязанности входит вымыть эту посуду, – прокричала Повариха, схватила салфетку и хорошенько её вытрясла.

Десперо вывалился из салфетки и угодил в стеклянную плошку с растительным маслом. Плюх!

– Чтоб тебя! – ахнула толстуха. – Мышь! У меня на кухне! В моей плошке! В моём масле! Мигг, убей её! Сию же минуту убей!

Мигг наклонилась над плошкой, наблюдая, как мышонок медленно, но верно идёт ко дну.

– Бедняжка, – прошептала она и, сунув руку в масло, вытащила Десперо за хвостик.

Он кашлял, чихал, отфыркивался, жмурился от яркого света и едва не плакал от счастья: он спасён! Но счастье длилось недолго.

– Убей эту мышь! – орала Повариха.

– Ладно, – нехотя согласилась Мигг и отправилась за кухонным ножом.

Она продолжала держать Десперо за хвостик, но хвостик‑то был тонкий, да ещё в масле. Поэтому, когда Миггери Coy потянулась за ножом и чуть ослабила хватку, Десперо выскользнул из её толстеньких пальчиков и шмякнулся об пол.

Мигг посмотрела на маленький бурый комочек, неподвижно лежавший у её ног.

– Он и сам, без меня убился, – сказала она.

– Всё равно убей! – твердила толстуха. – У меня для мышей один приговор: убивать. И живых и мёртвых. Всех подряд. Только так можно надеяться, что мышь будет мертва и не сгрызёт у меня никаких продуктов.

– Ух ты! Ясный приговор. Убивать и живых и мёртвых.

– Ну ты, кочерыжка ушастая! Пошевеливайся! – завопила Повариха.

Десперо чуть приподнял голову.

Сквозь огромное окно в кухню проникали лучи предзакатного солнца. Но мышонок не успел полюбоваться светом – его затмило огромное лицо. Миггери Coy склонилась над ним низко‑низко и, жарко дыша через полуоткрытый рот, принялась тщательно рассматривать.

– Мышенька, что ж ты не убегаешь? – прошептала она.

Десперо смотрел в её маленькие, полные жалости глазки, но тут вдруг что‑то сверкнуло, и воздух прорезало что‑то острое, металлическое… Мигг медленно, сколь возможно медленно опускала нож‑тесак, и он всё приближался, приближался…

Десперо пронзила резкая боль – где‑то сзади, совсем сзади. Он вскочил и побежал. Вполне профессионально, по‑мышиному. Сперва вправо, потом влево. Петлял.

– Ух ты! – воскликнула Миггери Coy. – Промазала.

– Чего от тебя ещё ждать? – вздохнула Повариха, следя взглядом за мышонком, который как раз юркнул в щель под дверью кладовки.

– Но хвостик‑то я отрубила! – Мигг подобрала хвост Десперо и гордо продемонстрировала его Поварихе.

– И что с того? – возмущённо завопила толстуха. – Какая мне радость от этого хвоста, если вся остальная мышь уже грызёт мои продукты?

– Не знаю, – честно ответила Мигг и съёжилась, потому что Повариха подступала с явным намерением дать ей в ухо. – Я не знаю.

 

Глава тридцать пятая

Рыцарь в сияющих доспехах

 

Десперо тоже размышлял о своём хвосте. Если Повариха не знала, что делать с его хвостом, то ему надо было понять, как теперь жить без хвоста. Десперо сидел на куле с мукой на самой верхней полке кладовки и плакал.

Боль на месте отрубленного хвоста была нестерпимой, и он плакал от боли. А ещё он плакал от счастья. Он выбрался из подземелья! Он вернулся назад, к жизни и свету! Спасение пришло очень вовремя, потому что теперь ему надо помочь Горошинке, надо оградить принцессу от ужасной участи, которую уготовил для неё этот ужасный крыс.

Так что Десперо плакал от счастья, боли и благодарности. А ещё от усталости, отчаяния и надежды. Он плакал от всего разом – от всех чувств, которые могут нахлынуть на маленького мышонка, которого сперва осудили на смерть, а потом чудесным образом от неё избавили, чтобы сам он мог спасти от напастей свою возлюбленную.

Короче, читатель, Десперо плакал.

А наплакавшись, так и заснул на куле с мукой. На улице тем временем закатилось солнце, стемнело, и на небо одна за другой высыпали звёзды. Потом звёзды снова уступили место солнцу, а Десперо всё спал и спал. И ему снился сон.

Ему снились высокие разноцветные окна‑витражи и мрак подземелья. Свет в его сне ожил, сияющий, всепобеждающий, и превратился в рыцаря с мечом. И рыцарь сражался с мраком.

Мрак тоже принимал разные обличья. Сначала он был похож на маму и говорил непонятные французские слова. А потом он превратился в папу и стал бить в барабан. После он стал братцем Ферло в чёрном капюшоне и говорил «нет» на любые просьбы и мольбы. В конце концов мрак превратился в огромную крысу и начал ухмыляться – угрожающе и зловеще.

– Мрак! – в ужасе восклицал Десперо, глядя влево.

– Свет! – с надеждой восклицал он, глядя вправо.

Потом он воззвал к рыцарю:

– Кто ты? Ты спасёшь меня?

Но рыцарь не ответил.

– Кто же ты? Скажи! – снова попросил мышонок.

Рыцарь перестал размахивать мечом и посмотрел на Десперо.

– Ты хорошо меня знаешь, – уверенно произнёс он.

– Разве? – удивился Десперо. – Откуда?

– Знаешь, – повторил рыцарь.

Он медленно снял с головы шлем, и под ним… не оказалось ничего. Сияющие доспехи были пусты.

– Неужели никакого рыцаря нет? – Десперо был очень огорчён. – Выходит, всё это выдумки? Выходит, прекрасной принцессе не с кем жить‑поживать и добра наживать?

Читатель, знаешь, что сделал мышонок Десперо? Он опять заплакал. Прямо во сне.

 

Глава тридцать шестая

Что принесла с собой Мигг

 

Пока мышонок спал, Роскуро начал приводить свой ужасный замысел в действие. Хочешь узнать, как он это сделал, читатель? Что ж, слушай. История получилась довольно некрасивая. Гнусная история. И жестокая. Но послушать такую историю очень даже полезно. Ты ведь достаточно пожил на свете и знаешь, что в жизни тоже не всегда всё происходит гладко. Поэтому слушай.

Вот как это случилось. Для начала крыс Роскуро довершил дело, которое начал когда‑то давным‑давно. Он перегрыз верёвку Грегори. Перегрыз начисто, так что тюремщик мгновенно заплутал в подземном лабиринте. А поздно вечером, когда весь замок погрузился во тьму, по золотой лестнице в покои принцессы прокралась Миггери Coy.

В руке у неё была свечка. А в карманах фартука имелось ещё кое‑что, и это кое‑что не сулило ничего приятного. В правом кармане Миггери Coy сидела крыса, вернее, крыс в красной мантии на плечах и с ложкой на голове. Роскуро спрятался в карман на случай, если Мигг повстречает кого‑нибудь по пути к принцессе. В левом кармане её фартука лежал огромный нож‑тесак, тот самый, которым она отрубила хвост известному тебе мышонку.

Свечку, крысу и нож – вот что несла с собой в покои принцессы Миггери Coy. И она уже поднималась по лестнице.

– Ух ты! – крикнула она Роскуро. – Темнотища‑то какая!

– Да, да, – прошептал он в ответ. – Хоть глаз выколи.

– Когда я буду принцессой… – громогласно начала Мигг.

– Тсс, – оборвал её Роскуро. – Могу я попросить вас об одолжении? Держите пока ваши блистательные планы на будущее при себе, хорошо? А ещё, если вас не затруднит, перестаньте орать. Будьте так любезны перейти на шёпот. В конце концов, мы прибыли сюда по весьма секретному делу. Вы умеете шептать, милая?

– Умею! – радостно гаркнула Миггери Coy.

– В таком случае, умоляю, немедленно начните применять это умение на практике.

– Ух ты, говорит‑то как! – восхитилась Мигг. – Ладно, буду потише.

– Премного благодарен, – сказал Роскуро. – Нам надо ещё раз повторить план действий?

– Так я ж всё запомнила! – громким шёпотом ответила Мигг. – У меня всё туточки, в голове. – И она постучала пальцем по виску.

– Это обнадёживает, – ответил Роскуро и добавил: – Но всё‑таки, дорогая, думаю, стоит повторить всё шаг за шагом. Разочек. Чтобы избежать срывов.

– Значит, так… – раздумчиво начала Мигг, – заходим мы в спальню к принцессочке, а она там спит‑сопит‑храпит, и тут я бужу её, показываю ей нож и говорю: мол, хочешь в живых остаться – пойдём со мной.

– Но вы её не тронете, – вставил Роскуро.

– Не трону, – согласилась Мигг. – Потому что я сделаю её своей фрейлиной, когда сама стану принцессочкой.

– Совершенно верно. Вы – из грязи в князи, а она – в обратном направлении. И всё – по мановению волшебной палочки!

– Ух ты! По мановению! – восхитилась Мигг.

Ей так понравилась эта фраза, что она стала повторять её про себя и вслух на все лады, пока Роскуро не спросил:

– А дальше‑то что?

– А дальше я велю ей вылезать из кровати и отправляться со мной. В небольшое путешествие.

– Ха! Именно! В небольшое путешествие. Как таинственно это звучит! Какая удивительная недоговорённость сквозит в этих словах. В небольшое путешествие. Вот уж воистину!

– А потом, – продолжала Мигг с воодушевлением, поскольку добралась до самой заветной части их хитроумного замысла, – мы отводим её на самое дно подземелья. Там её ждёт много длинных уроков, потому что мы станем учить её быть послушной служанкой. А она мне даст короткий урочек, как быть принцессочкой. И как только мы всему научимся, мы с ней меняемся местами. Она становится служанкой, а я – принцессочкой. Ух ты, здорово! – в который раз восхитилась Мигг такому повороту событий.

Что ж, читатель, Миггери Coy довольно точно изложила тот самый план, которым соблазнил её Роскуро во время их первой встречи. Разумеется, план этот был совершенно нелепым.

Ну кто, скажи на милость, принял бы Мигг за принцессу, а принцессу – за Мигг, пусть даже на мгновение? Однако, как я уже говорила, Миггери Coy большой сообразительностью не отличалась. К тому же ты ведь помнишь, читатель, как сильно мечтала эта девочка стать принцессой? Господи, да она только одной этой мечтой и жила! Оттого‑то она так легко и поверила, что предложенный Роскуро нелепый, бредовый план можно осуществить. Она поверила в это всем сердцем, понимаешь?

На самом же деле у Роскуро был другой план, куда более простой и ужасный. Он действительно намеревался отвести принцессу в самые чёрные и страшные глубины подземелья. Там Мигг по его приказу должна была заковать её в кандалы и оставить. Оставить светлую, сияющую принцессу с её серебристым, как колокольчик, смехом в чёрной тьме.

Навсегда.

 

Глава тридцать седьмая

Попробуй

 

Она спала, и ей снилась мама, королева. Мама протягивала ей ложку и говорила:

– Попробуй, моя хорошая, попробуй, Горошинка, и скажи: вкусно или нет.

Принцесса наклонилась вперёд и отпила немного супа из протянутой мамой ложки.

– Мамочка! – воскликнула она. – Как вкусно! Я такого супа никогда не пробовала!

– Верно, – согласилась мама. – Замечательный суп.

– А можно ещё? – спросила Горошинка.

– Я дала тебе попробовать, чтобы ты никогда не забывала этот вкус, – сказала мама. – Запомни этот вкус навсегда.

– Я хочу ещё!

Но едва принцесса произнесла эти слова, мама куда‑то исчезла. И тарелка с ложкой исчезли вместе с ней.

– Неужели снова расставаться? – огорчилась Горошинка. – Неужели опять утрата?

Но тут она вдруг услышала своё имя. Принцесса радостно обернулась, надеясь, что снова появилась мама. Но голос был не мамин. Он принадлежал кому‑то другому, шёл откуда‑то издалека и велел ей просыпаться. Просыпайся! Просыпайся!

Принцесса открыла глаза. У её постели стояла Миггери Coy. В одной руке у неё был нож, а в другой – свеча.

Горошинка удивилась.

– Мигг?

– Ух ты! – шёпотом воскликнула Мигг.

– Говорите! – скомандовал Роскуро из кармана фартука.

Мигг зажмурилась и заученно протараторила:

– Если хочешь остаться в живых, принцессочка, пойдём со мной.

– Это ещё зачем? – возмутилась Горошинка, которая вовсе не привыкла слушаться кого попало. – Ты что выдумала?

Мигг перестала жмуриться и прокричала:

– Ты пойдёшь со мной, и внизу, в подземелье, у нас будут уроки – у тебя много длинных, а у меня немножко коротких. А потом ты станешь мной, а я – тобой.

– Нет!!! – завопил Роскуро из кармана. – Нет! Всё неправильно! Всё не так!

– Чей это голос? – вскинулась принцесса.

– Мой, ваше высочество! – Роскуро выполз из кармана фартука и устроился на плече Мигг, обвив её шею хвостом, чтобы не свалиться. – Ваше высочество! – повторил он, снял ложку с головы и осклабился, обнажив оба ряда мерзких, хищных зубов. – Думаю, вам следует сделать так, как предлагает Миггери Coy. Как вы сами видите, в руках у неё нож, пребольшой и преострый. И она может пустить его в ход. По моей команде.

– Что за бред! – фыркнула Горошинка. – Вы не смеете мне угрожать. Я принцесса.

– Нам‑то это отлично известно. Зато ножику совершенно всё равно, что вы – особа королевской крови. И кровь из вас польётся совершенно такая же, как из любого другого человека.

Горошинка посмотрела на Мигг. Мигг улыбнулась. Нож сверкнул отражённым от пламени светом.

– Мигг? – окликнула девочку принцесса, и голос её чуть дрогнул.

– Кстати, – добавил Роскуро, – не думаю, что мне придётся долго уговаривать Мигг сделать этим ножиком чик‑чик. Мигг очень опасный человек, принцесса. И ей очень легко внушить всё что угодно.

– Но мы с ней друзья! Правда, Мигг?

– Чё?

– Поверьте, принцесса, вы с ней – не друзья, – твёрдо сказал Роскуро. – И полагаю, будет лучше, если вы станете вести переговоры исключительно со мной, ибо главный здесь – я. Посмотрите же на меня!

Горошинка в упор посмотрела на Роскуро, сидевшего на плече Мигг с ложкой на голове. Сердце её ёкнуло.

– Вы видели меня раньше, принцесса?

– Нет. – Горошинка опустила глаза. – Я тебя не знаю.

Читатель, ты ведь понял, что она его узнала? Она поняла, что это та самая крыса, которая свалилась с люстры в мамин суп. И на голове его красовалась мамина ложка! Принцесса отвела взгляд, стараясь сдержать накативший на неё гнев.

– Смотрите внимательнее, принцесса! Или я так противен? Неужели у особ королевской крови столь тонкие чувства, что они не в силах смотреть на крыс?

– Я тебя не знаю, – повторила Горошинка. – А смотреть на тебя я вовсе не боюсь. – Она медленно подняла голову и с вызовом поглядела на Роскуро.

– Отлично, – сказал крыс. – Пусть будет по‑вашему. Вы меня не знаете. Тем не менее вам стоит подчиниться моим требованиям, поскольку у моей подружки… да‑да, у этой самой… имеется нож. Вылеза