Семьдесят два часа в коралловых предместьях Гаваны

 

17 июля 1966 года американское радио передало в эфир следующее сообщение:

 

«Гавана. Группа военных специалистов из Чехословакии приступила сегодня к исследованиям с целью монтирования для своих кубинских коллег подводных ракетных установок».

 

Судя по всему, американцев не слишком радовал этот факт. Кубинские военные моряки, слушавшие радио, уловили тревогу в голосе диктора.

А на дне Карибского моря действительно воплощался в реальность важный проект. Авторами и исполнителями его были специалисты Чехословакии и Кубы, в этом американское радио не ошибалось.

Куба, как известно, окружена океаном на все тридцать два румба. От границ Чехословакии до ближайшего к ней Балтийского моря около четырехсот верст, примерно столько же до Адриатики, еще дальше — до Черного моря.

Чехословацкие специалисты заключили соглашение с Академией наук и с Институтом океанологии Кубы. Плодом договора явилась кубино-чехословацкая обсерватория под водой «Карибское море-один».

Первый в Карибах подводный дом обосновался на дне бухты Ринкон-де-Гуанаба, неподалеку от Гаваны.

Гости из Чехословакии прибыли еще в июне. Их было семеро. Чехи привезли с собой подводный дом, геологические молотки и кинокамеры. Предстояло изучить царство карибских кораллов, отснять два фильма.

Одна из основных задач «Карибского Моря» — ихтиологические исследования, сбор мальков различных рыб, а также личинок и проб планктона — пищи для рыб. За время жизни на дне моря акванавты собрали около двухсот образцов подводной фауны.

Помимо ихтиологических и геологических исследований, акванавты должны были изучить влияние подводного бытия на жизнедеятельность человека.

В экипаж подводной обсерватории вошли двое — Йозеф Мергль из Чехословакии и кубинец Мигель Монтаньес — Пепе и Майко, как называли их кубинские друзья.

 

Йозеф Мергль не был мореведом по профессии. Он работал техником в одном из научных институтов Праги, одновременно являясь инструктором водолазного дела. Как океанограф-любитель и опытный аквалангист, он участвовал в нескольких экспедициях в Средиземном и Черном морях. Мерглю тридцать четыре года.

Его кубинский товарищ на десять лет моложе. Несмотря на это, Мигель Монтаньес, научный сотрудник Академии наук Кубы, считался рыцарем глубин. Прежде Майко несколько лет провел в военно-морском флоте, заслужив признание как один из самых опытных водолазов. А незадолго до экспедиции Монтаньес стажировался по курсу подводной физиологии: пробыл несколько недель в одной из океанографических лабораторий Кусто во Франции.

Конструкцию подводного дома разработал Иозеф Мергль. Это скорее даже не дом, а подводная «сторожка», наподобие «Диогена».

Революционный флот Кубы предоставил в распоряжение исследователей боевое судно «012». Подводную обсерваторию опекали и два научно-исследовательских корабля Академии наук — «Орка» и «Эль-Кристобаль».

Сквозь ясные воды Карибского моря, несмотря на большую глубину, хорошо были видны фигуры акванавтов и оранжевое полосатое тело стального домика. Яркая окраска капсулы служила маяком и для наблюдателей, и для самих подводных обитателей, когда они отлучались из дому. Кроме того, известно, что оранжевый цвет не только очень хорошо заметен издали, но и отпугивает акул.

Однажды ученые провели такой опыт. В большой бассейн, где плавала хищница, стали поочередно погружать большие щиты, окрашенные в различный цвет. Голодная акула тотчас же бросалась к ним, надеясь поживиться. И лишь щиты оранжевого цвета не возбуждали симпатий акулы. Наоборот, они резко раздражали и пугали ее. Акула избегала даже смотреть в ту сторону, откуда появлялось это «страшное оружие». Как дельфин, она выпрыгивала из воды и долго не могла успокоиться, отказываясь принимать пищу даже после того, как щиты убирали. После серии таких экспериментов акула, как говорится, отдала богу душу.

 

Жители «Карибского моря» старались не попадаться на глаза злобным хищникам, которые частенько шмыгали поблизости от подводного дома. Другое дело — кинооператоры, которые специально искали таких встреч. Они часами подкарауливали морских разбойниц, снимая их и в профиль и в фас. Операторы справедливо полагали, что фильм, заснятый в море, много бы потерял без этих зубастых кинозвезд.

В «Карибском море» говорили на разных языках. Йозеф Мергль знал всего несколько слов по-испански, примерно такими же познаниями в чешском обладал Мигель Монтаньес. Но нельзя же все время молчать! Акванавты изобрели для себя интернациональный язык. В составленный ими словарик вошло несколько десятков испанских, чешских и английских слов. Было даже одно русское слово «карачо» — хорошо, означавшее «все в порядке!». Встречались неологизмы. Например, «бла-бла» — значило «говорить по телефону», «така-така» — «прибавить сжатого воздуха»…

Но «карачо» было, пожалуй, самым употребительным словом. Вот корабельный кок с «012» Сааведра порадовал своих подопечных прекрасно зажаренным цыпленком, и довольные акванавты, благодаря повара, восхищенно восклицают:

— Карачо!

На кораблях, сопровождающих акванавтов, особенно на «012», постоянно толпилось много народу. Кубинская и чехословацкая пресса с пристальным вниманием следила за ходом эксперимента. Внимание журналистов становилось порой утомительным, и акванавты не всегда с охотой отвечали на их вопросы.

Но, пожалуй, самым смелым и находчивым оказался корреспондент Гаванского радио Хосе Вивес. Чтобы взять интервью у акванавтов, он сам спустился в подводную обсерваторию, предварительно обвязав микрофон магнитофона нейлоновой тряпкой. От микрофона на палубу корабля тянулся удлиненный шнур. Вивес неожиданно, как снег на голову, «свалился» в жилище акванавтов, а тут уж ничего не поделаешь — пришлось принять гостя.

В свободное время Майко и Пепе с удовольствием совершали морские прогулки, любуясь красочным коралловым царством: зарослями акропора цервикорнис — «оленерогих», горгонариями. Скелет акропоры, как и других мадрепоровых кораллов, состоит из извести. Кусты акропоры цервикорнис действительно очень похожи на оленьи рога. В отличие от мадрепор горгонарии обладают гибким роговым скелетом.

«Без них рифы казались бы мертвыми. Если бы не они, вряд ли кому пришло в голову называть риф подводным «садом» или «лесом», — писал о горгонариях профессор Всеволод Зенкович, изучавший коралловые рифы Кубы.

 

— Я долго наблюдал за жизнью моря ночью. То здесь, то там вспыхивали и гасли бесчисленные маленькие огоньки. Звездное и лунное сияние не в силах пробить 20-метровую толщу вод. Единственный источник естественного света в ночных глубинах — масса планктона. В этом призрачном свете изредка проплывали какие-то незнакомые фосфоресцирующие рыбы… — рассказывал Монтаньес.

Свечение — одно из величайших таинств Мирового океана. Некоторые планктонные животные, несмотря на свои крохотные размеры, светят настолько ярко, что можно обойтись без электрического фонаря. Если посадить в стеклянную банку хотя бы дюжину таких существ, они будут излучать столько света, что можно заняться чтением газеты. Свечение особенно эффектно при небольшом волнении. Иногда бывает так много планктона, что кажется, будто загорелось все море…

Еще очень многое неизвестно в жизни этих таинственных, флуоресцирующих скитальцев. Жизнь в морских глубинах настолько занимательна и загадочна, что трудно удержаться от соблазна без конца говорить о сказочных красотах причудливых растений и животных, населяющих эти глубины.

В четверг, 20 июля, в 6 часов 35 минут вечера, акванавты, пройдя декомпрессию, всплывают из-под воды и поднимаются на борт «012». Семьдесят два часа провели они в сумеречных глубинах Карибского моря, на дне бухты Ринкон-де-Гуанаба.

 

Злоключения «Пермона»

 

Самыми первыми в 1967 году — еще в марте — открыли подводный сезон «человеко-рыбы» из Чехословакии.

Лагерь экспедиции разбили у самого края огромного карьера. На специальных санях доставили из Остравы полуторатонный стальной дом. Спустили на лед надувные лодки, прорубили большую, как полынья, прорубь. Здесь и бросил якорь подводный дом «Пермон-3», названный по имени остравского клуба аквалангистов.

Помогать приходили любители подводного спорта со всех окрестностей. Несмотря на это, подготовка к заселению подводного дома продолжалась всю зиму.

1 марта в стан, раскинувшийся у откоса карьера, прибыли, как они сами острили, «актеры на главные роли в предстоящем спектакле» — аквалангисты-одноклубники Владимир Гейст и Ладислав Коциан.

Наступает утро 2 марта. Над землей кружит метель. Ветер прогибает зыбкие бока палаток, задувает в щели полотняных дверей, как аркан хватает уставших людей, морозит носы, уши и руки. Все вокруг обледенело. Погода — самый настоящий ад.

— В такой холодище и собаки не согнать со двора, — горевали подводники.

Но делать было нечего: именно в этот день и было намечено справить новоселье на дне карьера.

Гейст и Коциан садятся на носилки в насквозь промороженной санитарной машине. Последний медосмотр: проверка пульса, давления, температуры тела. Хорошенько вентилируют свои легкие. Одеваются, берут плавники и прощаются с друзьями.

В восемь утра оба входят в подводный дом, где им предстоит провести четыре дня и три ночи.

Но что же заставило акванавтов отправиться на дно озера в карьере, да еще в суровых зимних условиях?

Эксперименты по программе «Пермон-1» начались в больничной барокамере. В ней под давлением, соответствующим погружению на двадцать пять метров, поселились четыре подводника. Целью опытов было выяснить влияние высокого давления на умственную, психическую и физическую деятельность человека.

Нежданно-негаданно в компании водолазов оказался семилетний Отик. Мальчишка попал под колеса автомобиля, и ему грозила ампутация ног. В бессознательном состоянии его вместе с хирургом доставили в барокамеру. Прошло некоторое время, и водолазы стали свидетелями чуда гипербарии: часть ступни и пальцы на ногах, которым грозило отмирание, порозовели, в них начало восстанавливаться кровообращение. Мальчик пришел в себя и узнал своих невольных соседей, которых он еще вчера видел по телевизору…

Затем аквалангисты провели восемь часов на дне плавательного бассейна.

И только потом был построен подводный дом «Пермон-2» По согласованию с югославскими властями в июле 1966 года его доставили на берег Адриатического моря, в район Сплита. Дом погрузили на борт корабля.

Океанографического института и переправили к острову Чиово — к месту предполагаемой стоянки «Пермона».

Однако далее подводников стали преследовать неудачи. Едва успели спустить дом на воду, как море заштормило. Огромные волны начали раскачивать балласт — тяжелые мешки с магнетитом. Стальные тросы порвались, и балласт пошел ко дну. Но с самим домом в этот раз ничего опасного не случилось. Когда шторм утих, пришлось начинать все сначала, поднимать балласт с глубины сорока метров. Это была тяжелая, изнурительная работа.

Едва успели ликвидировать последствия аварии и приготовились к повторному погружению дома, как налетел циклон. И вновь стали рваться стальные шестнадцатимиллиметровые тросы. Мешки с магнетитом полетели ко дну. Дом понесло в открытое море, в сторону судоходной трассы. Чтобы избежать столкновения дома с кораблями, пришлось собственными руками открыть кингстоны и затопить дом…

Три дня и три ночи бушевал шторм.

«Пермон-2» с трудом подняли на поверхность. Но почти все оборудование оказалось разрушенным. О возобновлении опытов у Чиово не могло быть и речи. К тому же у аквалангистов кончился отпуск.

Дом вытащили на берег, погрузили в кузов автомобиля, и все отправились в обратный путь, в Остраву. Тогда-то и родилась идея — провести новый эксперимент не в гостях, а у себя на родине, на дне какого-нибудь озера.

Подводный дом подремонтировали и переименовали в «Пермон-3». В Адриатике предполагалось обосноваться на глубине тридцати метров. В карьере Коциан и Гейст поселились на глубине десяти метров. Однако они стали первыми в мире акванавтами, дерзнувшими прожить под водой, скованной льдом, во время суровой зимней стужи, хотя по календарю уже и наступила весна.

Было очень холодно, и оба основательно продрогли. Но вот температура в подводном домике поднялась до двадцати градусов. Тепло излучали три инфракрасные лампы и две электрические печки общей мощностью 2700 ватт. В первое время в воздухе резко увеличилось содержание углекислого газа — до 1,6 процента. Включили более мощные очистительные установки, и количество газа снизилось до нормы.

Постепенно акванавты обвыкли в своей подводно-подледной квартире. Отправили на поверхность первые пробы воздуха и попросили прислать обед. В контейнере доставили суп, гуляш, чай. Быстро покончили с едой. Надели акваланги и отправились за порог, ныряя на глубину двадцати метров.

Авария не миновала и «Пермон-3». Внезапно погас свет: это прекратилась подача тока с поверхности. Автоматически включился аварийный источник электропитания. Но в комнате заметно похолодало.

Еще тяжелее было наблюдателям, дежурящим у приборов. Они не могли отогреться по целым суткам. Хотя в их палатках и были печки, ветер сразу же выдувал все тепло.

Неисправность с проводкой устранили, в домике снова потеплело. Акванавты возобновили работы: испытывали газовые смеси, наблюдали за показаниями приборов, следили за своим самочувствием, вели дневник, по обыкновению отвечали по телефону на вопросы руководителей экспедиции и врача, в общей сложности шесть часов проплавали в ледяной воде.

5 марта в два часа дня акванавты приступили к декомпрессии: начали вдыхать особую смесь из респираторов. Проходит сто двадцать минут.

В начале пятого часа вечера, не скрывая волнения, оба акванавта появляются на поверхности. Их радостно приветствуют сотни жителей из окрестных мест. Здесь же толпа журналистов и, конечно, одноклубники акванавтов. Подводным жителям вручают цветы, а затем Гейст и Коциан попадают в руки медиков. Эксперимент «Пермон-3» успешно завершен.

Позади восемьдесят часов жизни на дне карьера подо льдом.

Чехословацкими акванавтами построены и испытаны еще более простые домики, позволяющие жить под водой на глубине до двенадцати метров в течение одного-двух дней.

Создана и первая в Чехословакии подводная лодка-малютка. Ее сконструировали инженеры, сотрудники народного предприятия «ЧКД-Прага». Еще раньше там же сконструировали первый в ЧССР подводный вездеход.

Подлодка, или микроскаф, как ее назвали, — это своего рода подводный тримаран. Сходство с тримараном придают две каплеобразные балластные цистерны, расположенные по сторонам сигарообразного корпуса подлодки. Микроскаф, снабженный четырьмя стабилизаторами, может даже выполнять некоторые фигуры высшего пилотажа: пикирование, иммельман. Подлодка погружается на глубину 50 метров.

Полтора года спустя после подводно-ледовой премьеры успешно завершилась экспедиция «Пермон-4». Владимир Гейст и Ладислав Коциан провели на дне пресноводного бассейна 102 часа. Их металлический дом был установлен на глубине двадцати пяти метров.

 

«Медузы» Балтики

 

Девяносто восемь часов прожили под водой на глубине двадцать четыре метра польские акванавты Антони Дембски и Александр Лассауд — члены экипажа «Медузы», обосновавшейся в озере Кладно, под Гданьском. Эта экспедиция состоялась в июле шестьдесят седьмого.

Погружение началось в час дня 14-го числа. График спуска был довольно оригинален. К двум часам «Медуза» достигла семиметровой глубины. После непродолжительной остановки погружение было продолжено, и в 18 часов 20 минут акванавты опустились еще на десять метров. Здесь решили заночевать, сменяясь на вахте через каждые два часа. Только в пять утра добралась «Медуза» до места.

 

^{«Медуза» Балтики}  

 

Конструкторами «Медузы» — а такое названье, как видим, дано ей неспроста — были сами акванавты. Дом строился по всем правилам корабельной науки на верфи имени Парижской коммуны в Гдыне.

У «Медузы» нет твердой опоры. Обладая изрядным запасом плавучести, она парит в воде наподобие обычной медузы. Секрета особенного в этом нет — все дело в мертвом якоре и домашней лебедке с тросами, как у «Кракена». Персональный балласт — а его не так мало, почти две тонны, — хранился в особом контейнере под полом дома.

Электроэнергия и воздух подавались с берега. Кроме того, на борту имелось двадцать четыре сорокалитровых стальных баллона. В них обогащенный кислородом — тридцать семь процентов O2 — и спрессованный в 150 раз аварийный запас воздуха.

Живя под водой, акванавты часто покидали свой дом, удаляясь от него, насколько позволяли их шланговые акваланги.

17 июля, в восемь часов вечера, по приказу, отданному штабом экспедиции, Дембски и Лассауд задраивают входной люк и всплывают на глубину двенадцать с половиной метров. Трехчасовая остановка на декомпрессию.

Шесть часов проводят акванавты на глубине семь с половиной метров. Последний «перекур» — в трех метрах от поверхности. Он занял ни много ни мало треть суток.

Уже не четыре, а семь дней — и не в озере, а в Гданьском заливе на Балтике — провел под водой экипаж «Медузы-2»: Антони Дембски, Ежи Кулински, Богдан Белдовски. Все трое — члены подводного клуба «Посейдон».

Дом установили на глубине двадцать пять метров, по соседству с погибшим в годы второй мировой войны кораблем…

«Медуза-2» конструировалась и испытывалась по заказу производственной организации, специализировавшейся на экскаваторных, гидротехнических и водолазных работах. Понятно, это наложило свой отпечаток на весь ход эксперимента, на его программу: использование подводных станций в инженерно-строительных работах.

Экспедиция проходила в суровых условиях, на Балтике начались затяжные осенние штормы. Погружение состоялось 9 ноября 1968 года, в промозглый, пасмурный день.

«Медуза-2», как и первая станция, всплывала и погружалась при включении бортовой лебедки. Новый дом тоже невелик. В нем всего две комнаты — водолазная и жилая, про запас хранятся баллоны со сжатым воздухом и кислородом — всего на пятьдесят часов.

Акванавты трудились не покладая рук. И, несмотря на штормовую обстановку, проводили под водой по шести часов ежедневно, временами посещая шестидесятиметровые глубины. Интересно, что Дембски, как и «черноморец» Борис Громадский, выходил в скафандре.

«Медуза-3» в отличие от своих предшественниц живет на гелиокислородной смеси, но преследует она ту же цель — участие в гидротехнических и горных работах на дне Балтики. «Потолок» третьей польской «Медузы» — сто пятьдесят метров. Иначе говоря, ее можно послать в любой район балтийского дна.

 

Наконечник стрелы

 

Медленно опускается бело-голубой штандарт «Ихтиандра». Экспедиция окончена, и можно разъезжаться по домам.

— Черное море! До новых встреч! Мы скоро вернемся! Несмотря на все испытания и тревоги.

…После Тарханкута и премьеры в Ласпи будущее казалось светлым и радостным. Об «ихтиандрах» писали газеты «Правда», «Советская Россия», «Комсомольская правда», еще многие. Не обходило вниманием радио, и не скупилось на похвалы телевидение.

«Донецк — город морской!» — так восторженно называлась одна из журнальных статей, посвященных клубу «Ихтиандр». С большим интересом и уважением отнеслась к «ихтиандрам» Океанографическая комиссия Академии наук. И, как говорится, ничто не предвещало беды. Но случилось так, что вскоре после экспедиции шестьдесят седьмого года был издан приказ о роспуске клуба.

— Тогда мы пристроились к Горному научно-техническому обществу, — рассказывает Юрий Барац, — начали исследования по подводному бурению и подводной геодезии. Увы, «роман» с горным НТО тоже был недолгим…

Однако, несмотря ни на что, «Ихтиандр» продолжал жить, акванавты не отчаялись.

На первомайские праздники шестьдесят восьмого года, собравшись все вместе, отправились на Донец. Четыре дня бродили по его берегам, опьяненные зеленью непримятых трав и солнечными россыпями тюльпанов. Спорили и строили планы.

А после 9 мая — это уже стало традицией — все онова закружилось. Несмотря на понесенные потери, энергично готовились к новой поездке в Ласпи. Заново спроектировали подводный дом. Решали труднейшие интендантские задачки. Монтировали механизмы. Уточняли программу научных исследований.

И вот к югу потянулся караван автомашин и мотоциклов. Путь в Ласпи по крымским горным дорогам не прост. Нередко водителей заставляла двигаться вперед только невозможность развернуться назад. Но уже открылась синева моря, замаячили корабли. А скоро взволнованные «ихтиандры» высыпали на каменистую ладонь террасы на диком крымском бреге, где станет их лагерь.

Подъемного крана не было, но семеро «ихтиандров» сгрузили тяжеленную стальную махину дома всего за полчаса. Окрашенный в ярко-желтый цвет, он напоминал по форме наконечник стрелы.

Сотня людей была разбита на отряды. Во главе их — члены совета «Ихтиандра».

— Всем этим, как хороший дирижер, руководит Юрий Барац. Каждый вечер под тентом — планерка. Наряды на завтра. Десятки дел, деталей, фамилий, характеров. И я не помню случая, чтобы Юра вышел из себя, повысил на кого-то голос или что-нибудь подобное. Нет. Всегда выдержанный, обаятельный. А рядом с ним — Юра Киклевич, заместитель Бараца по научной части. Человек очень добрый, скромный и при всем при том энергичный, деловитый, отличающийся огромной трудоспособностью, — отзывается о своих друзьях Юра-3, Качуро.

В Москве, Киеве и, наверное, в других городах демонстрировался цветной фильм «Ихтиандр-68», созданный киевскими кинодокументалистами. И должно быть, нашим читателям запомнилась эта яркая, интересная картина. Но очень многое, как говорят кинематографисты, осталось за кадром…

Дом спустили на воду, но установить на дно не успели. Главную роль — в который раз уже в спектаклях с подводными домами! — захватывает шторм.

Почти неделю пятнадцатикубовую стальную коробку, загруженную шестью тоннами балласта, швыряло, как пробку, у прибрежных скал. Рвались цепи и канаты, держащие дом. Их крепили вновь и вновь — по пять-шесть раз на день. В конце концов, балластные корзины оторвались и дом затонул.

После шторма дом наполнили сжатым воздухом, и он всплыл. Подремонтировали. А на следующее утро отбуксировали к месту стоянки. Волокли на веслах, еще человек двадцать пловцов, как бурлаки, усердствуя ластами, тянули вплавь.

Предполагалось снарядить два экипажа акванавтов, на семь и на десять дней. Первыми уходят Валерий Скубий, Женя Спинов, Сережа Хацет. В третий раз уже командируется под воду Юра Советов.

— Кроме дома-лаборатории, «ихтиандры» спроектировали и построили подводную буровую и подводный передвижной энергоблок. Много сил и времени ушло на это. Но когда уже в Ласпи буровую установили на дне морском, рядом с подводным домом, она казалась нам межпланетным кораблем — настолько необычно, по-фантастически она выглядела… — говорит Гусева Галя. — Мне приходилось бывать под водой ежедневно — этого требовала программа.

Особенно насыщена медико-физиологическая программа: изучались дыхание, кровообращение, иммунитет, высшая нервная деятельность человека, микрофлора газовой смеси внутри домика, морфология внутренних органов животных… — всего около пятидесяти медико-физиологических показателей! Почетное место в распорядке дня акванавтов заняли геологические, маркшейдерские и геодезические работы.

На четвертый день из-за гор сползли горные тучи. Задул, завыл, засвистел ветер. Забурлило, взбеленилось море.

— Это была ужасная ночь… Из дома — он стоял на глубине двенадцати метров — отвечают: «Сильно качает. Однако у нас все в порядке». И вдруг: «Юра! Мы выходим!» Но мы и сами видим: «Ихтиандр» всплыл. Его иллюминаторы засветились над гребнями волн, то исчезая, то появляясь. Схватив маску и ласты, я бросился в море… — с волнением вспоминает Юра Качуро.

У Сережи Хацета поврежден акваланг. Чтобы не захлебнуться, он плывет на спине.

Море выплевывает их в узкой расщелине между скал. Еле держась на ногах, акванавты выбираются на землю. Их подхватывают под руки, помогают снять костюмы, укладывают в спальные мешки. Наготове барокамера. Но она не потребовалась.

«Ихтиандр-68» покоился на дне. Он и сейчас там… Второй экипаж, проглотив обиду, нанесенную им морем, нашел утешение, получив задание от ВНИИКОПа испытать аварийные пайки.

— Акванавты еще на суше привыкали к творогу в тубах и холодному густому борщу, к витаминизированным конфетам и пастеризованному сыру. Люся Павлова из ВНИИКОПа, как заботливая хозяйка, накрывала стол, и все ждали, какой она еще подготовила сюрприз, — говорит Галя.

 

^{«Плотонавты»: Юра Каручо, Володя Зубарев, Витя Капустин, Юра Островский}  

 

Испытатели одеты в штормовки, и ничего более — ни одеял, ни бушлатов. В общем, четверо с погибшего корабля, едва успевшие перебросить на плот шестилитровую флягу с водой — в сутки по пол-литра на брата и немного концентрированной еды — на день по три пакетика размером со спичечный коробок. А море, словно извиняясь за недавнее, лежало гладкое как зеркало. Тишина и палящее солнце в небе… Сегодня житель подводной деревни, мирясь как с неизбежным, то и дело возвращается в дом, чтобы сменить акваланг, если только он не связан фалом шлангового аппарата, поесть, согреться. Но в скором времени нынешняя экипировка акванавта рискует безнадежно устареть, оказаться непрактичной. Человек лишь тогда станет ихтиандром, когда, подобно земноводным существам, научится жить под «открытым небом» не часами, а по целым суткам. Это удается в том случае, если, например, создать индивидуальную систему жизнеобеспечения и снаряжение в духе лунно-космических скафандров.

Такова, можно сказать, предыстория «Чибиса» — «Человек и безопорная иммерсионная среда» — интереснейшей научно-конструкторской и физиологической программы. За решение ее, возвратясь из Ласпи, и принялись колонисты подводного мира из Донецка. К этому времени у них появился уже новый шеф.

— Цель «Чибиса», — говорит Юрий Киклевич, — изучение физиологической и трудовой деятельности при многочасовой работе в суровых морских глубинах, конструирование новых, удобных подводных инструментов, контрольной аппаратуры и многое другое, но главная задача — создание самих систем жизнеобеспечения.

И «ихтиандры» кое в чем преуспели. Экипированные в непроницаемый костюм с электроподогревом, беспроволочным телефоном, комплектом телеметрических датчиков и устройством для приема пищи под водой, провели серию опытов в гидроневесомости, вполне убедивших их, что дело, за которое они взялись, по плечу. Это были счастливые дни. В лаборатории царила атмосфера творческого горения, изобретательства, взлета конструкторской мысли.

Летом 1969 года донецкие акванавты, по приглашению Института океанологии участвуют в экспедиции на дне Голубой бухты — испытывают еще одну подводную буровую.

А через год Юра Качуро прислал мне письмо, приглашая на… мыс Тарханкут!

 

Премьера под занавес года

 

Сезон 1968 года завершили подводники из ГДР.

«Мальтер» — так назван подводный дом, сконструированный и построенный аквалангистами морского спортивного клуба «Эрих Вайнерт» из города Дипольдисфальда, под Дрезденом, где находится известная в ГДР плотина «Мальтер», имя которой присвоено дому.

В ноябре шестьдесят седьмого активисты секции акванавтики собрались вместе, чтобы обсудить статью в «Посейдоне», рассказывающую о болгарском эксперименте «Хеброс». А уже через несколько дней стали подыскивать подходящую посудину для корпуса.

Подводников охотно поддержало народное предприятие «Фердинанд Кунерт». Большую моральную помощь оказал Центральный спортивный клуб ГДР.

 

Для удобства транспортировки «Мальтер» разделен на четыре секции: капсулу — жилой отсек с аппаратурой, водолазную шахту с газовыми аварийными баллонами, балластный фундамент и наземную контрольно-наблюдательную станцию. Все они легко поднимаются обычным автопогрузчиком.

Среди авторов «Мальтера» были способные электронщики. Так что автоматика в подводном доме на высоте. На страже стояло специальное электронное устройство, автоматически следящее за всеми изменениями в «Мальтере» и за его стенами.

13 декабря 1968 года дом погрузился на восьмиметровую глубину, потревожив скованное льдом водохранилище у плотины «Мальтер». В экипаж вошли Манфред Бёрнер и Карл-Ганс Фольтин. Третий акванавт — дублер. Деятельность береговой службы была тщательно продумана и заранее отрепетирована. Поэтому эксперимент, продолжавшийся два дня, прошел без каких-либо сюрпризов и срывов.

Вода за бортом была поистине ледяная — не больше трех градусов. В самом доме было двадцать градусов тепла. Это свидетельствовало об отличной теплоизоляции кубрика.

Подводный дом четырежды посетил врач экспедиции д-р Гернот Бандтке. Много раз спускался в прорубь руководитель подводной секции Петер Фукс. Он снабжал акванавтов горячей пищей. Дважды в день, вооружившись ручными фонарями, выходили из дому и его хозяева.

По ночам было слышно, как на поверхности из-за злой стужи лопался лед, образуя трещины. Однажды ночью акванавты вышли из дома и на короткое время поднялись к самому ледовому панцирю.

В первый вечер и ночью акванавтам вместо воздуха начали подавать кислород. Отработанная смесь, поступающая по шлангу на берег, тщательно анализировалась.

Подводный дом волей-неволей испытали на автономность. Дело в том, что из-за холода электросеть постоянно перегружалась, и поэтому периодически включалась аварийная система жизнеобеспечения. За три часа до подъема на поверхность акванавты, которые решили не пренебрегать декомпрессией, несмотря на небольшую глубину, вновь перешли на кислородную диету.

15 декабря в 12 часов дня акванавты всплыли.

 

Под водой — круглый год

 

Спустя полгода по ту сторону Атлантики, у Гельголанда в Северном море, произошло другое знаменательное событие. Была опущена на грунт первая в Западной Германии подводная станция, повторяющая название острова, — «Гельголанд».

Научная программа «Гельголанда» — медико-физиологические исследования, биология и акустика моря, геологоразведка и горные работы под водой — рассчитана на несколько лет. Начав с двадцати метров, станция в последующем переместится на глубину пятьдесят, а там и на сто метров.

Совместно с учеными Биологического института эту экспедицию проводит Институт авиационной медицины ФРГ. По заявлению организаторов, «Гельголанд» в будущем станет постоянно действующей глубинной обсерваторией, несмотря на крайне неблагоприятные метеорологические условия — частые затяжные бури и штормы, сильные течения, низкую температуру и мутность воды, чем славится этот район Северного моря.

Важная техническая новинка, апробированная западногерманцами, — большой буй. Понятие о размерах плавающей капсулы дают три шеститонных якоря, удерживающие ее на поверхности моря.

Буй снабжает акванавтов электричеством и воздухом — главным, что нужно в подводной жизни. В корпусе — дизельный двигатель, обойма газовых баллонов с кислородом, азотом и гелием. Там же автоматический дозатор. Его задача — следить, чтобы акванавты не жаловались на качество воздушного коктейля.

Буй одновременно и коммутатор для связи между акванавтами и берегом.

По замыслу конструкторов «Гельголанд», как ванька-встанька, не опрокинется даже при самом сильном шторме. В этом секрет его стальных ног — опор.

 

На подводной орбите

 

Близ острова Сент-Джон в Вест-Индии распахнул двери двухквартирный подводный дом «Тектит».

16 февраля шестьдесят девятого года в нем поселились четверо американских акванавтов — два океанолога, геолог и морской биолог. Их научная командировка продолжалась шестьдесят дней кряду! Так долго под водой не жил ни один человек за всю историю акванавтики. До этого только двум акванавтам — участникам экспедиции «Силэб-II» Карпентеру и доктору Роберту Соннебергу — удалось провести на дне моря по тридцати суток.

Но «Тектит» не побил рекорда глубины, ибо установлен всего в пятидесяти футах от поверхности.

«Тектит» не похож ни на одну другую станцию. Представьте себе лафет на телескопических протезах. На этой платформе возвышаются две просторные металлические башни. В каждой — собственный кубрик, прекрасно оборудованная океанологическая лаборатория, машинное отделение, водолазный отсек.

Но это отнюдь не означает, что здесь бок о бок сосуществуют два замкнутых, обособленных мирка. Нет, конечно. Ведь оба жилых корпуса соединены галереей. Однако в случае аварии с одной из подводных квартир акванавты, заперев водонепроницаемый люк галереи, без особых опасений за свою судьбу могли бы переждать тревожное время в соседних комнатах.

От зари до зари кропотливо трудились подводные жители. Полевые экскурсии на дно моря, где они устроили биологический, геологический и гидрофизический полигоны, чередовались с занятиями в бортовых лабораториях. Здесь они изучали трофеи, добытые в окружающих водах и на морском грунте.

По словам одного из руководителей экспедиции, акванавты вели исследования по программе, предваряющей в недалеком будущем индустриализацию океана.

Многое из того, чем занимались акванавты, стало привычными заботами обитателей подводных домов. И нет смысла повторяться.

Увлекательными оказались опыты с мечением ракообразных, рыб и моллюсков. Животных снабдили крошечными звуковыми датчиками. Сигналы улавливались портативными звукозаписывающими аппаратами. А другие получили флуоресцирующие метки. Так изо дня в день следили ученые за тем, как блуждают и рыскают их подопечные в поисках лучшей для себя доли… В результате было собрано огромное досье о привычках морских животных.

Подобно акванавтам «Садко-3», американцы охотились и за живыми голосами, «интервьюируя» рыб, а некоторые из них оказались весьма словоохотливы.

Несколько слов о шефах «Тектита». В подготовке и проведении экспедиции участвовали ВМС США, фирма «Дженерал электрик» и даже… Министерство внутренних дел. С особым пристрастием отнеслось к «Тектиту» Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства. Как справляются с акклиматизацией обитатели гидрокосмоса, их жизненные условия, труд и бытовой уклад — все это, несомненно, интересно для астронавтов — экипажей космических кораблей, готовящихся в многодневное турне по пустынным межпланетным пространствам…

Акванавты, прожившие два месяца на дне моря, установили еще один важный рекорд: декомпрессия их длилась всего девятнадцать часов.

Но, пожалуй, самым удивительным была газовая смесь — нитрокс, содержащая девяносто два процента азота!..