Гнев и милость царя морского

 

Эта необычная история приключилась в Стокгольме. Однажды аквалангист швед Свен Налин гулял по берегу реки со своим терьером Лавли. Что-то заинтересовало собаку, она неожиданно прыгнула в воду и нырнула. Это ей очень понравилось. С тех пор Лавли стал сопровождать Свена и в его подводных странствиях.

Но Свен боялся, что Лавли при его неумеренной страсти к плаванью, переоценив свои возможности, захлебнется. И Свен Налин отправился в магазин. Но, увы, аквалангов для собак еще никто не делал. Тогда он решил восполнить этот пробел и сам сконструировал однобаллонный аппарат — все как полагается, с легочным автоматом и маской. Был сделан и гидрокостюм, ведь собаки, как и люди, быстро мерзнут в прохладной воде. Вскоре Лавли настолько привык к аквалангу что не обращал на него ровно никакого внимания.

 

Лавли стал снобом: он уже совсем не плавает по поверхности, а только ныряет. Слава акванавта Лавли растет. О нем пишут в газетах, его фотографии печатают в журналах. А как-то раз Лавли даже «выступал» по стокгольмскому телевидению…

В отличие от Лавли Чика, как видно, не помышляет о карьере подводного пловца. Да и молод он еще — всего месяца четыре. Хотя, впрочем, наша пресса тоже не обошла его вниманием.

Чике больше нравится водить дружбу с акванавтами на берегу, нежели лазать с ними в море — в собачьем ли акваланге или без такового. Этот веселый, смешной щенок, кстати, тоже терьер, появился в лагере неизвестно откуда и вскоре стал баловнем акванавтов.

…Беда, как обычно, пришла неожиданно. В тот день — четвертый с начала подводного эксперимента, — занятые своими заботами, люди не обратили внимания на то, как суетливо и беспокойно бегала по лагерю маленькая, неразумная собачонка. А к ночи на море разыгрался сильнейший шторм. Приближение его своим звериным чутьем и почуял Чика.

Ураганный ветер снес все палатки, где жили ленинградцы. Лагерь в буквальном смысле слова взлетел на воздух. Волнами смыло и палатку — пост наблюдения и связи с экипажем «Садко». Седой от пены девятый вал сорвал с якоря и потащил в море дежурный катер.

Положение в лагере становилось угрожающим. Промокшие до нитки и продрогшие на суровом ветру люди спасали аппаратуру, одежду и свои палатки, едва не превратившиеся в ковры-самолеты.

Сообщение с подводным домом прервалось. «Как они там?» — тревожила и мучила мысль. Но тросы, связывающие подводный дом с берегом, были туго натянуты — отчаянный скрип их таял в сердитом грохоте прибоя. И это внушало надежду, что все обойдется…

Так и было. Море, натворив дел на берегу, обошлось с «Садко» довольно миролюбиво: дом лишь несколько раз сильно встряхнуло. И акванавты спали ночь напролет, еще не подозревая о драме, разыгравшейся в окрестностях Сухумской бухты.

— Видно, не зря назвали наш дом именем былинного гостя. Морской царь и на этот раз оказался милостив. И хоть устроил бучу на море, жителям подводного дома вреда не причинил, — шутили акванавты.

К счастью, шторм был непродолжителен. Утром, когда море немного успокоилось, связь с «Садко» восстановили. Акванавты получили приказ: «Из дома не выходить. Питаться из НЗ». Но вскоре Вениамину с Николаем лишь с небольшим опозданием доставили горячий завтрак. Добраться до них было все еще сложно. Самое трудное — на старте и финише: удержать равновесие при входе в море и возвращении, не дать сбить себя с ног, иначе волны швырнут тебя о булыжную гальку, побьется маска, а самого тебя, беспомощного, отбросит от берега и непременно заставит хлебнуть горькой, мутной водицы.

В тот день первыми в нелегкой роли подводных связных выступили врач Володя Кужелко, захвативший с собой необходимые инструменты, и — с горячим завтраком в другом боксе — вахтенный аквалангист Анатолий Игнатьев.

В этот же самый день, в пятом часу, в сопровождении Вали Беззаботного и отправился под воду корреспондент «Известий» Станислав Сергеев, о чем нам уже известно.

«Море по-прежнему штормило. Волны, словно сокрушаясь о чем-то незавершенном, яростно бросались на берег. Картину дополняли ветер и ливень. Связанные с Валентином бечевой, мы прыгнули в кипящую неуютными барашками пучину, подплыли к шлангу и по нему пошли к дому. Уже метра через три нас поглотила кромешная тьма. Не видно собственной руки, приставленной к маске. Только слабое подергивание веревки напоминает о присутствии спутника. Ощущение, что тебя веретеном крутит вокруг шланга, — это работа подводных течений. Добрались до дна… Цепляемся на ощупь за камни и ракушки. В глазах — непонятные искры. Объяснили: фосфоресцировал планктон. Наконец, сквозь мрак прорываются блестки электрических иллюминаторов «Садко»…»

Вид у подводных жителей гораздо лучше, чем у гостей. Попав в дом, оба долго не могли отдышаться. А те дышат ровно и вообще чувствуют себя прекрасно. Через полчаса визитеры возвращались обратно. Обессиленный спецкор и его уставший проводник появляются на берегу моря…

Прошло еще несколько суток. Владыка морской не изменил своего доброго расположения к «Садко». Дом стоял так же прочно, как и раньше. Прошло еще несколько суток. Уже ни у кого не было сомнения в успешном окончании начатого дела.

На десятые сутки Вениамин Мерлин и Николай Немцев, счастливые, побледневшие, ступают на твердую землю. И море тихо плещет им вслед…

 

 

Первые из Тримонциума

 

…пересек глубину водяную, открыл путь, что природой закрыт.

Клавдий Клавдиан

 

Акванавты окрестили свой подводный дом «Хебросом» — в честь реки Марицы, на берегах которой стоит Пловдив. В древности, когда город находился под властью римлян, он имел другое имя — Тримонциум, а река Марица носила названье Хеброс.

— Марица — самая большая и красивая река в Болгарии. Родившись в горах Рила, она пересекает всю страну и уже за ее пределами, на границе Турции с Грецией, впадает в Эгейское море. С Марицей связаны воспоминания нашего детства и юности. Когда мы были мальчишками, мы почти каждый день ходили к реке, здесь научились плавать, а став постарше, не раз путешествовали на лодках… А Черное море от нас далеко — за двести километров, — рассказывает командир первой в Болгарии подводной станции Иван Петров.

Вот почему акванавты назвали свой дом древним, полузабытым именем Хеброс.

 

Сумасшедшие и Христос

 

Ласты и маску Иван впервые увидел в пятьдесят девятом. На следующее лето, взяв отпуск, он уехал на Черное море и там вдосталь наплавался под водой — нырял и плавал по нескольку часов подряд. Еще через год Иван Петров со своим другом Стончо Стойчевым создали секцию подводного спорта. Вскоре пловдивцы достали несколько советских аквалангов и обновили их на Марице.

Как раз в ту пору дошло до них известие об эксперименте Кусто на дне Марсельской бухты в Средиземном море.

— Хорошо помню: это сильно взволновало нас.

Тогда-то и зародилась надежда создать собственный дом под водой. Однако осуществить мечту смогли не скоро. Тому было много причин. Но вот летом 1967 года мы решили во что бы то ни стало перейти от слов к делу. Когда мы начали, почти никто не верил нам. Но мы не склоняли головы и не опускали рук, упрямо продолжали свою работу. Наше оружие — одержимость, перед которым начали отступать и миролюбиво настроенные скептики, и не скрывающие своей неприязни недоброжелатели и перестраховщики.

Одними из первых пришли на помощь местное ДОСО — организация, подобная нашему ДОСААФ, — и горком Димитровского коммунистического союза молодежи. Они обратились к руководителям городских предприятий и убедили их оказать содействие будущим акванавтам.

Подводникам выделили нужные строительные материалы, инструмент, рабочую площадку, железнодорожное управление отдало даром большую железнодорожную цистерну — корпус для «Хеброса».

По инициативе городского комитета ДКМС были организованы специальные бригады. В них вступили комсомольцы, давшие обещание — и они сдержали его — потрудиться на стройке «Хеброса» в часы, свободные от основной работы. Пришли на верфь и гимназисты-старшеклассники, и студенты техникума — ученики Ивана Петрова. Но больше всех не щадя сил работали сами акванавты — члены секции подводного спорта Пловдивского морского клуба ДОСО.

Стояла летняя жара. Особенно трудно было работать внутри стального дома. Позднее придумали поливать корпус водой из шланга, но это плохо помогало.

Верфь оживала в четыре утра и пустела далеко за полночь.

— Когда мы спали и сколько — не знаю, — говорит Иван. — Не стыжусь признаться: было очень трудно. Мы постоянно недосыпали и уставали от работы. Но дело не только в этом. Все еще не очень доверяли нам и в Софии. Однажды столичный комитет ДОСО прислал ко мне одного изобретателя и поручил испытать его сапоги — «водоходы»-зонтики, надеваемые на ноги На воде нужно хорошенько пнуть их, они раскрываются, образуется воздушная подушка, и тогда якобы можно шагать по морю, как по суше…

 

По одной из библейских легенд Иисус Христос запросто ходил по воде, даже не замочив ног. И вот теперь в его роли — пройтись по воде, «аки по суху», — должны были выступить акванавты, донельзя занятые постройкой «Хеброса».

— Пессимистов и зевак было сколько хочешь. Они говорили: «Вы сошли с ума! Как это человек может жить под водой?! Если вы хотите покончить с собой, то ведь есть более дешевые и простые способы!..» Такими шутками они только подливали масла в огонь… — с досадой говорит Иван Петров.

И вот тогда-то электротехник Кузман Тухчиев вывесил транспарант с надписью огромными буквами: «Мы — сумасшедшие». И случилось чудо: все, кто надоедал акванавтам с утра до ночи, исчезли, как по мановению волшебной палочки, и уже почти не появлялись. Работа сразу же оживилась.

Неподалеку от места монтажа «Хеброса» находился плавательный бассейн. Устав, строители по очереди брали акваланги, маски и шли в воду. Правда, времени для зарядки аквалангов становилось все меньше. К тому же для этого надо было ехать на другой конец города. Благо акванавтам разрешили брать из резервуаров стройкомбината, где расположилась верфь, технический кислород.

Работа спорилась, и с каждым часом в облике «Хеброса» появлялись какие-то новые черточки. «Хеброс» оказался не только удобным, но и хорошо, со вкусом отделанным и обставленным жилищем. В комнате акванавтов мягкий диван и откидная койка с лампочками-ночниками, гардероб, обеденный и письменный столы. Пол покрыт линолеумом приятной расцветки.

 

^{«Хеброс» в морских водах Варненского озера}  

 

Кроме Петрова, в экипаж «Хеброса» включили тридцатидвухлетнего Гаро Томасяна, армянина. Гаро лет десять занимался гребным спортом, но с аквалангом был знаком всего год. И в его водолазном удостоверении значилось, что он пробыл под водой… 1 час 41 минуту. Но зато Томасян был врачом. Это и решило выбор в его пользу. К тому же Гаро вскоре направили в командировку на Черное море, в Бургас, где он прошел основательную водолазную тренировку.

Томасян познакомил акванавтов с главным редактором пловдивской газеты «Комсомольска искра» Георги Стойчевым, с которым он участвовал в многодневном лодочном путешествии по Марице. К сожалению, однофамилец Георги — Стончо Стойчев перешел в альпийский клуб и вскоре по делам службы уехал в Иран.

Хорошим знакомым Томасяна оказался и Костадин Дуфев, корреспондент столичной газеты «Народна младеж». Он уговорил редакцию взять шефство над «Хебросом». Газета не только пообещала подробно рассказывать о подготовке и ходе эксперимента, но и выдала акванавтам небольшую денежную субсидию, что было как нельзя кстати.

 

Хебри и Хебрика, дублеры

 

Дом построили точно в намеченный срок. 27 июня на «Хебросе» состоялась пресс-конференция, а потом маленький прием с коктейлем.

— Я вспоминаю, что накануне мы целую ночь работали. Не было ни минуты покоя. Перед встречей с журналистами бегом бежал в гостиницу, чтобы успеть побриться и переодеться. На пресс-конференции все шло хорошо, а на коктейле я неожиданно заснул. Разбудили, говорят: «Иван, вставай! Все уже кончили, твоя очередь речь произносить!» — вспоминает Петров.

Второго июля акванавты начали обживать дом. Провели в нем три дня.

Но где поставить «Хеброс»? И тут акванавтам снова пришлось понервничать.

Выбор пал на Бургасский залив. Двоюродная сестра Ивана, между прочим, первая в Болгарии женщина — корабельный механик, подала идею о стотонном кране «Титане», работающем в порту Бургаса. Когда Гаро закончил водолазные курсы, он еще раз приехал в Бургас и договорился о кране. Место для лагеря нашли у деревни Краймори. В двухстах метрах от берега море имело глубину четырнадцать метров. То, что требовалось. Но «Титан» вдруг перебазировался в Варну. Снова переговоры, утряска, увязка, деловые письма.

 

^{Иван, Гаро и «Титан»}  

 

Новая беда. Море у Варны оказалось слишком мелководным. Подходящие глубины находились более чем в километре от берега. Откуда взять столько электрокабелей и шлангов?

Помогли военные водолазы. Указали на озеро, расположенное вблизи Варны. Оно горько-соленое, сообщается с морем. Глубина его до тридцати пяти метров. Существует даже проект перебазировать сюда городской порт. Длина озера десять, ширина три километра. Обследовав озеро, акванавты решили остановиться у местечка Чайка. Площадку для «Хеброса» нашли в кабельтовом от берега на глубине двенадцати метров. Вскоре сюда прибыла целая автоколонна с грузом экспедиции.

Глубокой ночью тринадцатого июля отдает швартовы и покидает причал кран «Титан». На борту плавкрана команда легководолазов, с ними главный редактор газеты «Комсомольска искра».

Восемь утра. Кран на месте. Восемь тридцать. «Хеброс» в воздухе. На прочнейших якорных цепях с контрфорсами подвешивается сорокатонный бетонный блок — мертвый якорь-балласт. Десять тридцать. Все на взводе. Гаро уходит под воду, чтобы там пронаблюдать за спуском дома. Иван присоединяется к нему. Подан сигнал к погружению «Хеброса». Одиннадцать тридцать — дом на грунте…

— Тринадцатое число стало фатальным для тех, кто не верил в нас и противился нашим планам, — рассказывает Иван. — Мы же были счастливы. К вечеру я и Гаро наладили и проверили телефонную связь.

Однако проходят еще двое суток, прежде чем закончились все необходимые приготовления к заселению подводного дома.

Особый приказ — в тайне от Ивана и Гаро — поручили исполнить добровольному помощнику акванавтов — дежурному телефонисту, восьмикласснику Христо Крушкову: найти и принести пару котят.

Это были смешные, милые малыши, кстати, от разных матерей. Один — снежно-белый, с черными пятнами, второй — светлый, с желтыми пятнами. Четырнадцатого числа, вечером, их торжественно преподнесли акванавтам, чтобы не скучали под водой.

— Наши дублеры, — шутит Иван.

Первому дали имя Хебри (он), второму — Хебрика (она).

Весь следующий день, как и накануне, проходит в нескончаемых хлопотах. Акванавты почти все время под водой.

— Хебри и Хебрику, — продолжает Иван, — я отнес в дом в боксе из-под фотоаппарата. Оператор телевидения, ничего не подозревая, попросил сделать ему снимки под водой. Я показал ему бокс. Он изумленно замолчал, а потом долго смеялся, когда увидел в иллюминаторе мордочки котят. Легководолазы у нас предпочитают французские акваланги. У Гаро два аппарата «Мистраль», у меня — советские АВМ-1М. Хочу показать, что и это тоже неплохие акваланги. Но зато латы подводников — гидрокостюмы «Супер-Калипсо» вне конкуренции…

Вот как развивались дальнейшие события на дне Варненского озера и береговой базе.

 

…И свободное всплытие

 

Эти записи взяты из дневника Ивана Петрова.

 

День первый. Воскресенье, 16 июля 1967 года.

 

Наконец все позади. Ночи без сна, неустанный труд, бесконечные переговоры и уговоры!

Я рад, что победили мы. Победили скептиков, победили бюрократизм, инертность, серое ежедневие и укрепили веру у тех, кто нам помогал. Это победа нашего ДОСО, нашего клуба, нашей секции.

Наш «Хеброс»! Как ты мне дорог и мил! Когда мы с Гаро ступили за порог подводного дома, то от радости не знали, что делать. Рукопожатия, крики «ура». Только в 11 часов сняли с себя гидрокостюмы.

В двенадцать часов акванавты берут первые пробы воздуха. Измеряют температуру внутри дома и снаружи. Проводят медицинское обследование: регистрируют друг у друга кровяное давление, делают анализы крови.

В четыре часа Иван и Гаро выходят из дома. В десять часов вечера — второй выход, поодиночке.

Котята ничего не едят и не пьют. Сейчас уже спят. Но сон их беспокоен. Не больны ли?

Гаро спит, а мне не до сна. От дежурства мы отказались. Нужно спать. Мои часы показывают 0.35.

 

День второй.

 

Вижу сон — преследую большого лаврака. Подкрадываюсь к нему, выстрел — гарпун прошил рыбу насквозь и ударился о подводную скалу. Я услышал звон. Звон, не перестает. Я открыл глаза. Звон… Это будильник.

В это утро в дом пожаловал-Цонго Христов Родев, основатель подводного спорта в Болгарии. Он явился в роли корреспондента журналов «Наука и техника за младеж» и «Космос». Спецкор преподносит маленькие смешные подарки — деревянные игрушки и книги. Цонго Христов долго разглядывал внутренние покои дома.

Цонго изумился, увидев, что в доме тепло и совершенно сухо. Его словно прорвало: вопросы, вопросы, вопросы. Наконец, он спросил о режиме декомпрессии.

— Мы намерены обойтись без нее.

— Но это же самоубийство! — и Цонго напомнил о «Диогене» и «Морской звезде». Французы и те не пренебрегают декомпрессией. Мы так и не пришли к общему мнению. Цонго был очень расстроен и недоволен, что не смог убедить нас.

Но и мы с Гаро знали, что делаем. Жить не надоело. Дважды, в мае и в июне, я испытывался в барокамере ВВС у летчиков: «погружался» на эту же глубину. Вначале мне даже Гаро не поверил. Во второй раз он сам мог контролировать опыт. Оба раза я возвращался без декомпрессии.

После Цонго пришли телевизионщики. Оператор подводных съемок Борис Сирлиски был из тех, кто первым в Болгарии научился обращаться с аквалангом. Телевизионщики — они тоже принесли подарки, игры «Не сердись, человек», «Шах» — начали снимать дом изнутри и снаружи. Следили за работой акванавтов под водой (Иван и Гаро должны были сложить стенку из кирпича). За тем, как они проводят анализ воздуха и медицинские исследования.

Поздно вечером акванавты совершают еще одну вылазку под водой. Иван принимается читать на русском языке изданную в Москве книгу Игоря Меренова «Легководолазное дело».

 

День третий.

 

Пульс у меня упал — брадикардия — с 65 до 56, а у Гаро с 72 до 65 ударов. Давление крови у меня понизилось со 125/70 до 105/60, а у Гаро вместо 115/60 стало 105/70. Более редким и глубоким стало дыхание.

Два дня не прикасались к еде живые индикаторы Хебри и Хебрика. До погружения они терпеть не могли друг друга, а теперь их водой не разольешь.

Котята спали всегда на моей кровати. Рано утром они будили меня, играя с пальцами моих ног. Хебри у одной ноги, а Хебрика — у другой. Днем, когда мы уходим под воду, они по целым часам дежурят у иллюминатора и смотрят на рыб. То неожиданно бросаются на них, забывая о стеклянной стенке.

Сегодня под водой много гостей. С утра одноклубник Коста Дуфев, а после обеда поляки с Гданьского кораблестроительного завода. Все в отличных сухих гидрокостюмах. Они пробыли в «Хебросе» почти час.

Гаро не курит, Иван же курильщик. Последнюю сигарету выкурил в воскресенье перед самым погружением. Курить в доме доцент Азар Джалдетти, руководитель медико-физиологической программы «Хеброса», категорически запретил.

Не знаю когда, но только кто-то прислал мне сигареты и спички. Я вначале даже растерялся, но потом твердо решил испытать свою волю и поставил сигареты на электронное табло. Один поляк увидел их и спрашивает нас (мы говорили по-русски):

— Вы курите?

Гаро пальцем указал на меня. Тогда он снова:

— А где?

Я, засмеявшись, киваю в сторону иллюминатора: «Там, под водой».

Он серьезно взглянул туда и что-то записал в свой блокнот… Смешно, как вспоминаю этот случай.

Наш распорядок дня таков. Подъем в 5.30. До 7.00 — туалет, гимнастика, анализ воздуха, завтрак. С 7 до 8 часов — медицинские исследования. Затем — психологические тесты по программе Джалдетти. С 9 до 10.00 вновь анализируем воздух, готовимся к выходу. В течение двух часов, до 12.00, работаем под водой. В 12.30 — обед.

С 13 до 16 — психологические пробы, ведем дневниковые записи. Отдых. С 16 до 18 работаем под водой. В 18.30 — ужин. После ужина — медицинский осмотр, анализы крови. Свободное время. В 22–23 часа ложимся спать.

Однако этот график постоянно нарушается. То прием гостей, то запаздывают с подачей пищи, то еще что-нибудь случается.

На четвертый день чуть свет акванавты просыпаются от какого-то сильного стука в дом. Не сразу разобрались, в чем дело. Дежурная шлюпка привязана к тонкому стальному тросу, удерживающему буй. Другой конец троса закреплен у дома за железное кольцо. Лодка, раскачиваясь на волнах, натягивает и отпускает кольцо. Оно и гремит. Акванавты долго терпели.

Гаро разозлился, взял очки, нож и нырнул. Звон прекратился. Он вернулся задыхаясь. Гаро перерезал трос! Я хотел позвонить наверх и сообщить о случившемся, но Гаро запретил. Я не настаивал. Помню, сам предупреждал: «Закрепите шлюпочный конец за трос якоря-балласта «Хеброса». Не послушались. Пусть сами пеняют на себя.

Уже по окончании эксперимента друзья узнали, чем закончилась эта непредвиденная вылазка.

Дежурный в шлюпке не заметил, как течение быстро понесло его от дома, а когда заметил, было поздно. Волнение было за три балла. Лодка перевернулась. Хорошо, дежурный на берегу заметил это и поднял тревогу. Моторный катер с большим трудом добрался до потерпевшего и взял шлюпку на буксир.

Акванавтам же потом сказали:

— Была такая буря, что трос сломался, словно ножом срезало.

Гаро только смеялся себе под нос. Тогда Иван начистоту рассказал, как все было…

К девяти часам утра неожиданно потемнело. Акванавты смотрят в иллюминатор и видят, как вниз плавно оседает мутная вода. Гаро звонит и спрашивает: — Сильный дождь?

Дежурный телефонист растерянно спрашивает:

— Откуда вы знаете?

Гаро в ответ:

— Иллюминатор снаружи покрылся каплями воды. Не можете ли прислать сухих тряпок, чтобы вытереть стекло?

Через трубку слышно, как дежурный отдает команду о тряпках и сообщает эту новость кому-то еще. И только минуты через полторы в доме зазвонил телефон, и вахтенный возмущенно жалуется, что над ним смеются…

 

День пятый.

 

Иногда я напоминаю себе героев Джека Лондона… Я сроднился со стихией. Не знаю, как описать это чувство. Мне кажется, что я издавна здесь.

А рыбы, оказывается, очень любопытны. Они нисколько не пугаются ни Хебри, ни Хебрики, ни нас с Гаро. Подплывают к иллюминатору — носом к носу с котятами. Мы тоже подходим, разглядываем их. Они и на нас смотрят в упор, уплывать не торопятся.

Снова гости — моряки. Двадцать человек! Погружаются по пять человек. Это группа курсантов из военно-морского училища. С ними их командир, капитан Третьего ранга, и председатель медицинской комиссии ЦК ДОСО. Под водой их сопровождает Гаро.

Иван стоит у люка и каждого, кто заглядывает в дом, угощает конфетой.

Опасный инцидент… Гаро берет непочатый акваланг, скрывается под водой, а через минуту возвращается и в ярости кричит:

— Баллоны пустые!

Дежурные наверху допустили небрежность. Томасян взял трубку и как следует отругал виновных.

Вечером сообщают, что опыт намечено закончить в воскресенье — на три дня раньше срока. Наши протесты не помогают. Обстоятельства сильнее нас: финансовые средства экспедиции подходят к концу.

 

День шестой.

 

Джалдетти решил проделать такой эксперимент. На целые сутки, начиная с восьми часов вечера, велено отключить электричество. Часы поставили в шкаф, под замок. По телефону говорить запрещено. Можно только время от времени поднимать трубку и сообщать: сейчас такой-то час. Дежурный делает запись и смотрит, насколько верно определено время.

Вечером мы с Гаро сочинили песню о нашем пребывании в подводном доме. Я взял микрофон. Сели поближе и запели. Гаро аккомпанирует на доске. Пели от радости. Оттого, что все идет благополучно. Что завтра вернемся на землю, увидим солнце. А в это время слышим, дежурный испуганно кричит:

— Джалдетти! Тревога! Началось!

Наш друг наверху подумал, что мы сошли с ума. Джалдетти послушал-послушал и рассмеялся.

После обеда мы увидели, что возле нас стал на якорь какой-то корабль. Узнаем, что это плавкран «Титан». Он собирается поднять нас до трех метров. Здесь в течение двенадцати часов мы должны пройти декомпрессию. Но мы отказываемся.

— Но вы, кажется, сказали Христову, что согласились, — растерянно говорит Джалдетти.

— А если котят лишить декомпрессии?

— Тоже заболеют.

Тогда я говорю:

— Отправляем котят. Если они будут здоровы, то завтра утром мы выходим без декомпрессии.

На том и порешили. В боксе фотоаппарата отправляем Хебри и Хебрику. Сверху через каждые полчаса звонят и сообщают: «Котята здоровы».

Я рассердился:

— Если они умрут, тогда и звоните! Мы-то знаем, что они здоровы.

А в это время прибывший из ЦК ДОСО врач Димитр Дорошев на всякий случай вызвал «Скорую помощь», военные моряки приготовили барокамеру, а в госпитале ждали сигнала врачи-реаниматоры.

Но все тревоги оказались напрасны.

Несколько недель спустя акванавты с огорчением узнали, что не они первыми, как думали Иван и Гаро, обошлись без декомпрессии, возвращаясь из подводного дома. Несколько раньше их это сделали, хотя и поневоле, англичане — экипаж подводного дома «Глокус», стоявшего на той же глубине, что и «Хеброс».

 

«Хеброс-2»

 

Праздничный банкет закончился в два часа ночи. А днем приступили к эвакуации лагеря. Опасения насчет кессонной болезни не оправдались, первой укатила к себе машина «Скорой помощи». Вскоре возвратились домой, в Пловдив, сами акванавты.

Через месяц Гаро снова приехал в Чайку, вывез оттуда подводный дом. «Хеброс» заново окрасили и торжественно поставили в городском парке «Свобода» как памятник. На его мемориальной дощечке значилось: «Первый болгарский подводный дом. Конструкторы и акванавты Гаро Томасян и Иван Петров. 13–23 июля 1967 года».

— Имя «Хеброс» стало самым популярным в Пловдиве. Появился хор «Хеброс», ресторан «Хеброс», конфеты «Хеброс». А в 1968 году появилась даже машина «Хеброс». Ее выпустил болгаро-французский завод «Рено» в Пловдиве, — говорит Иван.

После короткого отдыха акванавты начали строить новый подводный дом — «Хеброс-2». По совету друзей, подводных археологов, выбрали место для стоянки в море у мыса Масленое, вблизи потерпевшего крушение французского судна, лежащего на глубине сорока метров, в трех кабельтовых от берега.

«Хеброс-2» погружается и всплывает без помощи «Титана» или другого подъемника. Глубину погружения регулируют сами акванавты. Сжатый воздух, электричество, продукты питания, как и прежде, подают с берега. Для связи с наблюдателями используется радиосвязь и телевидение.

А программа? Намечено продолжить научные исследования, особенно по подводной физиологии, и выполнить ряд практически полезных дел: испытать новый аппарат для подводной резки металлов, аппараты для газовой и плазменной сварки под водой. С этой просьбой к акванавтам обратились Научно-исследовательский институт электрической сварки и Научно-исследовательский институт по радиотехнике. Они предоставляют все необходимое оборудование.

Болгарские акванавты получают в свое распоряжение одноместную подлодку-малютку «Косатку». Она может погружаться на глубину шестидесяти метров. Создатели «Косатки» — спортсмены-подводники из Пловдива во главе с инженером Димитром Пеевым. Подлодка строилась на деньги, полученные на телевидении — аванс за сценарий будущего фильма о «Косатке».

 

^{Это не ракета, а миниатюрная подводная лодка «Косатка» для транспортировки акванавтов}  

 

Однако далее в жизни пловдивских акванавтов произошли важные перемены. Весной 1968 года после реорганизации Института рыбного хозяйства и океанографии в Варне все дальнейшие заботы о подводной экспедиции возложили на этот институт.

Так дело, начатое энтузиастами из Пловдива, было признано хозяйственно важным и перешло на государственные рельсы. Но… подготовка к новой экспедиции замедлилась. А что же Петров и Томасян? Им предложили перейти в Варну. Но акванавты, которым было жаль покидать свой родной город, отказались, хотя согласились участвовать в заключительной стадии эксперимента как члены экипажа подводной станции.

 

 

«Черноморцы»

 

 

И тридцать витязей прекрасных

Чредой из вод выходят ясных,

И с ними дядька их морской.

 

А. Пушкин

 

На черноморском побережье Кавказа, у Геленджика, приютилась маленькая бухта с поэтическим названием Голубая. Вот здесь-то и решил поселиться летом шестьдесят восьмого года «Черномор». Нет, это не тот, знакомый нам с детства пушкинский герой, который поднимался из морских пучин и приводил с собой красавцев молодых, великанов удалых. Именем этого сказочного богатыря, обитавшего в подводном царстве, названа новая советская лаборатория на дне моря. А роль прекрасных витязей выпала на долю ее сотрудников — океанологов, морских биологов, геологов, гидрофизиков и гидрооптиков, которых командировал под воду Институт океанологии имени П. П. Ширшова Академии наук СССР. В сменных экипажах «Черномора» побывало тридцать акванавтов.

 

Крестины «Черномора»

 

Как и подобает капитану, флегматичный, рассудительный Павел Боровиков последним оставляет свой пост. Пропускает вперед своих товарищей-акванавтов и вслед за ними ловко поднимается по узким скобам — трапу «Черномора».

Два дня назад, войдя в подводный дом, акванавты раскрыли бортовой журнал и на его странице занесли первую запись о своем прибытии.

Было отчетливо слышно, как ходят и шаркают каблуками по крыше дома, постукивают по крышке люка гаечным ключом и вызванивают о борт, расправляя витки стальных тросов… Потом все затихло — провожающие покинули палубу «Черномора». Резкий толчок, и подводный дом на буксире отходит от пирса. Павел занимает место у пульта в рубке управления всеми жизненно важными системами подводной станции.

Атмосфера в «Черноморе» медленно сгущается. Это хорошо заметно по тому, как начинают деформировать ся голоса акванавтов. Погружение: распахивают свой зев балластные цистерны, спускается на грунт якорь-балласт, и «Черномор», подтянувшись на лебедке, причаливает ко дну, становится на свои толстые, короткие ноги. Кажется, можно перевести дух…

Подводная лаборатория создавалась в содружестве Института океанологии, Московского городского комитета ДОСААФ и некоторых других государственных и общественных организаций. «Черномор» объединил большой и слаженный коллектив энтузиастов подводных исследований: океанологов и спортсменов-аквалангистов — высококвалифицированных инженеров и техников.

Работа над проектом «Черномора» началась осенью шестьдесят шестого. Собирались по вечерам и деловито спорили о том, каков же будет подводный дом.

Во-первых, решили, что «Черномор», подобно «Преконтиненту-три», будет погружаться и всплывать сам, без помощи каких-либо подъемников. И второе — чтобы декомпрессию перед возвращением на берег можно было проводить в самом доме. Вспомним, как досталось в этом отношении акванавтам из «Ихтиандра-66»… Хотелось также, чтобы «Черномор» как можно меньше зависел от наземной или подводной базы. Но это труднейшее условие удалось соблюсти лишь отчасти: акванавты могли жить без помощи извне всего три дня.

Вот те, кто участвовал в создании подводного дома: инженеры-океанологи Вячеслав Ястребов, Павел Боровиков, Георгий Стефанов, Александр Подражанский, Борис Погребисский, Николай Гребцов, Вячеслав Степанов, Владлен Иванов, Виктор Бровко, Геннадий Обдиркин, Владимир Попов, механики Николай Русс, Жан Широкий, Валентин Авдеев, Анатолий Целлер.

Большое усердие проявили северодвинские подводники — члены клуба «Пингвин». Достаточно сказать: «сруб» будущего подводного дома доставили не откуда-нибудь, а из Северо-Двинска. Сначала по железной дороге его привезли в Новороссийск. Здесь, на судоремонтном заводе, к нему приладили ярко-алый лафет. А отсюда на мощном трайлере привезли в Голубую бухту.

— Шло лето 1967 года… Мы мыслили тоннами, сортами стали, поставками узлов с заводов-поставщиков. Одни из нас сидели на заводах, где шло изготовление частей корпуса подводной лаборатории, а другие, не теряя времени даром, вели монтаж систем жизнеобеспечения в Южном отделении института. И вот зима шестьдесят восьмого. Наконец-то корпус «Черномора» и все его узлы — в Голубой бухте. Начинается сборка. И хотя до лета еще далеко, мы почти физически чувствуем, как оно приближается. Дом постепенно обрастает: установлены блоки для очистки воздуха, голубые трубы воздуховодов протянулись вдоль отсека, легли под пол баллоны со сжатым воздухом, и встал на место распределительный пульт, с тихим шипением пошел по магистралям сжатый воздух, вольтметры на пульте впервые показали, что в лабораторию подано напряжение, и электрик включил плафоны освещения. Подводный дом оживал на глазах, — вспоминают акванавты о той трудной, напряженной поре.

— А в это же самое время завершалась работа над научной программой экспедиции, заканчивались предварительные исследования в районе подводного поселения: съемка рельефа, изучение грунта. Все это легло на плечи Лаборатории подводных исследований Южного отделения, — говорит Николай Александрович Айбулатов, руководитель этой лаборатории.

Но сам перспективный план широких подводных исследований океана с участием «Черномора» был принят ученым советом Института океанологии еще в начале 1967 года.

Программа «Черномора-68» является первой в мире чисто океанографической программой, осуществленной с участием акванавтов — обитателей научной подводной станции.

29 июня 1968 года «Черномор», закончив береговые испытания, уже покачивался на волнах у пирса Южного отделения. Его перенес сюда стотонный плавкран, вызванный по этому случаю из Новороссийского порта. По примеру корабелов, при спуске «Черномора» на воду о его борт разбивают бутылку шампанского… Эту честь оказали шестикласснице Леночке Овчинниковой, дочери одного из работников Южного отделения.

 

Как же выглядит «Черномор»? Это стальной цилиндр водоизмещением пятьдесят пять тонн, диаметром три и длиной восемь метров. Что и говорить, перевезти такую громадину на автомашине, а затем сгрузить ее было не так-то просто.

— В носовой части лаборатории — жилое помещение с четырьмя койками, две из них откидные, столы, шкафчик для имущества. По левому борту — пост управления подводным домом. Твердый балласт уложен в карманы лафета, — объясняет главный конструктор подводного дома Вячеслав Степанов.

В полу и потолке люки. Через верхний идет загрузка, спускаются механики. Через нижний акванавты выходят в море. Корпус «Черномора» изнутри покрыт пенопластом и обшит досками, задрапированными цветным пластиком.

Пять иллюминаторов в корпусе подводной обсерватории позволяют ее обитателям наблюдать окружающий мир в то время, когда акваланги их сушатся на крючке…

Воздух подается по шлангам с понтона. Вентиляция на пятнадцать минут каждый час или на шестьдесят — через каждые три часа.

При декомпрессии, когда подача свежего воздуха с поверхности прекращалась, оставшийся воздух проходил «химчистку». После удаления углекислого газа он разба<