Почему мы все такие мрачные?

Этот вопрос все мы, советские граждане, стали задавать себе после того, как пал «железный занавес» и мы смогли сравнивать лица жизнерадостных иностранцев со своими собственными. Мы по сравнению с ними выглядим такими измученными, будто внутри каждого из нас сидит целый букет неизлечимых болезней, как у дряблого, жаждущего вечного покоя старика. Если показать фотографию нашей улицы иностранцу, то он мог бы принять ее за изображение территории какой-нибудь крупной психбольницы.

Так почему мы вечно такие кислые, в отличие от других, ведь все люди произошли от Адама и Евы? Думаю, еще тысячу лет назад мы тоже выглядели как все, но с годами так окислились, что многие из нас по внешнему виду мало отличаются от шизофреников. Не зря в застойные годы КГБ ставил диагноз «шизофрения» любому диссиденту. Да и врачей наших психбольниц, если снять с них белые халаты, можно перепутать с пациентами. Даже наша улыбка сравнима порой с казенной гримасой постового милиционера.

По всей вероятности, наши лица стали искажаться со времен крепостного права, основоположником которого, говорят, был Иван Грозный. Его методы воздействия страхом были весьма эффективны. Нас приучили любить того, кто бьет сильнее. И такая дрессировка, длившаяся веками, почему-то сделала нас обозленными не на дрессировщика, а друг на друга. Век за веком кнут вытеснял пряник. Не зря, видимо, убили именно Александра II, отменившего крепостное право. Впрочем, не только его... Симпатии наши к строгому наказанию сполна использовали большевики с первых же дней своего правления. Чем большее количество советских людей уничтожал Сталин, тем больше они его любили. А некоторые даже сейчас требуют дать им нового Сталина, как некогда крепостные требовали вернуть им барина. Подобная любовь к самодурам и диктаторам труднообъяснима. И, наверное, правильно твердит глазной академик Федоров, что у нас у всех неладно с мозгами.

Жертвы, полюбившие своего палача, никогда не смогут стать жизнерадостными. Поэтому мы считаем улыбающегося человека дураком, а поющего— пьяным.

 

ЭВТАНАЗИЯ—ЗА И ПРОТИВ

Убийство человека—тяжкий грех. И когда заходит речь об эвтаназии, безболезненном медицинском умерщвлении безнадежно больных, то в ответ поднимаются возмущенные «гуманисты». Да, убивать негуманно, но не более ли жестоко обрекать людей на годы страданий?

Во многих цивилизованных странах эвтаназия давно легальна. Наш внештатный корреспондент Лукман Закиров тоже предлагает узаконить эвтаназию. В почте «МТ» есть письма, где с болью рассказывается о предсмертных муках близких, которым врачи уже бессильны помочь. Бесконечные инъекции лишь продолжают агонию, не принося облегчения. Но мнения об эвтаназии порой противоположны. А что думаете вы? (Предисловие редакции «МТ»)

Вот некоторые мнения:

«Мама, ты фашистка!»

Девочка моя умирала несколько месяцев. Ее кололи шесть раз в день. Из больницы ее выписали, так как знали, что скоро смерть. Как она хотела умереть! Дозы лекарства уже не хватало. До нового укола ей приходилось терпеть адские муки. Это страшно выговорить, но я желала дочери смерти. За неделю до смерти она прокричала: «Мама, ты фашистка. Дай мне умереть, я не могу больше мучиться!» Укол действовал теперь лишь полчаса. Часами она кричала и просила о смерти. Если б я могла ей помочь! Я сходила с ума. Убегала из квартиры, чтоб не слышать криков, и тут же возвращалась. Умирал мой единственный любимый человечек, а я лишь смотрела на ее муки. За то, чтобы кто-то лишил ее этих пыток, я отдала бы все. Но врачи лишь продолжали ее страдания. Все же иногда смерть более гуманна, чем мучительная жизнь.

Н.Жаркова

Дайте право на смерть

Сколько безнадежно больных людей, годами прикованных к постели, мечтают… о смерти. Они настолько обессилены, что не имеют возможности наложить на себя руки. Окружающие сочувствуют, но помочь не могут, потому что у нас эвтаназия (т.е. умерщвление безнадежно больных) запрещена законом. Причем запрещена она, конечно, под видом гуманности. Но о какой гуманности можно говорить, если человека насильно заставляют жить и страдать от мучительных болей? Или взять детей-уродов – их тоже обрекают на мытарства в «гуманных» целях. Но, по-моему, более гуманно умерщвлять новорожденных, у которых явные признаки уродства. В старину бабки-повитухи частенько помогали Богу в этом «грязном деле». Убедившись, что новорожденный – явный уродец, повитухи, жившие по библейскому завету «не убий», моментально и безболезненно умерщвляли младенца, а затем просили прощения у Бога.

У нас же никто не хочет брать грех на душу. Вот и страдают люди, растут дети-уроды, мучаясь сами и мучая родителей. А ведь для них эвтаназия – это единственный спасительный выход. Поймем ли мы это наконец? На Западе во многих странах право умереть принадлежит самому человеку, и, если жизнь для него становится пыткой, он может проститься с ней безболезненно.

Лукман Закиров

 

НЕ ВЕДАЮТ, ЧТО ТВОРЯТ...

После демонтажа всемирно известного памятника «железному» Феликсу на Лубянке, Свердлову на одноименной площади в центре Москвы, кое-где и самому Ленину нашлись в стране заступники, которые считают эти сооружения историческими ценностями и памятниками старины. Этим заступникам да и многим другим я бы задал один банальный вопрос: можно ли держать у себя дома портрет своего врага?

На мой взгляд, многие поклонники «памятников старины» просто-напросто не знают или не хотят знать своего вождя и его соратников. Даже судя по опубликованным сухим газетным статьям, вполне можно оценить «заслуги» Ленина по его реальным делам, а созданную им коммунистическую партию весь мир уже называет преступной организацией, хотя сам Ленин лично никого не расстреливал. Но ведь Гитлер тоже лично никого не расстреливал! Однако сам Гитлер давно уже называется преступником, а его нацистская партия—преступной организацией.

Чтобы немного освежить память у поклонников ленинских памятников, вспомним самого Ленина и убедимся, как он сам, этот «самый человечный человек», относился к памятникам старины своего времени.

Есть в «Записках коменданта Кремля» П.Д. Малькова эпизод, прямо относящийся к теме разговора:

«Наступило 1 мая 1918 года. Утро выдалось пасмурное, хмурое... Члены ВЦИК, сотрудники ВЦИК и Совнаркома собрались к 9.30 утра в Кремле перед зданием судебных установлений.

Вышел Владимир Ильич. Он был весел, шутил, смеялся. Когда я подошел, Ильич приветливо поздоровался со мной, поздравил с праздником, а потом внезапно шутливо погрозил пальцем:

—Хорошо, батенька, все хорошо, а вот это безобразие так и не убрали. Это уж нехорошо,—указал на памятник, воздвигнутый на месте убийства великого князя Сергея Александровича.

Я сокрушенно вздохнул.

—Правильно,—говорю,—Владимир Ильич, не убрал. Не успел, рабочих рук не хватило.

—Ишь ты, нашел причину! Так, говорите, рабочих рук не хватает? Ну для этого дела рабочие руки найдутся хоть сейчас. Как, товарищи?—обратился Владимир Ильич к окружающим.

Со всех сторон его поддержали дружные голоса.

—Видите? А вы говорите, рабочих рук нет. Ну-ка, пока есть время до демонстрации, тащите веревки.

Я мигом сбегал в комендатуру и принес веревки. Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул ее на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон.

—А ну, дружно!—задорно командовал Владимир Ильич.

Ленин, Свердлов, Аванесов, Смилович, другие члены ВЦИК и Совнаркома и сотрудники немногочисленного правительственного аппарата впряглись в веревки, налегли, дернули, и памятник рухнул на булыжник.

—Долой его с глаз на свалку!—продолжал распоряжаться Владимир Ильич. Десятки рук подхватили веревки, и памятник загремел по булыжнику к Тайницкому саду.

«Памятник эксплуататору» представлял собой бронзовый крест с изображением Богородицы, припадающей к ногам распятого Христа, и с надписью: «Прости име Господи, не ведают бо, что творят». Автором памятника был Васнецов»...