С тановиться п еред лицом правды, как дитя

Малое дитя — в евангельской символике — есть само взывание о помощи, об одаривании или о спасении. Хрис­товы слова: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Мф 18,3), — приобре­тают особую знаменательность в отношении тех, кого Бог одарил благодатью Своего света правды. Эта благодать может быть очень трудной для принятия, поскольку от­крываемая по Божьему милосердию правда о нашей нищете не раз оказывается ужасающей. Нетрудно впасть в отчаяние, видя, что наше сердце — это побеленная гробница, а жизнь - руины. Бог показывает правду для того, чтобы лечить человека. Однако Он не хочет навя­зываться, Он открывает израненные места и как бы спрашивает: хочешь ли ты исцелиться?

Ты не можешь быть спасён, если, видя безнадёжность своей ситуации, не обратишься и не начнёшь, как дитя, звать на помощь, не думая уже больше ни о своей загубленной жизни, ни вообще о себе. Если бы ты стал спрашивать, каким образом следует взывать об этом спа­сении, то это был бы вопрос не столько о духовном рас­положении евангельского ребёнка, сколько о том, как сыграть такую роль. Ребёнок просто зовёт и кричит как можно громче. Он знает, что сам не справится, поэтому зовёт Отца, объятия Которого — исполненные теплая указывающие путь светом правды становятся лодкой, в которой можно переплыть на безопасный берег.

 

ДУХОВНАЯ ДЕТСКОСТЬ САМАРЯНКИ

Когда Иисус ходил по Палестинской Земле, Он отдавал предпочтение некоторым категориям людей, которые были особенно близки Ему. К ним относились дети, ко­торых Он благословлял и уподобление которым ука­зывал как цель повторного рождения, «рождения свы­ше» (Ин 3,5). Нужно вернуться в состояние детскости (МФ 18,3), согласиться на повторное рождение, хотя это так трудно ввиду сопутствующей этому процессу боли.

Мы можем догадываться, что возле колодца Иаковлева в Сихаре Иисус встретил женщину, исполненную боли, которая была отвергнута средой за свои грехи. А быть может, самарянка соприкоснулась также с прав­дой о побеленной гробнице, полной зла и беззакония? Однако она не закрылась, как улитка, в себе, не подда­лась до конца искушению горького уныния. Быть может, в самой глубине её существа, при всей боли отверже­ния, теплилась какая-то надежда на то, что спасение всё же придёт.

Терпеливое, исполненное смирения отношение к ней Иисуса, разговаривавшего с ней так долго, могло пробиваться к тем пластам её души, где теплилась эта искорка надежды на спасение, ожидание его. А когда самарянка с изумлением обнаруживает кого-то, кто не пренебрёг ею, не отверг, не бросил в неё камень, она начинает открываться на так деликатно и смиренно сту­чащийся Божий свет. Должно быть, в её изболевшейся душе в присутствии этого Божьего света постепенно начало рождаться что-то новое, что-то, напоминающее ребёнка.

 

Детская простота

Во встрече с самарянкой много необычного. В самый полдень (для древних жителей Палестины — около шес­того часа), когда стоит наибольшая жара и возле колодца никого нет, приходит за водой необычный Пришелец. Согласно обычаям, еврей вообще не должен разговари­вать с чужой женщиной, а тем более просить её подать воды, то есть просить о помощи.

«Иисус, утрудившись от пути, сел у источника Было около шестого часа. Приходит женщина из Сама­рии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай Мне пить. Ибо ученики Его отлучились в город купить пищи. Са­маринская женщина говорит Ему: как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки?» (Ин 4,6-9).

Уже первые слова евангельского описания гово­рят о том, что самарянка осознавала своё более низкое положение, но это соединялось в ней с некоторой про­стотой, которая велела ей открыто задать возникший в сердце вопрос. А Иисус, видя такое духовное распо­ложение, завязывает с ней диалог с помощью слов, со­держащих в себе своего рода загадку: «Если бы ты зна­ла дар Божий и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду жи­вую» (Ин4,10).

Самарянка снова задаёт обычный вопрос, вытекающий из развития ситуации: «Господин! Тебе и почерп­нуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая?» (Ин 4,11). В ней рождается духовное располо­жение, характерное для ребёнка, который если чего-то не понимает, со всей простотой спрашивает. А когда по­лучит ответ, принимает его, ибо верит, что услышанное им истинно, даже если он по-прежнему не всё понимает.

 

Мудрость реб е нка

 

«Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, воз­жаждет опять; а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек» (Ин 4,13-14). В словах Хрис­та снова слышно Божье стучание, приглашение к диало­гу, на которое самарянка отвечает, с детской мудростью открываясь на слова, которых до конца не понимает. Однако она принимает их, потому что эти слова несут её изболевшемуся сердцу надежду на спасение: «Дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не прихо­дить сюда черпать» (Ин 4,15).

Женщина, которая отвергнута средой из-за своих грехов и исполнена боли по причине собственного без­закония, с надеждой принимает ответ Иисуса. Она так сильно нуждается в помощи и спасении, что готова поверить в произносимые необычным Пришельцем слова хотя они кажутся ей совершенно нелогичными.

Как же человек, который неспособен жить без воды может уже больше не хотеть её? Ведь это противоречит его природе. Только такой человек, как самарянка, - как дитя, с надеждой ожидающее спасения, — может принять обещание, содержащееся в этих словах. Муд­рость ребёнка велит ей воспользоваться ситуацией, от­крыться на Божье предложение и попросить этой не­обычайной воды.

Иисус видит возрастающую веру самарянки, при­нимает приглашение отворяющего Ему дверь ребёнка и являет перед женщиной Своё всеведение, давая понять, что Он знает правду о побеленной гробнице её души. Итак, Он велит ей: «Пойди, позови мужа твоего и приди сюда» (Ин 4,16). Когда же самарянка отвечает: «У меня нет мужа», Иисус замечает: «Правду ты сказала (Д ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это ты справедливо сказала» (Ин 4,17-18).

В этой грешной женщине мы снова видим необыкновенную простоту. Самарянка не пытается скрыть свои неподобающие отношения с мужчиной, с которым она' живёт. Она говорит справедливо, что у неё нет мужа, хотя в тот момент она ведь ещё не знает, что Иисусу из­вестна её жизнь. Самарянка не закрывается на свет Бога, начинающий всё с большей интенсивностью стучать в её сердце, хотя он ещё и не засиял во всей полноте.

И в следующее мгновение она окончательно убеж­дается, что этот человек, которого она видит впервые, знает правду о гнетущем её грехе. Свет воссиял так силь­но, что она поняла: перед ней пророк. И как она реаги­рует на этот свет? Самарянка не пытается оправдывать­ся и не убегает, устыдившись своей недостойности. Она как бы отворачивается от себя, проходит «над» от­крытой правдой о своей ничтожности и греховности и с мудростью ребёнка пользуется возможностью и зада­ёт Иисусу вопрос, касающийся её отношений с Богом: «Господин! вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклоня­лись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме» (Ин 4,19-20).

Перед открытой побеленной гробницей самарянка не занимается ни собой, ни своими грехами, а только спра­шивает, как она должна молиться, как поклоняться Богу.

В ответ на такую веру Иисус открывает перед ней трудную тайну, предсказывающую новую реальность: «Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. (...) Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклон­ники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе» (Ин 4,21-23).

Ответ Иисуса, очевидно, не был понятен самарянке. Однако она приняла его с детской доверчивостью исповедуя мгновение спустя свою глубокую веру в то что, когда придёт Мессия, Он возвестит людям всё.

Тогда свет вспыхивает во всей полноте, и Иисус возвещает ей Себя. «Иисус говорит ей: это Я, Который говорю с тобою» (Ин 4,26).

У самарянки, должно быть, была огромная жажда Бога, жажда благодати, раз Иисус мог таким необычным образом одарить её. И не только её, но даже и тех, кто прежде презирал её.