Так чиста, как ребячия искренность,

Как отроческой веры года»

 

Анатолий Смирнов

 

И там… остаюсь

 

Это не был, как помню — «Союз»,

это было цветастое детство,

освещенное светом звезды -

о которой я мало что знал.

 

… Я читал на бутылке: уксУс -

и страна улыбалась: «Вовец-то!…»,

а сама возводила мосты,

чтобы брода в тенях не искал.

 

… Медсестра забегала за мной -

рано утречком, сделать прививку.

И соседка могла — приглядеть,

не сдирая с родителей мзду.

 

«Бибатека алё» — мне домой -

сообщала про «новую книфку»,

и потом — как надумал взрослеть -

приглашала к большому «Костру».

 

Ну, а повар подкладывал мне

из кастрюли сладчайших кусочков -

будто я приходил в ресторан

с виайпишным клиентским меню.

 

Нет. В столовку. Обычно вполне -

и в обычный из школьных денечков…

… И сомнения — но пасаран…

… И с отцом на луга семеню…

 

Это был мой усталый Союз,

мой Союз, беззаботное детство,

освещенное светом звезды -

о которой я мало что знал…

 

Я и помню, и там… остаюсь,

остаюсь — больше некуда деться:

сотрясает и рушит мосты

в настоящем чужая страна.

 

«

«Избегаю требующих счастий,

Обхожу сулящие их власти,

Чтоб не попадаться им в улов»

 

Анатолий Смирнов

 

 

Из оконцев на стороны

 

Если ты не врубился в их гимн,

если ты не слюнявишь их герб -

будь готов стать презренно-другим,

приводимым в похабный пример.

 

Этих гимнов поди миллион,

и геральдика - сплошь целлюлит;

у тебя - свой мотив, свой закон,

из оконцев на стороны вид.

 

Если ты не согласен с толпой

точно так же, как с тенью толпы -

будь готов обходиться избой

без гвоздя и крепёжной скобы.

 

Этой силе поди миллион

за века поднимали преград;

у тебя - свой мотив, свой закон,

из оконцев на стороны взгляд.

 

Если ты ещё веришь в любовь

и надеешься, что - окрылён -

будь готов жить с разбитой губой

в ожидании лётных времён.

 

Этой вере поди миллион -

или больше - спасительных лет;

у тебя - свой мотив, свой закон,

из оконцев на стороны свет.

 

Будь готов стать презренно-другим,

приводимым в похабный пример -

если ты не врубаешься в гимн,

если ты не влюбляешься в герб.

 

 

«Ну а Штольц, проявляющий прыть,

Как поведали длинные уши,

Норовит в "Дойче банк" заложить

Извлечённые русские души»

 

Анатолий Смирнов

 

 

***

 

Не так и холодно в России,

как птицам дояры бухтят.

Нет по окраинам бразилий.

Нет на реке зимой утят.

Бывает, сказочный морозец

реально кости проберёт,

ну так не суйся, инородец,

коли душа не терпит лёд.

Большая Родина – планета,

Россия – точный ареал,

моя… люблю её за это.

Я все года здесь примерял.

И все сносил. А сколько будет?

А сколько будет – сплошь мои!

Я здешний, путь мой сладко труден,

соль тоже местная… ну и?

Мне если холодно в России —

то лишь от взглядов ледяных:

то живодёрка, то насильник,

то мистер Бух, то леди Пых…

Но это пришлые ребята,

они – не русские в душе,

Зима ни в чём не виновата.

Зима, зима, зима уже!

Опять сложна простая рифма,

как белый снег на серый лёд,

а Игорёк не сбавил ритма,

и Дарья вешнее споёт.

 

 

«Зима в России... Не с кем мне согреться

И в даль любви дороги замело,

Но оттого, что Родина есть в сердце,

Здесь, всё-таки, красиво и тепло»

 

Анатолий Смирнов

 

Семинот

 

Я патриот. Семи нот.

В мотиве роста берёзы.

В Канаде. Или в России.

Смотрите весь ареал.

 

Я патриот семи нот,

мне по бокам — леспромхозы,

где некто Лим и Василий

трелюют нал и безнал.

 

Я патриот семи нот

звенящей нитки под шаром,

надутым в праздник, и грязным

от ваших крашеных мух.

 

Мой герб — закат и восход,

а не магнит из ашана.

Семь нот. И в каждой мне классно.

А вас трясёт из-за двух.

 

«Две рощи есть на родине моей,

Два кладбища, заросшие малиной.

Там между перекрученных корней

Прах пращуров смешался с тёмной глиной»

 

Анатолий Смирнов

 

Не напрасно

 

Мне тридцать три. Я помню детство –

в больной, но солнечной стране,

и двадцать с лишним лет зюйд-веста

не истрепали память мне.

 

И не истёрли тучи солнцу

его – наследные – лучи,

и белый свет, небесный консул,

хранит под елями ключи.

 

Моя наследственность покрепче,

чем был уверен ветродел,

не потеряв огниво речи –

я ни к чему не охладел.

 

Нет, кровь дедов моих не стынет,

в моей душе – их добрый май,

живут, во мне живут поныне –

они, Иван и Николай.

 

На ордена и на медали –

смотрю, горжусь, и тем я пьян,

что не напрасно побеждали

они – сержант и капитан.

 

Что не напрасно – победили.

Мне тридцать шесть. И я силён.

И не помеха нашей силе

ни миномёт, ни ветрогон.

 

 

***

Если хочется на море — как быть?

Оттолкнуться от земли, улететь.

Просит неба неуёмная прыть,

недостаточная разве что впредь.

 

Да и то — пока на небе Луна

сможет Солнцу светосмены сдавать —

будет жизнь моя чем надо полна,

превращая в соль и воду слова.

 

Но... не хочется на море, там грязь,

там избыток разных микрочастиц,

я над морем пролетаю — крестясь —

каждый раз меж неопознанных птиц.

 

Это выглядит довольно смешно:

на одном крыле, пузишком вперёд;

получается — а значит, дано,

оный крест и атеистам не жмёт.

 

Полечу тогда над полем родным,

как на море — посмотрю на хлеба.

Слева — город, какофония, дым,

справа благовест и крыши хибар.

 

«...Только всё вертится камень

Под неустанной рукой»

 

Анатолий Смирнов

 

***

 

Проживи секунду жизни

на краю земных времён.

Не белей там, не пушистей -

свет, в котором ты рождён...

 

Но река - заметно чище,

сам проверишь - можно пить!

И никто не гнёт пальчищи -

типа, надо заплатить.

 

А на ветках первых яблонь

оптом дарственным - налив,

и никто там не ограблен -

солнца в мыслях накопив.

 

Там сочны без шприца губы

созревающей любви,

там не травят небо трубы,

там покуда - все свои...

 

Проживи секунду жизни

в первой искорке огня,

проживи - и отпишись мне,

подожги собой — меня.

 

«...Хочется в сердце на веки на вечные

Запечатлеть этот тихий простор: