Алина читает пятый кусок «Стены».

Так окрикни меня. Так легко малыша напугать.
Так окрикни меня. Не то сам я сейчас закричу:
Эй, малыш! — и тотчас по пространствам пустым полечу.
Ты права: нужно что-то иметь за спиной.
Хорошо, что теперь остаются во мраке за мной
не безгласный агент с голубиным плащом на плече,
не душа и не плоть — только тень на твоем кирпиче.

В финале этюда все выходят на сцену. Песня.

«Натюрморт»

Verra la morte e avra i tuoi occhi.

C. Pavese

1

Вещи и люди нас

окружают. И те,

и эти терзают глаз.

Лучше жить в темноте.

 

Я сижу на скамье

в парке, глядя вослед

проходящей семье.

Мне опротивел свет.

 

Это январь. Зима

Согласно календарю.

Когда опротивеет тьма.

тогда я заговорю.

 

2

Пора. Я готов начать.

Неважно, с чего. Открыть

рот. Я могу молчать.

Но лучше мне говорить.

 

О чем? О днях. о ночах.

Или же — ничего.

Или же о вещах.

О вещах, а не о

 

людях. Они умрут.

Все. Я тоже умру.

Это бесплодный труд.

Как писать на ветру.

 

3

Кровь моя холодна.

Холод ее лютей

реки, промерзшей до дна.

Я не люблю людей.

 

Внешность их не по мне.

Лицами их привит

к жизни какой-то не-

покидаемый вид.

 

Что-то в их лицах есть,

что противно уму.

Что выражает лесть

неизвестно кому.

 

4

Вещи приятней. В них

нет ни зла, ни добра

внешне. А если вник

в них — и внутри нутра.

 

Внутри у предметов — пыль.

Прах. Древоточец-жук.

Стенки. Сухой мотыль.

Неудобно для рук.

 

Пыль. И включенный свет

только пыль озарит.

Даже если предмет

герметично закрыт.

 

5

Старый буфет извне

так же, как изнутри,

напоминает мне

Нотр-Дам де Пари.

 

В недрах буфета тьма.

Швабра, епитрахиль

пыль не сотрут. Сама

вещь, как правило, пыль

 

не тщится перебороть,

не напрягает бровь.

Ибо пыль — это плоть

времени; плоть и кровь.

 

6

Последнее время я

сплю среди бела дня.

Видимо, смерть моя

испытывает меня,

 

поднося, хоть дышу,

эеркало мне ко рту, —

как я переношу

небытие на свету.

 

Я неподвижен. Два

бедра холодны, как лед.

Венозная синева

мрамором отдает.

 

7

Преподнося сюрприз

суммой своих углов

вещь выпадает из

миропорядка слов.

 

Вещь не стоит. И не

движется. Это — бред.

Вещь есть пространство, вне

коего вещи нет.

 

Вещь можно грохнуть, сжечь,

распотрошить, сломать.

Бросить. При этом вещь

не крикнет: «Ебёна мать!»

 

8

Дерево. Тень. Земля

под деревом для корней.

Корявые вензеля.

Глина. Гряда камней.

 

Корни. Их переплет.

Камень, чей личный груз

освобождает от

данной системы уз.

 

Он неподвижен. Ни

сдвинуть, ни унести.

Тень. Человек в тени,

словно рыба в сети.

 

9

Вещь. Коричневый цвет

вещи. Чей контур стерт.

Сумерки. Больше нет

ничего. Натюрморт.

 

Смерть придет и найдет

тело, чья гладь визит

смерти, точно приход

женщины, отразит.

 

Это абсурд, вранье:

череп, скелет, коса.

«Смерть придет, у нее

будут твои глаза».

 

10

Мать говорит Христу:

— Ты мой сын или мой

Бог? Ты прибит к кресту.

Как я пойду домой?

 

Как ступлю на порог,

не поняв, не решив:

ты мой сын или Бог?

То есть, мертв или жив?

 

Он говорит в ответ:

— Мертвый или живой,

разницы, жено, нет.

Сын или Бог, я твой.

 

Алина – Иосиф, вас вынудили покинуть родину. Держите ли вы обиду на страну, которая отвергла своего поэта?

Паша – Я не думаю, что кто бы то ни был может прийти в восторг, когда его выкидывают из родного дома. Даже те, кто уходят сами. Но независимо от того, каким образом ты его покинул, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нем – хорошо или плохо – ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут. А иногда даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия – это мой дом, я прожил в нем свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу. И - главное – ее языку.

 

В деревне

В деревне никто не сходит с ума.

По темным полям здесь приходит труд.

Вдоль круглых деревьев стоят дома,

в которых живут, рожают и мрут.

В деревне крепче сожми виски.

В каждой деревне растет трава.

В этой деревне сквозь шум реки

на круглых деревьях шумит листва.

 

Господи, Господи, в деревне светло,

и все, что с ума человека свело,

к нему обратится теперь на ты.

Смотри, у деревьев блестят цветы

(к былому мосты), но ведь здесь паром,

как блещет в твоем мозгу велодром,

умолкшей музыки ровный треск

и прямо в зубы кричит, кричит.

 

Из мертвой чаши глотает трек,

к лицу поднося деревянный щит.

В деревне никто не сходит с ума.

С белой часовни на склоне холма,

с белой часовни, аляповат и суров,

смотрит в поля Иоанн Богослов.

Спускаясь в деревню, посмотришь вниз --

пылит почтальон-велосипедист,

а ниже шумит река,

паром чернеет издалека,

 

на поезд успеешь наверняка.

А ты не уедешь, здесь денег нет

в такую жизнь покупать билет.

На всю деревню четыре письма.

В деревне никто не сходит с ума.

В пальто у реки посмотри на цветы,

капли дождя заденут лицо,

падают на воду капли воды

и расходятся, как колесо.