Переход. Алина, читает 1-ый кусок Стены.

ПРИКОСНОВЕНИЕ ВЕЧНОСТИ

Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.

Метро (фонограмма)

«В темноте у окна»

1

В темноте у окна,

на краю темноты

полоса полотна

задевает цветы.

И, как моль, из угла

устремляется к ней

взгляд, острей, чем игла,

хлорофилла сильней.

2

Оба вздрогнут – но пусть:

став движеньем одним,

не угроза, а грусть

устремляется к ним,

и от пут забытья

шорох век возвратит:

далеко до шитья

и до роста в кредит.

3

Страсть – всегда впереди,

где пространство мельчит.

Сзади прялкой в груди

Ариадна стучит.

И в дыру от иглы,

притупив острие,

льются речки из мглы,

проглотившей ее.

4

Засвети же свечу

или в лампочке свет.

Темнота по плечу

тем, в ком памяти нет,

кто, к минувшему глух

и к грядущему прост,

устремляет свой дух

в преждевременный рост.

5

Как земля, как вода

под небесною мглой,

в каждом чувстве всегда

сила жизни с иглой.

И, невольным объят

страхом, вздрогнет, как мышь,

тот, в кого ты свой взгляд

из угла устремишь.

6

Засвети же свечу

на краю темноты.

Я увидеть хочу

то, что чувствуешь ты

в этом доме ночном,

где скрывает окно,

словно скатерть с пятном

темноты, полотно.

7

Ставь на скатерть стакан,

чтоб он вдруг не упал,

чтоб сквозь стол-истукан,

словно соль, проступал,

незаметный в окно,

ослепительный Путь –

будто льется вино

и вздымается грудь.

8

Ветер, ветер пришел,

шелестит у окна.

Укрывается ствол

за квадрат полотна.

И трепещут цветы

у него позади

на краю темноты,

словно сердце в груди.

9

Натуральная тьма

наступает опять,

как движенье ума

от метафоры вспять,

и сиянье звезды

на латуни осей

глушит звуки езды

по дистанции всей.

 

Переход. Суд.

Алина - Ленинград, 18 февраля 1964 года. Заседание народного суда Дзержинского  района. Перед судом 23-х летний поэт Иосиф Бродский. На сделанное вслух замечание женщины-судьи: "Битком набито. Я никогда не думала, что придет так много народа" - из зала раздается реплика:

Саша - Не каждый день судят поэтов.

- Подсудимый Бродский, чем вы занимаетесь?

- Я пишу стихи, перевожу, я предполагаю, что...

 - Пожалуйста, без "я предполагаю". Стойте, как полагается, смотрите на судей, отвечайте суду, как полагается. Есть у вас постоянная работа?

 - Я думал, что это и есть постоянная работа.

- Отвечайте точно.

- Я писал стихи, я думал - они будут печататься, я предполагал, что...

- Никакие "я предполагал" нас не интересует, отвечайте, почему вы не работали.

- Я работал, я писал стихи.

- Это нас не интересует. Давно вы работаете?

- Приблизительно...

- Нас не интересуют никакие "приблизительно".

- Пять лет.

- Где вы работали?

- На предприятии, в геологических экспедициях.

- А вообще какая у вас специальность?

- Лирик. Переводчик лирической поэзии.

- И кто признал, что вы поэт? Кто вас зачислил в поэты?

- Никто. А кто меня зачислил в род человеческий?

- Вы этому учились?

- Чему?

- Быть поэтом.

- Я не думал, что это делается посредством учебы.

- А как же?

- Я думал так - от Бога.

Переход. Алина, читает 1-ый кусок Стены.

Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
Мне пора уходить. Ты останешься после меня.

До свиданья, стена. Я пошел. Пусть приснятся кусты.
Вдоль уснувших больниц. Освещенный луной. Как и ты.
Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.

 

Трек №  «Не выходи из комнаты 1»

Алина – Иосиф Александорович, расскажите о себе. Давайте начнем с вашего детства.

Паша – Не знаю даже, что вам рассказать о своем детстве. Для этого мне надо выпить, а сейчас утро. Слишком рано. Мне чуждо самолюбование. Человеку трудно рассказывать о самом себе. К тому же терпеть не могу повторять одно и то же. Думаю, что все самое главное, о чем я мог сказать, так или иначе отражено в моих произведениях.

Переход. «Бежать, бежать»

Бежать, бежать через дома и реки.

И всё твердить - мы вместе и навеки,

Останься здесь и на плече повисни,

На миг вдвоём посередине жизни.

 

И шум ветвей, как будто шорох платья,

И снег летит и тишина в квартире,

И горько мне теперь твоё объятье,

Соединенье в разобщённом мире.

 

Нет-нет, не плачь, ты всё равно уходишь.

Когда-нибудь ты всё равно находишь

У Петроградских тарахтящих ставней

Цветов побольше у ограды давней.

 

И только жизнь меж нас легко проходит

И что-то вновь из наших душ уходит,

И шумный век гудит, как параходик,

И навсегда твою любовь увозит.

 

Бежит река и ты бежишь вдоль берега,

И быстро сердце устаёт от бега,

И снег кружит у петроградских ставней,

Взмахни рукой - теперь ты всё оставил.

 

Нет-нет, не плачь, когда других находят,

Пустой рассвет легко в глаза ударит,

Нет-нет, не плачь, что жизнь проходит

И ничего тебе совсем не дарит.

 

Всего лишь жизнь. Ну вот, отдай и это,

Ты так страдал и так просил ответа,

Спокойно спи. Здесь не разлюбят, не разбудят,

Как хорошо, что ничего взамен не будет.

 

Переход. «Вполголоса»

Вполголоса – конечно, не во весь –

прощаюсь навсегда с твоим порогом.

Не шелохнется град, не встрепенется

весь

от голоса приглушенного.

С Богом!

По лестнице, на улицу, во тьму...

Перед тобой – окраины в дыму,

простор болот, вечерняя прохлада.

Я не преграда взору твоему,

словам твоим печальным – не преграда.

И что он – отсюда не видать.

Пучки травы... и лиственниц

убранство...

Тебе не в радость, мне не в благодать

безлюдное, доступное пространство.

Алина – Как вы приняли свою эмиграцию?

Паша - Хорошо было покинуть этот кафкианский космос, хотя уже тогда я знал, — так мне кажется, — что меняю шило на мыло. Я знал, что всякое другое здание, куда я войду, будет выглядеть так же, ибо коротать свой век так или иначе нам суждено в зданиях. Но я чувствовал, что должен уйти.

Переход. «Птичка»

– Что ты делаешь, птичка, на черной

ветке,

оглядываясь тревожно?

Хочешь сказать, что рогатки метки,

но жизнь возможна?

 

– Ах нет, когда целятся из рогатки,

я не теряюсь.

Гораздо страшнее твои догадки;

на них я и озираюсь.

 

– Боюсь, тебя привлекает клетка,

и даже не золотая.

Но лучше петь сидя на ветке; редко

поют, летая.

 

– Неправда! Меня привлекает вечность.

Я с ней знакома.

Ее первый признак – бесчеловечность.

И здесь я – дома.

 

Переход. «Переживи всех»

Переживи всех.

Переживи вновь,

словно они – снег,

пляшущий снег снов.

 

Переживи углы.

Переживи углом.

Перевяжи узлы

между добром и злом.

 

Но переживи миг.

И переживи век.

Переживи крик.

Переживи смех.

 

Переживи стих.

 

Переживи всех.

 

Июльское интермеццо.

Девушки, которых мы обнимали,

с которыми мы спали,

приятели, с которыми мы пили,

родственники, которые нас кормили и все

покупали,

братья и сестры, которых мы так любили,

знакомые, случайные соседи этажом выше,

наши однокашники, наши учителя, – да,

все вместе, –

почему я их больше не вижу,

куда они все исчезли.

 

Приближается осень, какая по счету,

приближается осень,

новая осень незнакомо шумит в листьях,

вот опять предо мною проезжают,

проходят ночью,

в белом свете дня красные, неизвестные

мне лица.

Неужели все они мертвы, неужели это

правда,

каждый, который любил меня, обнимал,

так смеялся,

неужели я не услышу издали крик брата,

неужели они ушли,

а я остался.

 

Здесь, один, между старых и новых улиц,

прохожу один, никого не встречаю

больше,

мне нельзя входить, чистеньких лестниц

узость

и чужие квартиры звонят над моей болью.

 

Ну, звени, звени, новая жизнь, над моим

плачем,

к новым, каким по счету, любовям

привыкать, к потерям,

к незнакомым лицам, к чужому шуму и к

новым платьям,

ну, звени, звени, закрывай предо мною

двери.

 

Ну, шуми надо мной, своим новым,

широким флангом,

тарахти подо мной, отражай мою тень

своим камнем твердым,

светлым камнем своим маячь из мрака,

оставляя меня, оставляя меня

моим мертвым.

 

C. Pavese

1

Вещи и люди нас

окружают. И те,

и эти терзают глаз.

Лучше жить в темноте.

 

Я сижу на скамье

в парке, глядя вослед

проходящей семье.

Мне опротивел свет.

 

Это январь. Зима

Согласно календарю.

Когда опротивеет тьма.

тогда я заговорю.

 

2

Пора. Я готов начать.

Неважно, с чего. Открыть

рот. Я могу молчать.

Но лучше мне говорить.

 

О чем? О днях. о ночах.

Или же — ничего.

Или же о вещах.

О вещах, а не о

 

людях. Они умрут.

Все. Я тоже умру.

Это бесплодный труд.

Как писать на ветру.

 

3

Кровь моя холодна.

Холод ее лютей

реки, промерзшей до дна.

Я не люблю людей.

 

Внешность их не по мне.

Лицами их привит

к жизни какой-то не-

покидаемый вид.

 

Что-то в их лицах есть,

что противно уму.

Что выражает лесть

неизвестно кому.

 

4

Вещи приятней. В них

нет ни зла, ни добра

внешне. А если вник

в них — и внутри нутра.

 

Внутри у предметов — пыль.

Прах. Древоточец-жук.

Стенки. Сухой мотыль.

Неудобно для рук.

 

Пыль. И включенный свет

только пыль озарит.

Даже если предмет

герметично закрыт.

 

5

Старый буфет извне

так же, как изнутри,

напоминает мне

Нотр-Дам де Пари.

 

В недрах буфета тьма.

Швабра, епитрахиль

пыль не сотрут. Сама

вещь, как правило, пыль

 

не тщится перебороть,

не напрягает бровь.

Ибо пыль — это плоть

времени; плоть и кровь.

 

6

Последнее время я

сплю среди бела дня.

Видимо, смерть моя

испытывает меня,

 

поднося, хоть дышу,

эеркало мне ко рту, —

как я переношу

небытие на свету.

 

Я неподвижен. Два

бедра холодны, как лед.

Венозная синева

мрамором отдает.

 

7

Преподнося сюрприз

суммой своих углов

вещь выпадает из

миропорядка слов.

 

Вещь не стоит. И не

движется. Это — бред.

Вещь есть пространство, вне

коего вещи нет.

 

Вещь можно грохнуть, сжечь,

распотрошить, сломать.

Бросить. При этом вещь

не крикнет: «Ебёна мать!»

 

8

Дерево. Тень. Земля

под деревом для корней.

Корявые вензеля.

Глина. Гряда камней.

 

Корни. Их переплет.

Камень, чей личный груз

освобождает от

данной системы уз.

 

Он неподвижен. Ни

сдвинуть, ни унести.

Тень. Человек в тени,

словно рыба в сети.

 

9

Вещь. Коричневый цвет

вещи. Чей контур стерт.

Сумерки. Больше нет

ничего. Натюрморт.

 

Смерть придет и найдет

тело, чья гладь визит

смерти, точно приход

женщины, отразит.

 

Это абсурд, вранье:

череп, скелет, коса.

«Смерть придет, у нее

будут твои глаза».

 

10

Мать говорит Христу:

— Ты мой сын или мой

Бог? Ты прибит к кресту.

Как я пойду домой?

 

Как ступлю на порог,

не поняв, не решив:

ты мой сын или Бог?

То есть, мертв или жив?

 

Он говорит в ответ:

— Мертвый или живой,

разницы, жено, нет.

Сын или Бог, я твой.

 

Алина – Иосиф, вас вынудили покинуть родину. Держите ли вы обиду на страну, которая отвергла своего поэта?

Паша – Я не думаю, что кто бы то ни был может прийти в восторг, когда его выкидывают из родного дома. Даже те, кто уходят сами. Но независимо от того, каким образом ты его покинул, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нем – хорошо или плохо – ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут. А иногда даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия – это мой дом, я прожил в нем свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу. И - главное – ее языку.

 

В деревне

В деревне никто не сходит с ума.

По темным полям здесь приходит труд.

Вдоль круглых деревьев стоят дома,

в которых живут, рожают и мрут.

В деревне крепче сожми виски.

В каждой деревне растет трава.

В этой деревне сквозь шум реки

на круглых деревьях шумит листва.

 

Господи, Господи, в деревне светло,

и все, что с ума человека свело,

к нему обратится теперь на ты.

Смотри, у деревьев блестят цветы

(к былому мосты), но ведь здесь паром,

как блещет в твоем мозгу велодром,

умолкшей музыки ровный треск

и прямо в зубы кричит, кричит.

 

Из мертвой чаши глотает трек,

к лицу поднося деревянный щит.

В деревне никто не сходит с ума.

С белой часовни на склоне холма,

с белой часовни, аляповат и суров,

смотрит в поля Иоанн Богослов.

Спускаясь в деревню, посмотришь вниз --

пылит почтальон-велосипедист,

а ниже шумит река,

паром чернеет издалека,

 

на поезд успеешь наверняка.

А ты не уедешь, здесь денег нет

в такую жизнь покупать билет.

На всю деревню четыре письма.

В деревне никто не сходит с ума.

В пальто у реки посмотри на цветы,

капли дождя заденут лицо,

падают на воду капли воды

и расходятся, как колесо.

 

ПРИКОСНОВЕНИЕ ВЕЧНОСТИ

Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.

Метро (фонограмма)

«В темноте у окна»

1

В темноте у окна,

на краю темноты

полоса полотна

задевает цветы.

И, как моль, из угла

устремляется к ней

взгляд, острей, чем игла,

хлорофилла сильней.

2

Оба вздрогнут – но пусть:

став движеньем одним,

не угроза, а грусть

устремляется к ним,

и от пут забытья

шорох век возвратит:

далеко до шитья

и до роста в кредит.

3

Страсть – всегда впереди,

где пространство мельчит.

Сзади прялкой в груди

Ариадна стучит.

И в дыру от иглы,

притупив острие,

льются речки из мглы,

проглотившей ее.

4

Засвети же свечу

или в лампочке свет.

Темнота по плечу

тем, в ком памяти нет,

кто, к минувшему глух

и к грядущему прост,

устремляет свой дух

в преждевременный рост.

5

Как земля, как вода

под небесною мглой,

в каждом чувстве всегда

сила жизни с иглой.

И, невольным объят

страхом, вздрогнет, как мышь,

тот, в кого ты свой взгляд

из угла устремишь.

6

Засвети же свечу

на краю темноты.

Я увидеть хочу

то, что чувствуешь ты

в этом доме ночном,

где скрывает окно,

словно скатерть с пятном

темноты, полотно.

7

Ставь на скатерть стакан,

чтоб он вдруг не упал,

чтоб сквозь стол-истукан,

словно соль, проступал,

незаметный в окно,

ослепительный Путь –

будто льется вино

и вздымается грудь.

8

Ветер, ветер пришел,

шелестит у окна.

Укрывается ствол

за квадрат полотна.

И трепещут цветы

у него позади

на краю темноты,

словно сердце в груди.

9

Натуральная тьма

наступает опять,

как движенье ума

от метафоры вспять,

и сиянье звезды

на латуни осей

глушит звуки езды

по дистанции всей.

 

Переход. Суд.

Алина - Ленинград, 18 февраля 1964 года. Заседание народного суда Дзержинского  района. Перед судом 23-х летний поэт Иосиф Бродский. На сделанное вслух замечание женщины-судьи: "Битком набито. Я никогда не думала, что придет так много народа" - из зала раздается реплика:

Саша - Не каждый день судят поэтов.

- Подсудимый Бродский, чем вы занимаетесь?

- Я пишу стихи, перевожу, я предполагаю, что...

 - Пожалуйста, без "я предполагаю". Стойте, как полагается, смотрите на судей, отвечайте суду, как полагается. Есть у вас постоянная работа?

 - Я думал, что это и есть постоянная работа.

- Отвечайте точно.

- Я писал стихи, я думал - они будут печататься, я предполагал, что...

- Никакие "я предполагал" нас не интересует, отвечайте, почему вы не работали.

- Я работал, я писал стихи.

- Это нас не интересует. Давно вы работаете?

- Приблизительно...

- Нас не интересуют никакие "приблизительно".

- Пять лет.

- Где вы работали?

- На предприятии, в геологических экспедициях.

- А вообще какая у вас специальность?

- Лирик. Переводчик лирической поэзии.

- И кто признал, что вы поэт? Кто вас зачислил в поэты?

- Никто. А кто меня зачислил в род человеческий?

- Вы этому учились?

- Чему?

- Быть поэтом.

- Я не думал, что это делается посредством учебы.

- А как же?

- Я думал так - от Бога.

Переход. Алина, читает 1-ый кусок Стены.

Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
Мне пора уходить. Ты останешься после меня.

До свиданья, стена. Я пошел. Пусть приснятся кусты.
Вдоль уснувших больниц. Освещенный луной. Как и ты.
Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.