Глава 23. Это может быть ветер.

Диего понимал, что нужно начинать серьезно беспокоиться о Хайме. Сложно сказать, сколько дней братья провели в заключении в Гарде. Они могли слышать только неясные звуки из других камер: толстые каменные стены намеренно приглушали шум, чтобы не допустить общения между заключенными. Они также больше не видели Зару. Единственные, кто приходил в их камеру, были охранники, которые иногда приносили еду. Иногда Диего умолял их — охранников, одетых в темно-синее и золотое стражей Гарда — принести ему стило или лекарство для брата, но они не обращали на него внимания. Он с горечью подумал, что Дирборн оказался достаточно умен, чтобы убедиться, что несущие службу в Гарде стражи подчиняются Когорте.

Хайме беспокойно метался по куче одежды и соломе, которые Диего удалось сложить как кровать. Он отдал свой свитер и сидел в легкой майке, дрожа от холода. И все же он хотел бы иметь возможность сделать больше. Хайме покраснел, его кожа была напряженной и блестящей от лихорадки.

— Клянусь, я видел ее прошлой ночью.

— Кого? — спросил Диего. Он сидел, прислонившись спиной к холодной каменной стене, близко к брату, чтобы прикоснуться к нему, если нужно. — Зару?

Глаза Хайме были закрыты.

— Консула. Она была одета в арестантскую робу. Она посмотрела на меня и покачала головой. Как будто подумала, что меня не должно быть здесь.

«Ты и не должен. Тебе едва семнадцать». Диего сделал все возможное, чтобы отмыть Хайме после того, как Зара бросила его в камеру. Большинство его ран были мелкими порезами, но кроме этого у него были сломаны два пальца и опасная глубокая рана в плече. За прошедшие дни она раздулась и покраснела. Диего чувствовал себя бессильным от гнева — Сумеречные Охотники не умирали от инфекций. Их исцеляло иратце, или они погибали в битве, в сиянии славы. Но не так, от лихорадки, на тряпках и соломе.

Хайме криво улыбнулся.

— Не жалей обо мне, — сказал он. — В конце концов ты пришел к худшему концу, чем я. Я носился по всему миру с Этернидад. А ты должен был обручиться с Зарой.

— Хайме..

Хайме хрипло закашлялся.

— Я надеюсь, ты придумаешь один из своих знаменитых ходов Диего Розалеса, как будто ты выиграл у нее большое чучело на карнавале.

—  Хайме, мы должны быть серьезными.

Темные глаза Хайме широко открылись.

— Мое смертельное желание, чтобы мы не были серьезными.

Диего сердито сел.

— Ты не умрешь! И нам нужно поговорить о Кристине.

Это привлекло внимание Хайме. Он старался удержаться в сидячем положении.

— Я думал о Кристине. Зара не знает, что у нее есть Этернидад, семейная реликвия, и ей незачем это знать.

— Мы можем попытаться как-то предупредить Кристину. Сказать ей оставить семейную реликвию где-нибудь, отдать ее кому-то еще, и это даст ей преимущество.

— Нет. — Глаза Хайме мерцали от лихорадки. — Точно нет. Если мы скажем Заре, что это у Кристины, она будет пытать Кристину, чтобы получить информацию так же, как она пытала меня. Даже если это выбросить в океан, Заре будет все равно — она все равно будет мучить Кристину, не считаясь ни с чем. Зара не может знать, у кого оно.

— А может, скажем Кристине отдать его Заре? — Медленно произнес Диего.

— Ну, нет. Ты действительно хочешь, чтобы это попало в руки Когорте? Да мы даже не понимаем всего, что оно делает. — Он протянул руку и взял пальцы Диего в свои, горячие. Его пальцы казались такими же тонкими, как и в десять лет.

— Со мной все будет хорошо, — сказал он. — Пожалуйста. Не делай ничего такого для меня.

Со звуком лязга в коридоре появилась Зара, за которой следовала сгорбленная фигура Ануш Джоши. На ее бедре сверкала Кортана. Диего раздражало это зрелище: клинок, подобный Кортане, нужно носить привязанным к спине. Но Зара больше заботилась о том, чтобы похвастаться мечом, чем о том, как обращаться с таким особенным оружием. Ануш нес поднос с двумя чашками обычной бурды. Встав на колени, он просунул его через узкую щель в нижней части двери камеры.

"Как у такой удивительной девушки, как Дивья, мог оказаться такой ужасный двоюродный брат?" — подумал Диего.

— Хорошо, Ануш, — сказала Зара, рыская вокруг своего спутника. — Это твое наказание за то, что ты бросил нас в лесу — носить помои самым худшим, самым вонючим заключенным. — Она усмехнулась Диего. — Твой брат выглядит не очень хорошо. Я думаю, у него лихорадка. Еще не передумали?

— Никто не передумал, Зара, — сказал Хайме.

Зара не обратила на него внимания, глядя на Диего. Он мог бы сказать ей то, что она хотела узнать, и обменять безопасность Хайме на семейную реликвию. Старший брат в нем, который всегда защищал Хайме, умолял его это сделать. Странно, но в этот момент он вспомнил слова Кирана: «вы думаете, что найдете решение, когда придет время, но когда случится худшее, вы окажетесь неподготовленным». Он мог бы спасти Хайме сейчас, но он знал Зару достаточно, чтобы понимать, что это не означает свободы для них. Если Когорта добьется своего, никто никогда больше не выйдет на свободу.

— Хайме прав, — сказал Диего. — Никто не передумал.

Зара закатила глаза.

— Прекрасно. Тогда увидимся позже.

Она пошла прочь, Ануш поспешил за ней, как бездушная тень.

* * *

Эмма сидела рядом с Кристиной за рабочим столом и пила, любуясь видом. Сквозь стеклянные стены она могла видеть океан с одной стороны и горы с другой. Словно цвета мира восстановились после тьмы Туле. Море, казалось, пело блюз и сверкало серебром, золотом и зеленью. Пустыня тоже сияла зелёным, ярким и тусклым, богатым терракотовым песком и землей, а также глубокими пурпурными тенями между холмами.

Кристина достала из кармана маленький флакончик из толстого синего стекла. Она откупорила его и подняла к свету. И ничего не произошло. Эмма искоса смотрела на Кристину.

— Это всегда занимает немного времени, — успокаивающе сказала Кристина.

—Я слышала тебя в Неблагом Дворе, — сказала Эмма. — Ты сказала, что это были не лей-линии, а проклятие. Ты поняла это, верно? В чем причина болезни магов?

Кристина перевернула флакон.

— Я подозревала это, но я не была полностью уверена. Я знала, что гниль в Броселинде такая же, как и в Фейри, но тогда я поняла, что Король стал причиной в обоих случаях — что он хотел отравить наш мир

— Я поняла, что это может быть что-то, что вредит магам.

— А Катарина знает?

— Я сказала ей, когда мы вернулись. Она ответила, что исследует это —

Из флакончика пошел дым, серо-белый и непрозрачный. Он медленно превратился в слегка искаженную сцену, колеблющуюся по краям: они смотрели на Тессу в свободном голубом платье, за ней была видна каменная стена.

— Тесса? — спросила Эмма.

— Тесса, — сказала Кристина. — А Катарина тоже здесь?

Тесса попыталась улыбнуться, но улыбка дрогнула.

— Прошлой ночью Катарина ушла в сон, и мы не смогли ее разбудить. Она очень больна.

Кристина что-то пробормотала с сочувствием. Эмма не могла перестать пялиться на Тессу. Она выглядела совсем иначе - не старше и не моложе, а более живой. Она и не представляла, насколько сильно эмоции Тессы из Туле казались умиротворенными, как будто она давно отказалась от них. И эта Тесса, как помнила Эмма, была беременна. Это еще не было видно, хотя Тесса, когда говорила, положила одну руку с легкой защитой на живот.

— До того, как Катарина впала в бессознательное состояние, — сказала Тесса, —  она сказала мне, что, по ее мнению, Кристина права насчет этой болезни. У нас есть некоторые образцы проклятия здесь, и мы изучали их, но я боюсь, что мы опоздаем, чтобы спасти Магнуса, Катарину и многих других.— Ее глаза блестели от слез.

Эмма вскочила, чтобы успокоить ее.

— Мы думаем, что у нас может быть решение, — сказала она и попыталась рассказать свою историю снова, закончив ее на встрече с Тессой в пещере. Казалось, нет причин говорить ей сейчас, что произошло после этого.

— Я сказала вам это? — Тесса выглядела удивленной. — Та я, с которой вы столкнулись в другом мире?

— Я знаю, в это трудно поверить. Вы жили в пещере, самой большой на Лестничном берегу. С вами был Черч.

— Это звучит правильным. — Тесса казалась ошеломленной. — Но каков план? Я могу вам помочь, хотя есть еще несколько магов, достаточно хороших, чтобы присоединиться к нам…

— Нет, все в порядке, — сказала Кристина. — Джейс и Клэри отправятся.

Тесса нахмурилась.

— Это может быть опасно.

— Алина нашла, в какое время завтра там не будет патруля.

— Озеро Лин, — сказала Кристина, — Они собираются отправиться на рассвете.

— Я полагаю, никогда нельзя избежать опасности для Нефилимов, — сказала Тесса. Она посмотрела на Кристину. — Можем мы с Эммой немного поговорить наедине? Пожалуйста.

Кристина удивленно моргнула, затем спрыгнула со стола. — Конечно. — Она дружески стукнула Эмму по плечу, выходя из двери, а затем Эмма осталась одна в кабинете с колеблющимся, но решительным взглядом Тессы.

— Эмма, — сказала Тесса, как только дверь за Кристиной закрылась. — Я хочу поговорить с тобой о Ките Эрондейле.

* * *

Кит пробирался по пляжу, его кроссовки уже намокли, там где прилив застал его врасплох. Впервые он оказался на пляже возле Института без Тая. Он почти ощущал себя виноватым, когда сказал Таю, что прогуляется. Тай только кивнул и ответил, что они увидятся позже — Кит знал, что Тай хочет поговорить с Джулианом, и совершенно не хотел его прерывать.

Было что-то спокойное в этом месте, где море встречалось с берегом. Кит давно узнал на Сумеречном Рынке, что в мире существуют «промежуточные» пространства, где легче получаются определенные виды магии: середина мостов, пещеры между землей и подземным миром, пограничные области между Благим и Неблагим Дворами. И сам Сумеречный Рынок, между Нижним и повседневным мирами. Линия прилива была таким местом, и из-за этого ощущалась, как дом. Это напомнило ему старую песню, которую, как он помнил, кто-то пел ему. Должно быть, это был его отец, хотя ему всегда вспоминался женский голос.

 Попроси его купить мне клочок земли,

 Петрушка, шалфей, розмарин и тимьян;

 Между соленой водой и морским песком,

 Тогда он станет моей истинной любовью.

— Это очень, очень старая песня, — сказал голос. Кит чуть не свалился со скалы, на которую карабкался. Небо было темно-синим, усеянным белыми облаками, а над ним на куче камней стоял Шейд. На нем был рваный темно-синий костюм с сшитым воротником и манжетами, его зеленая кожа резко контрастировала с ним. — Откуда ты ее знаешь?

Кит, который даже не сообразил, что напевает мелодию, пожал плечами. Шейд откинул свой обычный капюшон. Его зеленое лицо было ровным и добродушным, белые волосы завивались. Маленькие рога торчали из его висков, загибаясь внутрь, как ракушки. Что-то в нем показалось Киту странным.

— Слышал на Рынке.

— Что ты делаешь без своей тени?

— Тай не моя тень, — сердито сказал Кит.

— Мои извинения. Я думал, что ты — его. — Глаза Шейда были серьезны.
— Ты пришел, чтобы рассказать мне о прогрессе, которого вы достигли в своем глупом плане вернуть его сестру из мертвых?

Не поэтому Кит пришел сюда, но он все равно рассказал Шейду о возвращении Эммы и Джулиана (не упоминая о Туле) и их посещениях Сумеречного Рынка, и последовавшем хаосе, когда никто не заметил, что они ушли. Джулиан, обычно самый зоркий старший брат в мире, был без сознания, и даже сегодня он казался несфокусированным и слабым.

— Вы справились лучше, чем я думал, — неохотно сказал Шейд, глядя на море. — Пока что. Вы в основном получили то, что легко. Но есть еще некоторые вещи, которые собьют вас с толку.

— Вы говорите, как будто хотите, чтобы у нас не получилось, — сказал Кит.

— Конечно, хочу! — выплюнул Шейд. — Вы не должны связываться с некромантией! Это никогда никому не приносит пользы!

Кит отступал, пока его пятки не коснулись прибоя.

— Тогда почему вы нам помогаете?

— Послушай, есть причина, по которой я здесь, — сказал Шейд. — Да, Гипатия передала мне сообщение Тиберия, но я все равно направлялся в пещеру, чтобы следить за тобой.

— За мной?

— Да, за тобой. Ты действительно подумал, что я слоняюсь вокруг и помогаю вам с вашей тупой некромантией, просто как одолжение Гипатии? Мы не так близки. Джем тот, кто попросил меня присматривать за тобой. Все Карстаирс должны Эрондейлам. Ты знаешь.

Это было странно для Кита, думать, что кто-то будет беспокоиться о его защите только из-за его фамилии.

— Хорошо, но почему вы помогаете нам с заклинаниями?

— Потому что я обещал, что защищу тебя, и я это сделаю. Твой Тай упрям, как все Блэкторны, а ты еще упрямее. Если бы я не помог вам двоим, это сделал бы другой маг, кто-то, кому плевать, что вы оба пострадаете. И нет, я никому не говорил об этом.

— Большинство других магов больны, — сказа Кит, понимая, что же казалось ему странным в Шейде. Он не выглядел даже немного больным.

— Я тоже могу заболеть, в конце концов, но всегда будут недобросовестные маги — на что ты смотришь так косо, мальчик?

— Я подумал, что вы не знаете о том, что они нашли лекарство от чумы магов, — сказал Кит. — В Институте.

Впервые он видел, что маг выглядит искренне удивленным.

— Нефилимы? Нашли лекарство от болезни магов?

Кит вспомнил, как его познакомили с идеей Сумеречных охотников. Не людей, а порочной, святее самого Господа Бога, армией истинных последователей. Как будто они все были, как Гораций Дирборн, и никто не был похож на Джулиана Блэкторна или Кристину Розалес. Или на Алека Лайтвуда, терпеливо держащего стакан воды с соломинкой, чтобы его больной парень-маг мог пить.

— Да, — сказал он. — Джейс и Клэри собираются найти его. Я позабочусь о том, чтобы вы его получили.

Лицо Шейда исказилось, и он отвернулся, чтобы Кит не мог видеть выражения его лица.

— Если ты настаиваешь, — хрипло сказал он. — Но сначала убедитесь, что его получит Катарина Лосс и Магнус Бэйн. У меня есть некоторая защита. Со мной все будет хорошо в течение долгого времени.

— Магнус первым получит его, не волнуйтесь, — сказал Кит. — Он сейчас в Институте.

Услышав это, Шейд обернулся.

— Магнус здесь? — Он взглянул на Институт, который блестел, как легендарный замок на холме. — Когда он выздоровеет, скажи ему, что я в пещере на Лестничном берегу, — сказал он. — Передай ему привет от Рагнора.

«Рагнор Шейд? Благословение хорошего имени прошло мимо этого бедняги», — подумал Кит.

Он повернулся, чтобы вернуться с пляжа к шоссе. Песок растянулся перед ним, как мерцающий полумесяц, линия прилива серебрилась.

— Кристофер, — сказал Шейд, и Кит сделал паузу, удивленный звуком своего имени, которое едва ли кто-нибудь называл. — Твой отец, — начал Шейд и заколебался. — Твой отец не был Эрондейлом.

Кит застыл. В эту минуту он внезапно испугался, что все это было ошибкой: он не Сумеречный Охотник, ему здесь не место, его заберут от всего этого, от Тая, от всех -

— Твоя мать, — сказал Шейд. — Она была Эрондейлом. Очень необычным. Ты хочешь узнать о своей матери.

Облегчение ударило Кита. Несколько недель назад он был бы рад, если бы ему сказали, что он не Нефилим. Теперь это казалось худшей судьбой, которую он мог представить.

— Как ее звали? — спросил он. — Шейд! Как звали мою маму?

Но маг спрыгнул со своей скалы и ушел; звук волн и прилива поглотил слова Кита, и Шейд не обернулся.

* * *

Куклы-убийцы, зловещие лесники, упыри без глаз и кладбища, полные тумана. Дрю внесла бы их в топ списка самого любимого из Asylum (прим. - американская киностудия): "Замороженные".

Страх.. Но он, кажется, даже не заинтересовал Кирана. Он растянулся на другой стороне дивана, угрюмо глядя в пространство, даже когда люди на экране начали кричать.

— Это моя любимая часть, — сказала Дрю, частично думая о попкорне, а частично о том, представляет ли Киран себя в другом, спокойном месте, может быть, на пляже. Она не знала, почему он оказался с ней после встречи, видимо, они оказались теми двумя людьми, кому не поручили заданий. Она сбежала в логово, и через несколько минут появился Киран, плюхнулся на диван и подцепил календарь с пушистыми котятами, которых кто-то, ладно она сама, оставил рядом.

— Та часть, где он наступает на куклу вуду, и она взрывается кровью и…

— Удивительный способ отмечать течение времени, — сказал Киран. — Когда ты закончишь с одним котенком, появится другой. И к следующему зимнему солнцестоянию ты увидишь двенадцать котят! Один из них, как часы!

— В декабре в корзине три котенка, — сказала Дрю. — А, может, лучше, посмотрим фильм?

Киран опустил календарь и озадаченно посмотрел на экран. Затем он вздохнул.

— Я просто не понимаю, — сказал он. — Я люблю их обоих, но кажется, что они не могут понять это. Как будто это мучение или оскорбление.

Дрю нажала на кнопку отключения звука и положила пульт. Наконец, подумала она, кто-то разговаривает с ней, как с взрослой. По общему признанию, Киран не очень-то разумный, но все же.

— Сумеречные охотники не спешат в любви, — ответила она. — Но когда мы любим, это навсегда.

Она припомнила, как Хелен однажды сказала ей эту фразу, кажется, на своей свадьбе.

Киран моргнул и внимательно посмотрел на нее, как будто она сказала что-то умное.

— Да, — сказал он. — Да, это правда. Я должен верить в любовь Марка. Но Кристина — она никогда не говорила, что любит меня. И они оба сейчас так далеки в своих чувствах.

— Сейчас все чувствуют себя так, — сказала Дрю, думая о том, как одиноки они были последние несколько дней. — Но это потому, что все переживают и волнуются. Когда это происходит, люди сосредотачиваются на себе, и иногда забывают, что ты здесь. — Она посмотрела на свой попкорн. — Но это не значит, что им все равно.

Киран оперся локтем на колено.

— Так что мне делать, Друзилла?

— Хм, — протянула Друзилла. — Не молчи о своих желаниях, или они никогда не исполнятся.

— Ты очень мудра, — серьезно сказал Киран.

— Ну, — сказала Дрю. — На самом деле я прочитала это на кружке.

— Да, кружки в этом мире очень мудры.— Дрю была не совсем уверена, что Киран улыбается, но по тому, как он откинулся на спинку кресла и скрестил руки, она поняла, что вопросы закончились. Она снова включила телевизор.

* * *

Эмма снимала кнопки, осторожно разбирая ряд за рядом разноцветные бумаги: старые газетные вырезки, фотографии, загнувшиеся по краям. Каждая из них была подсказкой, как она когда-то считала, ключом к секрету смерти ее родителей: кто их убил? Почему они умерли так именно так? Теперь Эмма знала ответы. Недавно она спросила Джулиана, что ей сделать со всеми этими собранными доказательствами, но он сказал, что решать ей. Он всегда называл это Стеной Сумасшествия, но во многих отношениях Эмма считала ее стеной здравомыслия, потому что, создавая ее, она сохранила здравый ум тогда, когда она чувствовала себя беспомощной, ошеломленной отсутствием своих родителей и поддержки их любви.

«Это для вас, мама и папа», — подумала она, бросая последние фотографии в коробки с обувью.— «Теперь я знаю, что с вами случилось, а ваш убийца мертв. Может быть, это имеет значение. А, может, нет. Но это не значит, что я скучаю по вам меньше». Она думала, должна ли она сказать больше. Эта месть не стала панацеей, на которую она надеялась. На самом деле ей сейчас даже было немного страшно: она знала, насколько это было мощно, как ее водило. В Туле она увидела, как мстительность брошенного, обозленного мальчика сожгла мир. Но это не сделало Себастьяна счастливым. Месть сделала Себастьяна в Туле несчастным, хотя он и завоевал целый мир.

В дверь постучали. Эмма засунула коробки в шкаф и повернулась ответить. К ее удивлению, это был Джулиан. Она думала, что он внизу с остальными. В библиотеке был большой обед — доставка тайской еды — и все были там, вспоминая и подшучивая, Магнус дремал в нежных руках Алека, оба они растянулись на диване. Как будто Джейсу и Клэри не нужно было отправляться на опасную миссию на рассвете, но это был путь Сумеречного Охотника. Всегда были миссии. Был всегда опасный рассвет. Эмма хотела быть с ними, но находиться рядом с Джулианом и другими людьми, когда ему так больно... Ей было больно смотреть на него, скрывать то, что она знает, и удивляться, не замечают ли другие, и если да, то, что они думают.

Джулиан пошел и прислонился к подоконнику. Звезды только появлялись, цепляясь к небу точками света.

— Думаю, я испортил отношения с Таем, — сказал он. — Он хотел поговорить со мной, а я не думаю, что правильно ответил.

Эмма отряхнула колени. На ней была бледно-зеленая винтажная двухслойная ночная рубашка, как платье.

— О чем он хотел поговорить с тобой?

Несколько прядей темных шоколадных волос упали на лоб Джулиана. Эмма подумала, что он прекрасен. Но это знание не имело никакого значения; она чувствовала боль при виде его сильных, ясно очерченных, рук художника, мягкой темноты его волос, соблазнительного изгиба губ, цвета его глаз. То, как он двигался, его грация художника, все в нем шептало ей о Джулиане.

— Я не знаю, — сказал он. — Я не понял. Я бы понял это — я знаю, что понял бы — если бы не заклинание.

— Ты поднялся на этот костер ради него, — сказала она.

— Я знаю — я говорил тебе, что это было похоже на инстинкт выживания, то, что я не мог контролировать. Но это не вопрос жизни и смерти. Это эмоции. И поэтому мой разум с ними не работает.

«Эмоции могут быть делом жизни и смерти». Эмма показала на свой шкаф.

— Знаешь, почему я сняла все это?

Джулиан нахмурился.

— Ты с этим закончила, — сказал он. — Ты узнала, кто убил твоих родителей. Тебе это больше не нужно.

— И да, и нет.

— Если все пойдет хорошо, надеюсь, Магнус сможет снять с меня заклинание завтра или послезавтра, — сказал Джулиан. — Это зависит от того, как быстро поможет лекарство.

— Ты мог бы уже поговорить с ним об этом, — сказала Эмма, прислоняясь к подоконнику рядом с Джулианом. Это напомнило ей о прекрасном прошлом, когда они оба сидели на подоконнике и читали, или Джулиан часами рисовал, молчаливый и довольный. — Зачем ждать?

— Я не могу сказать ему это, — ответил Джулиан. — Я не могу показать ему надпись на моей руке — он захочет снять заклинание сразу же, а он недостаточно силен. Это может убить его.

Эмма повернулась к нему с удивлением.

— Это сочувствие, Джулиан. Это значит, что ты понимаешь, что может чувствовать Магнус. Это хорошо, правда?

— Может быть, — сказал он. — Есть кое-что, что я делал, когда не был уверен, как справиться с чем-то эмоциональным. Я пытаюсь представить, что человек будет делать. Что бы он принял во внимание. Разговор с Таем пошел слишком быстро, чтобы я смог успеть это сделать, но это помогает.

— Что я буду делать?

— Конечно, все это разваливается, когда я с тобой, — сказал он. — Я не могу думать о том, что ты хотела бы, чтобы я сделал с тобой или вокруг тебя. Я не вижу тебя своими глазами. Я даже не вижу себя твоими глазами. — Он слегка коснулся ее голой руки, где находилась ее руна парабатай, обводя ее края.

Она могла видеть его отражение в окне: еще один Джулиан с таким же четким профилем, такими же густыми ресницами.

— У тебя есть талант, Эмма, — сказал он. — Доброта, которая делает людей счастливыми. Ты считаешь, что люди не просто способны на лучшее, а хотят быть лучше. Ты и обо мне так думаешь. — Эмма попыталась дышать нормально. Ощущение его пальцев на ее руне заставляло ее тело дрожать. — Ты веришь в меня больше, чем я сам.

Его пальцы прошлись по ее голой руке, до запястья и обратно. Это были легкие и умные пальцы; он дотронулся до нее так, словно рисовал ее тело, обводя линии ее ключиц. Коснувшись выреза у основания ее горла. Скользя вниз, чтобы пробежаться вдоль декольте ее платья, просто задев верхнюю часть ее груди.

Эмма вздрогнула. Она знала, что могла потеряться в этом ощущении, утонуть и забыть защитить себя.

— Если ты собираешься это сделать, — сказала она, — ты должен поцеловать меня.

Он взял ее на руки. Его губы были теплыми и мягкими, нежный поцелуй постепенно становился горячим. Ее руки двигались по его телу, с таким знакомым ощущением: гладкие мускулы под его футболкой, шероховатость шрамов, тонкость лопаток, изогнутая впадина его позвоночника. Он прошептал, что она прекрасна, что он хочет ее, как и всегда. Ее сердце вырывалось из ее груди; каждая из ее клеток говорила ей, что это Джулиан, ее Джулиан, что он чувствует, ощущает, дышит так же, и что она любит его.

— Это чудесно, — тихо прошелестело у ее губ. — Так мы можем быть вместе, и не принести вреда никому.

Ее тело кричало ей не реагировать на это, просто согласиться. Но разум предал ее.

— Что конкретно ты имеешь в виду?

Он посмотрел на нее, его темные волосы закрывали лицо. Она хотела притянуть его к себе и покрыть его губы новыми поцелуями; она хотела закрыть глаза и забыть, что что-то не так. Но ей никогда не нужно было закрывать глаза с Джулианом-до.

— Только эмоции имеют значение, не действия, — сказал он. — Если я не влюблен в тебя, мы можем делать это — быть вместе физически, и это не будет иметь значения для проклятия.

«Если я не влюблен в тебя».Она отступила от него. Ей казалось, что она разрывает собственную кожу, как будто она смотрит вниз и видит, как кровь вытекает из ран, где она оторвалась от него.

— Я не могу, — сказала она. — Когда ты вернешь свои чувства, мы оба пожалеем, что сделали это, когда тебе было все равно.

Он выглядел озадаченным.

— Я хочу тебя так же сильно, как раньше. Ничего не изменилось.

Она внезапно почувствовала усталость.

— Я верю тебе. Ты только что сказал, что хочешь меня. Что я прекрасна. Но ты не сказал, что любишь меня. Ты всегда говорил это раньше.

В его глазах промельнула искра.

— Я не тот человек. Я не могу сказать, что чувствую то, чего не понимаю.

— Ну а я хочу прежнего, — сказал она. — Я хочу Джулиана Блэкторна. Моего Джулиана Блэкторна.

Он потянулся коснуться ее лица. Она отступила от него — не потому, что ей не нравилось его прикосновение, а потому, что слишком нравилось. Ее тело не знало разницы между этим Джулианом и тем, который был ей так нужен.

— Так кто же я тогда для тебя? — спросил он, опуская руку.

— Ты — тот, кого я должна защищать, пока мой Джулиан не вернется, чтобы снова жить внутри, — сказала она. — Я не хочу этого. Я хочу Джулиана, которого я люблю. Ты можешь быть в клетке, Джулс, но пока ты такой, я в клетке вместе с тобой.

* * *

Утро пришло, как всегда, с солнцем и раздражающим щебетанием птиц. Эмма вышла из своей спальни с больной головой и обнаружила, что Кристина скрывается в коридоре за дверью. Она держала кружку кофе, на ней был красивый персиковый свитер с жемчугом вокруг воротника.

Эмма поспала всего около трех часов после того, как Джулиан ушел из ее комнаты, и это были тяжелые три часа. Когда она захлопнула за собой дверь спальни, Кристина нервно подскочила.

— И много кофе ты выпила? — спросила Эмма. Она подняла волосы и закрепила их желтой лентой с принтом из маргариток.

— Это третья. Я чувствую себя колибри. — Кристина махнула кружкой и пошла рядом с Эммой, когда они направились на кухню. — Мне нужно поговорить с тобой, Эмма.

— Почему? — осторожно спросила Эмма.

— Моя любовная жизнь — это полная катастрофа, — сказала Кристина.

— Хорошо, — сказала Эмма. — Я боялась, это будет что-то о политике.

Кристина выглядела мрачной.

— Я целовалась с Кираном.

— Что? Где? — спросила Эмма, почти падая вниз по ступенькам.

— В Фейри, — простонала Кристина.

— На самом деле, я имела в виду, как, в щеку или еще как-то?

— Нет, — сказала Кристина. — Настоящий поцелуй. В губы.

— И как это было? — Эмма была потрясена. Она не могла представить, как целоваться с Кираном. Он всегда казался таким холодным и отстраненным. Он был, конечно, прекрасен, но как прекрасная статуя, не как человек.

У Кристины покраснели лицо и шея.

— Это было прекрасно, — сказала она тихо. — Нежно. Как будто он очень заботился обо мне.

Это было еще более странно. Однако Эмма считала, что Кристине нужна ее поддержка. Конечно, она предпочла бы, чтобы Кристина была с Марком, но Марк скорее дурачился, не был серьезен, и еще это связывающее заклинание...

— Хорошо, — сказала Эмма. — Я полагаю, что происходит в Фейри остается в Фейри?

— Если ты имеешь в виду, что я не должна рассказывать Марку, то он знает, — сказала Кристина. — И если ты собираешься спросить, хочу ли я остаться с Марком наедине, я тоже не могу на это ответить. Я не знаю, чего я хочу.

— А что ты думаешь о том, что Марк и Киран чувствуют друг к другу? — спросила Эмма. — У них по-прежнему романтические чувства?

— Я думаю, что они любят друг друга так, как я не могу, — сказала Кристина, и в ее голосе прозвучала грусть, из-за которой Эмма захотела замереть в середине коридора и обнять подругу. Но они уже дошли до кухни. Там было полно людей — в воздухе был запах кофе, но не готовящейся еды. Стол был пуст, кухонная плита холодна. Джулиан и Хелен вместе с Марком и Кираном собрались вокруг стола, где сидели Клэри и Джейс, и все они в неверии смотрели на лист официальной бумаги.

Эмма остановилась, Кристина широко раскрыла глаза рядом с ней.

— Мы думали — вы уже отправились в Идрис и вернулись? Я думала, вы должны были уйти на рассвете? — спросила Эмма.

Джейс посмотрел вверх.

— Мы не уходили, — сказал он. Клэри все еще смотрела на бумагу в своих руках, ее лицо было бледным и ошеломленным.

— Что-то случилось? Вам что-то помешало? — с тревогой спросила Эмма.

— Можно сказать и так. — Тон Джейса был легок, но в его золотых глаза бушевала буря. Он постучал по бумаге. — Это сообщение от Конклава. Согласно нему, Клэри и я мертвы.

* * *

Зара всегда выбирала одно и то же кресло в кабинете Инквизитора. Мануэль думал, что это из-за того, что ей нравилось сидеть под своим портретом, и люди были вынуждены смотреть на две Зары, а не на одну.

— Сообщения приходили весь день, — сказала Зара, закручивая одну из своих косичек. — Институты с возмущением реагируют на новость о смерти Джейса и Клэри в руках Фейри.

— Как мы и ожидали, — сказал Гораций, двигаясь на стуле с хрипом боли. Мануэль раздражал тот факт, что Гораций все еще жаловался на руку, на массу белых повязок под обрубком его локтя. Конечно, иратце бы исцелили порез, и Гораций мог винить только себя за то, что он позволил суке Рэйберн одолеть его.

Мануэль ненавидел Горация. Но с другой стороны, Мануэль ненавидел всех сторонников вообще. Его не особо волновало, был ли кто-то из жителей Нижнего мира в Аликанте или фейри в Лесу Броселинд, или оборотни в его ванне. Предубеждение против Нежити казалось ему скучным и ненужным. Единственное, для чего оно было полезно — заставлять людей бояться. Когда люди боятся, они делают все, что вы захотите, если думают, что это снова вернет им безопасность. Когда Гораций говорил о восстановлении былой славы Нефилимов, и толпа приветствовала его, Мануэль знал, ЧТО они действительно приветствуют, и это была не слава. Это было прекращение страха. Страх, который они испытали после Темной войны, заставил их понять, что они не непобедимы. Когда-то они верили, что непобедимы. Они наступали своими ботинками на шеи Нежити и демонов и владели миром. Теперь они помнили горящие тела на площади Ангела и боялись. И страх был полезен. Страхом можно манипулировать для большей власти. Власть была всем, что в конце концов волновало Мануэля.

— Есть что-нибудь из Института Лос-Анджелеса? — спросил Гораций, развалившись за своим большим столом. — Мы знаем из Фейри, что Блэкторны и их спутники вернулись домой. Но что они знают?

Что они знают? Гораций и Зара точно так же удивлялись, когда тело Дейна вернулось к ним, почти расчлененное. Дейн был дураком, скрывшись посреди ночи из лагеря Обана в поисках славы, чтобы попытаться найти Черный том самостоятельно. (И он взял с собой их проникающий медальон, что означало, что Мануэль потерял день или два, когда вернулся в Идрис.) У Мануэля были подозрения, что под укусами келпи была рана длинного меча, но он не упомянул об этом Дирборнам. Они видели то, что хотели видеть, и если Эмма и Джулиан узнали, что Гораций отправил убийцу по их следу, это больше не имело значения.

— О Клэри и Джейсе? — спросил Мануэль. — Я уверен, они знают, что они исчезли через Портал в Туле. Однако их невозможно вернуть обратно. Время прошло, Портал закрылся, и Обан заверил меня, что Туле — смертельно опасное место. К настоящему времени их кости белеют в песках другого мира.

— Блэкторны и Эмма в любом случае не посмеют сказать ничего против нас, — сказала Зара. — Их секрет до сих пор в наших руках. — Она коснулась рукояти Кортаны. — Кроме того, ничто из того, что у них есть, не будет больше им принадлежать, даже Институт. Несколько других могут выступить против нас: Мехико, Буэнос-Айрес, Мумбаи. Но мы со всеми ними разберемся.

Зара также была настоящей сторонницей, подумал Мануэль с некоторым отвращением. Она была прямолинейной и занудной, и он никогда не верил, что Диего Росио Росалес действительно видел в ней что-то; в итоге он, видимо, оказался прав. Он подозревал, что Диего томится в тюрьме за то, что отвергал Зару столько же, сколько и за то, что помогал какому-то дурацкому фейри сбежать из Некроситета.

Гораций повернулся к Мануэлю.

— Как продвигается твоя часть плана, Вильялобос?

— Все идет по плану. Военные силы Неблагих под властью Короля Обана. Когда они окажутся у стен Аликанте, мы выйдем к ним навстречу на Поля Вечности, чтобы продемонстрировать намерение к переговорам. Мы постараемся, что все Сумеречные охотники в Аликанте увидели нас. После этого фарса мы вернемся в Совет и, сообщим, что фейри сдались. Холодный мир закончится, и в обмен на их готовность помочь нам, все входы в Фейри будут охраняться. Они будут закрыты для Сумеречных охотников.

— Очень хорошо, - ответил Гораций. — Но, учитывая закрытый Портал в Туле, на каком этапе мы останемся с проклятием?

— Именно там, где мы хотим быть, — сказал Мануэль. Он был доволен — притворяться, будто они хотят уничтожить болезнь огнем, было его идеей. Он знал, что это не сработает, и неудача оставит Нефилимов еще более напуганными, чем прежде. — Яд, для наших целей, распространился достаточно сильно. В Конклаве все теперь знают о болезни и боятся того, что она сделает.

— И страх поможет им согласиться, — сказал Гораций. — Зара?

— Болезнь магов прогрессирует, — с радостью сказала Зара. Сообщений о трансформации в демонов пока не было, но многие Институты приняли магов, пытаясь их вылечить. Однажды они превратятся в демонов, и вы можете представить кровавый хаос, который последует.

— Что должно облегчить принятие военного положения и избавить нас от остальных магов, — сказал Гораций.

Тот факт, что это проклятие будет служить не только для того, чтобы пугать Сумеречных охотников, но и приносить вред магам, всегда считался Горацием плюсом, хотя Мануэль не видел особого смысла в том, что серьезно ограничивало бы способность Сумеречных охотников делать такие вещи, как открывать порталы и лечить необычные болезни. Это была проблема истинных сторонников. Они никогда не были практичными. Ладно, некоторые маги, вероятно, выживут, рассуждал он. После того, как все требования Когорты будут выполнены, они смогут позволить себе быть щедрыми и разрушить болезнь навсегда. Это не было похоже на то, как будто Гораций любил упадок или склонность к уничтожению ангельской магии. Это был просто полезный инструмент, как и у Лакспира.

— Вы не думаете, что преобразованные маги выйдут из-под контроля и убьют Сумеречных охотников? Даже мирян?

— Нет, — сказал Гораций. — Правильно обученный Сумеречный Охотник должен справиться с магом, превращенным в демона. А если нет, то это отбросы, не нужные нашему обществу.

— Мой вопрос касается Обана. Действительно ли ему можно верить? — произнесла Зара, искривив губы. — Он же фейри, в конце концов.

— Можно, - сказал Мануэль. — Он гораздо уступчивее своего отца. Он хочет свое королевство и нас, как союзников. И если мы принёсем ему голову принца Кирана, как обещали, то он будет, несомненно, очень благодарен.

Гораций вздохнул.

— Если бы все эти соглашения не дол