Истребительный полк готовится к боям

 

Наш полк перебрался в небольшой поселок. Здесь мы расположились уже надолго.

Жили в землянках поблизости от аэродрома. В одной землянке со мной – мои подруги: начальник штаба полка Саша Макунина, инженер по вооружению Тоня Скворцова, инженер по приборам Щербакова, полковой врач Рая Бенгус.

Мы летаем на истребителях «И-16». Наши летчицы упорно овладевают искусством дневных и ночных полетов, учатся стрелять по воздушным и наземным мишеням. Много нужно уметь истребителю! На тяжелых машинах – экипажи из нескольких человек: пилот, штурман, стрелок-радист. А летчик-истребитель – один в трех лицах…

Днем и ночью я на аэродроме. Для отдыха в теплой землянке остаются считанные часы. На моих плечах – штурманская подготовка полка. Усиленно обучаю летчиц ориентироваться в боевом полете. Учусь и сама: ведь мне, как штурману полка, предстоит водить группы истребителей по большим маршрутам. Ответственность огромная…

Полк получает новейшую по тому времени материальную часть – истребители «ЯК-1».

Новые истребители! Как жадно ожидал их фронт! Как тяжко сказывался на ходе боевых действий количественный перевес немецкой авиации в первый период войны…

Быстроходные, маневренные «ЯКи» были первой ласточкой, предвещавшей господство в небе советской истребительной авиации. Из создал один из крупнейших авиаконструкторов страны Александр Сергеевич Яковлев. В то время, как в мировом самолетостроении наметилась тенденция к утяжелению истребителей за счет вооружения, советский конструктор не только не увеличивал веса и размера своих машин, но. Напротив, стремился всячески облегчить их.

Скорость! Главное – скорость. Истребитель, имеющий превосходство в скорости, всегда овладеет инициативой в воздушном бою, всегда догонит врага или, в случае необходимости, уйдет от преследования.

И началась борьба за скорость, своего рода война конструкторской мысли – Яковлев против Мессершмитта!

Гитлеровские стратеги, как известно, рассчитывали на молниеносную войну и, следовательно, были убеждены, что их авиация выдержит такую войну, не нуждаясь не только в новых марках машин, но и в модификациях существующих.

Советская армия опрокинула самоуверенные расчеты фашистов. Война приняла затяжной характер, и появление на фронтах новых советских истребителей грозило свести на нет первоначальное превосходство немецкой авиации. И уже на второй год войны гитлеровцы были вынуждены приступить к модификации боевых самолетов, прежде всего истребителей.

Конструкторы фирмы «Мессершмитт» заменили мотор на своих истребителях более мощным, чтобы увеличить скорость, и поставили две дополнительных пушки.

Увеличение вооружения сделало «Мессершмитт-109» менее маневренным, утяжелило машину и ухудшило ее взлетно-посадочные качества. Тем не менее, приходилось считаться с ростом скорости немецкого истребителя.

А.С.Яковлев в то время отвечал за нашу авиацию не только как генеральный конструктор, но и как заместитель народного комиссара авиационной промышленности по опытному самолетостроению. Он немедленно поднял вопрос об увеличении мощности мотора, стоявшего на наших истребителях. Молодые советские конструкторы в кратчайший срок выполнили эту важнейшую задачу. И «ЯК» вновь победил «Мессершмитта», – в борьбе за скорость он оказался более быстроходным и маневренным. Кроме того, Яковлев решил и другую задачу, остро вставшую в ходе войны перед истребительной авиацией, – задачу повышения дальность действия. Для того, чтобы летать дальше, истребителю требовалось всего лишь иметь дополнительное горючее. Но это «всего лишь» было далеко не простым делом, ибо серийное производство резко тормозится, если прибегнуть к основательной перестройке технологического процесса. Конструктор нашел правильное решение: он заменил деревянные лонжероны металлическими и получил в крыле место для дополнительных баков с бензином.

Всю зиму и весну 1942 года мы усиленно занимались боевой подготовкой. С помощью военинженера Соколова изучили материальную часть истребителя «ЯК-1». Ежедневно и еженощно – тренировочные полеты. Девушки-истребители овладевают оружием воздушного боя.

…Самолет-буксировщик тянет за собой на длинном тросе конус – воздушную мишень. Встречный поток, проходя через отверстия большого и малого оснований, туго надувает конус. Истребители, один за другим, атакуют эту мишень. Рыча моторами, они устремляются к ней снизу и сбоку, сваливаются сверху. У крыльев возникают длинные огненные стрелы – и спустя несколько секунд до земли доносится короткий басовитый лай ШКАСовских пушек и стрекот пулеметов, похожий на треск разрываемого холста. Пули и снаряды решетят полотнища конуса.

Марина Михайловна Раскова командовала полком тяжелых бомбардировщиков. Но она нередко приходила к нам, наблюдала за полетами истребителей.

— Хорошие машины, – говорила она. – Завидую вам, девчонки. Мне-то уж на таких не летать: привыкла к тяжелым машинам и никуда от них не уйду… Учитесь, девчата, метко стрелять. Докажите, что можете владеть оружием не хуже мужчин.

И мы учились ловить в перекрестке прицела воздушные и наземные цели. Учились атаковать при свете солнца и в ночном мраке, когда цель освещена прожекторами.

Истребительный полк готовился к боям.

 

Посадка запрещена

 

Не могу не рассказать о случае, происшедшем со мной во время одного из тренировочных полетов на «ЯК-1».

Подлетаю к аэродрому, выпускаю шасси и собираюсь посадить машину. Вдруг вижу: на посадочной площадке какая-то беготня. Финишер размахивает красным флажком, потом бросается к «Т», срывает поперечное полотнище и выкладывает крест – знак того, что посадка запрещена.

И тут я замечаю: на приборной доске горит красная лампочка. Вот оно что: одна «нога» не вышла…

Даю газ. Взвыл мотор, выбросив из патрубков клубы дыма. Поле аэродрома уплывает вниз, фигурки людей превращаются в еле различимые точки, исчезают.

Набрав высоту, начинаю возиться с «ногой». Включаю лебедку аварийного выпуска шасси – безуспешно. Красный огонек не гаснет.

Что же делать? Горючее в баках не исходе. Рискнуть и садиться на одну «ногу»? Нет, при такой большой посадочной скорости не получится…

Делаю еще несколько попыток выпустить застрявшую «ногу» с помощью аварийной лебедки. Но красный глаз, недобрый, немигающий, продолжает в упор смотреть ан меня.

Кружу над аэродромом. Покинуть машину, выброситься с парашютом? Со злостью отбрасываю эту мысль. Вон под крылом проносятся деревни, еще неизвестно, куда врежется брошенная машина, каких бед натворит. Нет, только не это. А что еще?

Кажется, только теперь доходит до меня сознание грозной опасности…

Остается одно: фигуры высшего пилотажа. Создать такие центробежные нагрузки, чтобы проклятая «нога» вырвалась из железной хватки замка.

И я начинаю яростную схватку со своей охромевшей машиной. Я бросаю ее в в мертвую петлю. «Бочка» следует за иммельманом. Мой «ЯК» с ревом проносится вниз и круто взмывает кверху, кувыркается через крыло. В этом бешенном, головокружительном вихре я не заметила, когда погас зловещий глаз и вспыхнул зеленый. Веселый, дружелюбный зеленый огонек! Я прямо себе не поверила, когда увидела его наконец.

Посмотрела вниз – креста на поле нет, знак «Т» на месте.

Сажаю машину, а ко мне со всех сторон бегут наши девушки. Саша Макунина порывисто обнимает меня:

— Ох, Зуля! Как мы переволновались…

А вот с Клавой Нечаевой, одной из наших летчиц, приключилась целая история. Вылетела Клава в ночной полет, и уже в воздухе обнаружила, что бензина в баках маловато. Нечего было и думать о том, чтобы дотянуть до аэродрома. И Клава стала выбирать место для посадки, благо ночь была, к счастью, не темная. Где-то под Саратовом очень удачно она посадила свою машину на картофельное поле. Выпрыгнула Клава из машины и стала размышлять: что же делать теперь, как сообщить в штаб полка о вынужденной посадке?

Размышления были прерваны появлением группы женщин-колхозниц. Они приблизились с некоторой опаской, в руках у них были палки, а одна наставила на Клаву охотничье ружье и крикнула:

— Сдавайся, фриц!

— Господи, какой я фриц? – Клаве даже смешно стало. – Своя я, своя, русская!

Женщины смотрели недоверчиво. Самолет не похож на советский («ЯКи» тогда еще были в новинку), да еще летчик, судя по голосу и лицу, оказался женщиной, – поди разберись тут!

— Врешь! – сказали колхозницы. – Врешь, чертова немка! Ишь, белобрысая какая, чистая арийка…

— Ну что вы, бабоньки, – убеждала их Клава. – Русская я, советская. Нечаева моя фамилия.

— а почему здесь села?

— Бензин у меня кончился.

Неизвестно, к чему бы привел этот неприятный разговор, если бы не подоспела пожилая женщина – председатель сельсовета. Она проверила Клавины документы, потом оставила двух колхозниц сторожить самолет, а Клаву повела к себе в сельсовет. Позвонила в Саратов, оттуда запросили аэродром, и вот в трубке раздался радостный голос нашего оперативного дежурного:

— А мы тут волновались! Где Нечаева? Дайте-ка ей трубку…

Уж как извинялись перед Клавой эти славные женщины-колхозницы. Не6 знали прямо, куда усадить, чем угостить.

В окрестных селах пошла молва об отчаянных девушках, которые ходят в мужской одежде и наравне с мужчинами летают на боевых самолетах.

Мы и посылки получали «мужские»: кисет с табаком, лезвия для безопасной бритвы…

 

 

Над Волгой

 

Начинается боевая работа истребительного полка. Нам поручено охранять Саратов от налетов вражеской авиации. Кроме того, мы патрулируем военные эшелоны и санитарные поезда, лидируем особо важные самолеты к линии фронта и в глубь страны.

Лидирование, или иначе говоря – сопровождение и охрана в воздухе самолетов с видными военными и гражданскими руководителями, – часто было связано с полетами на большие расстояния. Многие летчики из мужского истребительного полка, стоявшего на том же аэродроме, скептически относились к летному искусству наших девушек.

— На месте этого генерала, – говорил кое-кто из скептиков, – я бы не рискнул на такое почетное сопровождение.

— Вы вначале дослужитесь до генерала, – «отбивали» наши девушки, – а уж потом будете выбирать себе сопровождение.

— Да вы не сердитесь, девчата, – улыбается летчик. – Если бы вы, скажем, на земле нас сопровождали – мы бы, поверьте, с полным удовольствием. А в воздухе…

Но вскоре всем тем, кто не принимал всерьез наших летчиц, пришлось убедиться, что женскому истребительному полку можно смело доверить не только лидирование, но и любое боевое задание.

…Получен приказ: шестерке истребителей сопровождать особо важный самолет в Куйбышев. Я назначена командиром группы и штурманом перелета.

Мы тщательно готовимся к лидированию. Я делаю прокладку маршрута на карте, инструктирую своих девушек. Механики докладывают: «ЯКи» к полету готовы.

На старте – все начальство: новы командир нашего полка майор Гриднев, комиссар Куликова, начштаба Макунина, инженеры служб и другие.

Сигнал. Я взлетаю, за мной моя ведомая Мария Кузнецова. Поднимаются остальные две пары и пристраиваются к нам. Особо важный самолет вылетает последним.

Ложимся на курс. Под нами синяя лента волги. День ясный, солнечный, – летный день. Надо смотреть в оба. Все внимание, конечно, приковано к особо важному: мы ни на один миг не должны терять его из виду, не отходить от него далеко, но и не приближаться слишком близко. Зорко наблюдаем за воздухом. Кроме того, мне как командиру шестерки надо следить и за своими ястребками – все ли у них в порядке.

Внизу проплывают Жигули. Широкий волжский плес. А вот и Куйбышев. Выходим к аэродрому. Особо важный первым производит посадку, за ним по очереди садимся и мы.

Что это? Почему так много народу на аэродроме? И все – в авиационной форме. Оказывается, летчики куйбышевского гарнизона откуда-то узнали, что шестерку «ЯКов» пилотируют девушки из женского авиаполка, и пришли нас встретить. Мы выбираемся из своих машин и видим вокруг улыбающиеся лица, слышим рукоплескания и возгласы:

— Молодцы, девчата!

— Привет истребителям!

— Ишь, соколята, научились летать!

Наутро наша шестерка вылетает обратно. Делаем прощальный круг над Куйбышевым, любуясь красавцем-городом, вставшим у излучины волги.

Беру курс на Саратов. Планшет у меня перед глазами, но все же хорошо, что ясная погода сегодня: можно свериться с земными ориентирами. Сбиться с курса на большом маршруте вещь опасная: ведь на истребителе горючего куда меньше, чем на тяжелых воздушных кораблях.

Почти все время летим берегом Волги. Я решаю проверить радиосвязь с группой:

— Соколы, как меня слышите?

И сразу в шлемофонах хор голосов:

— Хорошо!

Кто-то из девушек затягивает песню. Прислушиваюсь – ну, конечно, это наша певунья и затейница Клава Панкратова поет свое любимое «Вниз по матушке Волге…».

Волга-матушка выводит нас к аэродрому. Перелет закончен. Майор Гриднев, выслушав мой короткий доклад, пожимает нам руки и зачитывает приказ командира дивизии. За отличное выполнение задания нам объявлена благодарность.

— Ну, а теперь, землячка, расскажи о перелете подробнее, – говорит мне Гриднев, направляясь в штаб-землянку.

Да, мы с майором Гридневым земляки: он до войны служил в Баку в военной авиации, Бакинский аэродром ему хорошо знаком. Да и наш аэроклубовский Забратский аэродром…

 

 

Вести из Баку

 

У меня щемит сердце, когда я вспоминаю Баку. Хоть бы одним глазком заглянуть… Как они там, мои родные, поживают? Где-то мои институтские и аэроклубовские друзья, как воюют, живы ли?

Скупо, редко приходят ко мне весточки из родного Баку. Знаю: мать по-прежнему работает врачом, а отец – бухгалтером в Доме пионеров. Знаю, что брат Халил воюет где-то на Северном Кавказе. Еще не знала я тогда, что Халил был тяжело ранен в боях под Моздоком и отправлен в тыловой госпиталь…

Вспоминаю раннее сентябрьское утро. Мое дежурство на аэродроме. Первая готовность. Я и моя ведомая Маруся Кузнецова сидим в своих «ЯКах», готовые взлететь по первому сигналу. В те дни фашистские самолеты часто появлялись над Саратовом: по ночам бомбили, днем прилетали разведчики.

Вдруг видим: над командным пунктом взвилась синяя ракета. Воздушная тревога! Взлетаю, и Маруся привычно пристраивается ко мне. Небо затянуто легкой дымкой, с востока ползут густые облака. Тускло поблескивает Волга.

Получаю по радио с командного пункта данные о противнике, разворачиваю машину и ложусь на заданный курс. Ага, вот и немец. «Дорнье» идет на большой высоте, направляясь к Саратову. Злость разбирает меня. Рука ложится на сектор газа. Набираю высоту и скорость…

Немец, видимо, заметил нас. Встреча с двумя истребителями ему явно не по вкусу: «Дорнье» меняет курс, ныряет в облака… Уходит на большой скорости, удирает, не выполнив задания.

В шлемофонах – голос земли:

— Соколы, идите на посадку!

Мы сажаем свои машины. Только я выключила мотор, как вижу: бежит мой механик Луценко, а в руке у него письмо.

Письмо из Баку! Торопливо вскрываю конверт. Знакомый почерк отца. Пробегаю первые строчки…

«…Мы победим, – пишет отец, – победим той силой, которую никто не может сломить, – безграничной верой в правое дело. Я призываю тебя, дочь моя, и твоих боевых подруг смело и беззаветно биться с лютым врагом… я верю, дорогая Зулейха, что твоя боевая машина не упустит врага… До свидания, крепко обнимаю тебя, твой отец».

Милый папа, спасибо тебе за добрые пожелания. Ты можешь быть уверен, что твоя Зулейха выполнит свой долг воина. Но было бы лучше, если бы ты просто написал мне, как вы там живете, есть ли вести от Халила, и вообще – что нового в Баку. Ох, если бы ты знал, как я соскучилась по вас, мои дорогие!..

Но однажды я получила живой привет из Баку.

На нашем аэродроме приземлился транзитный «Дуглас», летевший в Москву. Пока его заправляли горючим, пассажиры вышли размяться. Видят – по полю ходят девушки в летных комбинезонах. Поинтересовались: кто такие?

— Здесь стоит женский авиаполк, – отвечают им. – А вы откуда летите?

— Мы из Баку летим.

— Из Баку? А у нас тут есть одна бакинка.

— Кто такая?

— Сеидмамедова Зулейха, штурман полка.

— Где она? – всполошились бакинцы.

А я как раз была в воздухе. Только села я, вырулила, смотрю бегут к машине какие-то люди, гражданские и военные. Никого из них прежде я не знала, но так радостно было увидеть бакинцев. Как будто они мне привезли немножко бакинского солнца…

Мы проговорили до самого отлета «Дугласа». Одного из них – Теймура Касумова, он тогда был военным инженером – я попросила по возвращении в Баку позвонить домой, на улицу Крупской. Касумов записал номер телефона и, как я потом узнала, позвонил моим родителям, передал им привет от меня.