Его светлости князю А. А. Суворову

 

 

Гуманный внук воинственного деда,

Простите нам, наш симпатичный князь,

Что русского честим мы людоеда,

Мы, русские, Европы не спросясь!..

 

Как извинить пред вами эту смелость?

Как оправдать сочувствие к тому,

Кто отстоял и спас России целость,

Всем жертвуя призванью своему, –

Кто всю ответственность, весь труд и бремя

Взял на себя в отчаянной борьбе,

И бедное, замученное племя,

Воздвигнув к жизни, вынес на себе, –

 

Кто, избранный для всех крамол мишенью,

Стал и стоит, спокоен, невредим,

Назло врагам, их лжи и озлобленью,

Назло, увы, и пошлостям родным.

 

Так будь и нам позорною уликой

Письмо к нему от нас, его друзей!

Но нам сдается, князь, ваш дед великий

Его скрепил бы подписью своей.

 

12 ноября 1863

 

* * *

 

Как летней иногда порою

Вдруг птичка в комнату влетит

И жизнь и свет внесет с собою,

Все огласит и озарит;

 

Весь мир, цветущий мир природы,

В наш угол вносит за собой –

Зеленый лес, живые воды

И отблеск неба голубой, –

Так мимолетной и воздушной

Явилась гостьей к нам она,

В наш мир и чопорный и душный,

И пробудила всех от сна.

 

Ее присутствием согрета,

Жизнь встрепенулася живей,

И даже питерское лето

Чуть не оттаяло при ней.

 

При ней и старость молодела,

И опыт стал учеником,

Она вертела, как хотела,

Дипломатическим клубком.

 

И самый дом наш будто ожил,

Ее жилицею избрав,

И нас уж менее тревожил

Неугомонный телеграф.

 

Но кратки все очарованья,

Им не дано у нас гостить,

И вот сошлись мы для прощанья, –

Но долго, долго не забыть

 

Нежданно‑милых впечатлений,

Те ямки розовых ланит,

Ту негу стройную движений

И стан, оправленный в магнит,

Радушный смех и звучный голос,

Полулукавый свет очей

И этот длинный, тонкий волос,

Едва доступный пальцам фей.

 

1863

 

19‑ое Февраля 1864

 

 

И тихими последними шагами

Он подошел к окну. День вечерел,

И чистыми, как благодать, лучами

На западе светился и горел.

И вспомнил он годину обновленья –

Великий день, новозаветный день, –

И на лице его от умиленья

Предсмертная вдруг озарилась тень.

 

Два образа, заветные, родные,

Что как святыню в сердце он носил,

Предстали перед ним – царь и Россия,

И от души он их благословил.

Потом главой припал он к изголовью,

Последняя свершалася борьба, –

И сам спаситель отпустил с любовью

Послушного и верного раба.

 

<Между 19 и 21 февраля 1864>

 

* * *

 

Не всё душе болезненное снится:

Пришла весна – и небо прояснится.

 

12 апреля 1864

 

* * *

 

Кто б ни был ты, но, встретясь с ней,

Душою чистой иль греховной

Ты вдруг почувствуешь живей,

Что есть мир лучший, мир духовный.

 

<Ноябрь> 1864

 

Encyclica

 

 

Был день, когда Господней правды молот

Громил, дробил ветхозаветный храм

И, собственным мечом своим заколот,

В нем издыхал первосвященник сам.

 

Еще страшней, еще неумолимей

И в наши дни – дни Божьего суда –

Свершится казнь в отступническом Риме

Над лженаместником Христа.

 

Столетья шли, ему прощалось много,

Кривые толки, темные дела,

Но не простится правдой Бога

Его последняя хула…

 

Не от меча погибнет он земного,

Мечом земным владевший столько лет, –

Его погубит роковое слово:

«Свобода совести есть бред!»

 

21 декабря 1864

 

Князю Горчакову

 

 

Вам выпало призванье роковое,

Но тот, кто призвал вас, и соблюдет.

Все лучшее в России, все живое

Глядит на вас, и верит вам, и ждет.

Обманутой, обиженной России

Вы честь спасли, – и выше нет заслуг;

Днесь подвиги вам предстоят иные:

Отстойте мысль ее, спасите дух…

 

1864

 

Ответ на адрес

 

 

Себя, друзья, морочите вы грубо –

Велик с Россией ваш разлад.

Куда вам в члены Английских палат:

Вы просто члены Английского клуба…

 

<Вторая половина января 1865>

 

* * *

 

Он, умирая, сомневался,

Зловещей думою томим…

Но Бог недаром в нем сказался –

Бог верен избранным своим…

 

Сто лет прошло в труде и горе –

И вот, мужая с каждым днем,

Родная Речь уж на просторе

Поминки празднует по нем…

 

Уж не опутанная боле,

От прежних уз отрешена,

На всей своей разумной воле

Его приветствует она…

 

И мы, признательные внуки,

Его всем подвигам благим

Во имя Правды и Науки

Здесь память вечную гласим.

 

Да, велико его значенье –

Он, верный Русскому уму,

Завоевал нам Просвещенье,

Не нас поработил ему, –

 

Как тот борец ветхозаветный,

Который с Силой неземной

Боролся до звезды рассветной

И устоял в борьбе ночной.

 

<Начало апреля 1865>

 

12‑ое апреля 1865

 

 

Все решено, и он спокоен,

Он, претерпевший до конца, –

Знать, он пред Богом был достоин

Другого, лучшего венца –

 

Другого, лучшего наследства,

Наследства Бога своего, –

Он, наша радость с малолетства,

Он был не наш, он был Его…

Но между ним и между нами

Есть связи естества сильней:

Со всеми русскими сердцами

Теперь он молится о ней, –

 

О ней, чью горечь испытанья

Поймет, измерит только та,

Кто, освятив собой страданья,

Стояла, плача, у креста…

 

12 апреля 1865

 

* * *

 

Как верно здравый смысл народа

Значенье слов определил:

Недаром, видно, от «ухода»

Он вывел слово «уходил».

 

30 апреля 1865

 

* * *

 

Велели вы – хоть, может быть, и в шутку –

Я исполняю ваш приказ.

Тут места нет раздумью, ни рассудку,

И даже мудрость без ума от вас, –

И даже он – ваш дядя достославный –

Хоть всю Европу переспорить мог.

Но уступил и он в борьбе неравной

И присмирел у ваших ног…

 

5 июня 1865

 

Князю Вяземскому

 

 

Есть телеграф за неименьем ног,

Неси он к вам мой стих полубольной.

Да сохранит вас милосердый Бог

От всяких дрязг, волнений и тревог,

И от бессонницы ночной.

 

28 июня 1865

 

* * *

 

Бедный Лазарь, Ир убогой,

И с усильем, и с тревогой

К вам пишу, с одра привстав,

И привет мой хромоногой

Окрылит пусть телеграф.

 

Пусть умчит его, играя,

В дивный, светлый угол тот,

Где весь день, не умолкая,

Словно буря дождевая

В купах зелени поет.

 

29 июня 1865

 

Графине А. Д. Блудовой

 

 

Как жизнь ни сделалась скуднее,

Как ни пришлось нам уяснить

То, что нам с каждым днем яснее,

Что пережить – не значит жить, –

 

Во имя милого былого,

Во имя вашего отца

Дадим же мы друг другу слово:

Не изменяться до конца.

 

1 марта 1866

 

* * *

 

Когда сочувственно на наше слово

Одна душа отозвалась –

Не нужно нам возмездия иного,

Довольно с нас, довольно с нас…

 

12 апреля 1866

 

Князю Суворову

 

 

Два разнородные стремленья

В себе соединяешь ты:

Юродство без душеспасенья

И шутовство без остроты.

 

Сама природа, знать, хотела

Тебя устроить и обречь

На безответственное дело,

На безнаказанную речь.

 

Апрель 1866

 

* * *

 

И в Божьем мире то ж бывает,

И в мае снег идет порой,

А все ж Весна не унывает

И говорит: «Черед за мной!..»

 

Бессильна, как она ни злися,

Несвоевременная дурь, –

Метели, вьюги улеглися,

Уж близко время летних бурь.

 

11 мая 1866

 

* * *

 

Когда расстроенный кредит

Не бьется кое‑как,

А просто на мели сидит,

Сидит себе как рак, –

Кто ж тут спасет, кто пособит?

Ну кто ж, коль не моряк.

 

3 июня 1866

 

* * *

 

Небо бледно‑голубое

Дышит светом и теплом

И приветствует Петрополь

Небывалым сентябрем.

 

Воздух, полный теплой влаги,

Зелень свежую поит

И торжественные флаги

Тихим веяньем струит.

 

Блеск горячий солнце сеет

Вдоль по невской глубине –

Югом блещет, югом веет,

И живется как во сне.

Все привольней, все приветней

Умаляющийся день, –

И согрета негой летней

Вечеров осенних тень.

 

Ночью тихо пламенеют

Разноцветные огни…

Очарованные ночи,

Очарованные дни.

 

Словно строгий чин природы

Уступил права свои

Духу жизни и свободы,

Вдохновениям любви.

 

Словно, ввек ненарушимый,

Был нарушен вечный строй

И любившей и любимой

Человеческой душой.

 

В этом ласковом сиянье,

В этом небе голубом

Есть улыбка, есть сознанье,

Есть сочувственный прием.

 

И святое умиленье

С благодатью чистых слез

К нам сошло как откровенье

И во всем отозвалось…

Небывалое доселе

Понял вещий наш народ,

И Дагмарина неделя

Перейдет из рода в род.

 

17 сентября 1866

 

На юбилей Н. М. Карамзина

 

 

Великий день Карамзина

Мы, поминая братской тризной,

Что скажем здесь перед отчизной,

На что б откликнулась она?

 

Какой хвалой благоговейной,

Каким сочувствием живым

Мы этот славный день почтим –

Народный праздник и семейный?

 

Какой пошлем тебе привет –

Тебе, наш добрый, чистый гений,

Средь колебаний и сомнений

Многотревожных этих лет?

 

При этой смеси безобразной

Бессильной правды, дерзкой лжи,

Так ненавистной для души

Высокой и ко благу страстной, –

Души, какой твоя была,

Как здесь она еще боролась,

Но на призывный Божий голос

Неудержимо к цели шла?

 

Мы скажем: будь нам путеводной,

Будь вдохновительной звездой –

Свети в наш сумрак роковой,

Дух целомудренно‑свободный,

 

Умевший все совокупить

В ненарушимом, полном строе,

Все человечески‑благое,

И русским чувством закрепить, –

 

Умевший, не сгибая выи

Пред обаянием венца,

Царю быть другом до конца

И верноподданным России…

 

30 ноября – 1 декабря 1866

 

* * *

 

Ты долго ль будешь за туманом

Скрываться, Русская звезда,

Или оптическим обманом

Ты обличишься навсегда?

Ужель навстречу жадным взорам,

К тебе стремящимся в ночи,

Пустым и ложным метеором

Твои рассыплются лучи?

 

Все гуще мрак, все пуще горе,

Все неминуемей беда –

Взгляни, чей флаг там гибнет в море,

Проснись – теперь иль никогда…

 

20 декабря 1866

 

В Риме

 

 

(С французского)

 

Средь Рима древнего сооружалось зданье –

То Нерон воздвигал дворец свой золотой.

Под самою дворца гранитною пятой

Былинка с кесарем вступила в состязанье:

«Не уступлю тебе, знай это, бог земной,

И ненавистное твое я сброшу бремя». –

«Как, мне не уступить? Мир гнется

подо мной!» –

«Весь мир тебе слуга, а мне слугою – Время».

 

<Конец> декабря 1866

 

* * *

 

Над Россией распростертой

Встал внезапною грозой

Петр, по прозвищу четвертый,

Аракчеев же второй.

 

<1866 или 1867>

 

* * *

 

Как этого посмертного альбома

Мне дороги заветные листы,

Как все на них так родственно‑знакомо,

Как полно все душевной теплоты!

 

Как этих строк сочувственная сила

Всего меня обвеяла былым!

Храм опустел, потух огонь кадила,

Но жертвенный еще курится дым.

 

1 марта 1867

 

Дым

 

 

Здесь некогда, могучий и прекрасный,

Шумел и зеленел волшебный лес, –

Не лес, а целый мир разнообразный,

Исполненный видений и чудес.

Лучи сквозили, трепетали тени;

Не умолкал в деревьях птичий гам;

Мелькали в чаще быстрые олени,

И ловчий рог взывал по временам.

 

На перекрестках, с речью и приветом,

Навстречу нам, из полутьмы лесной,

Обвеянный каким‑то чудным светом,

Знакомых лиц слетался целый рой.

 

Какая жизнь, какое обаянье,

Какой для чувств роскошный, светлый пир!

Нам чудились нездешние созданья,

Но близок был нам этот дивный мир.

 

И вот опять к таинственному лесу

Мы с прежнею любовью подошли.

Но где же он? Кто опустил завесу,

Спустил ее от неба до земли?

 

Что это? Призрак, чары ли какие?

Где мы? И верить ли глазам своим?

Здесь дым один, как пятая стихия,

Дым – безотрадный, бесконечный дым!

 

Кой‑где насквозь торчат по обнаженным

Пожарищам уродливые пни,

И бегают по сучьям обожженным

С зловещим треском белые огни…

Нет, это сон! Нет, ветерок повеет

И дымный призрак унесет с собой…

И вот опять наш лес зазеленеет,

Все тот же лес, волшебный и родной.

 

25 апреля 1867

 

Славянам

 

 

Привет вам задушевный, братья,

Со всех Славянщины концов,

Привет наш всем вам, без изъятья!

Для всех семейный пир готов!

Недаром вас звала Россия

На праздник мира и любви;

Но знайте, гости дорогие,

Вы здесь не гости, вы – свои!

 

Вы дома здесь, и больше дома,

Чем там, на родине своей, –

Здесь, где господство незнакомо

Иноязыческих властей,

Здесь, где у власти и подданства

Один язык, один для всех,

И не считается Славянство

За тяжкий первородный грех!

 

Хотя враждебною судьбиной

И были мы разлучены,

Но все же мы народ единый,

Единой матери сыны;

Но все же братья мы родные!

Вот, вот что ненавидят в нас!

Вам не прощается Россия,

России – не прощают вас!

 

Смущает их, и до испугу,

Что вся славянская семья

В лицо и недругу и другу

Впервые скажет: – Это я!

При неотступном вспоминанье

О длинной цепи злых обид

Славянское самосознанье,

Как Божья кара, их страшит!

 

Давно на почве европейской,

Где ложь так пышно разрослась,

Давно наукой фарисейской

Двойная правда создалась:

Для них – закон и равноправность,

Для нас – насилье и обман,

И закрепила стародавность

Их как наследие славян.

 

И то, что длилося веками,

Не истощилось и поднесь

И тяготеет и над нами –

Над нами, собранными здесь…

Еще болит от старых болей

Вся современная пора…

Не тронуто Коссово поле,

Не срыта Белая Гора!

 

А между нас, – позор немалый, –

В славянской, всем родной среде,

Лишь тот ушел от их опалы

И не подвергся их вражде,

Кто для своих всегда и всюду

Злодеем был передовым:

Они лишь нашего Иуду

Честят лобзанием своим.

 

Опально‑мировое племя,

Когда же будешь ты народ?

Когда же упразднится время

Твоей и розни и невзгод,

И грянет клич к объединенью,

И рухнет то, что делит нас?..

Мы ждем и верим провиденью –

Ему известны день и час…

 

И эта вера в правду Бога

Уж в нашей не умрет груди,

Хоть много жертв и горя много

Еще мы видим впереди…

Он жив – верховный промыслитель,

И суд его не оскудел,

И слово царь‑освободитель

За русский выступит предел…

 

<Начало мая 1867>

 

Славянам

 

Man muß die Slaven an die Mauer drücken [11]

 

 

Они кричат, они грозятся:

«Вот к стенке мы славян прижмем!»

Ну, как бы им не оборваться

В задорном натиске своем!..

 

Да, стенка есть – стена большая, –

И вас не трудно к ней прижать.

Да польза‑то для них какая?

Вот, вот что трудно угадать.

 

Ужасно та стена упруга,

Хоть и гранитная скала, –

Шестую часть земного круга

Она давно уж обошла…

 

Ее не раз и штурмовали –

Кой‑где сорвали камня три,

Но напоследок отступали

С разбитым лбом богатыри…

 

Стоит она, как и стояла,

Твердыней смотрит боевой:

Она не то чтоб угрожала,

Но… каждый камень в ней живой…

Так пусть же бешеным напором

Теснят вас немцы и прижмут

К ее бойницам и затворам, –

Посмотрим, что они возьмут!

 

Как ни бесись вражда слепая,

Как ни грози вам буйство их, –

Не выдаст вас страна родная,

Не оттолкнет она своих.

 

Она расступится пред вами

И, как живой для вас оплот,

Меж вами станет и врагами

И к ним поближе подойдет.

 

11–16 мая 1867

 

* * *

 

Напрасный труд – нет, их не вразумишь, –

Чем либеральней, тем они пошлее,

Цивилизация – для них фетиш,

Но недоступна им ее идея.

 

Как перед ней ни гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Европы:

В ее глазах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы.

 

Май 1867