Два кризиса новейшей истории

 

Основные кризисы последнего двадцатилетия – распад СССР и финансовый кризис начала двадцать первого века. Эти кризисы произошли в результате существенного нарушения баланса между свободой и необходимостью и являются примерами кризиса морали и кризиса денег соответственно.

Содержание главы:

1. Распад СССР  (кризис морали).

2. Финансовый кризис начала двадцать первого века  (кризис денег).

 

1. Распад СССР

 

Советский Союз был очередной попыткой человечества построить справедливое общество – общество свободных и равных, каждый член которого мог и должен был работать по своим способностям, получать по потребностям и радоваться жизни, осознавая свою великую миссию. Коммунизм – это светлая мечта, как бы ни надрывались дорвавшиеся до кормушки умники, желающие всего-навсего хорошо пить и жрать за счет оболваненной части населения Земли. Мечта мечтой, а благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад.

Кризис морали, в результате которого распался СССР, произошел из-за естественного значительного нарушения баланса между свободой и необходимостью (деньгами и моралью) в пользу необходимости (морали). Мораль, на которой было основано государство, не выдержала напряжения и рухнула. И злой Сталин, и сытый Запад, и коварное ЦРУ, и лицемерный партийно-торговый аппарат, и многие, многие другие, и все мы внесли свою лепту в крушение мечты. Но главное – никто не хотел работать во имя морали, а деньги умертвили. Советские люди, не имея материальной заинтересованности и утратив веру в светлую мечту, перестали работать, а дряхлую экономику достаточно было толкнуть пальцем.

Теперь ищут виновных. Одни навешивают русскому народу имперские амбиции, в соответствии с которыми осуществлялся геноцид национальных меньшинств, другие обвиняют евреев в заговоре против русского народа, третьи винят во всем Сталина, все ругают командно-административные методы, Госплан, Афганистан и т. д. и т. п. В действительности, Россию уничтожили сами населяющие ее народы, подстрекаемые большевиками к построению новой жизни, евреи пострадали не меньше других народов, а на костях Сталина и самой идеи вот уже более пятидесяти лет дружно пляшут мелкотравчатые «моськи» с несостоявшимися слоновьими амбициями.

Никто не виноват. А если искать виновных честно, то придется признать, что все мы (и я в том числе) виноваты в равной степени – и русский народ, и евреи, и якобы угнетаемые национальные меньшинства, и Сталин, и Горбачев, и те, кто стучал, и те, кто сидел, и даже те, кого расстреляли. Все что случилось, было необходимо. Все это было и раньше, и все это будет еще неоднократно.

Выход из кризиса морали осуществляется с помощью денег, которые, прежде всего, должны двигаться. Те, кто создают движение денег, «навариваются» первыми.

 

2. Финансовый кризис начала двадцать первого века

 

Кризис миллениума, поразивший мировую экономику в 2008 году, не предрекал только ленивый. В отличие от кризиса морали, приведшего к распаду СССР, этот кризис является кризисом денег. В этом единодушно сходятся все – финансисты, экономисты, политики и аналитики, но никто не берет ответственность на себя. Видимо, как и в распаде СССР, никто и не виноват. Баланс между моралью и деньгами при повышении уровня свободы в обществе нарушается в пользу денег так же естественно, как и в пользу морали при повышении уровня необходимости.

Весь мир уверовал в неограниченную силу денег. Доступ к деньгам получили все. Оказалось, что деньги можно не зарабатывать, а «рубить» или брать кредиты. Станок печатал деньги, под которые продукт еще не был произведен – мыльный пузырь надувался. В разумных пределах это стимулирует развитие экономики, – но в разумных пределах остаться невозможно. Довершили дело безответственная политика лидера планеты (США) во главе с жалким президентом и миллиарды нуворишей. Деньги утратили роль универсального эквивалента энергии, и мыльный пузырь лопнул.

Существует и менее очевидная причина – западный человек перестал работать. Советский человек не был материально заинтересован, потому что не имел возможности получить то, что хотел. Западный человек перестал быть материально заинтересованным, потому что получил все, что хотел, – ему работать не надо. В западной экономике человек не работает – он оформляет выполнение бизнес-процессов, которые описали еще более не желающие работать и никогда не работавшие консультанты.

Свобода лидера нации должна компенсироваться его ответственностью, свобода бизнесмена – моралью. Свобода «труженика» не компенсируется ничем – свободный «труженик» не хочет ни власти, ни денег, поэтому и работать он не хочет. В результате экономика разваливается, но никто не виноват.

Выход из кризиса денег осуществляется с помощью морали, то есть государственным регулированием. Самый простой вариант – элита обновляется новыми чиновниками, а простой гражданин, потеряв все, вынужден снова работать. К сожалению, самым отрезвляющим средством является война.

На родине предков  

С национальностью мне повезло – я метис (отец – кореец, мать – русская). Более того, я мигрант в квадрате, так как родился в Казахстане, куда мои предки по обеим линиям мигрировали: русские – сами по себе с Волги, корейцев переселил Сталин в 1937-м с Дальнего Востока. И географически, и этнически Казахстан находится посредине между Россией и Кореей. Логично предположить, что метисы корейцев с русскими должны быть похожи на казахов. Я и похож, – во всяком случае казахи всегда принимают меня за казаха. Я не ощущаю себя ни тем, ни другим. Возможно, поэтому жена у меня казашка. Конечно, в душе я отдаю предпочтение корейцам, русским и казахам, но выбрать, кто из них ближе, не могу. Если бы случилась война (не дай бог), я не стал бы воевать ни на одной из сторон.

Но так было не всегда. До шестнадцати лет я был русским. Родители развелись рано (мне не было и трех лет), мама записала меня на свою фамилию и полностью исключила отца из нашей жизни, так что в школе до самого ее окончания я был Блинов. Среда была русская. В пятидесятые годы мы играли в войну, и все дети, естественно, стремились быть русскими. Иногда, особенно дотошные, глядя на мою азиатскую внешность, выражали сомнение в том, что я русский. Мне было очень обидно, тем более что я и сам уже понимал, что что-то здесь не то. Но вопросов не задавал, чувствуя, что ответ для меня будет ужасным.

Рано или поздно все тайное становится явным. Мне исполнилось шестнадцать, приехал отец и, видимо, настоял на нашей встрече. Маме пришлось мне все объяснить, и мы с отцом провели день у его родственников, с которыми я больше никогда не встречался. Да и отца за всю жизнь я навестил раза три-четыре. Тем не менее, я уже был не совсем русским. Окончательно я перестал быть русским, когда пришло время получать паспорт. Мама не оформила фамилию. Она просто сделала какую-то справку, и везде, где требовалось свидетельство о рождении (в музыкальной школе, на соревнованиях), я представлял эту справку, из которой следовало, что я – Блинов, а отца у меня нет. Но паспорт без свидетельства о рождении получить нельзя, и пришлось ей достать это самое свидетельство, в котором были указаны и отец, и мать. Казалось бы, ну и что такого? В паспортном столе мне объяснили, что фамилия у меня может быть только по отцу и сменить ее я могу в восемнадцать лет с разрешения отца, а национальность могу выбрать любую из двух. Мне показалось неестественным быть русским с фамилией Цай, и я записался корейцем. Я вышел совершенно ошарашенный. Я больше не был русским (сыном великого народа), но и корейцем я не мог стать в одночасье, да я им так и не стал.

В школе я остался Блиновым и только на торжественном вручении аттестатов, когда назвали мою фамилию, все сильно удивились, да я и сам не сразу понял, что вызывают меня. В университете я был уже Цай, и каких-то особых неудобств не испытывал, разве что казахи всегда принимали меня за казаха, а затем разочаровывались.

Национальные разногласия существуют. Большинство русских, переоценивая свою роль в становлении Казахстана, относятся к казахам пренебрежительно, свысока. Многие казахи, принижая в ответ роль русских, агрессивно стараются доказать, что можно было прожить и без русских, и уж теперь-то они точно без них проживут. К корейцам и те и другие относятся как к евреям. Я прожил в Казахстане всю жизнь и с русскими, и с казахами, и с корейцами и много чего повидал. Со мной все говорят достаточно откровенно, принимая меня то за своего, то за нейтрального, так что я думаю, что в национальном вопросе я разбираюсь очень хорошо, может быть, лучше всех.

Тем не менее, по паспорту я кореец и отрекаться не собираюсь, несмотря на то, что не знаю ни языка, ни обычаев. Один мой начальник безуспешно пытался приобщить меня к корейской диаспоре и однажды, в 1993 году (большое ему спасибо), включил меня в состав делегации в Сеул на корейскую научно-техническую конференцию, в которой принимали участие корейцы со всего мира. Вряд ли она имела научную ценность, но общаться было интересно. Скорее всего, ее цель – поддержание корейского духа в эмигрантах. Подавляющее большинство участников были из США, причем родившихся в Корее. Они прибыли с семьями за свой счет и рады были посетить родные места и родственников, показать детям свою родину. Вели они себя доброжелательно, снисходительно и покровительственно, как и подобает представителям великой державы.

Мы (представители СНГ – Россия, Казахстан, Узбекистан, Киргизия) уже не представляли великую некогда державу, китайские корейцы еще не представляли, так что наше участие полностью (авиабилеты, проживание в отеле, питание, карманные расходы) оплатил оргкомитет конференции. Северных корейцев не было вообще. У большинства из нас, в том числе и у меня, денег не было. Зарплата заведующего лабораторией в Академии наук составляла 50 долларов в месяц.

Конференция и наше пребывание были организованы прекрасно. Мы жили в пятизвездном отеле, нас возили на ЭКСПО-93, нас принимали «Самсунг», «Голдстар», «Хёндай» и др., нам показывали производство, кормили, поили и дарили сувениры. Мне запомнились: дикий трафик – современные черные машины местных производителей двигались в три-четыре ряда вплотную друг к другу, так что перестроиться было невозможно, чистота даже в туалетах на рынках, фруктовые деревья, на которых каждый плод был завернут во что-то, макияж девушек, королевский дворец и древняя история.

Самое главное – это был мой первый выезд за границу, и я чувствовал себя туземцем (незадолго до этого один мой коллега съездил в Германию и, вернувшись, сказал, что мы – туземцы). Теперь это смешно, но тогда так оно и было.

С самого начала ко мне присоединился один очень немолодой академик. Он был очень покладистым и в основном соглашался со мной. Он не знал ни корейского, ни английского, и, как выяснилось позже, у него был здоровенный чемодан, в котором он бы сам легко мог разместиться. Мы оба были туземцами, причем он воспитан был еще при Сталине.

Как-то по дороге на ЭКСПО-93 мы остановились на ночь в небольшом городке. Отель был в восточном стиле (все на полу), но современный. Началось с того, что вместо ключа была магнитная карта, которая не только открывала дверь, но и должна была быть вставлена в специальный разъем, чтобы можно было пользоваться электричеством. Прежде чем мы разобрались, нам несколько раз пришлось выходить и заходить. Заходишь – свет зажигается, музыкальный центр и телевизор включаются. Через несколько секунд все выключается. Темно, искать что-либо сложно, приходится снова выходить. Самое сложное для нас заключалось в том, что мы представления не имели, что такая защита возможна (если уж я попал в номер, то зачем еще пароль на пользование электричеством), и не знали, что ищем. Мы взмокли, академик капитулировал и, безучастно топчась в коридоре, предлагал мне спросить у кого-нибудь. Но я, стиснув зубы (спрашивать туземцы стесняются, потому что они думают, что по глупому вопросу обслуживающий персонал примет их за туземцев), в конце концов все понял и нашел разъем. Было поздно, академик (мы везде жили вдвоем в номере, видимо, оргкомитет все-таки экономил) пошел в душ первым, я прилег на пол. Минут через пятнадцать он вышел совершенно смущенным и сказал, что не может разобраться, как включить воду. Эту задачу я тоже решил не сразу.

В метро (ну, уж в метро туземцы катались в Москве) вместо жетонов были бумажные билетики, которые надо тоже просто вставить в щель. Когда мы прибыли на станцию назначения, оказалось, что эти билетики выскакивают с другой стороны и их надо брать с собой, чтобы выйти. Интересно, что академик свой билетик взял, а мне почему-то не сказал. Пришлось прыгать через все эти устройства, но никто даже внимания не обратил.

Программа была рассчитана на семь дней, и мы собрались в чьем-то номере прощаться. Краем уха я услышал, что кое-кто не прочь задержаться в Сеуле еще на несколько дней, нам как раз выдали деньги на карманные расходы (что-то около пятисот долларов, сумасшедшие деньги), можно продлить визы, поменять дату вылета, а в отеле остаться за тридцать процентов стоимости. Тут я вспомнил, что чисто случайно по ошибке визы нам с академиком сразу дали на десять дней. Вернувшись в номер, я предложил ему остаться еще на три дня. Он отказался наотрез (как это можно самим, без делегации, вспомнил Сталина), я не стал его уговаривать, и мы легли спать. Он разбудил меня в четыре утра и попросил подробнее объяснить, как мы можем остаться. Я объяснил, и он обвинил меня в том, что я накануне плохо уговаривал его. Еле дождавшись утра, мы нашли нашего куратора из оргкомитета, и он все устроил.

Мы славно провели три дня, болтаясь, в основном, по дешевым рынкам. Затарились, надо сказать, прилично. Но посетили и королевский дворец, гуляли по городу и паркам. Первое, что обнаружилось, – надо питаться самим. Академик не любил тратить деньги, поэтому мы днем ели кукси без мяса в дешевых кафе, а на вечер брали хлеб и пили чай. Очень пригодился сервелат, который мы, как и все туземцы, брали на всякий случай и который я предлагал выбросить в первый день, как это сделал коллега в Германии, но не мудрый академик. У него был еще и кипятильник. Мы очень долго искали розетку и нашли ее где-то в полу под ковром, но тут выяснилось, что наши вилки не подходят к их розеткам (о переходниках нам тогда известно не было). Мы пошли на улицу найти какую-нибудь проволочку, чтобы сделать переходник. Но не тут-то было, у нас металл любого профиля можно найти на каждом шагу, у них – нет. В результате получилась хорошая прогулка по ночному Сеулу. Из программ нашего телевидения следовало, что в ночном Сеуле повсюду притоны, проститутки, бандиты и прочие отбросы общества. Ничего подобного. Город жил ночью особой трудовой жизнью. Лавки, ресторанчики, мастерские, люди. В автомастерской мы, так и не сумев жестами объяснить, что нам нужно, нашли-таки какую-то проволочку. Наконец, мы, лишь по чистой случайности не сотворив короткого замыкания, включили кипятильник и опустили его в стакан воды. Произошло чудо – вода закипела минут через тридцать, а может быть и сорок. Мы оба не физики, и нам было полезно узнать, что, во-первых, напряжение в сети у них 110 вольт, а кипятильник, предназначенный для использования при 220-ти, нагревает воду, мягко говоря, медленнее. Второй стакан кипятить не стали, разделили один и в третьем часу ночи легли спать.

В то же самое время в Сеуле гостил мой более молодой коллега, бывший сотрудник Института математики, у другого такого же бывшего сотрудника, его друга (назовем его С.), который работал там по контракту. Как раз на следующий день они отыскали меня через оргкомитет, и мы договорились отметить встречу. Я рассказал им про наши злоключения с кипятильником, они долго смеялись, потому что коллега тоже ломал голову, как вскипятить воду. Но С. уже не был туземцем, и он дал совет – надо набрать номер гостиничного сервиса и заказать горячую воду. В оставшиеся три дня я каждый вечер набирал номер, говорил в трубку: «Hot water, please. Room number …» – и нам несли горячую воду. На третий день после: «Hot water, please» в трубке послышался хохот и кто-то назвал номер нашей комнаты. Они приняли-таки нас за туземцев.

Мой друг уехал, и С. решил в последний день из вежливости пригласить нас с академиком поужинать в ресторан. После ужина нам предстояло провести ночь в отеле и рано утром ехать в аэропорт. Академик решил сэкономить, выехав из гостиницы на сутки раньше (получалось что-то около 40 долларов на человека, так как мы платили тридцать процентов). Он нарисовал такой план: мы выписываемся до 12, гуляем по городу, вечером коллега ведет нас в ресторан, а затем отвозит в аэропорт (у него своя машина). Аэропорт очень удобный, а вставать все равно рано. Просить было неудобно, но я сослался на академика. С. был заметно раздосадован (аэропорт находится далеко от города), но в конце концов согласился (ну что поделаешь – туземцы).

На следующий день, выполнив план академика, мы часа за два, в 11 часов вечера, добрались до аэропорта Сеула. Было подозрительно тихо, ни людей, ни машин. Мы подъехали к входу и вышли, подозревая что-то неладное. Полицейские объяснили, что аэропорт не работает. Не то чтобы что-то случилось, просто аэропорт ночью не работает вообще, ночью нет рейсов, и все нормальные люди летают в светлое время. С. пытался качать права, куда-нибудь нас пристроить, но все бесполезно. Одна мысль о том, что нас придется везти назад, повергала его в отчаяние (комната маленькая, спать негде, на работу ему к 6 утра, снять номер в отеле или даже мотеле выходило дорого, да и глупо). Мы поехали к другому терминалу – то же самое. Все чистенько, газоны, фонари горят, но никого и ничего. Академик притих, он чувствовал себя виноватым, С. был откровенно зол, проклиная его экономичность.

Пока мы ездили от терминала к терминалу, я заметил на одном из газонов живописные камни и деревья. Неподалеку оказалась парковка, и были видны полицейские, обходившие ее. Я предложил разгрузиться под камнями, когда полицейские пойдут в противоположную сторону, и, будь, что будет, спрятаться в тени камней и деревьев и переночевать под открытым небом. Так и сделали, проклиная жутких размеров чемодан и баул академика. Ночью было прохладно (середина августа), подул ветер, и лежать на траве было жестко. Академик время от времени переворачивался с боку на бок и кряхтел, но не стонал. Наверное, меньше ста лет назад наши с ним предки бежали от японцев в Уссурийский край (якобы исконно русские земли, хотя далековато от Москвы), в 1937-м их насильно переселили в Казахстан, война, культ личности, застой, все-таки приличная карьера, и вот тебе перестройка и полный развал. Каких-то 50 долларов в месяц, и, в то время как другие (немцы, евреи, греки и даже русские) уезжают на родину предков, советских корейцев в Корее никто не ждет, не приглашает и не собирается принимать. Мы лежали ночью в аэропорту, на сырой земле, абсолютно чужие на родине предков, и мне стало жаль академика. Я понял, что, во-первых, больше я на родину предков не поеду, а во-вторых, жить за границей не смогу.

 

 

Часть 3 ЭРА ИНТЕЛЛЕКТА

 

Человеческое общество завершает экономическое развитие. Экономические кризисы и войны еще будут, но социализм, о котором мечтали революционеры и утописты, построен в развитых странах без революции, и его распространение на так называемые развивающиеся государства является вопросом времени. Элементная база интеллекта стабилизируется. Общество подходит к выполнению своей основной миссии – объединению всех людей в единой структуре коллективного интеллекта.

Интеллектуальная деятельность выходит на первый план. Ее главная цель – построение теории Вселенной.

Содержание третьей части:

– Интеллектуальная деятельность  (наука, искусство, информационные технологии, интеллектуализация досуга).

– Игры интеллекта  (развлечения, жизнь – игра).

– Эволюция общества  (необходимость объединения человечества, процессы глобализации, некоторые перспективы).