История развития законодательства о банкротстве

Историческое развитие правовой системы конкретного государства создает сложное переплетение правовых конструкций, существовавших в разные периоды времени и регулировавших разные правовые институты. Такой эффект достигается в том числе за счет динамичного начала в праве, ибо оно развивается в прямой зависимости от уровня социального и экономического развития государства.

Вместе с тем право не может быть столь же динамичным, как и социальные отношения. Право лишь следует за ними, наблюдая и проникая в суть общественных отношений, выявляя те из них, которые жизненно необходимы обществу, но существование которых не представляется без дальнейшего правового регулирования.

Законодательство о банкротстве и ответственности за недобросовестные действия при банкротстве не является исключением из данного правила. Речь здесь идет о невозможности одного из субъектов исполнить свои обязательства в денежной или натуральной форме и, соответственно, необходимости для другой стороны принудительно взыскать причитающееся ей по договору или закону [6].

Кредитор обращается к должнику или в суд и понуждает должника к исполнению своих обязательств. Ситуация осложняется, в случае множественности лиц на стороне кредитора, каждое из которых желает получить причитающуюся ему часть долга, но имущества должника не хватает, чтобы удовлетворить требования всех кредиторов в полном объеме. В этом случае возникает необходимость в гарантированном распределении между кредиторами имущества должника, причем пропорционально величине задолженности и числу кредиторов.

Термин "банкротство", уходящий корнями в законодательство Древнего Рима, происходит от латинских слов bancus (скамья) и ruptus (сломанный). По другой версии данный термин имеет итальянские корни: banko (скамья) и rotto (сломанный), что означает несостоятельность, отсутствие средств у должника и отказ в связи с этим платить кредиторам по своим долговым обязательствам.

Приведенные версии не противоречат друг другу, тем более что банком называлась скамья, установленная в людном месте, на которой ростовщики и менялы осуществляли свои сделки. В случае разорения владельца скамьи (банка) она просто разламывалась самим владельцем.

На сегодняшний день термин «банкротство» в мировой практике приобрел более широкий характер и включает несостоятельность не только лиц, осуществляющих денежные операции, но и любых других лиц, осуществляющих предпринимательскую деятельность, несостоятельность физических лиц, органов местного самоуправления и даже отдельного государства (дефолт).

Говоря о нормативном регулировании ситуации, при которой у должника отсутствует возможность расплатиться по своим долгам, можно обратиться к Ветхому завету, где повествуется о том, что через семь лет необходимо простить невозвращенный долг ближнему своему или брату своему. Однако только в религиозных источниках мы наблюдаем столь лояльный подход к должникам. Например, по азиатской традиции предусматривался лишь один вид наказания для несостоятельного должника - смертная казнь.

В Древней Греции и Древнем Риме должник отвечал по своим обязательствам всем своим имуществом, своей личной свободой, а в силу законодательного закрепления власти отца над всеми членами семейства, включая его жену, незамужних дочерей, сыновей и их жен, их детей, и свободой членов своей семьи. Поэтому вплоть до принятия закона lex Poetelia в 326 г. н.э., в случае отсутствия оплаты по долговому обязательству свыше 90 дней после наступления срока платежа, должник мог лишиться своего имущества или даже свободы, попав в долговое рабство лично или со своей семьей. В римских Законах XII таблиц содержались нормы о праве кредитора убить (разрубить мечом) безнадежного должника. Однако именно в Римском праве мы видим, возможно, первое из сохранившихся до наших дней, пока еще размытое, отграничение уголовной ответственности за банкротство от ответственности гражданско-правового характера.

Несостоятельный должник лишался своего имущества в пользу его кредиторов, и в ряде случаев это было единственной принудительной мерой, которая к нему применялась. При этом должник хотя и помещался под стражу вплоть до окончательного разрешения вопросов с его кредиторами, тем не менее законодательно были закреплены правило гражданско-правовой ответственности за добросовестное банкротство, а также принцип равномерного распределения между кредиторами имущества неплатежеспособного должника. Вместе с тем мы наблюдаем законодательное закрепление процедуры реализации имущества должника с торгов (аукциона) [25;C.14].

По ходатайству кредитора претор мог предоставить ему право вступить во владение имуществом должника (missio in possessionem), а при отсутствии надлежащих платежей со стороны должника в течение 30 дней имущество, находившееся во владении кредиторов, переходило к ним или реализовывалось в счет долга. Однако если продажа имущества не покрыла долговых обязательств, то должник оставался обязанным перед кредиторами вплоть до полного погашения долгов. То есть процедура банкротства могла быть прекращена только в случае полного удовлетворения требований кредиторов. Вместе с тем должнику, просрочившему срок возвращения долга, позволялось иметь в собственности предметы первой необходимости, в том числе продукты питания.

Здесь же наблюдается одно из первых упоминаний о разграничении должников на тех, которые не желают платить по своим долговым обязательствам, и тех, которые неспособны выплатить долг по независящим от них обстоятельствам. Соответственно, и санкции, применяемые к разным видам должников, уже не могут оставаться одинаковыми - появляется их градация в зависимости от наличия вины в финансовой несостоятельности самого должника.

После распада Римской империи итальянское право поначалу не пошло по пути разграничения банкротов на "нежелающих" и "неспособных" платить по своим долгам. В течение некоторого времени данное разделение должников просто утратило свое значение. Но именно итальянскому праву мы обязаны существенным развитием института банкротства в Средневековье, отходом от личной ответственности при любом из видов банкротства и переходом к имущественным формам взыскания в случаях добросовестного банкротства.

Катализатором для развития законодательства о банкротстве выступили стремительно развивающиеся экономические отношения: «Уже к концу первой половины Средних веков Италия, особенно северная, покрывается сетью самостоятельных торговых республик, захвативших в свои руки торговлю Европы с доступным тогда Востоком».

В свою очередь, развитие данной сферы законодательного регулирования приводит к новым формам опровержения сделок должника. Наблюдается появление законодательных норм, предусматривающих возможность ареста имущества, которое было отчуждено должником непосредственно перед инициацией процедуры банкротства, например, в Генуе - за 15 дней до банкротства, а в других городах - до 3 - 4 месяцев, предшествовавших банкротству. Такое развитие законодательного регулирования имело прямое отношение к закреплению уголовно-правовых мер воздействия за преднамеренное банкротство.

Примерно в это же время на территории Древней Руси проходят этап своего становления и законодательного закрепления общественные отношения, связанные с банкротством должника. Традиционно, и не только на Руси, несостоятельного должника приравнивали к вору или мошеннику, метили его ошейником или иными знаками как преступника, вне зависимости от степени вины самого должника в своей несостоятельности. Между тем торговые люди,взявшие кредит на торговлю или товар "под реализацию", зачастую становились жертвами разбойников, чиновничьего произвола, наводнений, пожаров и т.п.

Уже в Русской Правде мы видим, что несостоятельный должник отвечал по своим обязательствам не только своим имуществом, но и своей свободой, а также свободой своей семьи. Например, в ст. ст. 68 и 69 Карамзинского списка Русской Правды устанавливались принцип личной ответственности несостоятельного должника (долговое холопство), а также возможность реструктуризации задолженности в случае невиновного банкротства [10].

Обращаясь к положениям, закрепленным в ст. 68 Карамзинского списка Русской Правды, следует отметить указание на существование двух различных видов банкротства, несчастной несостоятельности, т.е. банкротства, наступившего независимо от воли самого банкрота, и несостоятельности, наступившей в результате злонамеренных действий самого должника. Схожие положения можно встретить и в ст. ст. 54, 55 Троицкого списка Русской Правды.

В статье 69 Русской Правды устанавливалась очередность удовлетворения требований кредиторов, когда из денег, вырученных с продажи должника в холопство, сначала удовлетворялись требования чужеземных кредиторов, а затем местных. Но применение данной нормы имело специфическую природу. По мнению А.Х. Гольмстена, она не применялась в случае, когда несостоятельность должника была «несчастная», что указывает на данную норму именно как на санкцию уголовно-правового характера за виновное (злонамеренное) банкротство, которая подразумевает определенные ограничения свободы должника - продажа в холопство за долги. «Несчастное» же банкротство или наличие одного лишь кредитора позволяли рассчитывать обанкротившемуся должнику на рассрочку по уплате долга[15].

В статье 51 Троицкого списка Русской Правды и ст. 20 Толстовского списка Сокращенной Русской Правды^[1] наблюдается законодательная регламентация процедуры и очередности удовлетворения требований кредиторов. Предусматривается распродажа имущества должника, а возможно, и самого должника. Первичным правом требования обладает князь, далее удовлетворяются требования иногороднего купца, а оставшееся имущество распределяется между местными кредиторами.

Конечно, в приведенной норме отсутствует детальная регламентация очередности удовлетворения требований среди нескольких местных или нескольких иногородних (чужеземных) кредиторов, существуют противоречия в толковании фразы "вести на торгъ и продати", которая, по мнению М.А. Дьяконова, обозначала действительную продажу разорившегося купца в холопство, а, например, по мнению Б.Д. Грекова, - продажу его имущества^[2], но регламентация все-таки есть и зависит она пока еще не от существа требований, а от субъекта правоотношений, его положения в обществе. Здесь можно обратить внимание на первенство удовлетворения требований иногородних (чужеземных) кредиторов по сравнению с местными кредиторами как на основание для разграничения долговых обязательств по сущности самого требования, возникшего из международного договора, а не внутреннего права.

Вместе с тем сохраняются и достаточно репрессивные нормы об ответственности за финансовую несостоятельность, например, в виде продажи несостоятельного должника в холопство. Так, в проекте договора Новгорода с Любеком (1269 г.) о продаже в холопство несостоятельного должника говорится: «А поручится жена за своего мужа, и итти ей в холопство за долг вместе со своим мужем».

Судебники 1497 и 1550 гг. были непосредственно связаны с окончательным освобождением Руси от влияния Орды и становлением нового централизованного государства, поэтому направлены были в основном на упорядочение судебного аппарата, определение подсудности, основанной на подчинении нижестоящего суда центральной власти, а также на усиление контроля над кормчими судами со стороны центральных судебных органов.

В сравнении с ранее действовавшим законодательством Судебники не привнесли чего-то нового в нормы об ответственности за неспособность должника расплатиться по своим долгам. Так, в ст. 55 (о займах) и ст. 66 (о холопах) Судебника 1497 г. практически дословно повторены положения Русской Правды. Хотя можно обнаружить и некоторые отличия, например в Судебнике 1497 г. не содержится норм о кабальном холопстве, в то время как в ст. 78 Судебника 1550 г. прямо говорится о кабальном холопстве. Однако данное различие не отражало фактического состояния русского общества, так как само по себе кабальное холопство (закупничество, долговое холопство) существовало и до, и после Судебников 1497 и 1550 гг. Вместе с тем можно отметить более четкое разграничение в Судебниках 1497 и 1550 гг. способов наступления неплатежеспособности - бесхитростный и умышленный: «пропиет или иным какым безумием погубит товар». В зависимости от причин наступления неплатежеспособности дифференцируются и санкции. В первом случае при наличии доказательств и после обыска такого лица ему выдавалась грамота на оплату утраченного товара или денег без процентов, а во втором -кабальное (долговое) холопство: "того исцю в гибели выдати головою на продажу".

Следующим этапом в становлении российского законодательства об ответственности за недобросовестное банкротство стало Соборное уложение 1649 г., в ряде статей которого содержится упоминание о займах и долговых обязательствах. Конечно, с развитием экономических отношений расширилась и законодательная регламентация займа, заклада, появилась отдельная норма об оговоре относительно якобы состоявшегося займа.

В части регламентации наказания за финансовую несостоятельность, которая причинила имущественный вред другим лицам, можно отметить ст. 206 Уложения, где практически без изменений приводятся положения Судебника 1497 г. о том, что несостоятельность должника, наступившая по его вине, влечет наказание в виде передачи такого должника в кабальное холопство. Здесь также отсутствует четкая регламентация сроков кабального холопства: «до искупу же», т.е. «стоимость» кабального холопства определялась самим кредитором, что позволяло удерживать должника значительное время, а то и пожизненно. Однако в Уложении появляются и элементы защиты от неправомерного закабаления, например указание на обязательность прямых доказательств относительно вины должника в его неспособности вернуть долг: «а сыщется про то допряма».

Несколько расширились положения о несостоятельности должника, наступившей в результате непредвиденных обстоятельств (ст. 203 Уложения). Сумма все также уплачивается без процентов (без росту), но законодательно устанавливается рассрочка по платежам сроком от одного до трех лет: "а больши трех лет в таких долгех сроку не давать". Также предусматриваются ограничения в отношении свободы передвижения добросовестного должника, который до момента уплаты по долгам без уведомления не может покидать своего места жительства. При этом за должника перед судом должны поручиться лица, заслуживающие доверия[6].

Таким образом, за некоторыми изменениями в развитии языка, мы уже на тот момент наблюдаем развитие вариантов личного поручительства, которое возникает не в силу договора, а по решению суда или должностного лица, и которое впоследствии трансформировалось в меру процессуального принуждения и даже уголовного наказания. Напомним, что на сегодняшний день личное поручительство в российском праве выступает в качестве уголовно-процессуальной меры пресечения, избираемой в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления лица, а, к примеру, условное осуждение и принудительные меры воспитательного воздействия являются мерами уголовно-правового характера.

Подводя итог, вышеизложенному, отметим, что общее состояние правового регулирования отношений несостоятельности в России до XIX в. можно охарактеризовать как слаборазвитое. Прослеживается однозначная тенденция: меры личной ответственности с развитием экономики, права и торгового оборота уступают место системе уголовно-правовых мер. Гражданско-правовая ответственность практически не предусматривалась.

Сейчас, когда исследователи дают нелицеприятную оценку Законам 1992 г, следует помнить о том, что Закон принимался с огромным временным разрывом с прежним законодательством о банкротстве, что он почти не имел предшественников в гражданском праве, что до принятия Конституции РФ оставался еще год, а до принятия нового Гражданского кодекса РФ - два года.

В результате всех изменений, возродившееся в России законодательство о несостоятельности (банкротстве) в целом стало мобильным, оперативноразвивающимся. Оно восприняло традиции англосаксонской правовой системы, где банкротство понимается как синоним несостоятельности, отказалась от дореволюционного опыта, но включило это производство в компетенцию арбитражных (т.е. специализированных- «хозяйственных»-гражданских) судов, сохранив, по мнению В.В. Долинской явно карательный характер[16].