Улучшить питание кости и восстановить красный костный мозг

Начиная с 15 лет зарастают капилляры в кости, и кость не может хорошо кровоснабжаться. С этого момента у человека начинается остеопороз. Потому что если крови нет, то и минеральные вещества уходят из кости. Но самое страшное то, что в плоских костях грудины, ребер, черепа, в эпифизах больших костей усыхает и перестает работать красный костный мозг. Заметьте: ведь именно красный костный мозг вырабатывает стволовые клетки. И если обозначить 14–15 лет как апофеоз жизни, – в этом возрасте самый большой тимус, очень хороший красный костный мозг, то уже через пять лет, когда началась тенденция к усыханию и отключению капилляров, он уменьшается примерно на 10%. Всего за пять лет! За следующие десять лет, т.е. до 30 лет, красный костный мозг во всех структурах, где он залегает, уменьшится вполовину. К сорока годам от него останется максимум 30%. А к 60 годам он сохраняется только в грудине, ну и в ребрах немножко. В эпифизах трубчатых костей его уже нет, да и в плоских костях черепа он абсолютно отсутствует. И в этом-то – самая страшная беда.

Наши последние, самые главные достижения были в том, что мы запустили нейрогенез. И начали с самого сложного – с нейронов головного мозга. Мы попытались расшатать швы между костями, постарались полностью убрать воспалительные процессы вблизи головного мозга – в носу, в деснах, в ушах, в горле, в лимфоузлах головы и шеи. Мы убрали здесь воспаление с помощью нашего препарата ЦС-50 и очень сильно вдохновились. Потому что получилось, что уже умершие нейроны (уж не знаю – пустоты там были какие-то или чем-то заполнено) были замещены новыми нейронами. Это мы начали делать примерно с октября 2017 года. Прошло два года, и у меня лично в тех местах, где были ужасные, не совместимые с жизнью травмы… Я рассказывала, что меня ударил громадный ненормальный человек, – так в месте травмы вообще почти всё выгорело. Ну, все-таки, наверное, не успело. Травма была 6 сентября 2017 года, а мы начали работать в этом же сентябре. Очень активно работали, и сейчас у меня все время идет нейрогенез; полные 100% нервных клеток в коре головного мозга, в подкорковых структурах – таких, как таламус, гипоталамус и гиппокамп, а кроме того, полный комплект глиальных клеток, которые защищают, питают и обеспечивают работой нейроны.

Я даже не могла мечтать о том, чтобы у меня начали создаваться полноценные нейроны. Сначала мы постарались убрать яды; я хотела, чтобы восстановился красный костный мозг в плоских костях черепа. Мы делали правку – очень необременительную, очень приятную. И получилось, что косточки стали стык в стык друг с другом, и между ними по всей голове, по всем плоским костям черепа пошли диплоидные вены. А мы знаем, что очень важно убрать венозную кровь из головы: частью – по диплоидным венам, частью – по венозным синусам. И я придумала, как укреплять твердую оболочку мозга, чтобы она по синусам выталкивала из головы венозную кровь. Это было не сразу, хотя с глюкозамином мы работаем с 2012 года. Кроме того, обнаружилось, что правку надо делать каждый день. Особенно в ту пору, какую мы сейчас проживаем. Потому что после восьмого по интенсивности взрыва на Солнце 10 сентября 2017 года вспышек уже не было ни-ка-ких. Такое ощущение, что состояние планетарного круга вынудило Солнце дать такой большой выброс, что у него просто не осталось вещества горения, прекратился сам синтез вещества в его нутре. И пока оно снова накопится… На это ушло, как можете видеть сами, уже больше двух лет, а воз и ныне там. Это время изобиловало резонансами.

Тем не менее, несмотря на это, мы сумели возродить к жизни и плоские кости черепа, и кости лопаток, и кости грудины, и кости ребер. А Саша открыл нам великую возможность возродить к жизни красный костный мозг подвздошных костей. Помните, он разорвал себе мышцу бедра? Эта мышца восстановилась благодаря стволовым клеткам из костного мозга подвздошных костей. Но главное наше внимание было обращено на кости. Если костям не помогать, человек обречен на дряхление. В конечном счете он будет вынужден обратиться к врачам, которые станут лечить его так, как они умеют, как им выгодно.

Я расскажу грустную историю о том, как Стив Шенкман, в то время достаточно сохранный человек, поздравил с 80-летием Николая Амосова. В своей телеграмме он написал: «80 лет – не возраст!». Амосов начал борьбу со старостью. Он включил в день три тысячи движений, но делал их мимоходом, под «последние известия». И ничего у него не получилось. Вот и пришлось по всей Украине собирать ему деньги на операцию в Германии. Там в клинике у него начался послеоперационный сепсис, возник цистит. Цистит мы все давно умеем лечить. Но академик не умел. От боли он оборвал провода, ведущие к «умным приборам», и попытался выброситься в окно. Спасли его буквально в последний момент. Он вернулся домой, успел сообщить, что проиграл битву со старостью, и вскоре умер. А Стив Шенкман, который вообще-то собирался жить вечно, умер от злокачественной опухоли в 66 лет. Я была у него перед самым уходом, выглядел он ужасно: скелет, обтянутый кожей. Я предприняла неимоверные усилия, чтобы ему стало лучше. Он позвонил в редакцию своего журнала «Будь здоров!» и сказал: «У меня прошла боль. Я даже встал после того, как Васильева что-то там мне поправила». Тем не менее, на следующий день он начал курс наркотиков. «Чтобы отдохнуть от боли», – как он заявил. Хотя я ему показала, что делать, чтобы боли не было! Но он решил иначе, он вообще никогда никого не слушал. И на 11-й день после того, как он начал этот курс, его не стало.