Исследователи о вопросе поэтических прозвищ

В любом художественном произведении велика роль имен персонажей. Выбор имени персонажа сам по себе выступает как прием. Сергей Довлатов, как нам представляется, вполне справедливо считал, что «персонажи неизменно выше своего творца. Хотя бы уже потому, что не он ими распоряжается. Наоборот, они им командуют» [Довлатов 1992: 55].

Г.Г. Амелин и В.Я. Мордерер так интерпретируют ситуацию с именем в ткани художественного мышления автора: «Имя - это не то, что дано, неразложимо и конвенционально просто. Имя как знак может быть заменено другими знаками, и оно исчезает в своем употреблении. В литературе имя превращается в сложно организованную и непрозрачную символическую структуру. Оно кристаллизует в себе единство понимания того, что оно называет. Слово не пропускает света. Оно еще должно свершиться, стать, произойти как событие в мире. Оно заново рождается и устанавливается этим безымянным вздохом. Имя рождается, а не присваивается. Произведение имени и произведение именем самого творца - вот негласное правило литературы» [Амелин, Мордерер 1999: 78].

Примечательно высказывание писателя Е.И. Замятина по этому поводу: «Кстати сказать, это правило: фамилии, имена прирастают к действующим лицам так же крепко, как к живым людям. И это понятно: если имя почувствовано, выбрано верно - в нем непременно есть звуковая характеристика действующего лица» [Замятин 2002: 978].

Об имени персонажа также размышляет поэт Е. Долматовский: «Придумать фамилию для героя стихотворения или поэмы - дело очень трудное. Ведь ты создаешь в этом случае не только образ, но как бы и портрет некоего человека, а портрет порой даже ответственней, чем образ, читатель предъявит к нему очень конкретные требования. В выборе имени и фамилии опасна нарицательность, опасна и красивость. А иному персонажу противопоказана обыденность фамилии» [Долматовский 1982: 248].

В сознании читателей все черты литературного героя (внешний вид, черты характера, поступки, мысли, речь) связаны с одним словом - его именем. Еще легче представить себе персонаж, если поэтический оним, агноним уже содержит в себе определенную информацию о характере или внешности персонажа, например: Лорд «медововолосый и сероглазый, красивый, как эльфийский король», «он был до того белокожий, что как будто светился. Брови и ресницы темнее волос, глаза то ли серые, то ли синие…», Ведьма - высокая, черноволосая «с колдовскими глазами, в которых радужка сливалась чернотой со зрачком…»

Прозвища - периферия ономастического поля, своеобразный второй план. В свою очередь поэтонимы по отношению к традиционным объектам изучения ономастики (антропонимам, топонимам, зоонимам и т.д.) также являются вторым планом. Еще В.В. Виноградов отмечал: «Вопрос о подборе прозвищ в художественной литературе, о структурных их своеобразиях в разных жанрах и стилях, об их образных характеристических функциях очень большая и сложная тема стилистики художественной литературы» [Виноградов 1963: 124].

Прозвища являются наименее изученными в ряду других антропонимов. Об это свидетельствует, в частности, тот факт, что пока ученые не говорят о них даже как о специальной антропонимической категории. В поэтической же ономастике прозвища и вовсе практически не изучены.

Мы предлагаем для обозначения прозвищ ввести специальный термин - агномен (от латинского agnomen «прозвание»). Как уже упоминалось выше, агномены в отечественной ономастике рассматриваются крайне редко. По нашему мнению, это объясняется главным образом нехваткой материала для исследования, так как авторы для создания художественного образа чаще пользуются поэтическими антропонимами, лишь изредка прибегая к помощи агноменов. Книга Мариам Петросян «Дом, в котором…» привлекла нас тем, что впервые дала возможность изучения агноменов так обширно: в тексте романа встречается около ста пятидесяти агноменов.

Многие исследователи отмечают, что система прозвищ в русском языке сложилось в результате переработки и перегруппировки личного имени, фамилии и отчества, то есть на основе реальной мотивации. В исследуемом нами произведении нет ни имен, ни временных или географических координат; это помогает автору создать особую, несколько мистическую атмосферу произведения. Автор дает нам лишь одно имя героя - Эрик Циммерман, при этом его кличка (агномен Курильщик) не имеет никакой прямой связи с именем или фамилией.

Сама М. Петросян признает, что необходимости в именах нет: «Имена в этой книге не нужны. Они дали бы привязку к определенной нации и месту действия. Эрик остался от старого варианта, когда герой попадал в Дом из наружности. Имя достаточно нейтральное, я упомянула его в третьей книге, просто потому, что оно у него было. А насчет Рекса и Макса вовсе не уверена, что это их настоящие имена. Рекс, например, подозрительно напоминает собачью кличку…» [http://rinarit.diary.ru/]

В произведении Мариам Петросян агномены полностью заменяют поэтические антропонимы, переходя из разряда периферийных единиц в основные, становятся ядром ономастического пространства произведения.

Прозвища в литературных произведениях чаще всего выступают как вспомогательные средства, раскрывающие характер героя, его социальный статус, отношение к нему окружающих, но именно они несут огромную смысловую нагрузку в отличии от имени, которое может быть абсолютно нейтральным.

Прозвища опираются на прямые значения апеллятивов, они выступают как слова «со вторым художественным планом», как носители ассоциативного фона, вызывающего в сознании читателей определенные образы и представления. В русском языке в основном используются греческие и латинские имена; коммуниканты не знают их значений, при выборе имени руководствуются только благозвучием, личными пристрастиями, семейными традициями, в редких случаях святцами, либо ассоциациями, связанными с именами. Напротив, прозвище несет в себе определенную информацию, в отличие от имени, обладает определенной семантикой.

Рассмотрим, возможно ли соотносить агномены, обладающие экспрессивно-оценочной семантикой с поэтическими антропонимами - официальными именами, которые могут представлять своебразный «нулевой знак», не обладать каким-либо значением и не поддаваться дешифровке, в отличие от агноменов.

Имя и фамилия подчас ничего не говорят о литературном герое, тогда как прозвище всегда обладает смыслом. Нет плохих и хороших имен, имя нейтрально, прозвище, почти всегда несет в себе оценочный компонент (о бледном человеке можно сказать Бледный и можно назвать его Поганкой (ср.: бледный как поганка), блондин в книге Мариам Петросян получает кличку Белобрысый, в то время как альбиносу дается кличка Седой, что подчеркивает его мудрость и старшинство).

По мнению Ю.А. Карпенко, которое мы разделяем, «прозвища ярко эмоциональны и экспрессивны, ибо обладают эмоционально-оценочной функцией. Они наглядно демонстрируют процесс перехода познанных и отобранных фактов объективной реальности в эмоционально-оценочные художественные образы. Например, прозвище Букашка, данное человеку маленького роста, худенькому и мелкому по телосложению, не описывает внешность человека во всех признаках, а определяет ее через другое существо - в данном случае букашку. Из лексического значения слова букашка берется признак - малые размеры, и на основе выдвижения этого признака слово преобразовывается в прозвище, приобретает обобщенность. Но в то же время прозвище не превращается в абстрактное понятие, оно сохраняет предметность и зримость образа, поскольку качество человека обозначено через конкретный и знакомый коллективу, воспринимающих предмет. Так в прозвищах постоянно осуществляется движение от конкретного к абстрактному и через него вновь к чувственно-конкретному, предметно зримому» [Карпенко 1986: 35].

На еще одно отличие прозвищ от официальных имен обратил внимание В.К. Чичагов, который дает следующее определение прозвищам: это «слова, даваемые людям в разные периоды их жизни по тому или иному свойству или качествам этих людей и под которыми они известны обычно в определенном часто довольно замкнутом кругу общества» [Чичагов 1959: 17].

Прозвища даются человеку в разные периоды их жизни. Подобное происходит и с агноменами в романе «Дом, в котором…», где герои сменяют по несколько прозвищ за период обучения (Кузнечик /Тутмосик /Сфинкс, Плакса /Лэри, Зануда/ Конь, Белобрысый / Спортсмен / Черный, Пышка/ Соломон, Смерть / Рыжий, Родинка / Леопарда).

Следует также отметить, что официальное имя может быть только одно, тогда как несколько прозвищ могут функционировать одновременно, что мы и видим в исследуемом нами произведении (Черный Ральф /Р Первый, Стервятник/ Хромоногий/ Птица /Большая Птица /Желтоглаз, Слепой / Бледный).

Вместе с этим «метки» идентифицируют лицо в определенном коллективе, иногда очень узком, за пределами которого они перестают действовать. Именно в коллективе «прозвищное самосознание» реализуется личностью наиболее ярко и активно; за пределами сообщества прозвище обычно уходит в пассив. Данное свойство прозвищ наиболее полно реализуется в романе, где речь и идет об узком круге лиц, своем особом мире. Поскольку для героев Мариам Петросян будто и не существует ничего за пределами Дома, агномены становятся важнее официальных имен.